Вот уже с четверть часа Юхо сидел, подогнув под себя ноги, и не подавал никаких признаков жизни. На острой мордочке застыло выражение просветлённой безмятежности, и лишь влажный кончик носа то и дело чуть дёргался от лёгкого сквозняка. Почему-то плановые сеансы погружения в себя и взывания к себе же Юхо предпочитал проводить, устроившись на столе, а точнее, на упругом коврике для мыши. Джорджу постоянно казалось, что на этих сеансах йоги он явно лишний. Полагая, что может как-то помешать, пару раз он пытался уйти, но Юхо был непреклонен. Он продолжал настаивать, чтобы Джордж в эти ответственные минуты находился рядом с ним и внимательно следил за процессом. Вот только следить было решительно не за чем.
И всё же Джордж продолжал искренне стараться. Он уже в мельчайших деталях успел изучить все нюансы окраса густой шёрстки, привыкнуть к тому, как неосознанно на звук поворачиваются округлые уши, и рассмотреть каждый коготок на изящных лапках. Глядя на Юхо в такие моменты, Джордж испытывал что-то сродни чувствам болельщика на стадионе у беговой дорожки. «Давай же! У тебя получится!» — думал он каждый раз, но чуда не происходило. Так и теперь Юхо перетёк из своей застывшей позы в обычное состояние и схватился за голову. Он жмурился и бил себя маленькими кулачками по вискам, но ничего не помогало.
Это отчаяние напополам с самобичеванием со стороны выглядело так, что у Джорджа буквально сжималось сердце. А ещё, совершенно не к месту, он думал о том, каким Юхо может быть всё-таки милым, даже когда ругается или расстроен. Но то было вторично: если бы Джордж знал, как, он бы без колебаний помог Юхо вернуть самого себя, пусть и рисковал получить за это вместо благодарности одни колкости и насмешки.
Если говорить о Юхо Сугимото, тот не был ни самым умным, ни самым красивым, и даже по родовитости среди других слизеринцев особенно не выделялся. Он был тощ, как жердь, его глаза, чересчур близко посаженные, всегда блестели задорной и едкой насмешкой, а передние зубы чуть выступали вперёд наподобие заячьих. И всё же что-то такое в нём, безусловно, было: самоуверенная ли дерзость, не знающая границ, кривоватая улыбка, которая так нравилась девушкам, или общая экзотичность для северной страны, но курс называл его не иначе как слизеринским принцем, а свои по-дружески величали сёгуном.
Супруги Сугимото переехали в Англию около двадцати лет назад, а потому, как это обычно бывает в семье волшебников, в день, когда их единственному сыну исполнилось одиннадцать, в дом влетела огромная белая сова и уронила на стол письмо из Хогвартса. Справедливости ради, альтернатива у Юхо была, но он не хотел отправляться через полсвета в Японию, в которой никогда не был и которую совершенно не знал. Его бабушка, почтенная горная ведьма, в прошлом была министром образования, и всегда отзывалась о школе в Шотландии как о самой лучшей в западном мире.
Так, не знавший ни в чём отказу мальчишка, тогда ещё немного пухлый и совсем мелкий ростом, оказался в Большом зале, а затем — и за слизеринским столом. Над его судьбой шляпа поразмышляла лишь для приличия. Должно быть, ей и самой было интересно, ведь в Японии учеников распределяли к наставникам в зависимости от их природных магических склонностей, — будь то талант к боевым искусствам, дар врачевания, артефакты и тому подобное.
Нельзя сказать, что Юхо был избалован больше других маленьких змеек, оказался хитрее или нахальнее, но уже к третьему курсу все, включая остальные факультеты, знали, кто такой сёгун Сугимото. Старшие товарищи смотрели на него со снисходительным одобрением, их сокурсники с Гриффиндора и Хаффлпаффа — как на выскочку. Впрочем, пути учеников разных лет пересекались не слишком часто. И всё же каждое следующее поколение каким-то образом и часто неосознанно наследовало многие привычки и обычаи их предшественников, в том числе и самую старую из традиций — соперничество факультетов.
Бывали годы, когда такое соперничество из обычного состязания за кубок школы переходило в откровенную вражду. Случались и годы затишья, когда зелёные шарфы свободно мешались с жёлтыми и красными в праздничном оживлении Хогсмида, на переменах во внутренних двориках замка или в вагонах Хогвартс-экспресса. По всё той же традиции слизеринцы чаще задирали гриффиндорцев, а те не оставались у них в долгу. Но, так уж сошлись на небе звёзды, на курсе Юхо красная братия была какой-то откровенно кислой. Среди этих оболтусов с горящими глазами и восторженным бардаком в головах выделить кого-нибудь одного было решительно невозможно. Явного лидера вроде легендарного Поттера у них не было и в помине, а потому Юхо все гриффиндорцы казались едва ли ни на одно лицо.
С тем же Хаффлпаффом дела обстояли куда интереснее. На этом дурацком факультете, вот уж сюрприз, учился один человек, которого можно было назвать как минимум заметным.
Как-то так в общих чертах Джордж представлял себе жизнь и бытность Юхо. «Как минимум заметным» был, разумеется, он сам, Алзамора Джордж. Скромность была ему не чужда, но было бы глупо отрицать, что улыбчивого добродушного парня с внешностью возмужавшего купидона любили и преподаватели, и сокурсники. Младшие смотрели на него с широко раскрытыми от восхищения глазами, а декан, полная розовощёкая дама, называла Джорджа воплощением хаффлпаффского духа. Параллельно с занятиями тот успевал вволю веселиться со своими многочисленными друзьями, звёзд с неба не хватал, но был трудолюбив, и никто не мог припомнить за ним каких-нибудь выходок или не сданных в срок заданий. Отказывать в помощи, если та была ему по силам, Джордж не умел и не видел в том причин, кто бы к нему ни обратился. Весь факультет представлялся ему второй семьёй, так что оторванный от семьи настоящей девять месяцев в году Джордж не чувствовал себя одиноким, хоть временами и скучал по матери и младшей сестре.
Однако всё это выходило как-то само собой. Джордж никогда не старался выделиться или быть в чём-то лучше других. На пятом курсе он отказался стать старостой факультета, в ужасе представив, что ему придётся карать других учеников за проступки, а быть может, и доносить на них по долгу службы. К гриффиндорцам он испытывал самые тёплые чувства, разве что изредка удивляясь их импульсивности, на воспитанников Равенкло смотрел с каким-то благоговением, восхищаясь их умом и рассудительностью, а Слизерин…
Слизерин, с его ценностями и лёгким пренебрежением ко всем остальным обитателям школы, Джордж искренне не понимал. В его сознании никак не могло уложиться, почему эти дети, точно такие же, как он сам и его друзья, ставят себя выше, особняком. Он не ненавидел их и не завидовал. Да, его жизнь могла бы сложиться иначе, родись он в семье волшебников, но и своё магловское детство Джордж считал очень счастливым. Во всяком случае, никто никогда не говорил ему, что он должен продолжать дело, начатое ещё его праотцами, и во чтобы то ни стало беречь честь многовекового рода. В общем, слизеринцам Джордж даже немного сочувствовал, наладить контакт не стремился и всячески старался избегать прямых столкновений. Но зачастую всё складывается далеко не так, как хотелось бы. И в случае Джорджа причиной тому стал не кто иной, как сёгун Сугимото.
Юхо был остр на язык и для чужих, и для своих, изобретателен на розыгрыши, безобидные или жестокие, но главное — никогда не повторялся, а действовать предпочитал чужими руками. Поговаривали, что в довершение ко всему он был ещё и невероятно злопамятен, — ответ мог прийти с порядочной отсрочкой в триместр или даже в полгода, когда жертва уже забывала о том, что успела кому-то насолить.
В этом не было никакого секрета, и Джордж верил всем нелестным, на его взгляд, слухам о «слизеринском принце». Однако за все шесть лет, проведённых в Хогвартсе, сам он едва ли мог пожаловаться на что-то, или на кого-то. За исключением пары случаев все шишки падали на головы его сокурсников. Ведро с личинками огнедышащих слизней опрокидывалось ровно за спиной Джорджа, сумку, на которую кто-то успел наложить клеящее заклинание, задевал другой, а конфеты, незаметно заменённые на рвотные леденцы, съедал не в меру прожорливый приятель. Надо сказать, что вопроса о том, кого следует благодарить за столь разнообразный досуг, даже не стояло. Разумеется, Юхо не стал бы опускаться до таких мелких пакостей, — это были проделки кого-то из его свиты, желающего выслужиться. Но и ничего серьёзного с Джорджем тоже никогда не случалось, хотя вся школа отчего-то продолжала считать, что они с Юхо на ножах.
