Мы готовим еду для того, чтобы сделать счастливыми тех, кто ест приготовленное нами.
С кухни тянет приятным теплом, запах корицы, ванили и жженого сахара, — это всегда значило, что на кухне орудует скалкой и духовкой Оливер, готовя, несомненно, что-то вкусное. Звучит легкая приятная музыка, за окном ласково светит солнце, а недавно пришедшие гости уже с удовольствием и нетерпением ждут фирменных кексов Англии — то, что он делает лучше всех. — Пару минут, и все будет готово! — известил Кёркленд.***
На улице уже третий день льет как из ведра, погода такая, что хороший хозяин собаку на улицу не выгонит. Солнце не показывает своего лика, но это можно было ожидать, дождливый Лондон часто преподносит свои подарки, которые Артур давно привык получать. Сидя в кресле у камина с чашкой чая, он посмотрел на часы. Половина шестого. Пора закругляться. Однако, чашка не была и наполовину выпита, и Артур решил не торопиться. Он задумался о чем-то, что полностью поглотило его внимание, и он не замечал ничего вокруг. Сверкнула молния, и сзади показалась фигура. Один взмах, и..!***
В подвале было жутко холодно, босые ноги касались металлического стола. Артур не мог закричать ровно так же, как и пошевелиться. Руки привязаны с особой точностью и педантичностью, присущей только его копии. Запястья жутко сдавливало, руки саднили от недостатка крови. Тело будто онемело, и лишь через какое-то время он смог тихо хрипеть от сильной головной боли, что ни могло быть незамеченно присутствующему. — Уже очнулся? — милый голос звучал сейчас как никогда мерзко, намного противнее, чем лязганье ножа об специальную точилку, а звук это не самый приятный. Ответом юноше были попытки дергаться и закричать, более активные, чем ранее. — Ну-ну, даже не думай! — пролепетал Оливер, поднимаясь с кресла и проверяя лезвие на остроту. Проведя его по щеке Артура, он убедился в своем мастерстве точки ножей. Достаточно острое, чтобы расчленить, и достаточно тупое, чтобы сделать это как можно болезненнее. Видя неподдельный страх в глазах после жеста, Оливер с удовольствием сел ему на ноги, чтобы тот не пытался поднять их. Одно легкое движение, и со рта был снят скотч. — Ты больной! Больной! — завопил мужчина, на что Оливер сделал такое лицо, будто ребенок, ожидавший услышать похвалу, но так и не дождавшийся. Это вызвало внезапную вспышку гнева, и тот принялся без разбора лупить Артура, сломав ему нос и разбив губы. Удар, еще и еще, он бил так остервенело, что на мгновение забылся, но его соперник, лежавший на столе, упорно вопил и просил остановиться. — Тихо, не надо так кричать, я не режу тебя! Пока что, — розововласый слез со стола и взял в руки молоток. Посмотрев на него, он задумался, куда же нанести первый удар так, чтобы его копия потерял дар речи. Думать пришлось недолго, ибо в этом деле он самый настоящий мастер. Замахнувшись, первый удар пришелся по руке, сразу же сломав запястье. Артур завопил, но очень быстро затих, беспомощно захрипев от боли. — Так-то лучше, — пролепетал садист, и в несколько движений, выдерживая между ними короткую паузу, перемолол кости Англии в кашу, после чего, без зазрения совести, отрезал кисть руки, кинув в ведро с надписью «копыта». Вторую кисть уже обрезал без перемалывания, пусть это было и не так уж просто. К тому времени Англия пытался кричать, но получалось лишь жалобное скуление, он показывал, как только мог, свою боль. Кровь, хлестнувшая в лицо неприятными каплями, заставили на секунду остановиться и вытереть глаза, а затем руки обтереть об уже давно запачканный фиолетовый жилет. Когда скулеж надоел, молоток прошелся по зубам, а нож — по языку, который полетел в отдельное ведерко. — Тебе больно? — спросил он, будто не знал ответа, с каким-то садистским наслаждением смотря на то, как Артур захлебывается собственной кровью. — Потерпи немного. В следующую секунду нож вошел в живот, разрывая ткань, а вместе с ним и мягкую плоть. Через несколько минут Артур совсем затих, даже не дышал, чем и вызвал разочарованный вздох юноши. — Уже..? — однако, Оливер скорбел недолго. Он снова улыбнулся и аккуратно вынул длинные кишки, приложив их к лицу, и сладостно вдохнул запах крови, после чего неожиданно резко вцепился зубами, оторвав смачный кусок, жуя его так, будто это было самое вкусное блюдо в его жизни. Когда он достаточно насладился этой вкуснотищей, вытянул их полностью и любовно уложил на глубокую тарелку без надписи. В оставшийся час он отрубил топором ноги, поделив их на три части — бедро, голень и стопу, руки, которые так же были расчленены на плечо и локтевую часть. От тела отделил голову, шею оставив для супа, которым тоже с удовольствием угостит кого-нибудь, или, на край, добавит в пирог. Выдрал голыми руками (иногда помогая себе ножом) легкие, печень, селезенку и, главное, сердце, которое уложил к кишкам. Когда Артур был расфасован по пакетам, Оливер облизнул нож и пролепетал: — Какой богатый внутренний мир! На то, чтобы устранить следы преступления, ушел час. Ни следа крови и насилия.***
Яйца, мука, ванилин, шоколад и мелко порезанное человеческое сердце — то, что нужно для его кексов. Немного дрожжей, карамель сойдет для украшения. Выпекать 30 минут. С сердцем — вполовину больше. Оливер сидел на корточках и смотрел на часы. — Три, два, один… Готово! — и, поспешив достать свое блюдо, он взял перчатку и аккуратно выудил продвинь. Через 10 минут кексы стояли на красивых голубых блюдцах перед американцем и французом, легкий дымок от чашек «Эрл Грея» делал это все воистину эстетическим. С особым упоением Америка поглощал кексы, чавкая и все спрашивая «жующим» голосом. — В чем твой секрет, Оливер?! — и смотрел на мужчину с надеждой в раскрытии секрета. — И правда, очень вкусно! — подтвердил Франциск, отпивая из чашки. И Оливер всегда отвечал одно и то же. — Любовь, которая идет от сердца, — и улыбнулся, грея холодные руки об чашку.