***
Фабиан оказался чуть моложе Ньюта, примерно одного с ним роста, с жесткой и гладкой, как конская, рыжей гривой. И весьма застенчивым — по крайней мере, первые полчаса. Пока они сидели вдвоем в гостиной, и беседа еще отдаленно напоминала светскую. Отчаявшись разговорить столь неуемного в письменном общении Фабиана, Ньют пошел на крайние меры — обещание свозить в гости к матери и ее гиппогрифам, а также демонстрацию черепа единорога с аномалией развития в виде дополнительного рога. В хижине внутри чемодана Фабиан явно чувствовал себя свободнее, чем в гостиной, а уж получив в руки столь редкую вещь — начал рассказывать и больше не замолкал. —… Единороги полны магии, и она бережет их от обычных лошадиных болезней и от аномалий развития, вызванных недостатком витаминов, травмами, наследственными дефектами и подобным, — вдохновенно вещал Фабиан, — но они уязвимы к темной магии. Вероятно, мать жеребенка во время беременности попала под действие темномагического заклинания или в место проведения такого же обряда. Я вижу неправильное развитие зубов, и, что очевидно по размеру, это череп двухлетки, хотя в норме рог вырастает к четырем годам… Простите, я иногда увлекаюсь и рассказываю то, что вы и без меня несомненно знаете. — Ничего страшного, — заверил Ньют, — вы, главное, продолжайте. В целом о единорогах вам известно больше моего. — Когда вы нашли тело, оно уже разложилось и не годилось для вскрытия, я правильно понимаю? — печально спросил Фабиан. — Увы. Зато у меня есть весь скелет целиком, — посулил Ньют. И не ошибся — глаза собеседника зажглись похлеще, чем у ребенка, разворачивающего самый большой рождественский подарок.***
Спустя несколько часов Ньют и Фабиан, порядком охрипшие, снова оказались в гостиной. Ньют, как хозяин дома, отправился заваривать чай. После настолько продуктивных и бурных научных споров, дебатов, историй, наблюдений и замечаний определенно стоило немного помолчать и выпить горячего. Несколько минут они этим и занимались, отдельно перебирая в мыслях итоги разговора и новые знания. — Фабиан, — окликнул Ньют о чем-то — наверное, о ком-то непарнокопытном и с гривой — задумавшегося гостя. — Да-да, — отозвался тот. — Прости, отвлекся. — Мне хотелось бы задать вопрос, касающийся лично тебя, а не твоих исследований. Можно? — скрытность Фабиана в любых личных вопросах Ньют заметил и предпочел перестраховаться. — Конечно. Я постараюсь ответить, — заверил Ньюта Фабиан. — Хорошо, — почти пустая чашка стукнула о столик. — Ты очень много знаешь обо всех животных, находящихся в родстве с лошадьми. Кельпи, крылатые кони, гиппокампусы, гиппогрифы, обычные лошади… Пожалуй, в целом о них ты знаешь даже больше, чем я. Но почему такая узкая выборка? Больше всего нравятся лошади? — сам Ньют, которого с непреодолимой силой влекло ко всем зверям, пожалуй, только чисто умозрительно мог понять, как можно сосредоточиться только на одном виде или категории. Несмотря на то, что его собственная мама таких затруднений не испытывала и спокойно занималась только гиппогрифами. Фабиан же на вопрос отреагировал довольно неожиданно. Напрягся, смутился, словно сразу начал себя чувствовать настолько же неловко, как в самом начале знакомства. — Я спросил что-то не то? — Нет-нет, все нормально. Просто… А, ладно. Я обычно этого не рассказываю, но, думаю, вреда не будет, — решился гость. — Да, меня интересуют именно лошадиные, и у этого есть причина. Видишь ли… я нахожусь в родстве с кентаврами. В тишине невысказанный вопрос Ньюта повис почти ощутимым облаком. Дракон побери, но как?! Насколько ему было