Этой всеобщей убеждённости отчасти способствовала извечная любовь к зрелищам и интригам, которая проявляется особенно сильно у людей в закрытых учреждениях вроде больниц или пансионов, отчасти — привычка Юхо прилюдно задирать Джорджа. Он не скупился на остроты, и старался, чтобы в этот момент вокруг было как можно больше свидетелей. Своих приспешников, если кто-то из них решался вставить хоть слово, Юхо затыкал одним ленивым жестом или же прицельным пинком под колено.
К подобным перепалкам Джордж относился двояко. С одной стороны, они были одновременно и причиной, и логическим продолжением неприятностей, которые продолжали с завидным постоянством сыпаться на всех вокруг, исключая самого Джорджа. С другой стороны, сам по себе он был совершенно незлопамятен, да и на пустяки вроде подтрунивания над тем, что он боится летать на метле, совсем не обижался. Напротив — со временем такое пристальное внимание к собственной персоне даже начало умилять, а, вернувшись домой после пятого курса, Джордж и вовсе вдруг поймал себя на том, что немного скучает по постоянным подколам и язвительным замечаниям. Вроде бы по комплекции, ядовитости речей и принадлежности к факультету Юхо должен был походить на змею, но Джордж часто думал, что тот напоминает ему какое-то другое животное: более динамичное и менее хладнокровное.
Благодатный шестой курс, лишённый серьёзных экзаменов, ещё далёкий от выпуска, но уже наполненный осознанием собственной взрослости, с самого начала дал понять Джорджу, что скучать ему не придётся. За лето Юхо совершенно не загорел, зато проколол губу и выкрасил волосы в серый. Он ещё больше вытянулся в росте, а черты его лица стали как будто бы жёстче, стремительно теряя последние признаки детства.
Видимо, Юхо тоже успел порядком соскучиться по своему излюбленному развлечению, потому как наезжать на Джорджа и терроризировать весь шестой курс Хаффлпаффа в целом принялся с удвоенным рвением уже с первых дней. Барсучата, менее острые на язык и более миролюбивые, отвечали заклинаниями-подножками, градом из прыгучих луковиц, кусачих семян и изредка — ставшим притчей во языцех «Ешь слизней!»
К счастью, противостояние по большей части так и не переросло ни в травлю, ни в открытые столкновения. Напротив — если раньше на выпады Юхо Джордж отвечал лишь бы не выглядеть полным тюфяком, то теперь сам не заметил, как втянулся в эту странную игру.
Июнь выдался очень тёплым — даже почти жарким. С первых чисел солнце, казалось, забыло, что такое отдых и непрестанно палило с неба, игнорируя облачка, робко проплывающие мимо. Пятикурсники и выпускники ещё досдавали обязательные экзамены, тогда как остальные наслаждались долгожданным бездельем и близкой свободой. Кое-кто уже уехал, не став дожидаться экспресса, но Джордж решил провести ещё пару деньков в кругу друзей. Хогсмид, озеро, дружеский матч с Гриффиндором, всё это смешалось как в ярком калейдоскопе.
Вечером второго дня Джордж с оставшимися друзьями сидел в гостиной Хаффлпаффа и играл в карты, ставя на кон что придётся. Пачка "Берти Боттс", шарик-напоминалка, вредноскоп и прочие мелочи — всё шло в дело. К слову, карты были волшебными и исключали любую возможность жульничества, в этом Хаффлпаффцы оставались верны себе, даже нарушая школьные правила, по которым азартные игры в замке находились под запретом.
Ближе к десяти вечера за окном вдруг ярко полыхнуло, а затем ещё и ещё раз, после чего началась ужасная гроза — с молниями во всё небо, оглушительным громом и стеной дождя из крупных капель. В такую погоду сидеть в уютной гостиной было ещё приятнее, и Джордж ни за что бы не покинул это место до следующего утра, если бы не стечение обстоятельств. Уже не особенно следя за игрой и думая о чём-то своём, он вдруг обнаружил, что выиграл, и в его руки перекочевал небольшой коробок или даже шкатулка. Изнутри вещица была обклеена какими-то странными неровными зеркалами, а снаружи казалась чернее безлунной ночи.
— Что это? — озадаченно спросил Джордж, рассматривая коробочку со всех сторон.
— Молниеловка, — ответил бывший хозяин артефакта. Он ковырялся во рту зубочисткой и, судя по всему, из-за своей потери переживал несильно. — Можешь пойти попробовать как раз.
— Это точно безопасно? — Джордж не был уверен, что ему так уж нужна молния, но сама идея отчего-то казалась заманчивой.
— Не знаю, — развёл руками приятель. — Мне брат отдал.
Уже через несколько минут Джордж быстрым шагом пересекал один пустынный коридор замка за другим. Грозовые всполохи рисовали на стенах причудливые тени, а гром был столь сильным, что, казалось, тысячелетний замок вот-вот рухнет под свирепой мощью стихии. Но Джордж не боялся. Он шёл к астрономической башне, раз за разом прокручивая в голове инструкции, которыми снабдил его приятель, и представлял, как, вытянув руку, поймает сияющую и дикую молнию. Такой мечтательности и спокойному бесстрашию отчасти способствовал тыквенный ликёр, который семикурсники с помощью какого-то невероятно хитрого плана пронесли в Хогвартс, чтобы отметить выпуск, да так и забыли за каминными часами.
Вдруг впереди метнулась чья-то тень. Кто это был, Джордж не успел понять, и, лишь спрятавшись за колонну, решился осторожно выглянуть. Первой панической мыслью было, что это кто-нибудь из преподавателей или смотритель решил устроить внеочередной рейд по полупустому замку. Но, присмотревшись внимательнее, с немалым удивлением Джордж узнал в тёмном силуэте Юхо. Тот ужасно спешил, почти переходя на бег, а одну руку прижимал к груди так, будто держал в кулаке самую дорогую и хрупкую драгоценность. Когда он пронёсся мимо, Джордж ещё пару мгновений озадаченно смотрел ему в спину, а затем побежал следом, продолжая прятаться в тени колонн, и даже не удивился, когда спустя несколько минут они оказались у Выручай-комнаты. Та как будто бы ждала Юхо: высокие двери начали проступать сквозь стену ещё до того, как слизеринец добежал до неё.
Джордж едва успел скользнуть следом, в последний момент вцепившись в толстую створку. Наверняка Юхо не ожидал, что кто-то может увязаться за ним следом или же просто забыл об осторожности в спешке. К слову, что за срочное дело могло погнать его в такой час через весь замок в Выручай-комнату, Джордж не представлял от слова совсем. Ну не на свидание же он опаздывал, в самом деле!
Внутри всё было как обычно: груды вещей, успевшие вырасти здесь заново после большого пожара, несколько спёртый воздух и шныряющая то тут, то там магическая мелюзга вроде пикси, летающих книжных червей и пушистиков. Звуки грозы почти не долетали сюда, и Джордж, вспомнив об осторожности, старался ступать как можно тише. Впрочем, Юхо было не до него. Торопливые шаги вскоре стихли где-то неподалёку, и больше Джордж не мог разобрать решительно ничего. Едва ли не на цыпочках он стал пробираться между всеобщим вещевым хаосом, и в конце концов оказался перед относительно чистым пяточком.
Юхо стоял к нему спиной и тяжело дышал. У его ног валялся пустой хрустальный пузырёк, а длинная эбеновая палочка в пальцах немного подрагивала. Прячась за какой-то гнутой вешалкой со свисающим с неё пыльным гобеленом, Джордж всем своим существом чувствовал: вот-вот должно произойти что-то столь же удивительное, сколь опасное и, быть может, даже жуткое. Он затаил дыхание, когда на конце палочки Юхо засиял маленький красный светоч, а следом послышались слова заклинания.
