Парное молоко для графа

— Нет, отец, я не хочу, не хочу, не хочу, — выл маленький омега, брыкаясь, пока мужчина, прихрамывая и утирая слюну с треснувшей губы, тащил его за длинную косу, намотанную на кулак, — святой папочка, пощади, — он зацепился руками за массивную ветку кривого дерева и расцарапал о нее пальчики, после чего толстый альфа с новой силой рванул его за волосы, присмиряя. — Я тебя только отмыл, не пачкайся, иначе мне придется продать тебя за копейки, — рявкнул на него отец, — и рубаху не порви раньше времени. У тебя будет еще шанс покрасоваться. Прохожие улыбались и разглядывали полуголое молодое мясо, покрытое только белой полупрозрачной рубахой, похожей на мешок, плотоядно облизываясь и отпуская грязные комментарии. — Не хочу-у-у, пусти, ирод! — с новой силой завопил Исак, упираясь пятками в землю. — Будешь брыкаться, я тебя раздену и оттащу на площадь! — отец встряхнул его снова и плотнее зажал светлый волос в кулаке. — Там тебя научат уму разуму! Сам того не ожидая, омега извернулся и впился зубами в мясистый бок, альфа заорал от боли и ослабил хватку, что позволило Исаку выпутаться из рук и пуститься бежать, виляя между частыми прохожими улицы. Не видя ничего и никого впереди себя из-за белой пелены слез, он бежал и бежал, пока не врезался с размаху в какого-то барона, судя по одежде. — А это у нас еще что такое? — удивленно пробасил он, хватая омегу за запястья. — Чей? Исак пнул его в ногу и попытался вырваться, жмурясь. — Резвенький, ты откуда? — снова спросил барон. Внезапно послышался ор отца за спиной, Исака схватили поперек живота и снова закатали растрепанную косу на кулак. Он отчаянно зарыдал. — Приношу извинения, Ваше Сиятельство, — почтительно произнес отец Исака, — мой он. Слава богу, ненадолго. Мужчины расшаркались друг перед другом, и Исак, кажется, потерял связь с реальностью. Следующее, что он почувствовал — его тело скидывают с плеча. Холодный стол принес некоторое облегчение, а ярмарочный гул забил уши. Омежьи стоны, плач, смех, смрадный запах, высокие деревянные стойки, толпы альф, разглядывающих товар — все это было так чуждо для маленького Исака, что он не сразу услышал отцовский голос: — Сиди смирно, не шатайся! Никто тебя с падающей головой не купит! Исак, не имея сил сопротивляться, сел ровно, выпрямил тонкий стан и огляделся. Рядом с палаткой, где сидел сам он, находился другой омега. Он сидел ровненько, на возвышении, подняв гордо голову и улыбаясь, на нем тоже была тонкая рубашка, с одним отличием в виде красиво вышитой рыбки на груди. На коленях лежал подаренный кем-то горшок розовой орхидеи. Рядом, оперевшись на стол, стоял черноволосый мужчина, — отец, — он был не такой, как отец Исака. Сильные руки с потемневшей кожей на кончиках пальцев, выпяченная вперед грудь, закатанные рукава белоснежно чистой рубашки. Он поглаживал большим пальцем белое бедро омежки, слегка приподнимая ткань, чтобы похвастаться своим товаром. Вдруг к ним подошли три молодых альфы, смеясь, покачиваясь и распространяя запах перегара. Черноволосый, как его отец, омега похлопал пышными ресницами и — о Боги! — поднялся с колен, повернулся к альфам задом, задирая рубаху, и соблазнительно медленно опустился на грудь, выставив на показ беленькие ягодицы с розовой дырочкой между них. Те пьяно заорали, кинув купюру улыбающемуся отцу за представление, и начали разглядывать со всех сторон кругленькую попку омеги. Исак закрыл лицо руками. Какой позор. Какой ужас! Он бы лучше утопился, чем вот так показал свою розу. Снова взглянув на срамного омегу, Исак просто обмер от страха. Один из альф засунул в его дырочку целый палец, а тот только открывал рот, стеная, и подавался бедрами назад. Какой ужас! Срам! Бесстыдство! Несдержанность! Исак не знал, даже представить себе страшился, что такое могут делать с омегами прямо на улице! Конечно, он немного представлял себе, что делают альфы с омегам по ночам, но не так! Его раздирало от бешенства. Не позволит. Ни за что! Ни за какое золото! Ни в жизнь! Он не заметил за разглядыванием чужих оргий, как к их палатке тоже подошли два немолодых альфы. Сжав коленки и стиснув их руками, Исак угрожающе посмотрел на обоих. — Покажите его, — один из альф махнул на омегу рукой, обращаясь к отцу. — Конечно, Ваше Благородие. — тот услужливо поднялся и начал задирать на Исаке длинную рубаху, которую тот прижал коленям и ступнями к столу. — Покажи альфам попку, сыночек. Исак протестующие замычал и вцепился пальцами в чужие грязные руки. — Не трогайте меня! — проплакал он, борясь за свою рубашку. — Не дамся! Я вас всех… да я вас… вам… Отец разозлился и подкинул его над столом, разрывая белую рубаху пополам. Исак завизжал и начал колотить его ногами и руками, вертясь и сдирая спинку о деревянную поверхность. Его нагое тело жадно осматривали старые альфы, непонятно как и зачем оказавшись на ярмарке омег. — Помогите уж мне, — нервно удерживая Исака за лодыжку, тупо хихикнул отец. Альфы, по-видимому какие-то бароны, только этого и ждали. Прижав молодое тело к столу, они раздвинули ноги заливающегося слезами Исака и начали лапать его в шесть рук. Тошнота подкатила к горлу маленького омеги, и он, почувствовав, как чужой толстый палец барона пощекотал его промежность и уложил в ладонь мягкие маленькие яички, заорал так, что перепугал всех на ярмарке и вылетел пулей из противных рук, свалившись со стола. Ушибленная голая попа и затылок ощутимо побаливали, но Исак смирился бы сейчас со всем, кроме грязных чужих пальцев ощупывающих там, где он сам еще боялся касаться. Вскочив на ноги, полностью нагой омега второй раз за день начал удирать от жестоких людей и предателя отца. Он бежал и бежал под смех наблюдателей, забавляющихся представлением, и