известно, такие скрещивания невозможны… — Я тоже не знаю, — признался Фабиан. — Ну вот так вышло. Дальний предок баловался с магией, может, даже с темной. Увы, записей он не оставил, а я… Мне интереснее исследовать кого-то другого, не себя. — Что ж… Это действительно объяснение. Спасибо, — Ньют вздохнул и постарался примириться с тем, что настоящего ответа не получит. Зато дополнительные вопросы нашлись сразу же. — А как это проявляется, кроме, собственно, интереса? Кажется, это был действительно неудачный вопрос. Фабиан едва не забился в угол кресла, опустил глаза и залился краской. Ньют молчал, пытаясь решить: уже начинать отчаянно извиняться или пока подождать. — Эммм… — гость мялся, нервно сжимал пальцы, но в итоге неожиданно решился. — Да, проявляется. Разница в анатомии… — Ньют на всякий случай тоже напрягся и замер. — Гениталии мне достались от кентавра, — Фабиану явно понадобилось много мужества, чтобы высказать это вслух, зато, признавшись, он, кажется, слегка успокоился и теперь искоса поглядывал на Ньюта, пытаясь понять его реакцию. — Спасибо, я понял, — Ньют улыбнулся в ответ, показывая всем собой, что ничего страшного не услышал. — Полагаю, ты не благодарен своему предку? — он постарался взять максимально светский тон. — Не очень, — Фабиан покачал головой, постепенно успокаиваясь. — Это создает… проблемы. Хотелось бы, чтобы этого не было. Я пытался исправить, но увы. А обращаться к кому-то… Это не по мне. — Ясно, — действительно никакой тайны. Он просто-напросто стеснялся. Вопрос и правда был деликатным донельзя… Не из тех, что скромный от природы человек согласился бы вынести на всеобщее обозрение. Ньют чувствовал себя польщенным. — Тебе… неприятно? — осторожно поинтересовался Фабиан, пытаясь спрятать лицо в чашку с чаем. — О Мерлин, нет! — Ньют помотал головой. — Все в порядке. Я никоим образом не собираюсь обвинять тебя в твоем происхождении или анатомии. И ничего неприятного тоже не вижу. Фабиан кивнул, лицо его просветлело. Видимо, он открыл для себя и теперь осознавал, что вовсе не обязательно человек, выяснивший столь необычную деталь, убежит с криками. В природе, конечно, водились существа, способные заставить Ньюта убегать как можно быстрее и дальше (только молча), но Фабиан к ним не относился. Ньют глубоко вдохнул, резко выдохнул и выпалил чуть быстрее, чем собирался: — Можно посмотреть? Фабиан повторно покраснел — еще сильнее, чем в прошлый раз — и снова безуспешно попытался спрятаться за чашкой. Нужно было что-то делать. — Я, конечно, не по разумным расам специалист, это не моя вотчина… Но как ученому мне просто немилосердно и бессовестно интересно, — признался Ньют. — Если ты разрешишь… К этому можно отнестись просто как к любопытному случаю, спокойно, в отрыве от лично тебя. Но если ты будешь против, я все пойму. Взгляд Фабиана заметался — но подсказки в скромной гостиной ожидаемо не обнаружилось. Ньют уже приготовился извиняться — второй раз — и в следующий раз придержать язык, а не задавать настолько бестактные вопросы, но не понадобилось. — Хорошо, — неожиданно решился гость. Так и не перестав краснеть. — О… — теперь ненадолго утратил дар речи Ньют. Он, по правде говоря, не очень-то надеялся, просто не удержался… — Я… очень признателен, правда. Действительно можно? Сейчас? Фабиан храбро кивнул. Ньют медленно поднялся с кресла. Волнение, казалось, было заразительным, так что ноги слегка подгибались. Он медленно подошел и так же медленно опустился перед Фабианом на колени — опасаясь спугнуть, проявить настойчивость, ненароком добиться согласия, которого на деле совсем