Какое-то время ничего не происходило, и Джордж уже было решил, что ничего и не случится. Быть может, Юхо что-нибудь перепутал или же ему просто не хватило сил… Но тут вся тощая фигура слизеринца содрогнулась, будто от помех на экране телевизора, палочка выпала из скрюченных как в агонии пальцев, и затхлую тишину разрезал жалобный вскрик. Одной рукой Юхо держался за сердце, а второй комкал подол мантии, пока с его телом творилось что-то невероятное. Позвоночник гнулся и съёживался, заставляя плечи с лопатками выпирать под совершенно неанатомическими углами, в то время как ноги тоже начали стремительно терять в длине. Уши, в которых всегда болталось не меньше полудюжины серёжек, поползли по черепу вверх, а ногти вытянулись и стали чёрными.
Джорджу вдруг показалось, что он слышит хруст костей и звук рвущихся сухожилий. В ужасе он зажмурился и стоял так сам не зная, сколько, решившись открыть глаза только когда всё стихло. Сначала ему показалось, что он остался один, но, приглядевшись, Джордж увидел на полу какой-то меховой клубок. Лёжа между волшебной палочкой и хрустальным пузырьком, тот прерывисто и хрипло дышал, а потому без сомнения был жив. Это несколько успокоило Джорджа, по крайней мере, он не увидел труп со слизеринским галстуком, и теперь начинал примерно понимать, что произошло. Он не был знатоком трансфигурации и тем более — столь сложных обрядов, но всё же кое-что слышал и, сложив два и два, теперь был удивлён не меньше, чем при само́м жутком превращении.
Стать анимагом на шестом курсе? Сложно сказать, чего для этого требовалось больше: искусности, как волшебника, безрассудства, глупости или смелости. Где-то Джордж слышал, что такие попытки нередко заканчиваются весьма плачевно. При мысли, что прямо сейчас перед ним лежит, к примеру, кот с человеческим лицом, по позвоночнику скользнул липкий ужас. Между желанием подойти и попробовать помочь или убежать подальше, Джордж разрывался ровно до того момента, когда комок меха вдруг развернулся и неуверенно попробовал встать. Полосатый хвост мазнул по полу, а мохнатые ушки задёргались, пытаясь уловить все шорохи вокруг. От удивления Джордж забыл обо всём на свете. Кот, шакал или даже какой-нибудь хорёк-переросток, — он ожидал чего угодно, но…
— Енот?!
Зверёк тут же развернулся на голос и ощерился мелкими зубками. Медленно-медленно он сделал несколько шагов назад, шипя, будто шарик, из которого спускают воздух. В какой-то момент Джорджу показалось, что тот сейчас бросится на него или убежит, но внезапно всё прекратилось. Енот остановился, чуть помотал головой и совсем по-человечески сел на пол. Выждав с минуту, Джордж осторожно подошёл к нему ближе и опустился на корточки в каком-нибудь шаге.
Сомнений не оставалось, это был точно Юхо. Джордж и сам не мог бы объяснить, но во всём облике, позе и даже выражении мордочки ему виделись знакомые черты. Всё же человека, которого видишь почти каждый день на протяжении шести лет, хочешь, не хочешь, а узнаешь и со спины в полумраке, и даже… вот так.
Пока Джордж рассматривал енота, тот смотрел на него в ответ осмысленным, но каким-то уж очень странным взглядом. Он почти не двигался, только едва заметно раскачивался из стороны в сторону, подёргивая длинными антеннками усов.
— Ну, чего ты? — неуверенно спросил Джордж. Ему вдруг показалось, что пауза затягивается, хотя Юхо ответить ему очевидно не мог. — Признаю, ты бесспорно крут. А теперь давай обратно, а то мне как-то неуютно.
Он чуть нервно улыбнулся, но енот никак не отреагировал. Взгляд круглых глазок устремился куда-то в бесконечность, а Джордж, ещё только инстинктивно, но уже безошибочно понял: это они — проблемы.
Юхо вскочил на лапы так резко и упруго, будто его подкинуло на батуте. Он обежал несколько раз вокруг Джорджа, а затем — ещё один, но как человек, на задних лапах. Джордж никогда не задавался вопросом, как разговаривают еноты; бегая, как безумный по кругу, Юхо издавал что-то среднее между щебетанием птицы и визгохрюком свиньи. По правде сказать, Джордж вообще почти ничего не знал о енотах, но такое поведение явно не могло считаться нормальным. Почувствовав, как начинает кружиться голова, он вытянул руки и аккуратно подхватил Юхо, отрывая его от пола. Тот смешно засучил лапами в воздухе, будто продолжая бежать, и попытался укусить за руку.
— Тихо, тихо. Ш-ш-ш.
Каким-то странным образом это шипение подействовало на Юхо успокаивающе. Он затих и уставился на Джорджа, который поспешил поставить зверя на место, только теперь понимая, что минутой ранее у того началась самая настоящая истерика.
— Успокойся.
Енот снова сел на задние лапы, а Джордж вздохнул:
— Я правильно понимаю, что ты застрял?
Юхо обречённо кивнул, уронив острую мордочку на грудь.
— Я думаю, это вопрос времени, — попробовал утешить его Джордж. — Просто посиди, отвлекись немного, и всё получится.
В порыве поддержки он совершенно забыл, что разговаривает не с настоящим енотом, а всё с тем же тощим, наглым и высокомерным Юхо. Тот выглядел настолько раздавленным и напуганным, что рука сама собой потянулась к пушистому затылку, чтобы почесать за ухом. Но, стоило Джорджу коснуться шерсти кончиками пальцев, как енот вновь ощерился на него рядом мелких зубов, а затем вдруг сам бросился вперёд, прижимаясь всем тельцем к протянутой руке. Маленькие лапки с длинными коготками отчаянно комкали ткань кофты, а Джордж разрывался между желанием засмеяться от щекотки и вновь тяжело вздохнуть. Закрыв глаза, Юхо уткнулся мордочкой в сгиб локтя, и весь трясся, словно на осеннем ветру.
— Я не брошу тебя.
Хогвартс-экспресс привычно чуть покачивался, проносясь по старой железной дороге меж ослепительно зелёных полей. В сочной траве то и дело мелькали мягко-белые облачка овец, а солнце светило так радостно и ласково, что Джорджу было почти спокойно. На замечание соседа по купе, которое могло бы насторожить, он лишь улыбнулся.
— Всё-таки странный этот енот.
Рик, который всегда отличался совершенно не по-хаффлпаффски угрюмым видом, всю дорогу разглядывал Юхо. Тот свернулся клубком в тесной клетке и дремал, щуря глаза от яркого света, от которого не спасали даже кокетливо подвязанные на окне шторки.
— Что же в нём странного? — лениво поинтересовался Джордж. За минувшие двое суток он уже устал нервничать, скрываться и прятать своего нового питомца, и теперь был рад расслабиться хотя бы до тех пор, пока экспресс не прибудет в Лондон.
— У него необычный окрас туловища. И уши странной формы, — высказал свои умозаключения Рик. Всем было известно о его любви к животным, как обыкновенным, так и волшебным, начиная от безобидных жаб, заканчивая фестралами и взрывопотамом. Последнее, к счастью, пока лишь в теории.
Если Рик так говорил, значит у Юхо действительно был какой-то необычный мех. Превращаясь в енота, тот не сбросил одежду, подобно человеческой шкуре, и Джордж подумал, что та вполне могла превратиться в густую шёрстку, столь приятную на ощупь.
— Значит, мне повезло встретить необычного енота, — улыбнулся он, но Рик, казалось, не услышал. Он продолжал смотреть на зверька своими большими чёрными глазами. Джорджу оставалось только удивляться, как Юхо удаётся безмятежно спать под столь пристальным взглядом. Через какое-то время Рик добавил:
— Он мне кого-то напоминает.
Отъезд из Хогвартса происходил в спешке и почти что панике. В ту ночь, начавшуюся с грозы, Юхо так и не смог перекинуться обратно в человека. Не получилось это у него и после, а Джорджу казалось, что сам он сошёл с ума: сначала, когда под чутким руководством пробрался в спальню Слизерина, чтобы забрать вещи Юхо, затем — когда предложил тому какое-то время пожить у себя дома.
