Такеру Накашима уходит в отрыв (совсем немного и непременно возвращается)

Такеру всегда приходилось быть самым старшим, самым ответственным в их семье, а затем и в команде. Брат капитана, заместитель, капитан. Опора команды, опора семьи. У него столько дел, которые нужно сделать и столько родственников, которым нужно помочь, что вечно ни на что не хватает времени. Но как же ему хочется хотя бы после проигрыша просто побыть обычным человеком. Собой. Когда он возвращается домой после тренировки (первогодки и второгодки пылают желанием поскорее отыграться, а Такеру чувствует только тоскливую усталость и прилагает все усилия, чтобы не показать этого перед командой, даже перед остальными третьегодками), то видит в залитом теплым светом кафе, по другую сторону стекла, Исаму, старшего брата, недавно приехавшего на пару недель домой, посмотреть на матчи. Тот, похоже, вовсю наслаждается своей вольной студенческой жизнью, приобнимает за талию девушку и смеется. Такеру отводит взгляд и спешит домой. Еще столько нужно сделать и маме бы неплохо помочь с мелким. Мысли об Исаму он пытается игнорировать, как крики чужих болельщиков во время матча. Терушиму он подмечает еще на соревнованиях, сперва восхищается нарочито хулиганским видом, потом стилем игры, а затем вдруг замечает проколотый язык и пропадает с головой. То, что его не влечет к девушкам, Такеру открыл в себе давно, но всегда старался не давать воли своим чувствам и желаниям. Да и не среди школьных знакомых же ему, в конце концов, парня искать. Какой будет позор для семьи, если это вдруг всплывет, пусть даже и в качестве пустословных слухов, а Минору мечтает поступить в Вакунан вслед за ним и Исаму. Так что Такеру выбирает для себя лучшую тактику — погружается в волейбол и всегда следит за собой. — Отлично сыграли! — поздравляет его после матча тот самый парень с проколотым языком, сверкает белозубой улыбкой, — Терушима Юджи, — ладонь у него сухая и горячая. А может, это желания застилают Такеру голову, — я бы с тобой еще как-нибудь встретился, Такеру. Ты мне нравишься. Давай я тебе свой номер напишу, ты мне позвонишь, а там и сходим куда-нибудь, ага? Такеру кивает в такт его словам, не задумываясь, откуда Терушима знает, как его зовут и бесполезно надеясь, что разговор никогда не прекратится. Тогда, может быть, он наберется уверенности спросить сам. Он наверняка все не так понял! Так ведь бывает, когда чего-то страшно хочется. В итоге Терушима все же широко улыбается, выхватывает взглядом в толпе кого-то другого и оставляет Такеру с номером телефона на запястье, прямо как в каком-нибудь глупом ромкоме. Номер он забивает в память телефона едва сев в автобус и старательно игнорирует подначки Таби. — Фанатки, — со смешком оправдывается он дома и еще с неделю ходит с выцветающими цифрами на руке. Ни написать, ни позвонить, впрочем, так и не решается. Потенциальный номер потенциального бойфренда импонирует ему больше разбитых надежд. Зрение у него не настолько плохое, чтобы носить очки постоянно или на матчах, но в магазин за покупками так ходить куда удобнее. Раньше он обычно ходил закупаться с Макото, но у нее с последнего класса средней школы вечно находятся дела по выходным. Возможно, думает Такеру, она просто не хочет с ним таскаться и знает, что он, как ответственный (почти) старший сын и без ее помощи все сделает. Такеру вздыхает и нетерпеливо смотрит на светофор. — Тебе идет, — раздается сзади. Такеру недоуменно оборачивается. Тот самый парень с соревнований (Терушима Юджи, конечно он запомнил как его зовут, вот только никому не признается) стоит за ним на светофоре и жует хот-дог. — Я ведь тогда не шутил. Ты мне правда нравишься, — он кладет голову Такеру на плечо, и тот пытается сохранить самообладание. Да кто вообще так делает посреди многолюдного пешеходного перехода? Светофор наконец показывает нужный цвет и Такеру торопится перейти через дорогу, оставляя Терушиму позади. Плечо обжигает фантомным теплом. — Позвони мне! — машет рукой Терушима, и Такеру, как ни старается, не видит в нем ни капли лжи. В конце концов, он учится в школе на другом конце города, да и Такеру уже решил поступать в университет за пределами