не хотели давать. Ноги Фабиан раздвинул сам — отчаянно глядя куда-то в сторону. Ньют медленно поднял руки. Наверное, и так смущенный просто до крайности гость совсем закончится, если попросить его расстегнуть ширинку самому. Действительность и правда оказалась… впечатляющей. Смуглая человеческая кожа в паху плавно переходила в нежно-бархатную на вид, пигментированную до черноты лошадиную. Покрытые редким пушком тестикулы — не совсем лошадиного размера, но и не человеческого — а перед ними абсолютно лошадиных очертаний член, скрытый слегка поблескивающим препуцием. Ньют смотрел, как завороженный. В этой анатомии, не принадлежащей никакому известному ему виду, было что-то невообразимое чуждое. И чарующее. Настолько же необычное, насколько привлекательное. Нет, Ньют никогда не страдал неподобающими желаниями в адрес своих (или чужих, или диких) животных. Но человек со столь необычной анатомией… Это было что-то. — Ньют? — даже через смущение Фабиан понял, что столь пристально его член разглядывают явно не замерев перед тем, как убежать. — Да-да? — отклик получился слегка рассеянным, но потом Ньют собрался и перевел взгляд с члена на его обладателя. Он разрывался между исследовательским интересом — как так получилось, и как оно работает? — и совершенно не имеющим ничего общего с наукой лихорадочным возбуждением. — Можно потрогать? — Эммм… — Фабиан слегка прикусил губу. Но убегать с криками тоже явно не собирался. — Да. — Хорошо… — губы пересохли, и их пришлось облизнуть. — Ты позволишь? — Ньют дотянулся до палочки и призвал объемный флакон с характерной прозрачно-голубоватой жидкостью. — Не могу себя заставить коснуться его сухими немытыми руками, — признание вышло, конечно, неловким. — М-можно. Так будет… приятнее. — Хорошо, — густая жидкость — смазка-антисептик для проведения медицинских процедур — растеклась по рукам, слегка замерцала и потускнела. От желания и неожиданно высокой температуры ладони словно обожгло — «лошадиная» часть была заметно более горячей, чем человеческая, плавно становясь такой в месте, где пах перетекал в сами гениталии. Фабиан напрягся и вздрогнул, плоть под ладонями тоже отозвалась, словно толкнувшись в них. Ньют слегка сжал руку на препуции, погладил, провел пальцами вокруг основания члена, коснулся чужих бедер... Когда из складок препуция показался сам член, Ньют понял, что даже самые смелые его представления о том, что может расти между ног у людей, вряд ли соответствуют действительности. — Я, возможно, опоздал с вопросом… — проговорил Ньют, не отводя взгляда от поднимающегося органа, — но ты ведь не падаешь в обморок при эрекции? Судя по размеру, тебе полагается. — Ох, нет, нет, — отозвался Фабиан. Он выглядел донельзя смущенным и так же донельзя заинтересованным происходящим. — Не падаю, хоть и должен бы. Крови достаточно. Вероятно, это магия. Наверное, это должно было смотреться диспропорционально и отталкивающе — действительно конский член, растущий между ног с виду обычного человека. Полная эрекция заняла всего несколько секунд — лишь чуть больше, чем у животных с аналогичной анатомией. Срок, который требуется жеребцу, чтобы перейти от состояния «унюхал кобылу» до «готов крыть», был Ньюту прекрасно известен — он в своей жизни видел и устроил не одну случку. Но про себя Ньют сильно надеялся, что сам процесс займет гораздо больше времени, чем случка. Головка члена — темно-розовая, блестящая — мягко ткнулась в щеку. Член светлел по длине, от паха и до кончика, последняя, серо-розовая часть ствола была покрыта более темными, почти черными пятнами пигментированной