заливался горькими слезами. За что? За какие грехи ему все это? Ошалелый от страха Исак не заметил, как под его ногами образовался большущий сундук, через который он и перевалился кубарем, икая и путаясь в волосах. С косы слетела завязка, и она распустилась, светлыми волнами ложась на спину и попадая в рот. Позади слашались звуки погони, стало ясно — далеко он не уйдет, тем более голый. Но маленький шанс сбежать все же сидел где-то в глубине души, поэтому Исак быстро поднялся, боясь смотреть на людей, и рванул дальше, задыхаясь от стыда, бега и слез. Не пробежал омежка и десятка секунд, как снова врезался в чье-то тело и, начав отбиваться, не сразу почувствовал запах. Запах меда, сладкого и тягучего, того, что любил до потери сознания. Он шлепнулся на попу, во все свои заплаканные глаза глядя на альфу над собой и пытаясь прикрыть срам ладошками. — Омежечка, — выдохнул мужчина, опустившись на корточки перед Исаком и втягивая носом воздух, — ты чего такой? — Они… они за мной… — запинаясь, пытался сказать омега, все время оборачиваясь. Даже сквозь забитый соплями и слезами нос Исак остро ощутил головокружащий запах альфы, он осторожно вложил свою ладошку в большую теплую раскрытую ладонь. — Ты чувствуешь это? — вдруг распахнув бездонные глаза, спросил альфа. — Чувствуешь? Исак едва кивнул, не веря своему счастью. Он нашел истинную пару? Ведь это такая редкость! — Почему раздетый? — оглядывая его и поспешно снимая плащ, спросил мужчина. — Что с тобой приключилось? — Меня хотели продать, — снова залился слезами Исак, которого альфа кутал в свой большой плащ, — отец, бароны, они трогали меня, — всхлипывая, жаловался он, — не отдавайте меня, не отдавайте! — Не отдам, — альфа взял Исака на руки, и тот робко обвил его шею руками, уткнувшись в нее лицом и стирая слезы, — счастье-то какое! — Они хотели меня… мне… в меня… — заикался Исак, выплакивая свое горе. — Тише-тише, я тебя никому не отдам, не бойся, — приговаривал альфа, прижимая сверток со своим сжавшимся омежкой к груди и вдыхая его молочный запах. Теплый, пропитанный страхом, любимый запах, напоминающий далекое детство. — Отдайте мой товар! — вдруг услышал Исак голос ненавистного отца и снова затрясся в рыданиях. — Не отдавайте меня, — пропищал он, сжимая статную шею, — прошу Вас. — Это моя омега, — спокойно сказал его альфа, — моя истинная пара. — Сто тысяч золотых, Ваше Превосходительство! — ухмыльнулся отец. — И он ваш. — Конечно, — все так же спокойно ответил альфа, — я пришлю Вам деньги к завтрашнему вечеру. Как его зовут? — Исак, Ваше Превосходительство. Шестнадцати годов, к еде непривередлив, читать научен, девственнен, волосы не резаны, только не потек еще и очень уперт, как козленок. К ночи подготовить его для вас? — Исак не понял до конца, как его должны готовить к ночи, но суть уловил и прижался к своему альфе, моля, чтобы не опускал его ни на какое «готовить». Альфа то ли фыркнул, то ли рыкнул, Исак тоже не понял: — Вы совсем ума лишились? Пошли к дьяволу! Он развернулся и широким шагом направился к своей карете, утопая лицом в растрепавшихся волосах омежки. Осторожно ступая по маленьким ступенькам и прижимая Исака к себе, альфа зашел в карету, сел и усадил свою истинную пару на колени. — Перестань лить слезы, — сказал он, убирая прилипшие к личику волосы. — А к-как Вас зовут? — икнув, спросил Исак. — Граф Бэк Найшейм, малыш, — улыбнулся альфа, — но ты зови меня Эвен. — Я никогда не видел истинные пары, — неверяще пробормотал Исак, приложив запачканую ладошку к чистой щеке графа, — ой! Извините, граф. Ой. Извини. Он смутился и стыдливо опустил глаза, пытаясь оттереть пыльные ладони друг о дружку. — Мы приедем в дом и хорошенько тебя помоем, — Эвен собрал две его руки в свою большую ладонь и сжал их, согревая, — не волнуйся об этом. — У меня нет одежды… — грустно вздохнул Исак, — можно будет съездить к отцу и взять мои вещи? — Я распоряжусь, чтобы тебе пошили новые, — граф отпустил руки Исака и собрал в ладонь теперь его промерзшие пыльные ступни, выглядывающие из-под плаща. — Ты такой хороший, — омега прильнул к его груди и счастливо выдохнул, — ко мне еще никто так не относился. — Далеко не каждый в нашем мире встречает свою истинную пару, — Эвен по-доброму улыбнулся ему, — нам очень повезло. Я самый счастливый альфа, потому что мне теперь есть, кого беречь, омежечка. За разговорами они оба не заметили, как подъехали к резиденции графа. Исак так перепугался внушительного вида аппартаметнов, что снова спрятался лицом в жабо Эвена и не выглядывал до самой комнаты, страшась увидеть осуждающие его взгляды стражников и прочей челяди. — Уже темно, все разошлись по своим спальням, не бойся, — шептал ему граф, но Исак все равно не отнимал лица от напудренных рюш на его груди. — Не могу поверить, что мой альфа королевский граф, — глухо хихикнул Исак, — а ты, наверное, разочарован, ведь мой отец простой рабочий. — Мой омега самый красивенький и умненький, и пахнет он просто замечательно, — Эвен опустил его на большую кровать, последний раз украв глубокий вдох с белокурых волос, — и я ни капли не разочарован. Сейчас тебя отведут в купальню, помогут помыться и вернут в твою комнату. Бьенс! Из маленькой дверки выбежал помятый бета, потирая сонное лицо, и разглядывая новоиспеченную пару графа. — Позаботься о моем омеге, — отдал распоряжение Эвен и хотел было отойти по делам, как Исак схватил его за руку, испуганно глядя в глаза. — Ты обещал! — глаза наполнились слезами и покатились по щекам. — Ты меня обманул! Обманул! Исак начал сползать с кровати, кутаясь в плащ и отталкивая альфу: — Я поверил! А ты такой же как они! Он зашелся в новой истерике раньше, чем граф сообразил, в чем дело. — Уйди, Бьенс, — Эвен махнул рукой и