School 2019. Трудно быть тобой.

... "...너만 늘 우유이었어..." ...«только ты всегда был причиной»... *** одиннадцать лет назад... Тёплый ветер надувал в спину, своей силой поднимая и развивая тяжелые каштановые волосы так, словно они ничего не весят. Девушка же, в свою очередь, не давала узнать о своём неудобстве, так не разу и не поправив волосы, даже не заведя их за ухо, даже не попытавшись элементарно перекинуть их на другую сторону, или хотя бы просто убрать с глаз. Она так и продолжала идти прямо, будто совсем не видела препятствий и всего того, что её окружало: ни красоты весенней природы, ни приятного запаха возле молодых цветущих деревьев, ни людей, что иногда, тоже задумавшись, практически врезались в неё, а затем кричали нелестные слова вслед. У неё явно была своя атмосфера, ощутимая за много километров, приглашающая все вокруг и распространяющаяся слишком быстро и без лишней тактичности, в которой нуждался если не каждый, то в большинстве своём нормальный, человек. Коим Пранприя никогда не была... Эти волосы продолжали надоедать уже довольно долго, и несколько раз девушка почти решалась их обрезать, но никогда не доводила дело до конца. Манобан никогда не хотела прятать глаза или использовать волосы как своеобразную защиту, как обычно делают другие девушки, либо кокетничая, либо просто стесняясь. Она просто не делала с ними ничего. И так длинные, густые каштановые волосы с натуральным переходом в более светлые, а затем столь же плавно, как волной цветовой палитры, в более темные создавали ей ещё более загадочный и далекий от нормы образ. Нет, Пранприя была нормальной, как сама считала «обычной», но если бы не эта тупая пометка в мед.карте, которая обрекла её на бесконечность звания «сумасшедшей». А как говорит Бабушка: «Дети в этом возрасте жестокие, чего с них возьмёшь?». Это заставляло Манобан относиться к сверстникам и одноклассникам не более и не менее, чем с жалостью. Простой человеческой жалостью, посему главные «заводилы» конфликтов быстро остыли, потеряв к ней интерес. Пранприю это не задевало, ничуть, просто все никак не могла переварить уже намертво вросшее прозвище «сумасшедшая». Из-за этого в старшей школе, стоявшей возле реки Хан, у слова «сумасшествие» появилось свое уникальное определение. Сумасшествие => Пранприя Манобан. Зато её почти никогда не дразнили из-за тайского происхождения. Когда-то давно вся семья Манобан переехала в Сеул, когда самой Пранприи был всего год, так что основной адаптационный период она провела здесь и по-праву может считать себя не только носителем языка, но и посвящённой в здешнюю культуру с ног до головы. Со временем родители снова решили сменить место жительства, отправившись в далекую Америку, а шестилетняя Манобан, чьё мнение, на удивление, имело своё место, осталась в Сеуле вместе с бабушкой. Пранприя никогда не задумывалась о чем-то вроде: «а если бы я всё же выбрала Америку?». Она не жила ни прошлым, ни будущим. Хотя, знаете...Возможно настоящему тоже не было места в приоритетах девушки. Она не была сумасшедшей, она просто была «не такой»: потерявшейся, будто эта ошибка вселенской системы случилась ещё до её рождения, а сейчас, видите ли, и сделать с ней нечего. Мысли Пранприи также были глубоки, но временами им было трудно цепляться друг за друга, отчего её успех в учебе был слишком переменным и неустойчивым. Она не знала, зачем живет, у неё даже мечты не было. Но она также не хотела умирать, ведь зачем это? Вырисовывались лишь неудобства, которые из-за смерти Пранприи начнут испытывать её родные. Её жизнь как...