Гравировка "Чон Хосок"

Он смотрел на это со стороны. Не двигался, не кричал, просто стоял и смотрел. Ужаса не было, боли тоже. Был человек под рушащимся зданием и Юнги. Мозг медленно просеивал информацию, поступающую с сетчатки глаза на нервы, но не посылал импульсы телу. Потому что поздно. Мин видел, как трещина прорезает стену в трёх метрах от земли. Видел, как громадный кусок бетона откалывается от здания. Видел, как висит он какое-то время на стальных стержнях, и как отрывается от них из-за своей же тяжести. Мин знал, что человек просто не сможет отбежать на минимально безопасное расстояние от трагедии. Он знал и не двигался. Юнги видел, как человек смотрел ему в глаза и улыбался. Видел, как медленно тело плющит к треснувшему асфальту. Видел, как обломок крошится об него, как не видно уже того, кто стоял под рухнувшей стеной. Он дышал через нос. Медленно. Как будто это всё не с ним происходит. Будто ему нажали на кнопку «стоп», позволив только наблюдать. И он наблюдал. Наблюдал за оседающей пылью и слушал крики рядом стоявших с ним людей. Он кожей чувствовал порывы воздуха, но не воспринимал это. Он смотрел, как из-под тонны обломков струйкой тёмно-красного цвета течёт кровь. В носу металл и пыль. А на фоне — рекламный щит со словом «конец». — В тему, — говорит внутри саркастичный мудак и замолкает, уступает место безумию. А оно уже придумало картинки для будущего кошмара Юнги. «Конец и правда в тему» — проносится в голове мысль, тут же стирается, исчезает. Будто из-под воды он слышит свой голос. Голос, полный безысходности и горя. Холодные губы повторяют одно и то же, но уже слишком поздно для слова «нет». Красные глаза смотрят на кучу битого камня и стекла, а лицо сырое, как и горло, и пальцы, и ладони. Снова просыпаясь в холодном поту, с больным горлом и тяжёлой головой, Юнги понимает — кричал. Истерил и не мог открыть глаза, не мог вынырнуть из очередного ужаса. А когда сон отпускает, Мин вскакивает, шарит взглядом по комнате, останавливается на противоположной стене. Там портрет. От потолка до пола. Изображение парня. Смотрит красивыми и родными глазами, улыбается. Тревожит воспалённые нервы, молотком бьёт по мозгу.

***

Юнги смотрит в ответ, не моргает, на автомате процеживая кислород. Медленно встаёт, хватая слабыми пальцами нож с тумбочки рядом. Подходит к стенке. Зачем он вообще повесил это здесь? Зачем он вообще заказал это? Воспоминания захлестнули его. Огромное количество мгновений и моментов, проведённых вместе. За что ему это испытание? Он не выдерживает. Он почти сошёл с ума. В груди болит уже очень давно, сдавливает, сжимает, перекрывает доступ воздуху, замедляет сердце. Глаза упёрлись в изображение. Взгляд пустой, неосмысленный, остановившийся на одной точке, замерший. Губы. На полотне они розовые, приоткрытые, изогнутые немного в улыбке. Красиво. Он видел их недавно, видел их серость и сухость. Холодные. И совсем некрасивые. О, как он хотел бы вновь прикоснуться рукой к их бархату, почувствовать своими губами их тепло. Юнги медленно приблизил своё лицо к полотну, выдыхая горячий воздух, остановился и холодными пальцами дотронулся до ткани, до того места, где красками были прорисованы губы, провёл вдоль аккуратно, надавил. Мутная слеза прочертила влажную дорожку вниз до подбородка и там остановилась. Юнги поднял руку с ножом, ещё мгновение смотрел в нарисованные глаза, и резким движением вспорол ткань. Он, дрожа и захлёбываясь слезами, смотрел на то, что сделал. Рваный порез через всё изображение лица изуродовал портрет. Деревянная рукоятка неприятно натирает кожу ладони. Юнги и не заметил, как сильно сжал кулак. На лезвии тонкими буквами выгравировано ЧонХосок.