рухнул на колени перед Исаком, — цветочек мой, думал, я тебя бросаю? — Исак обидчиво закивал, уходя от прикосновений. — Я просто решил, что тебе будет неловко, если я буду купать тебя в первый же день знакомства. Исак вдруг затих и задумчиво посмотрел на альфу, решая, что ему делать. — Ну… ты же мой истинный, — неуверенно прошептал он, — мне не страшно с тобой. — Хорошо, — мягко улыбнулся граф Бэк Найшейм, — тогда пойдем. Он подхватил на руки свою омегу и пошел вниз по ступенькам к купальне. Исак так широко раскрыл рот, увидев ее, что Эвен не удержался и лизнул тихонько его нижнюю розовую губку, похожую на лепесток. Тот смутился, раскраснелся, и его обдало неведанным ранее жаром. — Не делай так больше, — тихо пискнул омега, пряча горящие щеки в ладонях. — Почему же? — улыбнулся граф. — У меня из-за этого живот болит! — Исак выпутался из рук и на носочках подошел к бассейну, разглядывая большой фонтан с головами львов, пока граф зажигал свечи. — Это нужно снять, — незаметно подкравшийся альфа выкутал смущающегося омежку из своего плаща, и тот с ужасом заметил, что Эвен уже полностью голый. Он быстро отвернулся, замерев и широко распахув глаза. Чуть не сгорел от собственного стыда! Живот снова скрутило спазмом, и Исак вновь решил, что это все проделки графских губ. — И чего же ты стоишь? — на плечи омеги легли теплые ладони и к спине прижалась грудь, он тихо охнул от накатившего жара внизу живота и стыдливо сжался. Что, каждый раз прикосновения его альфы будут вызывать такую реакцию? — Она такая большая, — выдохнул Исак, осматриваясь, — твоя купальня. — Заходи в воду, омежечка, — ухо обдало горячим дыханием, посылая новую порцию жара, — иначе я сделаю с тобой что-то очень нехорошее. — Ты не можешь сделать мне плохо, — улыбнулся Исак, — мы ведь истинные. Если мне будет плохо, тогда тебе тоже. — О, от этого плохо тебе будет очень хорошо… Исак запутался во фразах и, решив не придавать этому значения, начал осторожно спускаться по ступенькам в воду. Эвен следовал за ним, не отнимая ладони от плеч, и, когда омега оказался в воде по пояс, обнял его за талию. — Не надо так, — пораженный своими ощущениями, выдохнул Исак, убирая от себя руку. — Давай-ка я тебе кое-что поясню, — резко сказал граф, развернув мальчика к себе, — это все из-за того, что мы истинные. Я тоже чувствую это, когда касаюсь тебя, малыш, тебе нечего бояться, это очень приятно. Вот здесь, — он осторожно коснулся низа живота омеги ладонью, задевая редкие светлые волоски на лобке, — тебе особенно хорошо. Исак зарделся, спрятав лицо на его груди, и кивнул. «Особенно хорошо». — Обязательно ждать течки, чтобы поцеловаться с тобой? — спросил он чуть не плача от накативших чувств. — Нет, — легко ответил Эвен, снисходительно улыбаясь, — а ты хочешь? Исак сделал робкий шаг навстречу своему альфе и поднял на него лицо с закушеной губой. — Кажется, да…

***

Исак не мог уснуть всю ночь. То он рыдал из-за потери дома и своих друзей — маленькой частички себя, — то улыбался и глядел на спящего альфу, который с непривычки спать с кем-то в постели притиснул Исака к стене сопел жарко в ушко, то ему почудилось, что кто-то стоит над кроватью и смотрит на них, спящих и беззащитных, то Исак тёр губы, облизывал их, надеясь почувствовать новый поцелуй. Ведь в купальне молодой граф, как прикинул Исак, лет двадцати двух, так поцеловал его в губы, что он ещё полчаса с ним говорить стеснялся, веселя своего альфу. Конечно, после этого поцелуя Эвен больше к омежке не лез, но Исак так распалился, что напридумывал себе уже в постели жутких страстей! Наутро он проснулся совершенно один в холодной постели. Испугавшись, Исак замер в одеялах, не зная, что же ему делать. Выходить из комнаты он даже и не думал. Вдруг встретит кого, и его вышвырнут из дома графа по незнанию? В комнату постучались, и, не ожидая разрешения, в двери показались два альфы наперевес с сундуками одежды. — Поднимайтесь же, Ваша светлость! — завопили они в один голос. Исак и подумать не мог, что это обращались к нему. Он глубже зарылся в одеяла, надеясь, что его не заметят. — Ваша Светлость, вы хотите опоздать на собственную свадьбу? Исак резко сел, распахнув глаза. Какая ещё свадьба? Поднялась жуткая суматоха: его стянули с кровати, затянули корсетом, надели белье, высокие гольфы, поверх всего нацепили тяжелое платье, и омегу усадили в кресло, расчесывая волосы. Он даже дышать не мог, так сильно его утянули со всех сторон. Талия, казалось, совсем стала похожа на тростинку и переломится при первом же касании его альфы. Его альфа… где он сейчас? Почему это люди собирают его на свадьбу, на которую он не давал своего согласия? — Истинные пары могут заключать брак даже без согласия одной из сторон, — пробасили над ухом. Исак что, говорил вслух? Он кивнул и потерялся в своих мыслях, пока альфы трепали его за волосы и пудрили лицо. Когда пришло время выходить из комнаты, Исак был готов рыдать. Где его альфа? Почему он бросил своего омегу? Обещал же! Исака вывели на первый этаж замка графа, и его обдало оглушающим гулом людских криков. Альфы, заполняющие все пространство, образовали неширокую дорожку к дверям, куда Исака и подтолкнул один из приближенных графа. Жмурясь и борясь с желанием упасть и заплакать, Исак с горем пополам добрел до распахнутых дверей, где увидел десятки сотен карет. В одной из них вдруг показался его альфа. Исак чуть не завопил от радости и бросился было к нему, но тяжелое платье, утягивающее в землю, совсем придавило его к месту. — Напугали? — улыбаясь, спросил граф Бэк Найшейм и подал омежке руку. — Ещё как! — возмущённо отозвался Исак. — Я дышать не могу, я идти не могу, я обнять тебя не могу! К чему такая спешка? — Говорят, что, если истинные пары не сочетаются