кожи. Ньюту пришлось сильно укусить себя за губу, чтобы решительно напомнить себе — кроме самого члена, каким бы прекрасным тот ни был, тут еще есть и его обладатель. И на все действия надо спрашивать его разрешения. — Фабиан? — Ньют поднял взгляд и собрался с силами. — Вынужден признать, что на чисто исследовательский интерес и эксперимент это уже не тянет… — Я скромный, а не наивный, — неожиданно четко и твердо ответил Фабиан. Глаза и щеки у него горели, дыхание было быстрым. — Что бы ты там ни собрался делать… продолжай. Отказ был бы большим — очень большим — разочарованием, но Ньют получил согласие. Хотелось обласкать член целиком, по всей внушающей длине, пальцами, ладонями, поцеловать, забрать в рот… Фабиан и Ньют застонали почти в унисон, когда пальцы сомкнулись колечком на стволе — большой и указательный сходились, но едва-едва — и Ньют начал уже полноценно дрочить. Вкус на языке тоже был… странным. Нет, пожалуй, не как человеческий. Чуть более солоно, больше горечи. Но ничего отталкивающего. Громкий выдох-стон Фабиана сопроводил движение языка Ньюта от головки члена вверх. Конечно, ему же явно никогда не доводилось такого испытывать, и ощущения, наверное, потрясающие… Но смысла завидовать Ньют не видел. Он бы и сам не смог описать свои ощущения иным словом. Головка хоть и с трудом, но поместилась в рот, оказалась на языке — горячая, тяжелая, налитая кровью; длинный, гибкий ствол пульсировал под ласкающими его руками. Ньют выпустил ее изо рта, сжал губы, взял обратно, проводя губами по бархатистой поверхности. Фабиан сжал пальцы на плече Ньюта, застонал громко, почти криком, член еще больше затвердел и увеличился, уперся в нёбо — Ньют спешно отодвинулся, опасаясь, что Фабиан сейчас кончит, и головка полностью расширится. Вряд ли порвет, конечно, кости челюсти устоят, скорее уж Фабиан сильно поранится об зубы. — Н-нет… — Фабиан кое-как помотал головой. — Я, не сейчас… Я скажу, я всегда чувствую заранее!.. — Рад, — Ньют обронил слово, прежде чем вернуться к минету, не откладывая. Одной рукой он помогал себе, придерживая ствол, вторую положил на собственный пах, прижал, да так и оставил, полагая, что если приласкает себя хоть как-то, кончит сразу. По всей длине, каждый сантиметр, руками и ртом. Прикосновения жадные, нетерпеливые, желание урвать все и сразу, натрогаться всласть. Запах, вкус, температура, ощущения — все необычное, непривычное, другое, и это сводило с ума, сужало мир только до этого, заставляя пробовать раз за разом. Фабиан следил за Ньютом взглядом, потом закрыл глаза, откинулся на спинку кресла. Ньют обвел языком головку по краю, в самом широком месте, потом тщательно вылизал уретру, проводя языком по длинной расщелине. Собственные пальцы на темной коже члена казались совсем светлыми, слишком тонкими. Фабиан сдался, когда Ньют обхватил член пальцами сразу за головкой, подвигал кистью, прижался губами к кончику. — Все… — выдохнул он, — я сейчас… — Давай, — выдохнул Ньют, не убирая губ, сжал пальцы сильнее и наконец-то толком запустил руку себе в штаны. Белесое и горячее выплеснулось на щеку, несколькими мощными толчками, сразу потекло вниз, на шею и грудь, намочило рубашку… Ньют выдохнул и забился, когда дурманящее напряжение — дай-дай-дай, больше-больше-больше — достигло пика, накрыло с головой, и стало казаться, что даже на коленях устоять — слишком сложная задача. Фабиан подхватил Ньюта за плечи, помог устоять, вгляделся в лицо — легкая встревоженность медленно проступала сквозь блаженство, — спросил: — Все в порядке? — В полном, — заверил Ньют, тыльной стороной ладони утирая щеку, целиком мокрую от спермы. — Просто в абсолютном порядке.***