В Выручай-комнате ситуацию спасла магловская игра, которую Джордж очень любил в детстве. Да-нет, да-нет. Правильно ставя вопросы, он быстро понял, чего от него хочет Юхо. А уже потом, когда из собственных вещей тот достал самопишущее перо, общение наладилось окончательно. По счастью простенький артефакт продолжал реагировать на своего хозяина и в таком, миниатюрно-пушистом состоянии.
Указом Министерства от две тысячи какого-то года практиковать анимагию до достижения восемнадцати лет строго воспрещалось. Впрочем, и родительского гнева Юхо, судя по всему, боялся не меньше. В своих записях высоким узким почерком он объяснил Джорджу, что анимагия — родовой дар семьи Сугимото. Будучи практически уверен в успехе, он отважился рискнуть, за что и поплатился.
В результате приятели Юхо получили записку, что тот уехал в тёплые края с родителями, а родители — что их сын решил поехать к кому-то из своих школьных друзей в Ирландию.
Появление енота в гостиной Хаффлпаффа было встречено с дружным восторгом. Джордж рассказал душещипательную историю, как, выйдя во внутренний двор, чтобы поймать молнию, он увидел дрожащего напуганного грозой зверька, который жался к крыльцу и, словно молил о защите. Почему-то ни у кого не вызвало вопросов внезапное появление дикого енота в замке, а в том, что тот был диким, мог убедиться каждый. При любой попытке погладить или как-то коснуться себя, Юхо начинал шипеть, клокотать и щёлкать острыми зубками в опасной близости от чужих конечностей. Расположившись у шеи Джорджа на манер воротника, он злобно блестел чёрными бусинами глаз, наблюдая за всеми, кто решался подойти ближе, чем следовало.
В Хогвартс-экспрессе все животные должны были ехать в клетках, и Джорджу пришлось немало попотеть, чтобы наколдовать подходящую из груды вилок, которые он стащил из Большого Зала. Но и в ней енот мог лишь спать, свернувшись клубком, так что, стоило Джорджу переступить порог родного дома, как он первым делом поспешил выпустить Юхо. Тот не без труда вылез наружу и с удовольствием потянулся, широко и почти до хруста при этом зевнув. Эми, которая выбежала в прихожую поприветствовать брата, так и замерла с открытым ртом. Джордж как-то запоздало вспомнил, что она давно хотела завести енота или хорька, но в результате матери удалось уговорить её на шиншиллу. Енот тем временем, ничуть не смущаясь, спокойно прошествовал мимо удивлённой девочки и скрылся за дверью уборной.
Юхо был представлен, как питомец одного из сокурсников Джорджа. Мол, тот улетел на месяц в жаркие страны со всей семьёй, а енота забыл впопыхах прямо на столе в гостиной Хаффлпаффа. На это Эми восторженно взвизгнула, а мать всплеснула руками и в который раз повторила свою извечную присказку о том, что Джордж слишком добрый, и этим пользуются все, кому не лень. Впрочем, нежданный гость вёл себя исключительно культурно и, так как никто толком не знал, чем его кормить, в результате отужинал за общим столом, где Эми то и дело пыталась погладить его между ушей, отвлекая очередным лакомством.
Поначалу Юхо скалился и рычал, но в итоге сдался, и только хмуро смотрел через стол на Джорджа, который с трудом удерживался, чтобы не расхохотаться. Когда Эми касалась затылка, чёрные уши как по команде прижимались к голове, от чего Юхо выглядел каким-то испуганным. На подвижной мордочке раздражение мешалось с наслаждением: чёрные глаза-пуговицы прикрывались от блаженства, а в следующее мгновение Юхо вновь начинал неясно ворчать и показывал зубы.
Когда настало время расходиться, Эми стала просить оставить енота у себя в комнате. Услышав это, Юхо на мгновение застыл, а затем прыгнул на Джорджа, едва не сбив его с ног. Всё же прыжки не были сильной стороной полоскунов, так что Юхо немного не долетел и повис на груди, как галстук, отчаянно цепляясь за плечи футболки. Собираясь подхватить его, чтобы забросить к себе на плечо, Джордж опустил голову, и их глаза встретились. Время как будто загустело, и на мгновение Джорджу показалось, что он видит настоящего Юхо: теперь — не гордого и насмешливого с вечной презрительной ухмылкой, а обескураженного и доверчивого. И этот новый, непривычной Юхо отчаянно цеплялся за него, ища защиты и поддержки.
— Ну, чем ты недоволен?
Джордж всего лишь вышел почистить зубы перед сном, а вернувшись, обнаружил, что настроение гостя резко изменилось. Юхо восседал на системном блоке старенького компьютера и выглядел крайне недовольным. Позу его никак нельзя было назвать естественной: нога на ногу, руки скрещены на груди. Мрачный взгляд исподлобья довершал картину.
На вопрос Юхо ожидаемо не ответил, а лишь раздражённо дёрнул острым носом и вновь уставился на Джорджа. Теперь использовать скоропишущее перо было бы рискованно, а самостоятельно писать енот не умел. Видимо, этот навык жил всё-таки больше в руках, чем в голове. Опять играть в да-нет Джордж был морально не готов, но тут его осенила простая и вместе с тем гениальная мысль. Он решительно двинулся к Юхо и осторожно взял того за ступню. Ощущение было необычным и приятным. Юхо напрягся, но показаться испуганным счёл ниже своего достоинства. Продолжая смотреть ему в глаза, Джордж поднял лапу и нажал кнопку на системнике.
Старенький процессор зажужжал, просыпаясь от длительного сна, чем немало напугал Юхо. Тот буквально слетел с металлического корпуса и ощерился на решётку вентилятора. Густая шерсть встала дыбом, а коготки впились в коврик для мыши.
— Да, да. Очень страшно, — устало протянул Джордж, плюхнувшись на стул рядом. Оказавшись дома, возле родной и мягкой постели после сытного ужина, он вдруг понял, как сильно вымотался.
Юхо наконец успокоился и слегка удивлённо закрутился на месте волчком, смотря то на Джорджа, то на загоревшийся экран.
— Что у тебя было по магловедению?
Утро выдалось светлым и тихим. Свежее, будто бы умытое солнце заглядывало в комнату через неплотно задёрнутые шторы. В воскресенье ни у кого из соседей не нашлось срочных дел, и потому Джордж проснулся не от звука мотора, а просто так. Он открыл глаза и какое-то время смотрел в окно, разглядывая идеально чистое лазурное небо. Затем он обвёл взглядом комнату, в которой поселилось множество крупных солнечных зайчиков, и, наконец, заметил Юхо. Тот лежал, свернувшись в старом кресле, что обычно оставалось завалено всевозможным хламом, которому трудно было найти другое место.
Енот мирно спал, но, глядя на то, как он тихо дышит, Джордж почувствовал смутное беспокойство. Постепенно стал вспоминаться их разговор накануне вечером, когда Юхо, клацая когтями по кнопкам, писал о том, что Джордж и сам, в сущности, понимал. Это было что-то среднее между истерикой и ядовитой нотацией. Юхо писал о том, что может навсегда застрять в таком состоянии, однако это не повод забывать, что на самом-то деле он — человек. Он — человек, и Джордж — единственный, кто знает об этом, а значит должен обращаться с ним соответственно и защищать от чужих посягательств.
Днём Юхо клонило в сон. Как любой нормальный енот-полоскун, до наступления сумерек он должен был дремать, свернувшись в своей норе. Из огромной коробки, круглой индийской подушки и чудесного фиолетового пледа с крупными звёздами получилась не то что нора — настоящие апартаменты. Королевский шатёр в комнате Джорджа, государство в государстве.
Вот только Юхо не был енотом. Или просто был ненормальным. Так или иначе, стоило Джорджу выйти из душа и натянуть футболку, как Юхо начинал фырчать, тянуть к нему лапы и всячески привлекать к себе внимание. Добившись своего, он ловко забирался Джорджу на шею, где и продолжал дремать до самого вечера, спускаясь лишь к обеду. Такой меховой воротник со стороны выглядел довольно забавно, однако летом он был явно не по сезону. От лишних пяти килограмм шея начинала затекать, и по утрам Джордж едва мог поднять голову с подушки.