браком в первые дни встречи, их связь становится слабее. Ты очень прекрасен в этом платье! — Эвен подал своему омеге руку и затащил его в карету. Исак с радостью упал в его объятья. — Куда же мы теперь едем? — сжимая большую ладонь, в предвкушении спросил младший жених. — В церковь, — Эвен склонился и повёл носом по основанию шеи омеги, едва касаясь, — я оставлю на тебе свою метку. Все должны знать, чей ты. — Но этот обряд же обычно проводят уже в спальне? — удивленно спросил Исак, после чего смутился, подумав, что происходит после этого. — На свадьбе истинных все по-другому, — улыбнулся граф, — должны быть свидетели. — Что? — вспыхнул Исак. — Они будут смотреть, как ты… как мы… как…? — Мы просто немного расстегнем платье, чтобы открыть шейку, — Эвен поцеловал быстро Исака в подбородок, а затем в нос, — не бойся. Рядом с каретами двигались музыканты с флейтами, скрипками, трубами и барабанами. Музыка, разноцветные и новые одежды, веселые лица, говор, смех, кругом знакомая уже панорама города, а наверху голубое небо, серебристые облачка и яркое солнце, озаряющее всю картину своими золотыми лучами! Когда процессия приблизилась к собору, последний как бы поприветствовал ее колокольным звоном. Чтобы пономарь не ленился и не скупился, его угостили вином. Гостеприимно раскрылся главный вход. Каменные изображения святых, окруженные каменными же кружевами и цветами, как будто оживились при блеске солнца, в присутствии такого живого собрания. Исак не слышал никого и ничего вокруг, кроме дыхания Эвена рядом. Он, как в бреду, невпопад отвечал на вопросы и спотыкался о каждый порожек. Церемония проходила уже более получаса, Исак все никак не мог разобрать слов священника, только лишь сжимал в пальчиках руку Эвена сильнее. Он не мог определиться: счастливый он сейчас или глубоко несчастный. Вдруг граф повел омегу в какую-то комнатку с одним всего ярко украшенном стулом на высоких ножках посередине. Эвен помог Исаку забраться на него и встал рядом, ожидая, когда только его родственники и приближенные заполнят комнату, дабы избежать нежелательных зрителей. — Готов? — тихо спросил граф Бэк Найшейм, когда дверь за последним вошедшим захлопнулась и воцарилась полная тишина. Исак кивнул, сам не зная, на что согласился. Пуговички на воротнике начали выскакивать из петель, медовый сладкий запах отчего-то усилился, чужие пальцы поскользили по шее, освобождая ее от ткани, живот скрутился от неизвестности, а Исак закусил губу, боясь пошевелиться. Он вцепился в сидушку стула и едва слышно простонал, когда горячие губы накрыли его шею, успокаивая и осторожно лаская. Эвен отстранился, давая своей омеге выдохнуть, а затем впился клыками прямо в середину шеи. Исака настигла ноющая боль, он вскрикнул уже громче и выпустил несколько слезинок. Скоро зализав укус, граф отстранился, облизываясь, и заглянул Исаку в глаза: — Цветочек мой, — ласково позвал он, — уже все, больше не будет больно. Отец графа подошел к ним и придирчиво осмотрел ранку. Кровь продолжала немного сочиться, и Эвен собрал ее салфеткой, слегка промокнув. — Истинные! — вынес вердикт отец, и комната залилась радостными возгласами поздравлений. Все вышли, оставив молодоженов приводить себя в порядок. Эвен помог омеге снова застегнуть ворот платья. — И что теперь? — спросил Исак и спрыгнул со стула. — Когда мы уже останемся одни? — Тебе так нетерпится остаться со мной наедине? — хитро прищурившись, альфа обнял мальчика за талию и прижал к себе. Исак приложил осторожно голову к его груди и покраснел. — Просто хочу узнать тебя лучше…

***

В своей почевальне пара появилась только ближе к ночи. Пирушку закатили такую веселую, что Исак сам расслабился и даже шутил вместе со своим альфой, принимая подарки. Эвен трепетно вручил ему браслет, свадебный подарок, увешанный дорогими каменьями, снова расчувствовав свою омегу. Оказавшись в спальне, Исак не знал, куда деться. Он напрочь забыл об исполнении своего супружеского долга перед альфой, а теперь понимание свалилось как снег на голову. А у него ведь не было течки! А помнит ли Эвен об этом? А что с ним будет, если не помнит? А вдруг граф будет злиться на него из-за этого? Исаку помогли снять тяжелое платье, когда граф отошел из комнаты, и он, оставшись в белье, задумчиво привалился к распахнутому окну. Там все еще веселились люди, кучка аристократов играли в шахматы, их омеги тихо шептались в беседке, увитой зеленым плющом. Только после женитьбы у омег начинается сладкая жизнь. В родительском доме они работают и с ужасом или трепетом ждут шестнадцатилетия. В доме мужа они будто обретают крылья и начинают развлекаться и наслаждаться жизнью только в том случае, если альфа, выкупивший их, достаточно добр для того, чтобы позволить своей омеге заниматься собой, вместо ручной работы. Исаку, как ему показалось, повезло больше всех. Он знает сказки, где истинные пары любят друг друга так сильно, что не могут причинить своей паре боль. Никогда не выходивший из своей деревни до недавнего времени Исак ни разу не видел своими глазами истинные пары. В их пору это было большой редкостью. Омеги, имеющие истинную пару, имели столько же привелегий, сколько и их альфы. Это было невиданным счастьем для них. Вдруг прямо под окном Исак услышал приглушенный стон и шорохи, он поднялся на носочки и глянул вниз. Там, в кустах на траве, был постелен плащ, на котором лежали альфа и омега. Они целовались, цепляясь друг за друга руками, Исак было хотел возмутиться, но они показались ему настолько красивыми, что он решил понаблюдать еще чуточку. Альфа неспеша поднял на омеге платье и начал гладить его ноги, так приятно, как показалось Исаку, что он сам сжал колени и потер их друг о дружку. «Эвен наверняка тоже может