Спустя десять минут они все так же вежливо пили чай. Сперму с лица (а так же шеи и груди) и брюк Ньют убрал заклинанием и теперь расслабленно раскинулся в кресле, переживая приятное оргазменное послевкусие. Возможно, это был лучший секс в его жизни. Фабиан выглядел задумчивым, но не таким скованным и смущенным, каким был. И в кресло вжаться и трансфигурироваться под него больше не пытался. Губы распухли и слегка ныли, но очень приятно. — Фабиан… А, думаю, после такого уже можно задавать нескромные вопросы, — Ньют улыбнулся. — Это был твой первый раз? Гость кивнул — скорее печально, чем смущенно. — Что ж, это был хороший первый раз, ведь так? — Не на что жаловаться, — Фабиан не сразу, но улыбнулся в ответ. — Хорошо. А то я на тебя, считай, набросился. — Я не понимаю все-таки… Все вижу, но с трудом укладываю в голове, что тебе такое и правда… нравится. Очень, — Фабиан собрался, воззвал к той части себя, которая была ученым, и смог передать словами свои ощущения. — Ты предвзят по отношению к самому себе, — пожал плечами Ньют. — Да, это очень необычно, но некоторым как раз нравится все необычное. Я думаю, что я не один такой в мире, — он не сомневался, что будь Фабиан понастырнее и не стесняйся так своей анатомии — собрал бы вокруг себя достаточно мужчин и женщин, заинтересованных в сексе со столь необычным партнером. — Я подумаю на эту тему, — пообещал Фабиан, слегка, но все-таки улыбаясь. Бесстыдная открытость и мягкий тон Ньюта сработали как надо, успокоив чрезмерно нервного гостя. — У меня к тебе еще одно предложение… не очень научного рода. — Повторить? — предложение совсем слегка пугало, но скорее — вызывало энтузиазм. В конце концов, они же оба ученые — кому, как не им, пускаться в подобные эксперименты? Пусть и научно-исследовательские в лучшем случае наполовину, а на другую — эротические. — Не совсем, — Ньют думал об этом уже некоторое время. Идея будоражила, слегка настораживала, но совсем недостаточно для того, чтобы отказаться от нее. — Заняться сексом с проникновением. В активной роли, как понимаешь — ты. Фабиан издал неопределенный звук — наверное, охнул, — так, как будто это ему предложили принять в себя воистину, хм, конского размера член. — Я не думаю, что это безопасно, — возразил он спустя десяток секунд. — По моим расчетам — вполне. Диаметр, конечно, большой, но не настолько, чтобы это было за гранью. Все решаемо, у меня есть предположение, как именно. Что касается твоего участия — ты себя в процессе контролируешь и не пытаешься сделать что-то, что могло бы мне повредить. Так что ничего страшного не случится, главное — чтобы ты в меня не кончил. На случай неприятных последствий — я, конечно, не колдомедик, но навыки имею: в путешествиях колдомедиков под рукой нет. Поправлю. Значит, я не вижу никаких препятствий — разве что ты не хочешь. Фабиан выслушал очень внимательно и откинулся на спинку кресла, задумавшись. Ньют не торопил. Он надеялся на положительный ответ — хотелось так, что обдавало жаром при мысли о — но понимал, что Фабиан может думать иначе. Может, ему дальнейшее обсуждение магических животных, находящихся в родстве с лошадьми, интереснее. Или он застесняется, или просто не хочет, или любая возможная из тысячи причин. Фабиан допил чай, поставил чашку на столик. — Я за. Мне все еще сложно поверить, хоть я все сам слышал и видел, и оснований сомневаться нет… Но я тоже не хочу упускать шанс, — он робко улыбнулся. — Отлично, — Ньют прикусил губу, чтобы не улыбаться слишком уж довольно, — пойдем? Не