Мияги. А может, он вообще этого Терушиму неправильно понял, и ему просто хочется поучиться у волейбольного соперника. После долгой борьбы с собой он шлет Терушиме что-то в духе: «Не думаю, что у нас есть что-то общее, ничего не выйдет, я не такой» и получает совершенно игнорирующий эти слова ответ. Впрочем, оказывается, что Терушиму он понял как раз таки правильно. В разговоры с Терушимой, пересыпанные пошловатыми шутками и намеками, он втягивается совершенно незаметно и в итоге соглашается на свидание (совершенно нелепое целомудренное свидание в Макдональдсе, а затем Терушима приглашает его к себе домой, и они упоительно целуются все оставшееся у Такеру время). С Терушимой хочется позволять себе такое, что раньше бы никогда и ни за что. Еще с Терушимой удивительно легко смеяться. Такеру хочется смеяться, смеяться и смеяться, пока он не станет совсем другим человеком, кем-нибудь, похожим на Терушиму. Ему редко удается выкроить время на встречи, потому что даже в выходные есть куча дел, с которыми нужно помочь семье, но Терушима каким-то чудом это все терпит и вечно пытается набиться в помощники. Такеру каждый раз ему отказывает и каждый раз нервничает, что Терушима возьмет и нагрянет к нему домой просто так, потому что захотелось. Мама попросила его забрать Минору из секции, а от Терушимы идти всего ничего. У Терушимы в квартире всегда тихо и пусто, будто только Терушима там и живет, в отличие от собственного дома Такеру, где всегда кто-нибудь да есть, а уединиться — задача почти невозможная. — У меня есть где-то час, Юджи, — говорит он, с порога обнимая полусонно-теплого, не ожидавшего визита Терушиму. Терушима всегда называет его Такеру (как, впрочем, почти все), но сам Такеру зовет его по имени лишь наедине. В конце концов, со стороны они не выглядят настолько хорошими знакомыми. Хотя Терушиме на это наплевать, он бы звал его по имени в любом случае, просто потому, что ему так хочется. Привычно теплые чуть шершавые губы Терушимы накрывают его, кончик языка требовательно проходится по стыку губ, и Такеру приоткрывает рот, позволяя ему скользнуть внутрь. Дыхание как в первый раз сбивается от прикосновения теплого металла. Такеру зарывается пальцами в волосы Терушимы, жадно отвечая на поцелуй, и думает, может, тоже отрастить, но с длинными волосами столько возни… Тяжело дыша и потираясь о Терушиму, Такеру понимает, что сегодня хочет большего, чем просто поцелуи и обжимания. Мысль наполняет его шальным радостным трепетом. Он неохотно разрывает поцелуй, все равно стараясь быть как можно ближе к Терушиме, чтобы скинуть обувь и позволить затащить себя на кровать. Терушима садится ему на колени, и Такеру даже сквозь джинсы чувствует твердый член Терушимы упирающийся ему в живот. Такеру неловко, хотя у них и раньше вставало друг на друга во время поцелуев. Терушима задирает на нем футболку, но не стягивает до конца, словно забывая на полпути, что так можно, проходится жесткими ладонями по твердым мышцам живота, прижимается все теснее, так, что Такеру чувствует обжигающий жар его тела. Всепоглощающее желание сделать с Терушимой все то, что месяцами вертелось у него в голове, сводит с ума, смешивается с нервозностью и заставляет сердце колотиться еще быстрее. Подрагивающими неловкими пальцами он наконец расстегивает чужие джинсы и кидает испуганный взгляд на Терушиму. Тот смотрит вопросительно, но не сопротивляется. Так далеко они еще не заходили. “Да, хватит с меня откладывания жизни на потом”, с неожиданной агрессией думает Такеру и неловкими движениями стаскивает с приподнявшегося Терушимы джинсы, решительно высвобождает из трусов набухший член. Ему хочется сказать Терушиме что-то соответствующее моменту, что-то выражающее его чувства, но в голове пусто и - одновременно - слишком много всего за раз. Он обхватывает Терушиму за член, размазывая смазку и стараясь не показывать, что для него трогать чужие члены в новинку (хотя Терушима, наверное, и так все про него уже понял). Ощущения непривычные, но не мерзкие. Он пробно двигает рукой, и Терушима с энтузиазмом подается навстречу. Время уходит на то, чтобы экспериментально выяснить как Терушиме нравится больше всего, но оно того стоит. Сбивающееся дыхание Терушимы щекочет ему шею, а на ребрах, наверное, останутся синяки от судорожно вцепившихся пальцев. Он торопливо целует Терушиму, всем собой чувствует каждое, даже самое незначительное движение Терушимы, пока тот наконец не вбивается судорожно ему в кулак и не замирает, тяжело дыша. — ...