сделать так приятно» пролелело у омежки в голове, и он, пристыдившись своих мыслей, сильнее завалился на подоконник, чтобы было все-все видно. Пара тем временем уже снова целовалась, альфа улегся между разведенных ног и что-то делал там рукой. Исак не видел, но его собственная рука вдруг завелась назад и погладила сквозь ткань панталончиков промежность. — Помочь? — внезапно появившийся за спиной Эвен так напугал омежку, что он бы непременно вылетел в окно на ложе понравившейся парочки, но тот удержал его за талию и вернул на пол. Граф мельком глянул в окно, заинтересовавшись тем, что же его маленькому супругу так понравилось. Исак замер, боясь повернуться к Эвену, и зажмурился. «Сейчас меня будет ругать» — подумал он. Граф втянул молочный детский запах с волос своей омежки и учуял привкус возбуждения, ухмыльнувшись. — Хочешь так же? — прошептал он в красное маленькое ушко Исака, неспеша развязывая его корсет. Тот замотал отрицательно головой. — Язычок проглотил? — Эвен повернул омежку к себе лицом и за обе руки повел к расстеленой постели. — У меня не было течки! Ты не можешь… — выкрикнул первое, что пришло в голову Исак. Альфа его рассмеялся и опустился на колени перед своим сидящим на постели омегой. — Тебе хочется, — граф Бэк Найшейм потянул гольфу с его ножки вниз, одновременно целуя внутреннюю сторону бедра недалеко от колена, — ты теперь мой младший муж. А еще мой истинный омега. Исака подкинуло на постели от первого прикосновения жарких губ к такому чувствительному месту, но он снова запротестовал: — Ты не можешь! Эвен! Не можешь! Я с тобой тогда разговаривать не стану! Неделю! Нет! Всю жизнь! Альфа снова рассмеялся и схватил мальчика за нервно дергающиеся лодыжки: — Да не буду я, омежечка моя, уже и пошутить с тобой нельзя! Исак надулся, как мышь на крупу, и откинулся облегченно на постель, позволяя графу раздевать его. Когда дело дошло до панталончиков, он снова вцепился в последний элемент одежды на себе и вызывающе заглянул Эвену в глаза. — Я просто поцелую, ладно? — альфа нежно посмотрел на Исака снизу вверх. — Целуй, — тот вытянул губы трубочкой и закрыл глаза, — в губы целуй. — Нет, — покачал головой Эвен. Он уложил небрежно Исака обратно на кровать и начал лизать недавний укус на шее. Затем спустился губами ниже, на ослабевшем теле омежки нашел розовые соски и пощекотал их языком. Его маленький супруг выгнулся и раздвинул ножки, впуская альфу ближе. — Вот видишь, — с ухмылкой произнес граф, оторвавшись от призывно торчащих в разные стороны сосков, — можешь быть послушной омежечкой. — Это ты виноват, — всхлипнул Исак, задыхаясь от сладкого томления в животе, — все ты. — Конечно я, — Эвен спустился мокрыми поцелуями на живот и толкнулся языком во впадинку пупка, — позволь-ка, — он резко выдернул панталоны из ослабевшего захвата Исака и стянул их с него, оставляя омегу полностью обнаженным. — Я просто поцелую, не волнуйся, — доверительно ответил он на перепуганный взгляд, — ты очень красив. Граф, оглаживая стройную талию и живот, взял в рот сочащуюся смазкой небольшую головку члена своего омеги, заставив того задохнуться криком удовольствия и выгнуться в его руках, сжимая в кулачках одеяла. Лаская языком и пальцами, Эвен раздвинул шире хрупкие бедра супруга и нырнул языком ниже, к нежной нетронутой дырочке. Исак захныкал и сам раскрылся больше, позволяя нежить себя бесстыдному альфе. Тот порыкивал, вылизывая всю ароматную смазку из него и напортисто толкался языком внутрь, не оставляя омеге никакого выбора, кроме как стонать, всхлипывать и кричать от наслаждения. — Эвен… Эв… Эви… — на все лады выстанывал Исак с каждым толчком настырного языка в его нутро, — хорошо… как хорошо… Граф довел своего маленького мужа до пика, когда снова вобрал в рот истекающий член и потер двумя пальцами вход. Исак задрожал всем телом и выплеснулся себе на живот, впервые в жизни кончив. — Видишь, не съел же я тебя? — Эвен осторожно прилег рядом и стер влажной тряпкой сперму с живота омеги. Исак завошкался, натянул на себя одеяло и спрятал лицо у него на груди. — Если все остальное так же приятно, я готов хоть сейчас, — тихо сообщил он, обняв альфу поперек торса. — Нет, малыш, — граф поправил выбившиеся из красивой прически пушинки волос, — для здоровья омеги нехорошо зачинать ребенка раньше первой течки. — Ты хочешь ребеночка? — улыбнулся Исак, подняв на него глаза. — А альфочку или омежку? — Если бы пришлось выбирать, я бы выбрал альфу, — гордо сказал Эвен, — но я буду рад любому чуду, которое ты понесешь от меня. — А у тебя есть гарем? — Уже нет, — нахмурился граф, — я его распустил прошлой ночью. — Из-за меня? — просиял Исак. — Я нашел истинную пару! На кой-черт мне гарем теперь? — Ну, у всех графов есть, у короля есть, а у тебя нет… — Зато у них нет истинной омеги! — Спасибо! — Исак прижался своей щечкой к плечу альфы. — Давай уже спать, я очень сильно устал сегодня. — Еще бы ты не устал, — ухмыльнулся Эвен, — свадьба, метка, первый оргазм — неплохо для одного дня. — Гордый какой… как лев. Граф скинул многочисленные одежды, надел рубаху и, улыбаясь и целуя омегу, натянул на него спальную одежду тоже. — Я готов кричать всему миру, что у меня теперь есть истинный супруг! Младший мой муж! Мой! Представляешь? Омежка залился смехом и закивал: — Представляю, еще как представляю! Они заключили друг друга в тесные объятия и еще полночи говорили приглушенно о своем, клялись в верности и заботе, целовались, любовались друг другом в свете прикроватной свечи. И Исак теперь точно знал, он самый счастливый омега в мире! Его альфа самый прекрасный, самый добрый, самый-самый! А у них еще столько интересного впереди! Предвкушая завтрашний день, омежка вжался в грудь альфы носом и окунулся в сон.