Как-то раз он устроил Юхо бойкот и отправился на прогулку в центр города без мехового манто, а вечером обнаружил в своей комнате первозданный хаос. Создавалось впечатление, что здесь проводила обыск какая-нибудь итальянская мафия: сброшенные со стен плакаты, выпотрошенный шкаф и перевёрнутый горшок с кактусом. Но самое интересное обнаружилось, когда Джордж, чертыхаясь, закончил наводить порядок. У всех носков, хранившихся в тумбочке, пропала пара. Всё это время Юхо сидел в своём шатре, занавесившись пледом, и не подавал признаков жизни. Поначалу Джордж думал, что тот просто дуется, но Юхо был не так прост. Он караулил «заложников», и терпеливо ждал, когда перед ним придут извиняться.
Ещё никогда Джордж не чувствовал, что слова его матери начинают сбываться, настолько остро. Часы показывали без минуты полночь. После долгого дня сил объясняться со своенравным слизеринцем не осталось никаких, а потому Джордж устало опустился на стул и включил компьютер.
В Интернете писать о енотах очень любили. Джордж даже нашёл целый сайт, посвящённый этим зверькам. Под забавными фотографиями посетители форума обсуждали плюсы и минусы жизни с енотом, давали друг другу советы и делились курьёзными историями.
Еноты-полоскуны все понимают. Но отличаются капризностью и шкодностью, они у них в крови, и избавиться от них практически нереально. Ещё одна отличительная черта животного это мстительность и обидчивость.
Эти нехитрые строки нашли такой сильный отклик в душе Джорджа, что, пробежав глазами, он решил прочесть их вслух. Из коробки сзади не донеслось ни звука. Выждав с минуту, Джордж пожал плечами и продолжил листать сайт. Юхо мог дуться сколько угодно — в глубине души он должен был понимать, что неправ. По крайней мере, Джорджу очень хотелось в это верить.
Еноты не любят грубого и приказного тона. Нагрубите еноту, и он может выйти с вами на тропу войны, делая мелкие пакости.
В коробке завозились. Возможно, Юхо не понравилась трактовка его поведения, а может, он просто перекладывал носки, чтобы те занимали меньше места. Так или иначе, Джордж вдруг почувствовал, как глухое раздражение уступает место простой усталости. Он как-то успел забыть, что Юхо здесь не на каникулах. Тот мог действительно бояться оставаться один в чужом доме с незнакомыми людьми, в непонятном мире маглов. Что если единственное место, где он чувствовал себя спокойно, было рядом с Джорджем? У него на шее, к примеру.
Вся жизнь енота — это одна сплошная авантюра. Если ему в голову заберётся какая-то идея, то он осуществит свои планы несмотря ни на что. Характер енота-полоскуна можно сравнить с непобедимым завоевателем, который приходит в жизнь человека, чтобы покорить его сердце, захватить симпатию и пленить все свободное время.
Юхо в костюме конкистадора смотрелся забавно, но весьма неплохо. Джордж живо представил, как тот поправляет изогнутый кверху шлем с алым пером на макушке и задорно подмигивает, смотря сверху вниз, должно быть, из седла. Мимика у Юхо вообще была очень своеобразной, слишком живой для японца и немного дикой, будто у озорного зверька. Следом Джорджу представился енот с миниатюрной рапирой и в сапогах. На острой мордочке застыло выражение крайней решительности, а блестящие глазки целеустремлённо смотрели вперёд. Такой рыцарь мог дать фору любому коту в сапогах. Особенно, если целью было пленить чьё-то сердце и всё свободное время…
Задумавшись, Джордж не услышал, как зашуршала коробка, и по полу зацокали длинные коготки. Он почти заснул, подперев голову рукой, когда Юхо по его колену забрался на стол и уселся там, привалившись спиной к системному блоку. Гагатовые пуговицы глаз смотрели не мигая и словно тоже немного устало. Сделав вид, что ему всё равно, Джордж продолжил:
Идеальный владелец енота — это человек, который никогда не приказывает, а уважает чужое мнение, кто не привык завидовать, стесняться или бояться. Енот будет чувствовать себя в своей тарелке только с открытым и прямолинейным человеком.
Сухая ладошка уже привычно коснулась руки, царапнув кожу когтями. Джордж с удивлением перевёл взгляд на Юхо и увидел, что тот просто сидит и держит его за руку, немного склонив голову набок. Так они и сидели какое-то время, после чего Юхо привстал и, упираясь обеими ладошками в руку Джорджа, изобразил что-то вроде церемониального японского поклона. При этом чёрные уши не прижались к голове, из чего следовало, что Юхо не столько раскаивается, сколько хочет вновь наладить контакт. По крайней мере, так решил Джордж, и вскоре получил подтверждение своим догадкам.
Распрямившись, Юхо подошёл к клавиатуре:
«Я больше не буду ездить на тебе. Но, ты же понимаешь, со мной может что-нибудь случиться?»
Он обернулся, и Джордж с готовностью кивнул. В конце концов, Юхо был куда меньше и беспомощнее, чем привык ощущать себя, и, даже если никакой реальной опасности не наблюдалось, было вполне естественно, что он продолжал нервничать. Если говорить о прогулках, то Юхо мог попросту потеряться.
«Хорошо. Тогда мир, а с завтрашнего дня начинаем новую жизнь».
***
— Дорогой, зачем ты повесил на Юхо эту сумку?
Джордж обернулся на голос матери, но ничего ответить не смог. В зубах он держал сочный сэндвич, который не мог вынуть изо рта, так как завязывал шнурки. Они с Юхо порядочно проспали и теперь опаздывали на утренний сеанс в кино. Затолкав чересчур длинные шнурки под ярко-жёлтый язык кроссовка, Джордж откусил огромный кусок сэндвича и невнятно ответил:
— Там мобильный. Я на него звоню. — Краем глаза он заметил, как Юхо потянулся к сумке, которая болталась где-то посередине его туловища. Он как будто собирался показать телефон, чтобы разрешить вопрос, но вовремя опомнился.
— Вдруг он потеряется, — чуть с нажимом закончил Джордж. — Опять.
В последнее время Юхо передвигался исключительно своим ходом. Каким-то хитрым способом он сбил собственный режим, и теперь днём казался намного бодрее. Он шёл рядом с Джорджем, когда они заходили в гипермаркет, но на выходе оттуда Джордж обнаружил, что остался один. Впрочем, Юхо довольно быстро нашёлся, но Джордж успел порядком испугаться и представить множество ужасных вещей, которые могли бы произойти.
— А если он будет слишком далеко? — протянула Эми, доедая тост с джемом. Она была немного обижена тем, что её в кино никто не пригласил, на что Джордж ответил, что фильм, который они идут смотреть, имеет возрастное ограничение R.
— Тогда он попросит ответить кого-нибудь за него.
Обнаружив потерянного Юхо, Джордж был готов тот час же отправиться в зоомагазин за поводком или вернуть свой меховой воротник на положенное ему место. Но ошейник, очевидно, был неприемлем, а от роли пассивного груза Юхо принципиально отказался. Зато, как выяснилось, он мог нажимать на кнопки мобильного, и вскоре уже бодро строчил Джорджу километры сообщений.
После ссоры всё как будто стало налаживаться. Юхо оказался весёлым, любознательным, лёгким на подъём и просто хорошим парнем. В суете и неразберихе первых дней Джордж как-то совершенно забыл о своём давнем приятеле, который жил через два дома вниз по улице. Они познакомились ещё в глубоком детстве, и теперь, даже имея возможность общаться только летом, из года в год заново находили общий язык с той же лёгкостью, как и в пять лет.
Томас был маглом, поэтому думал, что каждый сентябрь его друг уезжает в какой-то невероятно крутой закрытый пансион. С его скуластого лица в обрамлении карамельно-рыжеватых волос никогда не сходила дружелюбная улыбка, и каждый раз, даже подмечая какие-то изменения, Джордж думал, что за девять месяцев его отсутствия, Томас ничуть не изменился. Несмотря на радостно-простодушный вид, тот был всё же немного замкнутым, и когда Джордж объявил, что хочет познакомить его со своим другом, заметно напрягся. Джордж и сам порядком нервничал, но всё прошло более чем хорошо.