уже? - растерянно спрашивает Такеру, убирая руку, и тут же чуть не сгорает от стыда за свои неловкие слова. Терушима, впрочем, не обижается, только смеется. — Теперь моя очередь, — и сползает на пол между раздвинутых ног Такеру. Возится, стягивая с него джинсы, пока Такеру сходит с ума от возбуждения. — Знаешь, — чуть неразборчиво говорит Терушима, опаляя его жарким дыханием и прихватывая зубами нежную кожу на внутренней стороне бедер, — мне всегда хотелось попробовать, ну, знаешь, глубокое горло. Такеру кивает, чувствуя, что готов вот-вот кончить от одних только слов. — Не сегодня, конечно, - продолжает Терушима, отвлекаясь на посасывание мошонки - сегодня у меня практики не хватит. Когда-нибудь, — и наконец вбирает член в рот. Такеру понимает, что если бы Терушиме хватало практики, то он, наверное, умер бы от наслаждения. — Так нормально было? — на мгновение отрывается Терушима. — Да, — еле сдерживаясь выдыхает он и кончает, едва штанга в языке снова проходится по головке. Он тянет Терушиму выше, к себе, и жадно целует, чувствуя свой привкус, и это отчего-то тоже не отвратительно, а возбуждает. Они лежат в сонной тишине, терпко пахнущей потом и спермой, выравнивая дыхание, и Такеру снова запускает пальцы Терушиме в волосы, рассеянно перебирая пряди. “Точно отращу”. — Это, наверное, был самый нелепый недосекс в твоей жизни, — со смехом говорит он и чувствует, как Терушима тепло улыбается ему в шею. — Если бы тебе никуда не надо было, ты бы остался? — спрашивает Терушима, жарко прикусывая кожу у него на ключице, проходится языком. Такеру пожимает плечами и не может представить такого, чтобы ему было никуда не нужно. Здорово было бы, наверное, целый день провести у Терушимы, валяться в кровати, резаться в приставку, неторопливо целоваться. Жаль, конечно, что так не получится. Не в этом месяце. Не в этом году. Телефон звонит, точно отзываясь на его невеселые мысли. Дурацкая мелодия сто лет назад установленная на маму. Такеру чертыхается. — Алло? — ему кажется, что голос у него звучит не так, как должен, и он откашливается. — Ты встретил Минору? — Да, конечно, — сходу врет он, привстает, спихивая с себя разнежившегося Терушиму, — мы уже идем. — У него телефон разрядился? Дай ему трубку. — Эмм… не могу. Он в сторону отбежал. — Минору? — Он здесь, просто не хочет с тобой разговаривать, — говорит Такеру и теребит нелепые жалюзи. — …ты ведь мне врешь? — Да, — обреченно соглашается Такеру и пытается вжаться горящим лицом в жалюзи. Что ему стоило послать ей смску, что он задержится или что-нибудь в этом духе. Какой черт его вообще потянул к Терушиме домой, знал же, что полчаса растянутся куда дольше. — Мог бы просто сказать, что не успеваешь, Такеру, — вторит его мыслям мамин голос в телефонной трубке. — Я уже рядом, - снова врет он, наматывает одним разговором больший клубок лжи, чем за весь прошлый год. — Не переживай, и Исаму не дергай. — Я на тебя рассчитываю, Такеру, — припечатывает его мама и прощается. Некоторое время он так и сидит, прижавшись лицом к прохладным ламелям жалюзей. — Извини, — неловко говорит Терушима, — это я тебя задержал. Такеру глубоко вдыхает и поворачивается к нему, протягивает руку у стоящим на столе салфеткам: — Нет, я сам виноват. Смотреть на Терушиму ему неловко, да и говорить что-то нет смысла. Вот оно, преддверие того дня, когда он опозорится перед всей семьей. — Ты слишком много загоняешься. Он одевается быстрее, чем когда опаздывает на тренировки. — Прости, мне пора. Терушима, встрепанный и полуголый целует его в уголок рта. Такеру впервые в жизни думает, что с радостью променял бы свою замечательную, но сумасбродную семью на жизнь с Юджи, и тут же злобно одергивает себя. За ужином ему все кажется, что уж родители-то все поняли, и что руки у него подрагивают, когда он передает Исаму соевый соус, но все ведут себя как