***

Стол ломился от яств. Закуски, граппа, ром, коньяк и виски на скатерть альфам подавали. Исак ковырялся серебряной вилкой в тарелке и косился на своего мужа, увлеченно обсуждавшего вчерашнее празднество с друзьями и приближенными. Омеги сидели рядом со своими альфами и завистливо, как показалось Исаку, поглядывали на него. Конечно, он был донельзя горд своим альфой, но сейчас было так стыдно за вчерашнюю ночь, что Исак и бледнел, и краснел, и зеленел, грозясь рухнуть в обморок. Когда все наконец начали понемногу расходиться, он под шумок ускользнул в их с Эвеном спальню, желая побыть в тишине и спокойствии. Непривычно это для маленького омеги — веселиться несколько дней подряд, ему бы тишины, спокойствия, мужа рядом… Комната была увешена новёхонькими омежьими костюмами да выходными платьями, усыпанными жемчугом. Исак восторженно пощупал их и упал лениво на кровать. — Радость моя, — через какое-то время на пороге показался граф Бэк Найшейм с отгрызанным яблоком в руке, — нечего бока отлеживать, пойдем покажу тебе своего скакуна. Самый быстрый в городе! Прогуляемся, покажу тебе окрестности. — Но на улице так жарко… — возразил омежка, потягиваясь на кровати. — Не забудь надеть шляпу! Граф подхватил слабо сопротивляющееся тельце подмышку и понес его через залу к конюшне. Исаку оставалость только болтать ногами и пересчитывать ступеньки на винтовой лестнице. Такой красоты омега не видел никогда в жизни! Лощеный конь с выпирающими мышцами на ногах, гладкая шерсть, идеально вычесанная грива и лоснистый хвост притягивали взгляды. Большие черные глаза прямо в душу смотрели, будто знали все его, Исака, грешки. — Хочешь я тебя на нем прокачу? — улыбнулся Эвен. — Не страшись, запрыгивай! Помявшись перед конем, Исак осторожно ступил на стремя, а затем альфа ловко подхватил его под попу и закинул на скакуна, смеясь над визгом своего пугливого омежки. Тот вцепился руками в гриву и зажал коня бедрами, надеясь не свалиться с него. Взяв поводья, граф неспеша повел коня к тропинке и в сторону лесочка, где гулял обычно только он сам или давно не выходившие на прогулку отец с папой, которые считали, что прогулки исключительно для молодежи. Эвен и не был против считать это тихое чудо своим. — Какие цветы! Смотри! — вдруг вскрикнул омега, указывая пальчиком голубые кусты недалеко от сросшегося векового дуба. — Красивые… — Это просто колокольчики, — рассмеялся граф, — их тут полно. Он отдал Исаку поводья и сорвал три цветочка. — Держи, любовь моя. Омежка улыбнулся очаровательно и вставил цветочки в нагрудный кармашек. Только через минуту до него дошло, что Эвен назвал его «любовь моя». Исак замер и взглянул на своего альфу. Любит… Пожалуй, омега тоже его любит. Так сильно, что не передать словами, но говорить об этом слишком рано. — Хочешь, я покажу тебе одно место… Там река и тихо и уединенно, мое любимое! — вдруг восторженно спросил альфа. — Я его никому еще не показывал. Исак согласился, и альфа запрыгнул на коня позади него, прижав омежкин зад к своему паху так тесно, что тому оставалось только кусать губы и сдерживаться, чтобы вдруг не застонать. — Это не так близко, — сказал ему на ухо граф, придерживая за талию, — держись крепче. И они поскакали. С каждым движением коня, Исаку казалось, что он сейчас просто лопнет. Седло давило на него спереди, Эвен сзади, и ничего с этим сделать было нельзя. Любоваться бы видами сейчас, следить за дорогой, а Исак, раскрасневшийся и возбужденный, сидел, опустив голову, словно каменный, боясь пошевелиться. Ещё ему было ужасно жарко, костюм, пошитый на него, совсем не пропускал воздух, заставляя тело задыхаться. Омега чувствовал, как Эвен обнюхивал его со всех сторон, когда они остановились, явно учуяв его возбуждение. — Ты у меня такой чувствительный, — хмыкнул граф, — кажется, скоро твоя течка. — Себя так прижми, — буркнул Исак, — и потри ещё. Я посмотрю… — Посмотри, — граф взял его ладошку в свою и завёл назад, накрывая свой пах. Исак со свистом выпустил воздух. Такой большой член оказался под его ладошкой, твёрдый, напряженный, большой! Он с испугом отдернул руку и опустил глаза. Неприлично так щупаться на улице, пусть никого и нет, пусть Эвен и его муж… — Не забывай, что я чувствую то же, что и ты. Они остановили коня на зеленой полянке, где рядом расстилалась спокойная речка и уходила в даль, в лес. Граф расстелил ковёр на траве и достал небольшую корзинку с фруктами и прочими сладостями для своего омеги. — Хочешь искупаться? — У меня нет купального костюма. Исак присел на край коврика и поджал ноги. — Я спросил, хочешь ли ты, а не имеешь ли ты костюм. Здесь никого нет, — граф пожал плечами, — поплаваем без них. Неуверенно оглядевшись и отлепив от влажной кожи ворот, омежка тяжело вздохнул. — Так и быть, — сказал он, расстегивая манжеты на рукавах, — отвернись! Граф удивленно вскинул брови, но покорно отвернулся, возмущённо сложив руки на груди и бубня что-то себе под нос. — Вот тебе и муж! Уже на своего омегу полюбоваться нельзя! Ну, ничего-о-о, дождёмся течки, тогда посмотрим на тебя! Я тебе покажу-у-у! Я тебе устрою! Под однотонный бубнеж омежка с облегчением выскользнул из штанов и верхней одежды и, сладко вздохнув, помахал рукой на лицо. Он обнял колени руками и взглянул на своего альфу. Тот сидел спиной к нему и смотрел зачем-то в серебряную ложку. Когда Исак понял, в чем дело, он резко наклонился и влепил мужу подзатыльник. — Сказал, не подсматривать! — Ты сказал не поворачиваться! Я и не поворачивался! — Эвен закинул ложку обратно в корзину и обернулся. — А вообще, я бы тебя и без разрешения рассмотрел полностью, да обидишься ведь, разговаривать потом не будешь, застесняешься! Видишь, какой у тебя понимающий альфа? Радуйся, а не выкобенивайся. Исак смутился. А ведь правда… Другой бы и церемониться с ним не стал, взял бы прямо на месте, а этот хороший, добрый, понимающий, красивый, от его голоса сердце дрожит, а от тела так вообще… — Ладно, — покорно кивнул он и привалился к плечу Эвена, — прости. — Так-то лучше, — граф поцеловал его в лоб и любовно закинул косу на плечо. Под пристальным взглядом супруга исподтишка, альфа отстегнул жабо, снял жилет и штаны. Исак не мог оторвать глаз от него, такой граф был красивый. Он, не дожидаясь Эвена, сорвался и побежал со всех ног в воду, подняв брызги. Унять возбуждение было сложно, а для Исака казалось вообще невозможным, особенно, когда его муж рядом, сексуальный, возбуждающий, пробуждающий грешные мысли. Исак отвернулся и поплыл лягушечкой вперед, чтобы не видеть тела графа Бэк Найшейма, когда тот идет к воде. Берег был пологий и глиняный, приятно ощущающийся под голыми ступнями. Омежка все плыл-плыл, наслаждаясь прохладой, но его вдруг под водой схватили за ногу. Он завизжал и забрыкался, пытаясь отплыть от монстра, но тот и сам всплыл на поверхность и показал свою зубастую улыбку. — Дурень! — вскрикнул Исак. — Я чуть не умер от страха! — Ты как олененок, — Эвен встал на ноги там, где омежка его не доставал до земли, и притянул его к себе, прижав бедрами плотно к своему животу и поддерживая под попу. Исак держался за его плечи и снова стремительно краснел. — Ты очень вкусно пахнешь, — вдруг сказал он, часто втягивая носом воздух у волос графа, — не могу надышаться. — Не дразни, омежечка, — альфа провел несколько раз языком по яркому следу укуса, — иначе съем. Исак улыбнулся и тоже лизнул альфу. Только в щеку. — Не съешь, ты меня любишь, ты сам сказал! — Правда? — Эвен задумался. — Не помню. — Не любишь? — задушено спросил Исак, на глаза его навернулись слезы. — И не надо, я тебя тоже тогда не люблю. Он уперся альфе в грудь ладошками и попытался выбраться. Не тут-то было. — Дружочек мой, — Эвен обнял его обеими руками поперек спины, не отпуская, — конечно, я люблю тебя, очень люблю, слышишь? Больше всего на свете. Исак тоже, подумав, обнял его всеми конечностями крепко и вздохнул. — И я тебя люблю тоже.