К Томасу Юхо моментально проникся какой-то необъяснимой симпатией, и с тех пор троица проводила дни в пикниках, поездках на озеро, игрой в бадминтон, походах в кино и прочих развлечениях обычных школьников на каникулах. Особенно забавно было наблюдать за Юхо, когда тот плавал в озере, отфыркивая воду, словно маленький кит, или когда друзья играли в приставку у Томаса дома. Смотря за тем, как нарисованные персонажи игроков безуспешно сражаются с очередным боссом, он носился кругами, недовольно тявкал, а иногда от переизбытка эмоций даже начинал дёргать себя за уши.
На одной из вылазок загород Томас рассказал о книге, которую прочёл пару дней назад. Когда он говорил, его зелёные глаза горели энтузиазмом, а голос то и дело прерывался от нахлынувших эмоций. И всё же, из сбивчивых объяснений, Джордж сумел понять, что книга действительно интересная, а в следующем году должно выйти её продолжение. По понятным причинам, модные фэнтези и прочие истории о феях и волшебниках интересовали его мало, но в романе, который с таким воодушевлением советовал Томас, было что-то о космических кораблях и других измерениях. В детстве Джорджу нравилось смотреть Звёздные Войны, когда их показывали по телевизору, так что, вернувшись с прогулки, он забрал у Томаса книгу, купил чипсы и отправился к себе в комнату.
Несколько часов пролетели до неприличия быстро. Джордж даже не заметил, как в пакете закончились чипсы — что уж говорить о взошедшей за окном луне и стихшем квартале. Неизвестно, чем всё это время занимался Юхо, но, когда Джордж наконец оторвался от книги, тот полулежал рядом на подушке и тоже смотрел в текст. Чёрные глазки чуть подрагивали, бегая по строчкам, в то время как сам енот не шевелился вовсе, и только светлый живот, покрытый особенно мягкой шёрсткой, часто поднимался от дыхания. Кажется, Юхо переживал за главного героя и совершенно не замечал, что на него смотрят.
— Успеваешь?
От неожиданности енот чуть дёрнулся, а затем грустно покачал головой. Джордж так и предполагал: всё-таки мозг у Юхо был много меньше, чем у человека, а что творится у енотов со зрением — не писали даже в интернете.
— Хорошо.
На всякий случай кратко пересказав основные повороты сюжета, Джордж откашлялся и продолжил чтение вслух. Первые три курса он пел в праздничном хоре Хогвартса, но даже после того, как голос сломался, не бросил и, если поблизости был кто-нибудь с гитарой, с удовольствием заводил песню, а вместе с ней — и всех окружающих. Выступать в роли чтеца было непривычно, но Джордж старался и, судя по реакции Юхо, получалось у него очень неплохо.
Неизвестно, сколько так продолжалось, но постепенно Джорджа вновь захватил сюжет, и он отвлёкся только, когда дверь тихонько скрипнула, а затем послышался шёпот матери:
— Заснул, — она улыбнулась и с искринкой в глазах кивнула в сторону кровати.
Юхо действительно спал. В той же самой позе, будто до этого загорал на шезлонге возле какого-нибудь личного бассейна. Острая мордочка покоилась на груди, а длинные усы трепетали от тихого сопения.
— Не хотела тебя отвлекать, но ты так и не спустился к ужину.
Джордж вдруг вспомнил, что действительно с обеда не ел ничего кроме чипсов. В животе еле слышно заурчало, но Джордж покачал головой.
— Нет, спасибо. Буду ложиться спать, — ответил он шёпотом.
— Не опаздывай на завтрак, — подмигнула ему мама, щёлкнув выключателем.
— Спокойной ночи.
— Сладких снов.
Аккуратно отогнув одеяло со своего края, Джордж скользнул в постель и затих. Глаза понемногу привыкали к темноте, и скоро стало видно, что Юхо по-прежнему спит. Он лишь завалился немного набок и стал сопеть чуть громче. Удивительным образом этот мерный звук не раздражал, а наоборот — успокаивал, подобно стуку колёс поезда, и вскоре Джордж уже сладко спал.
С тех пор Юхо ночевал в его кровати.
Джордж очень любил свою сестру. Он искренне считал её если не самой красивой, то уж точно — самой милой. Вечно смеющиеся карие глаза, чуть вздёрнутый носик, живой и лёгкий нрав — всё это было так привычно и близко, что Джордж нередко скучал по ней, хотя в Хогвартсе всегда было чем заняться и с кем поболтать.
Но этим летом что-то пошло не так. То ли у Эми начался тот самый переходный возраст, то ли она за что-то обиделась на Джорджа, на мать, на своих многочисленных подружек… Да мало ли на кого? Как бы то ни было, временами она становилась совершенно невыносима. Она капризничала на пустом месте, могла не ответить, если к ней обращались, а иногда наоборот — выдавала что-то совершенно несусветное.
Как-то раз Джорджу пришла мысль, что причиной таких перемен в поведении сестры мог быть Юхо. Возможно, она обиделась, потому что ей почти не давали играть с енотом. Или же наоборот — ревновала Джорджа, который теперь проводил с ним всё время. Так или иначе, когда Джордж попытался прояснить ситуацию, то услышал следующее: «Сдался мне твой енот! — тут Эми громко фыркнула, после чего добавила: — И ты сам — тоже!»
В результате ничего так и не прояснилось, но Джордж решил больше не лезть. А ещё ему вдруг подумалось, что тринадцать лет это уже далеко не ребёнок. Теперь Эми представлялась ему каким-то загадочным диковинным существом, словно стрекоза, вылезшая из оболочки нимфы.
— Если бы я была Юхо, то уже давно сбежала бы от тебя или утопилась.
Эми болтала ногой с такой скоростью, что Джорджу казалось — ещё немного, и его продует.
— Это ещё почему?
Не то чтобы Джордж ожидал услышать что-то действительно важное. Скорее он допускал мысль, что они с Юхо могли забыть о какой-нибудь мелочи, очевидной и привычной для настоящих хозяев и питомцев.
— Да потому. — Эми с хрустом откусила от вафли, после чего одновременно надменно и недовольно выдала: — Ты его совсем не гладишь.
— Что? — глупо переспросил Джордж.
— Ни разу не видела, чтоб ты его гладил, — Эми положила локти на стол и нагнулась вперёд, что вкупе с рассерженным выражением лица выглядело довольно угрожающе.
— Ну, если ты не видела, это ещё не значит… — попытка оправдаться выглядела откровенно жалко. Эми, казалось, и вовсе пропустила её мимо ушей.
— Посмотри, какой он грустный! — она кивнула на детский стул, который теперь всегда стоял возле стола. Джордж повернул голову, снова собираясь возразить, но так и проглотил все слова. Юхо сидел на своём месте, сгорбившись больше обычного, не ел и выглядел удручённым дальше некуда.
— Да ему это просто не нравится! — предпринял последнюю попытку Джордж. Ему до ужаса хотелось сказать Юхо, чтобы он перестал придуриваться. Даже если тот снова задумался о своей нелёгкой судьбе, то мог выбрать для этого более подходящее время и место.
— Нравится, ещё как!
— Ну хорошо! — тоже начиная раздражаться прошипел Джордж.
Он протянул руку и осторожно коснулся тёмной полоски, идущей от носа к макушке. Здесь шерсть была короче, чем в остальных местах и Джордж запоздало подумал, что это место могло быть более чувствительным. Пальцами он провёл ото лба до шеи несколько раз, а затем — ещё дальше, между выпирающих лопаток, обводя позвонок за позвонком сквозь густой мех. Юхо сидел, словно окаменев, и продолжал смотреть перед собой в одну точку. Было сложно сказать, приятно ему или нет, а потому Джордж продолжал, уже сам заинтриговано ожидая реакции. Откровенно говоря, он давно думал об этом, но почему-то был уверен, что Юхо будет шипеть и возмущаться, как когда это делала Эми.
Самым чувствительным местом оказались едва заметные ямочки позади ушей. Стоило Джорджу лишь слегка дотронуться до них кончиками пальцев, как Юхо вздрогнул и весь как-то изогнулся, прикрывая глаза, теперь уже точно — от удовольствия. А спустя пару мгновений Джорджа и самого будто бы накрыло: совершенно не вовремя ему в мельчайших подробностях вспомнился тот — настоящий Юхо. Как бы он жмурился от наслаждения, выгибаясь навстречу рукам? И как его следует гладить, чтобы заставить тонкие губы приоткрыться от прерывистого дыхания…?