вижу смысла откладывать. С подготовкой — это процесс долгий. Фабиан храбро кивнул и встал. В комнате Ньют растянулся на кровати, приглашающе похлопал по ней рядом. — Ложись, устраивайся. Я пока все сделаю сам, когда нужна будет твоя помощь, я скажу. Фабиан замялся, но опустился на предложенное место. — Может, уже поздновато спрашивать, но… Тебя не смущает, что я мужчина? Кто тебе нравится в этом плане? Когда партнер на коленях, ничего толком не видно, но так — совсем другое дело. — Не могу сказать, что у меня есть какие-то конкретные предпочтения, — покачал головой Фабиан. — И вообще… — он улыбнулся. — И правда, уже поздновато спрашивать. Я все обдумал и сказал «да». — Хорошо, — согласился Ньют, потянулся, встал и принялся раздеваться. Спокойно и неторопливо, словно перед сном. Он заметил, что Фабиан смотрел на него — даже не на интереснейшую схему вскрытия гиппогрифа, висящую над кроватью. Уже обнаженный, Ньют взял палочку, накинул на себя очищающее заклинание и призвал несколько флаконов. — Нужна вот эта мазь... — баночка, прилетевшая по воздуху, послушно ткнулась ему в ладонь. — Она для зверей, хорошо расслабляет мышцы. Но для человеческой слизистой тоже подойдет. А это — просто смазка, — он кинул обе склянки на постель. Ньют лег спиной на кровать, раскинул ноги, налил на ладонь смазки и взял в руку свой член. Прикрыл глаза — соленый вкус на языке, чужая плоть, заполняющая рот, горячая упругость гладкой кожи ствола под пальцами… Очевидно, этот образ будет еще долго посещать его по ночам. Ньют вздрогнул от неожиданности, ощутив, что чужие пальцы несмело коснулись его груди, погладили, сжали сосок. Фабиан решил принять участие, и Ньют поощрительно, тихо застонал, чуть подался к руке, показывая всем собой, что продолжать можно и нужно. Кровь устремилась куда нужно, дыхание участилось, и Ньют левой рукой нащупал баночку со звериной мазью. Повозился, открывая крышку, зачерпнул — густую, едва уловимо пахнущую чем-то теплым, корицей и мускусом. Для удобства Ньют закинул правую ногу на Фабиана. Мазь ощутимо нагревала слизистую ануса, разливалась теплом и действовала быстро — вход легко поддавался под пальцами, сразу два вошли легко. Ньют откинул голову, ощущая, как расслабляются и расступаются под нажимом мышцы, позволяя разводить пальцы внутри, раскрывая себя все сильнее. Третий и четвертый протиснулись уже с небольшим трудом, так что мази пришлось добавить. Мерлин, что же он задумал… Наверное, это будет самый экстремальный секс в его жизни. Свободной рукой он коснулся члена, провел вверх и вниз, не нажимая — и без этого хотелось так, что зубы сводило. Ньют трахал себя четырьмя пальцами, скользя наружу и внутрь, мазь медленно впитывалась в стенки. Ощущения все равно были необычными — хоть часть их и приглушало то, что средство сделало мышцы невероятно податливыми, но чувство растянутости от этого никуда не девалось. — Теперь нужно действовать тебе. Я так не извернусь, — когда четырем пальцам стало слишком свободно, Ньют открыл глаза и встретился взглядом с Фабианом, который следил за происходящим, как завороженный. И тоже не жаловался на недостаток возбуждения — его член хоть пока и не налился кровью до своего полного размера, но уже выглядывал из препуция. — Что нужно? — Трахни меня сначала кулаком, — Ньют улыбнулся, увидев, какую реакцию произвели его слова. Но для вежливых научных формул все-таки было уже поздновато. — Диаметр члена — примерно как запястье, головки — с кисть. Войдет рука — войдет и он. — Хорошо, — Фабиан поспешно кивнул, выбрался из под Ньюта и переместился между