***

К вечеру Исак чувствовал себя уже нехорошо. У него разболелась голова, и он сидел, подперев щеку кулачком и смотрел в окно. На коленях лежала незаконченная работа с вышитым конем в пяльцах, но брать ее в руки омежке не хотелось. Его альфа ускакал по своим делам в замок самого короля, оставив супруга глядеть в окно, сидя в спальне, и изредка прикасаться к игле. На площади, видимой для омеги с третьего этажа, поднялся какой-то шум, омежка видел, как королевские стражники толкали двух закованных омег к высокому столбу и привязывали их, держащихся за руки, цепями. Стало понятно: сейчас Исак станет свидетелем казни. Отец никогда не выпускал его на улицу во время подобных суматох, тогда ему казалось это несправедливостью, но сейчас глубокий страх поглотил Исака. Что могли натворить два молодых омеги, чтобы их казнили сожжением? Толпа собралась вокруг большущая, но Исаку было все равно видно их со своей высоты. Он закрыл лицо руками, тошнота подкралась к горлу, но омежье любопытство не давало отойти от окна и заняться более приятными вещами. Несчастных обложили сухими ветками, затем была проповедь. Исака уже трясло от вида напуганных омег, отчаянно хватающих друг друга за руки. Священник что-то говорил вначале, но Исак этого не слышал, а потом палач поджег костер. Омега у окна сдавленно закричал, но кому он был слышен сейчас… Королевские слуги все кружили вокруг кострища с обожжеными корчащимися телами, проверяя, достаточно ли огня, до тех пор пока от жертв не осталось и следа. Исак плакал. Его сердце разрывалось от жалости. Как люди могут быть настолько бесчувственными, чтобы с улыбкой и смехом смотреть на то, как другие люди сгорают живьем? Как кричат, как молят о помощи? Как? Он снова закрыл лицо руками и опустился на пол, прижавшись жаркой щекой к холодному камню. По ступенькам стал слышен топот, но сил, чтобы подняться и привести себя в порядок маленький омежка не нашел. Он только утёр рукавом слезы и забился глубже в угол. — Малыш, — в дверном проходе показался обеспокоенный граф, — я надеялся, ты этого не увидишь. Он подошёл к Исаку и присел перед ним на корточки. — Не плачь, мой хороший, не плачь. Иногда люди бывают настолько озлоблены на весь мир, что не могут не натворить бед другому. Он прижал голову плачущего омеги к груди и прижался губами к макушке. — За что их? — Исак поднял на него глаза. — Они признали друг в друге истинную пару, будучи омегами, — граф погладил супруга по лицу, успокаивая, — король сам увидел, как они были вместе на сеновале. — Он жесток… — Нельзя править нашим государством, имея мягкое сердце. — Ты считаешь, он сделал правильно? — Нет, я не считаю, но решение короля неоспоримо. Позже, когда Исак успокоился и пришёл в себя, альфа целовал его в губы и гладил по волосам, сидя в кресле и удерживая омежку на коленях. — А у тебя есть библиотека? — Исак провёл пальчиком по подбородку альфы, затем по губе, тот неожиданно поймал его палец в рот, и оба рассмеялись. — Есть, — гордо сообщил граф, — Хочешь, покажу? Исак, чуть улыбаясь, кивнул. Библиотека у графа была небольшая, но и этого хватило, чтобы его омежка изумленно глядел на книги и хватался за его руку, порываясь показать то, что Эвен и сам уже рассмотрел и перечитал вдоль и поперёк. Счастью не было предела, Исак гладил корешки, затем осторожно вытаскивал тяжелую книгу с полки, переворачивал страницы, восторженно читая отрывки стихов. — Волшебство, — блистая горящими глазами, выдохнул омежка, — а ты умеешь читать? Граф рассмеялся: — Конечно, умею. — Почитаешь мне? — Исак схватил мужа за руку поцеловал три раза в щеку. — Можно книгу взять в комнату? Почитаешь мне на ночь? Я утром принесу ее обратно, если не запутаюсь в коридорах. Пожа-а-алуйста! Граф Бэк Найшейм улыбался, не скрываясь, кивал на просьбы своего маленького любопытного омежки. Они вернулись в комнату, спрятав книгу под жилет, переоделись в ночную одежду и улеглись в кровать. Исак положил голову Эвену на плечо, наблюдал за движением его губ при чтении, внимательно вслушиваясь в то, что он говорил. К середине книги омежка уже начал клевать носом и закрывать глаза, голос мужа становился все тише и тише, пока совсем не пропал. Уже в дреме Исак чувствовал, как любимый ложится удобнее, гладит его по лицу и волосам, касается носом плеча, вдыхая, и обнимает его, прижимаясь грудью к омежкиной спине.