Плечи покрылись мурашками, в то время как спине и ладоням стало сначала жарко, а затем сразу холодно. Чувствуя, как горят щёки, Джордж сглотнул и убрал руку. Он повернулся обратно к сестре, но краем глаза успел заметить, как Юхо покосился на него каким-то мутным взглядом, то ли осуждая, то ли просто пытаясь прийти в себя.
Так же, как Джордж временами мог почти забыть о том, что в гостях у него вовсе не енот, так и сам Юхо иногда, казалось, напрочь забывал, кто он такой. Это случалось не слишком часто, но бывало, что даже Джордж переставал видеть в нём что-либо человеческое. Взгляд круглых глазок становился по-настоящему диким, а движения приобретали некую порывистость и пугливость. В такие моменты Юхо мог начать грызть что-нибудь найденное на улице, расцарапать ножку кровати или даже всерьёз попытаться кого-нибудь укусить. Джордж как мог, старался следить за ним, но, когда Юхо приходил в себя, ничего не рассказывал. Юхо и так было не сладко, и Джордж не хотел заставлять его нервничать ещё больше.
Вечерние сеансы медитации, хоть и не давали особого эффекта, но казались хорошей идеей. Джордж не очень понимал происходящее, но был рад уже хотя бы тому, что Юхо продолжал бороться. Каждый день около шести вечера тот забирался на компьютерный стол, садился на задние лапы, закрывал глаза и выравнивал дыхание, делая его глубоким и редким. Так проходило около пятнадцати минут, после чего енот разочарованно качал головой, спрыгивал со стола и отправлялся куда-нибудь по своим делам.
На вопрос о том, что он представляет во время таких сеансов, Юхо ответил примерно следующее: «Представляю сначала себя в Хогвартсе, а потом — как ты меня бесишь». Поначалу Джордж даже расстроился — он полагал, что за прошедшее время они если и не стали друзьями, то хотя бы сумели найти общий язык. Но, проглотив немного детскую обиду, он решил, что всё не так плохо. Скорее всего, Юхо просто пытался максимально точно воссоздать самого себя, и, видимо, образ Джорджа в этом деле играл не последнюю роль. Осознавать это было приятно.
Тени от деревьев за окном сложились на потолке в подобие какой-то ухмыляющейся рожицы. Так показалось Джорджу, но уже через мгновение он не мог найти сходства. Ему вдруг вспомнилось, что они с Томасом договорились покататься на велосипедах, однако теперь он вовсе не был уверен, о каком дне шла речь. В доме и за окном было очень тихо, — шёл второй или третий час ночи. Джордж перекатился на бок и собирался попробовать снова уснуть, но вместо этого его взгляд упёрся в голубовато-белый, будто светящийся в темноте воротничок рубашки.
Юхо лежал поверх одеяла, подперев голову рукой, и смотрел из-под полуопущенных век. Его глаза темными полумесяцами блестели отсветами уличных фонарей, а тонкие губы были изогнуты в спокойной и будто бы даже нежной улыбке.
— Ты…
— Нет, — Юхо покачал головой, обрывая вопрос на полуслове. — Просто ты спишь и видишь, будто бы я снова стал самим собой. Мечтаешь об этом, чтобы избавиться от меня, но забываешь, что проблемы я тебе буду доставлять в любом виде, — он ухмыльнулся, но как-то не слишком весело.
— Тогда мне лучше посмотреть что-нибудь другое, — сделал вывод Джордж. От слов Юхо ему вдруг стало как-то неуютно.
— Точно, — мягко согласился тот. — Закрывай глаза.
Так Джордж и сделал, но в ту ночь ему больше ничего не приснилось.
Воображаемый Юхо был прав лишь отчасти. Джордж не мечтал избавиться от него. Напротив — с каждым днём он всё отчётливее понимал, что не хочет расставаться с пушистым захватчиком. Но правда заключалась в том, что месяц подходил к концу, а значит, вскоре родители Юхо должны были вернуться в Англию. Плана, что делать в таком случае, у Джорджа не было, а Юхо, стоило его спросить об этом, начинал хмуриться и не желал ничего обсуждать. Видимо, он продолжал надеяться исправить всё собственными силами, но день ото дня ничего не менялось, и, по мнению Джорджа, шансы на успех становились всё более призрачными.
Эти тяжёлые мысли всё больше омрачали беззаботное веселье каникул. Дошло, наконец, до того, что даже в душе Джордж начал думать о том, как бы помочь Юхо и выиграть ещё немного времени. Идея отвезти его в Лондон и попытать счастья там, у подозрительных, но способных знахарей из Лютного переулка, день ото дня казалась всё заманчивее. Ехать было недалеко, и пусть Джордж понятия не имел, кого искать и о чём просить в самом злачном месте магической столицы, решимости ему было не занимать. Самому себе он даже начал напоминать друзей-гриффиндорцев, которые чуть что, тут же кидались на выручку друг другу, не особенно задумываясь о последствиях.
«А из твоих змеиных приятелей, кто бы так переживал за тебя, Юхо?» — с каким-то до конца непонятным даже ему самому чувством подумал Джордж, выключая воду. В трубах недовольно заурчало, и он улыбнулся, представив, что это в ответ на его вопрос ругается василиск.
Вытерев голову махровым полотенцем, Джордж отодвинул забрызганную водой шторку и вскрикнул от неожиданности. Он сделал неуклюжий шаг назад и чуть не упал, поскользнувшись в ванной, когда на него уставились две пуговицы глаз.
Юхо сидел на краю раковины и мыл виноград. В пакете перед ним лежала большая гроздь, от которой он отрывал по ягоде, тёр под тонкой струйкой воды и складывал в ажурную миску.
Сообразив, что надо бы прикрыться, Джордж дёрнул на себя шторку, едва её не оторвав, и лишь потом догадался обвязать полотенце вокруг бёдер. На всё это Юхо смотрел немигающим и ничего не выражающим взглядом, так и застыв с крупной вытянутой ягодой в руках. Периодически инстинкты просыпались, и у него появлялась потребность что-нибудь помыть. Делал он это всегда в ванной, потому как повернуть кран на кухне оказался не в состоянии, но в этот раз Джордж был готов поклясться, что закрывал дверь! Не на замок, но повернуть скользкую круглую ручку на уровне много выше своего роста Юхо никак не мог. Однако это не мешало ему сидеть на краю раковины и смотреть на голого Джорджа, стремительно заливающегося краской.
***
Джорджу снилось что-то очень приятное. То ли Хогвартс, то ли поездка к морю, то ли чудесным образом — всё вместе. Судя по свету и звукам за окном, утро давно перестало быть ранним, но вставать совершенно не хотелось. Пытаясь ухватиться за остатки сна, Джордж перекатился на живот и засунул руки под подушку. Краем глаза он заметил, что Юхо тоже по-прежнему спит рядом. Он свернулся клубком так, что был виден один лишь мех: ни лап, ни носа, — просто живой пушистый клубок.
Джордж закрыл глаза, и тут же под веками вновь заплескалась лазурная даль. Теперь было отчётливо видно, что на берегу, у самого песчаного пляжа, возвышалась громада древнего замка. Где-то поблизости слышались голоса, и Джордж уже начал узнавать их, когда его пальцев коснулось что-то прохладное и твёрдое. Прекрасный мираж на секунду застыл и начал понемногу таять. Под подушкой что-то было, и это что-то не давало сосредоточиться.
Осознав, что безвозвратно проснулся, Джордж вытащил руку и, щурясь, уставился на крошечный предмет, который держал в пальцах. Сначала ему показалось, что это булавка. Но, если так, то она была очень уж короткой и безобразно тупой. Круглая стальная головка ярко отсвечивала даже в рассеянном шторами свете, и Джордж вдруг понял, что та сделана из серебра, а булавка вовсе никакая не булавка.
Это была серьга. Примерно такая, какие в изобилии носил в ушах Юхо.
Джордж сел на кровати. Он не мог оторвать взгляд от блестящего украшения, смотря в него, будто в думосбор. Когда Юхо превратился там, в Выручай-комнате, рядом остались лежать только его палочка и флакон от зелья. Вся его одежда и украшения превратились вместе с ним, а значит…
Джордж медленно повернул голову. Юхо мирно спал, и, судя по всему, мог пролежать так ещё очень долго.