его раздвинутых ног. — Мазь справа от тебя, возьми, нанеси толстым слоем на правую руку, — распоряжался Ньют. — Потом сложи пальцы лодочкой и аккуратно вводи… Ладно, я уверен, что ты знаком с этой процедурой, хоть и не в эротическом контексте. Ну вот, примерно так. Анатомия, конечно, отличается, но в этом нет ничего невозможного. — Раз ты так говоришь… — согласился Фабиан, зачерпывая мазь. На его руке она заблестела жирной пленкой в теплом свете свечей. Ньют вытащил из себя пальцы, устроился поудобнее и максимально расслабился. Пальцы вошли едва ощутимо, костяшки и основание большого пальца заметно растянули вход, заставив Ньюта хватать ртом воздух, как выброшенную на берег рыбу. О Мерлин… Или кто угодно… Как же много. Не больно, но приятно почти до той грани, за которой будет слишком, и зверски мало общего просто с удовольствием от проникновения. Что-то другое — заполняющее, безжалостно и твердо растягивающее изнутри, заставляющее судорожно сжать мышцы вокруг чужой руки, ощущая ее — так глубоко. — Ньют, ты в порядке? — побеспокоился Фабиан. Ньют с трудом сфокусировал на нем взгляд. — Если бы мне было плохо, я бы уже сказал, — заверил он. — Просто… продолжай. Фабиан кивнул, и Ньют ощутил, что нажим изнутри усилился, пока рука медленно продвигалась вперед, еще глубже — немного вперед, потом назад, и снова, дальше. От интенсивности ощущений хотелось выгнуться и завыть, хотелось приласкать себя и кончить прямо так, хотелось продолжения и было страшно представить, какими будут ощущения при этом самом продолжении. Чтобы не навредить себе, Ньют заставил себя слегка успокоиться, не двигать бедрами, убрал руку от члена и только стонал — громко, неприлично, отчаянно. Фабиан действительно понимал, что и как он должен делать — дискомфорта не причинял, темп выбрал удобный, но Ньют заопасался поднять голову и посмотреть, насколько глубоко запястье находится в нем и далеко ли до локтя. Ощутив, что партнер зажался, Фабиан перестал входить дальше, остановился и принялся двигаться медленно, ритмично — трахал его кулаком, как Ньют и просил. Спустя какое-то время — пару минут? — Ньют все-таки взвыл. — Хватит? — деловито спросил Фабиан. Он уже был полностью возбужден, но себя контролировал все же получше. — Да. Иначе уже ничего не понадобится. И будет очень, очень обидно, — выдохнул Ньют, соображая, кто он такой, где находится и что собрался делать. Фабиан неспешно вытащил — было немного неприятно — и замер. — Возьми просто смазку, вот эту, — Ньют махнул рукой в неопределенном направлении, — ее хватит, и… А, ладно. Фабиан, я верю, ты разберешься. Тут точно совсем ничего сложного. Фабиан хмыкнул, а Ньют воспользовался возможностью отдышаться и прийти в себя. Если он еще будет так жадно дышать, то обеспечит себе неприятное головокружение… Разницу Ньют понял сразу, как только головка члена прижалась ко входу и Фабиан стал аккуратно проталкивать ее внутрь. Чуть больше. Другой формы. Горячее. И восхитительно, неприлично, сильно отличающаяся от человеческой анатомии. — Все в порядке… Да… Давай еще… — Ньют уцепился за спинку кровати, чтобы не тянуться к собственному члену, не кончить раньше времени, а просто лежать и наслаждаться ощущениями, которые обрушивались, как горная лавина. И преувеличением это не было — постепенно проникающий внутрь член распирал и растягивал так, что можно было забыть дышать, замерев, ощущая, как удовольствие расходится все выше, по животу, до ребер. — Ньют, — голос Фабиана был хриплым и едва узнаваемым, — ты знаешь, что мне… видно и снаружи? Ньют кое-как приподнял голову и убедился — да, действительно. Он сам был почти что тощим, и на животе довольно четко проступали очертания члена. Где-то, Мерлин, за пупком… Он протянул руку, накрыл бугорок, прижал и едва не взвился — секунду назад Ньюту казалось, что ярче уже невозможно, но действительно почувствовать, как через собственную плоть толкается в ладонь находящийся в тебе член, усилить давление, еще плотнее вжать собственные стенки в него... Фабиан теперь плавно двигался, войдя, наверное, на половину длины, глядя вниз, и он, кажется, тоже стонал, но шум дыхания и биения крови перекрывал все звуки. Живот ходил ходуном с каждой фрикцией, ясно обозначая движение, и Ньют не выдержал, откинул голову на подушку и издал какой-то звук, не разбирая, шум, хрип или выдох. — Давай, — он все равно слишком долго не выдержит, как бы ни хотелось задержать состояние, когда все тело легкое и охвачено искрящимся удовольствием. Стоит урвать побольше, пока есть возможность. Внимательный Фабиан ускорился, головка его члена ударила, надавила на внутренности, сдвинулась назад… Толще ствола, она прекрасно ощущалась, Ньют чувствовал себя — и был — пронзенным, насаженным на член, слишком большой, такой, как надо большой, почти целиком находящийся внутри него. Ньют сдвинулся вперед, закидывая ноги за бедра Фабиана, напрягся, приподнялся, оказываясь еще ближе. Плюнул на все, наконец-то сдвинул руку с живота на член, обхватил его пальцами. Фабиан подстроился под его движения, не отодвигаясь и не выходя, трахая Ньюта так глубоко, как еще никто и никогда, и ощущений в конце концов стало слишком много. Эмпирическим путем было выяснено, что словосочетания «искры перед глазами» и «оглушающий оргазм» — абсолютно реальное явление. Ньют вздрагивал, довольно смутно ощущая, как отодвигается Фабиан, выходя, как член покидает его тело, и как потом на живот брызнула, почти полилась чужая горячая сперма. Чувствовал Ньют себя уже не совсем в этом мире — действительно оглушенным, слабо соображающим, где он и кто он, и что теперь следует делать. — Фабиан… — голос был слабым, — я, кажется, немного закончился… — Я вижу, — отозвался Фабиан с некоторой задержкой. — Все в порядке. Приходи в себя. Я все сделаю. Ньют благодарно закрыл глаза.***
Теплое одеяло укрывало едва ли не с головой, тело ощущалось легким и чистым, было комфортно и спокойно. Ньют восстановил события и заключил, что после того, как он вырубился — не потерял сознание, но просто стремительно уснул — Фабиан убрал все следы заклинанием, укрыл его спящее тело одеялом, и, судя по звукам — дыхание, шелест страниц, едва слышный скрип — был где-то рядом. — Фабиан… Ты совершенно зря стесняешься своей анатомии. Это было… что-то, — Ньют приподнялся и сел. Гость сидел в кресле, с интересом изучая показанные ему ранее заметки Ньюта о гиппогрифах и их породных особенностях. — Спасибо, — он все-таки не смутился и вообще выглядел довольным собой и жизнью, — весь мой опыт ограничивается тобой, но теоретических знаний достаточно, чтобы понять, что если партнер после секса вырубается с настолько блаженным видом — то ему понравилось. Так? — Так, — Ньют кивнул и сел, поискал взглядом свою одежду — ага, лежит там, где он ее и оставил. Сейчас надо встать. Одеться. Неплохо бы поесть, причем обоим. Внутренности ощутимо ныли отголоском случившегося, не болели, но все-таки зелье принять стоило. — Правда, мои знания подсказывают мне, что такая, как у тебя, реакция — это скорее исключение, а не правило. — Да, пожалуй так, — Ньют собрался и вылез из постели. — Но я такой не один. А остальные… они просто ничего не понимают в хорошем сексе.