***

Ничто не предвещало беды. Исак спал плохо, ворочался, сбивая простыни, будил несколько раз своими вошканьями графа. Его бросало в жар, в холод, в страх, в злость на свое состояние, но Исак ничего не мог сделать. Когда сил терпеть тошноту и боли в животе не осталось, омега осторожно погладил мужа по плечу: — Эви, — скульнул он в ухо, — мне плохо. Граф резко сел и провел ладонью по лицу: — Что такое? Не дав Исаку сказать, он чихнул и потер нос, затем снова чихнул еще два раза подряд, как только омега открывал рот. — Плохо мне, — повторил Исак, — нет сил. — Тебе не плохо, — Эвен положил ладонь на раскрытый живот омеги, — у тебя течка. — Не течка! — раздраженно сказал Исак. — Я знаю, течка, это когда приятно, а у меня болит все! — Конечно, у тебя болит, — хмыкнул граф, — тело требует альфу. — Альфу? — Исак сглотнул. Эвен скользнул рукой ниже, задрал сорочку на омежке и ощупал его напряжение. — Меня, — рыкнув, граф перевалился на супруга и вклинился коленом между бедер, — пришло время. Исак сам раздвинул ножки и обнял ими талию Эвена, застонав и вцепившись в его плечи. — Только ты… только… аккуратней, — он вдохнул, — страшно. — Подумай о чем-нибудь хорошем, — перед тем, как скользнуть языком в чужой рот, прошептал Эвен, — и не забывай, что если я сделаю тебе больно, больно будет и мне. Омежка утонул в глубине поцелуя. Жаркий, нежный, иступленный, сладко-приторный, медовый… Он обнял Эвена за шею и зашарил пальчиками по сильной мускулистой спине, прижимаясь и прижимаясь к желанному телу. Руки графа шарили по его бедрам, скользили по промежности, надавливали на потекшую дырочку, даруя наслаждение, а когда в нутро скользнул палец, Исак задохнулся стоном, широко распахнув глаза. — Давай, — попросил он, — раздевайся. Не могу больше. — Ты не достаточно хорошо подготовлен, тише, — Эвен придавил омежку обратно к постели, начав щекотать живот. Тот захохотал и начал увиливать от шаловшивых пальцев. — М-м-м, — граф улыбнулся, — какой чувствительный у нас животик. Он склонился и припал к нему губами, лаская мягко и ненавязчиво и продолжая растягивать Исака достаточно хорошо. Омега под ним то дышал, то задерживал дыхание, прислушиваясь к своим ощущениям. — Не могу больше! — наконец взвыл он. — Сделай уже что-нибудь! — А ну-ка цыц! — шикнул на него граф. — Слушайся мужа! Лежи смирно! — Я в себя сейчас что-нибудь другое засуну! — закричал Исак. — Что? — потешался альфа. — На ножку стула сядешь? — Сяду! — Так и быть, — театрально грустно вздохнул он, последний раз погладив пальцами истекающий вход, — поберегу твою попку от заноз. — Изверг, — Исак крепко обнял его за шею, найдяя губы, — ох… Первое проникновение прошло болезненно-приятно, зуд проходился даже по кончикам пальцев, омежка стиснул зубы и вжался лицом в плечо Эвена. — Дыши, — альфа провел ладонью по белому бедру Исака, — так будет легче. — Сам разберусь! — огрызнулся на него забывшийся супруг. — Не дерзи мне, омежечка, — Эвен сделал сильный толчок, глубоко входя в него, — не в твоих интересах сейчас. Исак покорно закрыл рот и позволил альфе делать размеренные движения, привыкая. Толчки становились все увереннее, поцелуи — жарче, руки — настырнее, стоны — громче, альфа примостился рядом с супругом, задрав его ногу за ухо и покусывая шею. Свободной рукой он прижимал Исака за открытую шейку к своим губам, вплетая пальцы в растрепавшиеся две косы и вдыхая совершенный запах теплого топленого молока. Летнее солнце уже показывалось на горизонте, закрадываясь в спальню, где любовно сливались две души, с рождения предназначенные друг для друга. — Ох… — выстонал Исак графу в губы, — сильнее, пожалуйста, сильнее… Почувствовав близкий экстаз младшего мужа, Эвен разогнался так, как только мог, ловя губами нежные постанывания любимого. Они излились практически вместе, громко вскрикивая имена друг друга и сплетая пальцы. Первым восстановил дыхание Эвен. Расцеловав плечо и щеку омежки, он принёс тазик с водой и небольшое полотенце. Обтерев все тело Исака прохладной успокаивающе-охлаждающей водой, он снова лёг рядом и развернул своего безвольного сейчас супруга на спину. — Лапушка моя, — Эвен поправил волосы омеги и поцеловал в уголок губ, — тебе хорошо? — Очень, — Исак слабо улыбнулся и сплел свои пальчики с графскими, — люблю тебя…

***

Течка закончилась на удивление быстро. Омега три дня провел в их с мужем опочевальне, где они сношались практически все время, когда были вместе. Эвен часто уходил по делам в королевский замок, откуда возвращался все время со сладостями для Исака и его разгулявшегося аппетита. Через несколько дней, когда Исак назанимался вдоволь любовными утехами со своим мужем, он сам вышел в сад и сел под дерево в тень, чтобы первым заметить возвращение любимого. Часто проходили мимо прислужники-омеги и косились, косились на Исака, маленького супруга графа, но не разговаривали и не подходили. Задремав, омега даже не услышал топота копыт, только когда Эвен осторожно погладил его по волосам и взял на руки, чтобы отнести обратно в спальню, Исак проснулся. — Не хочу обратно, не хочу, — забормотал он, ворочаясь, — надоела уже эта спальня, трое суток там жил! Граф рассмеялся и поставил его на ноги: — Пойдем тогда катать тебя на коне? — Я с тобой на одного коня больше не сяду! — Исак прыснул со смеху и взял мужа за руку. — Я тебя на жеребёнка посажу, — Эвен покрутил его вокруг своей оси, осматривая, — он маленький, как ты. — Ладно, — омежка украл поцелуй у графа, и вместе они пошли к конюшне. Жеребёнок оказался резвый и непослушный, он вскакивал на дыбы, когда Эвен не удерживал поводья, и до ужаса пугал своего маленького всадника. — Эвен! — в конец перепугавшись, завопил Исак. — Сними меня с него! Граф распахнул руки и омежка с воплями свалился на него, выдрав несколько волосинок. — Никогда больше не сяду на коня! — заявил Исак. — Ни-ког-да! — Почему же? — альфа взял поводья и отвёл жеребёнка в стойло. — Они страшные! — Для тебя все страшное! — Ты для меня не страшный. — Правда? Граф с разбегу схватил Исака подмышки и наигранно зарычал, поднимая его в воздух. — А-а-а! Святой папочка! — завизжал Исак, одновременно смеясь. — Не страшный? — Эвен опустил его на траву, и Исак, не сумев удержать равновесие, шлепнулся на попу, хрюкнув. — Нет! Ты красивый! — он утянул своего альфу тоже на траву и крепко поцеловал его. — Самый лучший муж! — Подлизываешься, омежечка, — Эвен удачно поместил ладонь под его левой ягодичкой, — я же могу и укусить на радостях. — Ты меня и так всего покусал, вон, — Исак потёр плечо, — болит. — А ты мне шею изодрал когтями! — граф повалил омежку на свои колени, начав щекотать бока. — Что скажешь? — Я люб… л-любя-я-а-а! — сквозь визг, выдавил Исак. — Пусти! Пусти, изверг! Эвен перестал его щекотать и расцеловал обе щеки. — Я тоже любя!