всегда. — Ты сегодня молчаливее, чем обычно, — отмечает Исаму, и Такеру почти хочется сказать: «Да, черт возьми, да, у меня был секс, или что-то вроде того, было охренительно, и я бы предпочел никуда не уходить, а вместо этого снова приходится сидеть с вами и смотреть, чтобы никто из вас не утащил мясо у меня с тарелки». Ничего он, разумеется, не говорит. Семья у него хорошая, хоть и своеобразная, и кто виноват, что неправильный — он сам. Тот еще пример для всех. — Мог бы и познакомить нас со своей девушкой, — насмешливо говорит Макото, когда они отправляются мыть посуду, и постукивает себя пальцами по ключице. Такеру кидает взгляд на свое отражение в настенном шкафчике — темное и неверное — торопливо поправляет ворот растянутой домашней футболки и чувствует как краснеет от того что его почти разоблачили, и что его могут разоблачить совсем. Хороший из него будет образцовый сын, когда выяснятся его наклонности. А там недалеко до понимания, почему он на самом деле опоздал встретить Минору. Да и всем неудачам сразу найдется объяснение. «Его команда проиграла, потому что он на них пялился каждый день в раздевалке!». Он помнит, какую шумиху они с родителями и Исаму развели, когда Макото еще в средней школе привела на ужин одноклассника, и помнит, как сам чуть ли не громче всех кричал про жениха и невесту. Какой же дурак, а. — Не говори никому. Пожалуйста. — Я подумаю, — говорит Макото и откладывает недомытую тарелку в сторону, — будешь мне должен! Тем же вечером он ловит свое отражение в зеркале и рассматривает темный засос на ключице, проигрывает в голове все, что произошло между ним и Терушимой. Собственное лицо в зеркале кажется чужим и незнакомым, неуловимо изменившимся. Ему понравилось и это пугает больше всего. Не просто поцелуи, всегда можно сказать, что в поцелуях разница между парнем и девушкой не велика. Он, конечно, встретил Минору и сто раз извинился и перед ним, и перед мамой, но то из-за чего он самом деле опоздал никуда не делось. Чувства к Терушиме спрятаны у него в сердце, а следы прикосновений - под одеждой, но правда никуда не прячется, маячит у него за спиной, куда бы он ни пошел, и с кем бы ни говорил. С Терушимой будет тяжело расстаться, но лучше сейчас, чем потом, когда отношения с парнем доведут его до точки невозврата, с которой он уже не сможет быть идеальным сыном, гордостью родителей, примером для остальных. Такеру смотрит в глаза своему отражению. Завтра. Завтра он расстанется с Терушимой, скажет сестре, что с девушкой не задалось и, может, позволит себе несколько дней тоски прежде чем с головой нырнет в подготовку к экзаменам. Телефонный звонок будит Такеру в черт-знает-сколько-ночи, заставляя вздрогнуть и судорожно щелкнуть “ответ”, пока весь дом не проснулся. — Юджи, ты знаешь, сколько времени? — сонно спрашивает он вместо приветствия. — Угадай, где я! — У себя дома в кровати? — с бесполезной надеждой предполагает Такеру. Терушима перебивает его почти сразу: — Выгляни в окно! Такеру, конечно, мечтал о ночных свиданиях, но представлял героем вечера себя. Вот он кидает в окно своей любви камешки, потом пробирается внутрь, может быть, оттаптывает чьей-то собаке хвост, а потом они идут любоваться рассветом. Ну, или никуда не идут, тоже хорошо. Он выглядывает, но под окном решительно никого нет. — Очень смешно, но с такими приколами меня посреди ночи уже будили. Когда у тебя три брата и сестра, вся жизнь это такая непредсказуемая версия тренировочного лагеря. Никогда не знаешь, кому в голову придет блестящая идея разыграть тебя посреди ночи. — Да?.. — что-то щелкает, а потом он слышит в динамике хруст гравия, будто Терушима откуда-то убегает, — …неловко получилось. Знаешь что, давай еще раз попробуем! Отойди от окна, — Такеру вздыхает, как умеют вздыхать только ответственные старшие братья и капитаны школьных спортивных команд. — Нет, серьезно, отойди. — Терушима выдерживает паузу и переспрашивает еще раз. — Отошел? Такеру понимает, что может и не отходить, но его неумолимо тянет подыграть дурачеству Терушимы. В оконное стекло прилетает камешек, затем, почти сразу же, еще один. Такеру возвращается к окну и видит внизу радостного Терушиму. — Я