Эрогенность наших чувств

Майк затягивает рвано, грубо. Кашляет хрипло, дымом давится. Он не хотел. Не хотел курить, не хотел костяшки в кровь сбивать, и губы гнуть в двусмысленных усмешках. Ему маму до слёз доводить вообще без надобности было, но она плачет, пытается его волосы расчесать. А они скукоживаются, становятся снова колючими. Ему не хотелось терять себя, но так вышло, что боль в высшей точке сломала дроблённые кости, выкрутила. Забрасывает окурок, носком ботинка давит. Прокашливается. Рюкзак на плечо, голова в плечи. Ему толстовка великовата, спадает и синяк на яремной шее выдаёт. Там повсюду синяки: сиреневые и фиолетовые, палитра красок. Ходит, раскачивается. Сегодня мама опять плакала, а папа что-то кричал, руками дверь долбил, а Майк сидел, колени поджимал. У него депрессия на всё включено, каждый день слёзы и захлёстывающая паника, а потом оцепенение. Ни чувств, ни слёз, - одна лишь пустота, канючащая со стрессом и болью. Кроссовки намокли после вчерашнего дождя, стали потёртыми и взмокшими. Холод пробирается, щиколотки дыханием леденит. Майк идёт, сжимаясь пуще прежнего. У него слезы мамы в весках застывают. Но потерянным ведь всё равно, да? Сломанные души не кричат и не плачут, высшая депрессия, диктуемая болью. Сегодня будет больно. И кровь, и судорожные выкруты запястий и смех, и плач. Идёт, смотрит на школьную отгородку. Там всё исписано матами и гадостями, везде нарисован маленький череп. Как личное кредо, маленькая подпись. Бояться не нужно. Но Майк почему-то ёжится. Нет ему не страшно, просто пугает чувство оцепенения. Плевать. Он не боится, что упадёт в скисшую грязь; к этому давно привык. У него слёзы мамы в глазах застывают, кричать хочется от натянутости в груди. Ему не привыкать; Входит в школу, как прокажённый отшатывается от каждого. У него вид загруженный, наполненный тягой к чему-то отрезвляющему. Цепи позвякивают. Он носит шмотки на размер больше, кутается в своих штанах. Он не понимает зачем, носит их; просто так, чтобы не было холодно, но холодно всегда. Его одноклассники заядлые гопники. Все с кольцами на пальцах, татуировками, с накрашенными ногтями. Они мнят себя крутыми, считают, что так оно и есть, но Майк лишь слабо усмехается. Одна девка вход преграждает, дышит своим проспиртованным ртом. Майк толкает её, грубо и сильно, но она удерживается, руками в стенку упираясь. - Брэд, - шипит она. Откуда не возьмись появляется Делсон. Человек активно издевающийся над Майком постоянно. Он и его стая волков. - Он толкнул меня! - Брэд подходит, бьёт так, что Майк падает на пол, хребтом по наклонной. Вскрикивает. У него руки трясутся, волосы прикрывают лоб, и он смотрит на обидчика со злобой. - Смотри, как смотрит, гадёныш, - подливает в огонь Роб, выходит вперёд и бьёт ногой по коленке. Майк вскрикивает. Там синяк еще недавний не заржавел. Больно. - Надерите этому ублюдку зад, ребята, - кричит девка, усмехаясь до тошноты мерзко. - Пасть завали, шлюха, - Майк всматривается на выходящего в толпу юношу. Тот самый. Которого Майк так нежно лелеял в своё сердце, вспоминая изо дня как один, из всех присутствующих, плевал на Майка. Плевал в буквальном смысле слова. Когда Майк однажды плакал перед одноклассниками, он плюнул ему в лицо, называя пресмыкающимся червём. Но он никогда не бил его. Никогда. - Честаа, - девушка влюблённо руки ему протягивает, но он отскакивает от неё, как от прокажённой. Кривится. - Иди