Ищи меня в шуме ветра, Ищи меня в листьях мяты, Ищи меня, верь, что где-то Я есть и вернусь обратно.
Уилл сидел на крыльце дома в одной футболке и шортах, хотя на улице была еще совсем ранняя весна и солнце, едва выглядывающее из-за облаков, практически не грело ничего, что встречалось ему на пути. Но это было не важно. Он не чувствовал холода, не чувствовал ничего, кроме как странного ощущения где-то внутри. Наверное, именно это и называется пустотой. По крайней мере, если бы кто-то спросил у него, как он понимает выражение "пустота в душе", он бы описывал именно это. Раньше такого не было. Грэм так давно сидел здесь один в последний раз, что уже вряд ли вспомнит, когда именно: с ним всегда был Ганнибал. И это не было тем назойливым присутствием, от которого хотелось побыстрее избавиться, нет. Лектер не был назойлив, и профайлер знал, что, стоит попросить того уйти и оставить его одного - он уйдёт. Но тот ни разу не просил его об этом. Ветер, которого до этой минуты практически не было, резко усилился. Приоткрытая дверь в дом скрипнула под действием прохладного потока воздуха. Уилл не обернулся. Не хотел разрушать того хотя бы мнимого ощущения чужого присутствия. Лишь в такие моменты ему казалось, что вот сейчас, за этим таким родным скрипом, послышатся знакомые шаги. Ганнибал, кому и принадлежал звук шагов, цокнет языком, глянув на полураздетого мужчину, сидящего на холодной улице, подойдёт ближе, держа в руках две кружки свежего чая с мятой и, протянув одну из чашек Грэму, сядет с ним рядом. И всё будет как всегда, всё будет как обычно.Ищи меня за спиною, Ищи меня в каплях алых, За звездами, за землею Ищи, что еще осталось.
Не выдержав, профайлер встал и обернулся: за его спиной никого не было, чего и стоило ожидать. Вернулся в дом и прошёл на кухню. При виде кухонных ножей невольно положив руку на живот и проведя большим пальцем по выпуклому шраму, Уилл снова вспомнил то, как пострадал от руки Лектера и ножа для резки линолеума. Сейчас он, кажется, был готов даже вновь перетерпеть эту адскую боль, лишь бы снова оказаться в объятьях Ганнибала. Налил в чайник воды и поставил его на плиту. Сел на стул, что стоял рядом и, оглядывая помещение, в сотый раз наткнулся на картину, висящую на стене. Космос. Чёрный, синий, фиолетовый, жёлтый и многие другие цвета и их оттенки, идеально сочетающиеся и контрастирующие друг с другом, складывающиеся в единое целое. Когда-то эту картину, после долгих упрашиваний, нарисовал Ганнибал.Рассыпался мир в ладонях, На небе погасло солнце... Ищи же меня и помни: Найдешь — всё опять вернётся.
Грэм отвлекся от рассматривания рисунка лишь тогда, когда чайник оповестил о себе громким свистом. Налив себе горячего чаю с мятой, профайлер посмотрел в окно: солнце скрылось за тучами, на улице заметно потемнело. С минуту постояв, словно в раздумьях, Уилл поставил кружку с напитком на столешницу и, двигаясь к входной двери, на ходу накинул на себя пальто. Закрыв дверь, но не запирая её, мужчина резво сбежал по ступенькам и направился куда-то вдоль дороги. Он шёл, казалось, совсем недолго, когда свернул с дороги в поле, а оттуда зашёл недалеко в чащу леса. Там, между двух крупных деревьев, находилась довольно ухоженная могила. Грэм подошёл ближе к ней, вновь читая надпись на надгробии, которую видел уже миллионы раз: "Ганнибал Лектер". Вместо двух дат была написана лишь одна — дата рождения, а после же неё стоял прочерк и многоточие. Уилл упорно не хотел признавать, что Ганнибал погиб. Он не мог оставить его одного.Вот только ладонь не режет, Вот только слеза не светит... — Где же ты, где же, где же?..
Положив руку на надгробие, опустился на одно колено и уперся лбом в собственную руку. Он плакал. Впервые за долгое время. Раньше у него не получалось. Как бы он того ни желал, не проронил ни одной слезинки. И вот сейчас, словно окончательно сдавшись, он плакал. Плакал громко, со всхлипами, совершенно не пытаясь сдерживать себя. Единственный, кто мог его услышать сейчас - это Лектер. А его не за чем стесняться. Он плакал, задаваясь немым вопросом: где же сейчас Ганнибал. Его Ганнибал.