собираюсь украсть тебя на лучшее ночное свидание в твоей жизни. Раз уж днем у тебя вечно нет времени. Такеру знает, что может отказаться, закрыть окно, и отключить телефон. Раньше бы он так и сделал, предложи ему кто сбежать в ночи на свидание. Он впервые берет Терушиму за руку на улице, переплетает пальцы, потому что кто узнает его в обманчивом фонарном свете? Нет, не так. Потому что ему так хочется, и он не собирается вновь себе отказывать. Может же он позволить себе немного чистого счастья. В последний раз. Терушима ведет его по ночным улицам, изредка поглаживая кончиками пальцев тыльную сторону ладони, пока жилые дома не остаются у них далеко за спиной. Ночной город кажется ненастоящим, как специально выстроенная декорация тихого постапокалипсиса, где на весь мир остались только они с Терушимой. — Я собирался сводить тебя в национальный парк, знаешь, Рикутю-Кайган, но до утра мы туда-обратно, похоже, не успеем. План Терушимы, как и ожидалось, грандиозен, но совершенно не продуман, и Такеру не может удержаться от смеха. Смех звучит в тишине не чужеродно, а так, будто всегда должен был прозвучать, и весь смысл существования Такеру в том, чтобы смеяться в ночи с Терушимой. — Можем в любой городской парк зайти. Какая разница, откуда смотреть на звезды. Они сворачивают почти наугад, срезают дорогу через поле и наконец попадают в небольшой парк. Такеру здесь бывал, но ночью все выглядит иначе, и можно представить, что все это сон. Прощальный сон перед тем, как он проснется, поступит в университет и заведет себе там девушку из приличной семьи… Думать такие мысли рядом с Терушимой кощунственно и Такеру бы себе врезал, но это точно вызовет вопросы. Они садятся на скамейку возле детской площадки. Терушима скидывает с плеч рюкзак и достает оттуда две жестянки пива и аппетитно пахнущий нездоровой пищей бумажный пакет. — Чухай? Серьезно?.. И где ты его только взял? Терушима загадочно улыбается, словно не собирается рассказывать, но тут же выдает: — Знаю несколько автоматов, которые еще не демонтировали. Напиток теплом прокатывается по горлу. Такеру отставляет полупустую жестянку в сторону и запрокидывает голову, глядя в темное, почти беззвездное небо. Черноту хочется зачерпнуть в ладонь и унести с собой, на память о свидании. Подходящий сувенир для такого отвратительного человека, как он. Терушима щупает его сквозь джинсы, а его теплый рот снова оказывается у Такеру на шее, спускается к ключицам и больно прикусывает оставленную вчера отметину. Такеру втягивает воздух сквозь сцепленные зубы, вспоминает как чуть не спалился и тут же отстраняется и зажимается. — Было здорово, Юджи, — осторожно начинает он. Говорить Терушиме грустные вещи почти так же тяжело, как молчать обо всем дома. — Но не думаю, что нам стоит… — он сбивается, теряется и пробует еще раз. – Ты разве не понимаешь, что все кончено?.. И тут ему в лицо прилетает кулак Терушимы. — Какой же ты придурок, а. Такеру осознает что заваливается, словно в замедленной съемке, и чувствует себя как человек, который вскрыл грудную клетку и вырвал пламенное сердце, но оно оказалось просто уродливым куском мяса. Терушима вжимает Такеру в траву и снова оказывается сидящим у него на бедрах, только в этот раз ситуация совсем не возбуждающая. — Я ведь уже говорил, что ты слишком много загоняешься. Думаешь, твои родственники тебя из дому выгонят, если узнают? Твои? Такеру смотрит вверх и видит лицо Юджи, окруженное иссиня-черной темнотой. Проколы в ушах поблескивают под фонарным светом как недостающие на небе звезды. И от этого он собирался без борьбы отказаться, просто потому что вбил себе в голову, что должен быть примерным сыном? Он никогда не был слишком сентиментальным, но зрелище до того красивое, что ему почти хочется плакать. А может, плакать ему хочется потому, что Терушима врезал ему по носу. Он возвращается домой точно к завтраку, с разбитым носом и — Терушимой. — Я думала, ты еще спишь, — удивленно говорит мама, выглядывая из кухни, распространяющей по дому заманчивый запах свежеприготовленного омлета. – Все хорошо? — Да, — улыбается ей Такеру. Ему легко как не было уже много месяцев, а может и лет. — Теперь все хорошо.