— Юхо, — негромко позвал Джордж. Не дождавшись реакции, он протянул руку и невесомо провёл пальцами по густой шёрстке.
Клубок вздрогнул, зашевелился и наконец развернулся, вмиг приобретая четыре лапы и влажный чёрный нос. Юхо вытянулся на спине, потянулся и сладко зевнул так, что на мгновение стали видны все многочисленные острые зубки. Подслеповато моргнув пару раз, он уставился на Джорджа полусонным взглядом и чуть дёрнул мордой, спрашивая, в чём дело.
— Кажется, я хочу с тобой поговорить.
На несколько секунд Юхо жутковато застыл. Джордж даже испугался, что с ним сделалось что-то вроде сердечного приступа, но затем понял, что тот просто заметил серьгу.
— Давай.
Юхо вздохнул, перекатился на лапы и спрыгнул с кровати. Он отошёл к шкафу, где было больше свободного места, и сел на задние лапы, сложив передние наподобие суслика. Джордж тоже переполз к другому концу кровати и приготовился смотреть. На этот раз он хотел увидеть процесс целиком, чего бы это ни стоило, но Юхо не спешил начинать. Он жалостливо смотрел снизу вверх своими глазами-бусинами и кивнул на дверь, когда снизу послышалось:
— Завтрак готов!
Джордж покачал головой:
— Сейчас.
На этот раз ничего сверх жуткого не было. Просто Юхо стал увеличиваться в размерах, а его тело плавно перетекло в человеческую форму, принимая знакомые очертания. Не прошло и полминуты, как перед Джорджем стоял сёгун Сугимото собственной персоной. Изрядно помятая мантия снизу была покрыта пылью Выручай-комнаты, а чуть отросшие волосы пребывали в живописном беспорядке. Убедившись, что всё нормально, Юхо прислонился спиной к шкафу, откинул голову назад и посмотрел на Джорджа сверху вниз своим фирменным взглядом. Тонкие губы изогнулись в привычной усмешке, и, глядя на это, Джордж почувствовал, как внутри что-то взволнованно замирает. Он был рад за Юхо, но не потому, что тот справился и смог вернуть себе человеческий облик, а просто потому, что прямо сейчас видел его перед собой. Такого знакомо нахального, очаровательно дерзкого и необъяснимо симпатичного.
— И давно ты так наловчился?
Умом Джордж понимал, что должен злиться. Его обвели вокруг пальца и, не раскрой он обман, неизвестно ещё, как долго Юхо бы с ним дурачился. Однако на деле Джордж не чувствовал даже намёка на раздражение. Вместо проклятий с поминанием Мерлина ему вспомнился сон, когда Юхо лежал с ним рядом и улыбался, тепло и чуть насмешливо.
— С каждым разом всё быстрее. Через пару месяцев буду оборачиваться секунд за пять, а там — нет предела совершенству, — Юхо хмыкнул и, приоткрыв дверцу шкафа, шепнул: — Акцио палочка.
— Я спрашивал, давно ли ты смог перекинуться обратно.
— На следующую ночь после того, как мы поссорились. Помнишь, ты ещё читал обо мне в интернете? — Должно быть, на лице Джорджа отразилось что-то невероятно забавное, потому как Юхо, который наблюдал за ним, усмехнулся ещё шире и добавил: — Наверное, нужно было просто успокоиться.
— И зачем? — Джордж всё же заставил себя спросить, хотя язык слушался плохо.
— Зачем ты продолжал всё это?
— Ну, — Юхо покрутил палочку между пальцев и спрятал её в нагрудный карман. — Я конечно предполагал, что ты любишь всякую живность… Но ведь ты должен был помнить, что перед тобой не просто енот.
— Разве было похоже, что я забыл?
Джордж почувствовал, как ладони немного вспотели и сильнее сжал одеяло. Интуитивно он уже начал понимать, к чему клонит Юхо, но всё происходило слишком стремительно.
— Нет, не похоже. — Юхо наклонился, чтобы оказаться на одном уровне с сидящим Джорджем. Он по-прежнему улыбался, кривовато и дерзко, а на левой щеке проступила ямочка, которую так любили обсуждать девчонки всех факультетов. — Выходит, тебе нравятся слабые и беззащитные.
Он поставил ногу на бортик кровати, прямо между коленей Джорджа. Так их лица разделяла всего пара дюймов, и Джордж мог слышать, как от слизеринца пахнет его же шампунем.
— Мягкие и пушистые, — выдохнул Юхо, опустив взгляд ниже.
Джордж хотел что-то ответить, но вместо этого изо рта вырвался какой-то невнятный звук. В следующий миг все мысли спутались в один большой яркий клубок, а сердце высоко подпрыгнуло, когда губ коснулось колечко пирсинга, а длинные пальцы зарылись в волосы на затылке, не давая отстраниться. Юхо не спешил, он целовал с чувством, но не глубоко, медленно перебирая всклокоченные со сна волосы. Несмотря на то, что за свою школьную жизнь Джордж успел повстречаться уже с двумя девушками, в тот момент он чувствовал себя едва ли не глупой младшекурсницей. Те наперебой обсуждали, как Сугимото хорошо целуется, но едва ли кто-то из них знал об этом по собственному опыту. А вот Джордж теперь знал. Он уже подумывал перехватить инициативу, когда в дверь вдруг постучали.
— Джордж, сколько можно спать? — из-за приоткрытой двери показалось слегка недовольное лицо матери. На ней был кухонный передник со следами чего-то оранжевого, а волосы на макушке небрежно стягивала кислотно-салатовая резинка. — Ой…
Заметив, что в комнате сына появился кто-то ещё, женщина удивлённо замерла на пороге. На её лице невероятным образом сменились сразу несколько выражений, оставив в результате что-то вроде благожелательного любопытства.
— Доброе утро, — поздоровался Юхо. Никуда не торопясь и не паникуя, он убрал ногу с кровати и вежливо кивнул в сторону двери, сопроводив приветствие лучезарной улыбкой.
— Доброе, — зарумянилась в ответ мама. Она вытерла руки о передник и добавила: — А мы с Эми уж думали, что так и не увидим вас… без хвоста.
— Так вы всё это время…
От удивления Джордж даже не смог закончить мысль. Ему оставалось только сидеть и изумлённо хлопать глазами, когда его мама задорно подмигнув сказала:
— Я почти сразу догадалась.
В коридоре послышались торопливые шаги и несильный удар об дверь. Просунув голову под рукой матери, Эми широко раскрытыми глазами уставилась на Юхо и тут же восторженно запищала:
— Какой милашка! Джордж, ну что ты…
— Эми, иди вниз, — строго прикрикнула на неё мать, нахмурив брови. — Мальчики сейчас подойдут.
— Я всё объясню, — сделал попытку оправдаться Джордж. Ему всё ещё продолжало казаться, что ситуация требует скорейшего разъяснения, но, видимо, все кроме него уже успели расставить пресловутые точки над i.
— Да-да, — махнула рукой мама, закрывая дверь. — Спускайтесь скорее, а то остынет.
Какое-то время Джордж тупо таращился на плакат с лучшим ловцом прошедшего года Гарри Ротерхэмом. Тот величественно парил на метле последней модели и жизнерадостно показывал большой палец, всем своим видом демонстрируя, что всё отлично и дальше будет ещё лучше. Джордж едва удержался от того, чтобы саркастично скопировать его жест. Вместо этого он перевёл взгляд на Юхо. Слизеринец крутился перед зеркалом, пытаясь стряхнуть с мантии пыль, разгладить измятую рубашку и просто наслаждался своим отражением. Заметив, что на него смотрят, Юхо усмехнулся краешком рта, обнажив заячьи зубы.
— Ну и что ты собрался им объяснять? Что почти месяц прятал своего друга, чтобы носить его на шее и спать с ним?
Засранец веселился, абсолютно искренне и почти беззлобно, а ещё — очень заразительно. Поймав себя на том, что тоже улыбается, Джордж откинулся на кровати, вытянув руки над головой, а затем с огромным удовольствием запустил в наглого енота подушкой.