нахуй, - рычит. Расталкивает всех и смотрит на Майка. Этот взгляд муторный, ничего не выражающий. Майк всматривается в него, с робкой нежностью по отношению к нему. Он чувствует, как сердце порывисто бьётся при взгляде на парня. Это не похоть. Не желание губы чувствовать на теле. Нет. Это желание порывисто встать и обнять его, уткнувшись ему в плечо. Желание кинуться к нему, обнять за коленки, прижимаясь к ним заплаканным лицом. Желание кинуться в огонь за него, сгореть заживо. Гореть долго и вычурно. Он смотрит с ласковой нежностью на него. У него нутро дрожит от переполняющих его чувств. Дрожит тело чем-то необъятным, вскричать хочется. - Вставай, - произносит, - Принимай удар стоя, - Майк внимает. Он за него в огонь кинется. Встаёт, шатается на ногах. Ему не на что опереться, он чуть не падает, но удерживается ради него. Ради него. В огонь и в воду. Ради него. Его бьют, но он стоит. Стоит, потому что тот смотрит. Требует не падать. Стоит, потому что тот смотрит, как он раскачивается. Стоит, ради него. Он не знает откуда появилось всё это, почему ради него умереть готов. Это всё спонтанно, всё... Его руки придерживают. Глаза всматривается в него и Майк чувствует прилив нежности к нему, утыкается куда-то в ключицу. - Хороший мальчик, - усмехается он. Ерошит смольные волосы, отцепляет от себя и в глаза смотрит, губами к синяку на скуле прикасается, - Хороший. И Майк улыбается ему запёкшимися губами, руки тянет к иглистым волосам. Уткнуться хочет, но не решается. - Въеби ему, - кричит она; и Майк видит, как хмурится он, как толкает его, чтобы обернуться и направиться к ней. - Завали ебало, потаскуха. Иначе каждый твою дырку испробует, - она разозлила его. Брэд выходит вперед, ударить хочется, но он уворачивается. Майк к стенке прижимается, руки молитвенно сжимает. Пожалуйста, только не он. Ну, пожалуйста, не надо его. - Ты чего, сопляк, а? Забыл, как насильнику другом стал? Напомнить? - Майк вскрикивает, когда на его глазах ударяют Честера в пах, кидается к нему. Заиндевелыми пальцами обнимает, прикрыть от всех силится. Тот вырывается, злой, как собака. Не надо напоминать ему о прошлом. Никогда. - Пожалуйста, не надо, - задыхается Майк в просьбах, - Пожалуйста... - одноклассники безжалостны, он знает, понимает, но неужели в них нет доли сострадания? Роб выскакивает, хватает Майка за руку, сжимающую плечо парня. Сжимает, до одури. Когда тот ломает ему руку, Майк всё-таки вскрикивает. Тот вырывается, бьёт по лицу, выбивает зуб. Бьёт сильнее. Так что тот сгибается. Он дёргает его за волосы, бьёт так, что голова уходит в сторону. Майк просит. Все просят. - Никто не смеет напоминать мне о прошлом, - и Майк обнимает его, сзади. Жмётся к нему и слёзно просит прекратить. Тот останавливается. Отходит. Все расходятся. Девушка молчит, испуганно к Брэду жмётся. Майк всё еще обнимает его. А он в волосы зарывается и как-то едко усмехается. *** Рука не реагирует. Побаливает слегка, но терпеть можно. Мама плачет, причитает что-то бессвязное, а отец кричит. Бьёт по лицу. Стерпеть можно. А он о нём думает. Лелеет в себе эту нежность, коленки прижимает. И сердце бьётся у него так бешено, что вскричать хочется. По телеку показывают какую-то дичь. Майк не заостряет внимание, пока отец возмущенно не причитает: - Какой-то сопляк убил одного сопляка, причём жёстко, - у Майка улыбка на лице. Боль пропадает, а желание обнять его нет.