* * *
Тогда была такая же яркая осень. И Йоно Косака, не вовремя придя домой, первым делом увидела по-осеннему рыжие пряди волос, разметавшиеся по полу в гостиной. – Хоть до спальни не дошли, – только и смогла сказать Йоно. Та женщина исчезла, юркнула куда-то, как лисица. Вернулась в свою Америку. Дайске клялся, что подобное больше не повторится. Что его свела с ума экзотика, что обмен опытом с коллегой оказался слишком… всесторонним, на всю жизнь хватит… – Забудем, – вздохнула Йоно. – Один Бог без греха. А у меня, как плод ошибки молодости – ты о ней знаешь, но не всё – остался в деревне маленький сын, и я по нему страшно скучаю. …Так Кёске оказался в Токио. И другой дом очень быстро забылся – если вообще помнился, мальчику было два года. И мама была всегда рядом, и, конечно, Кёске всю жизнь считал Дайске своим отцом. А если тот и мрачнел при взгляде на мальчика – то лишь до тех пор, пока не пришло письмо из Штатов. А в нём – фотография крохотной девочки с голубыми глазами и рыжим пухом на голове. Дайске сделал всё, чтобы забрать дочь к себе. В данном случае было благом, что её биологическая мать была очень молода и думала только о карьере. А Йоно считала всё справедливым – да и Кёске не будет расти один. Перед тем, как принять в семью Кирино, семья Косака переехала. Где-то – но далеко – остались люди, которым они рассказывали, что из-за слабого здоровья сын прожил первые два года в деревне у родственников. Но эти люди не знали о дочери. Пара верных друзей-сослуживцев помогли Дайске всё скрыть от начальства. Внешность Кёске на подозрения никого не наводила – видимо, Йоно всегда нравились мужчины одного типа. А волосы Кирино долго красили в каштановый. Пока она, начиная карьеру модели, не объявила, что хочет быть рыжей.* * *
Секрет был замурован грубо подогнанными друг к другу плитками, но цемент, их спаявший, уже застыл намертво. Родители вросли в обман, никому не было ни повода, ни охоты докапываться до правды… И только сами дети что-то нащупали. Со своей внезапной и слишком близкой привязанностью, со своими странными играми. Как далеко они зайдут, если им всё не рассказать? Или навсегда откажутся от возможного счастья? – А если мы расскажем, – покачал головой Дайске, – я подведу людей и вылечу с работы. – А если мы расскажем только им? – Тогда мы навсегда упадём в их глазах. Даже если это будет «причёсанная» версия. – Прости, дорогой, но я не думаю, что падать нам придётся с такой уж большой высоты. А потом пусть они едут в Америку. Твоя дочь и мой сын.* * *
– А я давно это подозревала, – заявила Кирино, когда всё выслушала. – Что я, не знаю, какого цвета у меня на самом деле волосы? Но сильно вдаваться я не хотела, так же прикольнее! Кёске только вздохнул. Как, впрочем, и всегда. Но хотя бы все эти мучения были не зря!