Что-то, что должно было изобразить границу в идеальной гармонии чёрного и белого, но по какой-то причине смешалось и образовало одно целое несуразное пятно. Эта жизнь не спешила раздавливать Пранприю с оглушающим хрустом до скрипа в ушах, как это обычно бывает. Эта девушка чем-то напоминала планктон. Просто планктон в количестве один, почему-то отбившийся от стаи, а планктон в количестве один, как всем известно, киты не едят. Если бы Манобан думала об этом без такой гигантской доли иронии, она бы, безусловно, очень сильно возжелала каких-то перемен, которые могли бы стать отправной точкой в её жизни. Она ведь всегда всё понимала, всегда всё анализировала, но эти процессы проходили слишком глубоко внутри, и когда результаты анализа каши в голове всплывали наверх, Пранприя отмахивала их как назойливую муху. Личный психолог давно советовал девушке заняться чем нибудь на постоянной основе: будь то какой нибудь спорт или хотя бы хобби, которое не отбирало время на учебу и подготовку к экзаменам. Пранприя была высокой, и с виду, не считая психологических, обладала хорошими данными, хоть и казалась немного излишне худощавой. Этот же психолог в своё время советовал девушке избавляться от гнева и слишком острых эмоций путём битья посуды, и как-то так получилось, что это дело стало единственным, к которому прикипела Пранприя: оно помогало избавляться от нервных срывов, избегать панических атак и истерик. На дворе две тысячи восьмой год, восемнадцатилетняя Пранприя, вернувшись домой, скоро, почти не тормозя, скидывает слегка потрепанные временем кеды, что она пару лет назад получила в подарок от родителей из Америки, скидывает рюкзак, швыряя его в неизвестность, а затем бежит на кухню. Открывает двери деревянного шкафчика, висящего над столешницей, тянется на носки и взглядом уже пробегается по посуде. На самом деле вся посуда, которой пользуются в этом с целью приема пищи, лежит в другом шкафу, а этот Бабушка специально отделила для Манобан, чтобы та смогла добраться до посуды довольно быстро. Именно это место опустошалось и снова пополнялось новыми тарелками с невероятной скоростью: женщина приносила с работы не новые, с некоторыми трещинками тарелки для своей внучки. Пранприя встала на носочки, провела рукой и чуть угомонила дрожь в теле в момент, когда её длинные ногти процокали по одной из тарелок. Покинувшая своё недавно приобретённое место, на котором она простояла так же недолго, как и остальные, продолговатая тарелка полетела на кафельный пол и разлетелась по нему с сумасшедшим звуком. Пранприя шумно выдохнула, а затем полезла за следующей. Осколки почти никогда не задевали её кожу. *** На повестке сегодняшнего дня, а именно — двадцатого апреля, две тысячи восьмого года, в шумном Сеуле стояла невероятная жара. Казалось, что верхние границы уличных градусников скоро не хотя пропустят трещины, если вовсе не вывернут все ртутные штучки наружу, ведь температура уже преодолела все возможные границы. И если местные жители просто тихо сходили сума, запасаясь мороженным, пропусками в бассейн и мини-вентиляторами, то у Пранприи Манобан дела были похуже. На носу были итоговые экзамены за четверть, давка шла со всех сторон, и хоть девушке вроде не было особого дела до переживаний по поводу учебы, жара окончательно расплавила её загруженные мозги. С собой в сумке Манобан всегда носила пару-тройку тарелок для битья, и била их обычно в школьном дворе, где была твёрдая каменная кладка, издававшая довольно внушительные звуки, но самое лучшее действие оказывал кафель школьного туалета, куда с такими же целями шатенка наведывалась по-чаще. Уроки давно закончились, но девушка продолжала сидеть за учебниками в библиотеке, ведь брать столько книг с собой не хотелось, а повторить и разложить весь изученный материал по полочкам было просто необходимо. Однако приступы беспочвенных истерик все ещё властвовали над обычными потребностями школьницы, такими как учеба или, хотя бы, дружба. Резко подскочив с места, Пранприя, также схватив рюкзак, что был гораздо тяжелее из-за посуды, выбежала из помещения. Окружающие уже давно привыкли к таким «странностям», что лишний раз подтверждало нелестное прозвище девушки. «Сумасшедшая.» Пранария добежала до туалета, и, хлопнув дверью, принялась колотить посуду. *** Сентябрь, начало нового триместра: отдохнувшие школьники с новыми силами и тягой к учебе, переформировка класса, а то есть — новые люди и, возможно, учителя. С каждым триместром классы перемешивали, и хоть всего их было четыре, каждый раз выходило что-то непохожее на привычную обстановку и давно изученный коллектив. Пранприя стояла с краю первого ряда, пока директор школы торжественно восхвалял гордость и вещи, что достойны зависти в высшем смысле этого слова. Иногда упоминал о предстоящих соревнованиях, праздниках, ну и не забыл сказать об экзаменах в конце года. Поздравил выпускной класс и дал напутствие классу Пранприи, который со следующего года также должен был стать выпускным. Протискиваясь вперёд, высокий парень будто намеренно зацепил Манобан плечом, из-за чего та слегка потеряла равновесие, но все же устояла на ногах. Он, на самом деле, не нарочно, как это могло показаться, но извинений все же не последовало. И это — один из её новых одноклассников. В этот раз класс как на зло намешали будто с лиха, ибо столько незнакомых лиц Пранприя в жизни ещё не видела, но вероятно и эти школьники знакомы с ней заочно, ведь кто только в школе не знает «сумасшедшую». — Ты вообще смотришь, куда прешь? — не ласково покосилась на парня шатенка, потирая плечо. — Это норма, НамДжун же как слон в посудной лавке, — подумали его друзья, не обращая внимания на недовольство девушки. — А? — он обернулся, и тогда они впервые встретились глазами, — Ты сама стоишь в первом ряду как вкопанная, так что нечего мне тут... Пранприя уже не слышала, и понадобилось не так много времени, чтобы понять, как к горлу подступает ком, обещающий быть только предвестником проблемы. И так, забыв на разборки с неотесанным грубияном, коим ей запомнился Джун, девушка на всех парах понеслась прочь из людного места. Тяжело дыша, она остановилась у заднего двора школы, возле чёрного выхода, которым редко кто пользовался, ведь сбегали обычно через небольшой пролаз в комнате с моющими средствами: это было проще и даже веселее, чем просто тупо шагать с другой стороны школы как ни в чем не бывало. Шатенка потянулась в рюкзак, быстро достала от туда первую, довольно крупную тарелку, и на секунду всмотрелась: На совсем новой тарелке красовались очертания нежно-розового цветка магнолии: мягкие тонкие линии, робкость и внешняя уязвимость изображённого цветка заставили Пранприю почувствовать себя виноватой. С какой любовью и осторожностью он был нарисован... — Такая красивая...Даже бить жалко, — опустила виноватые глаза девушка, но руки трясло предательски сильно, и она ничего не могла с собой сделать. Спустя секунду послышался громкий звук: тарелка разлетелась на мелкие осколки, впервые это было настолько громко и резало слух с подобной силой. — О Господи! Пранприя не успела достать следующую тарелку, она замерла, наблюдая за непонятно откуда взявшимся парнем, что выскочил из за угла перепуганный, да ещё и с кочергой! Глаза вон, на лбу, руки сомкнулись на деревяшке как на оружии, но он в итоге остановился в шаге от девушки, почувствовав осколки свежеразбитой тарелки под ногами. Спустя минутную заминку, он повторил с ещё большим удивлением, — О Боже! Ты...Подожди-ка... Не долго думая, шатен схватил руку Пранприи, приблизившись так, как никто другой прежде себе не позволял. Девушка отшатнулась, но тут же айкнула, почувствовав странное покалывание в ноге. Тут же заметив это, парень, все же взяв себя в руки, шумно выдохнул. Его взгляд изменился, и он спокойно наклонился, взглянув на на ногу, в которой торчала небольшая стекляшка, по которой было видно, что на бывшей тарелке был изображен розовый цветок. Это было впервые. Впервые, когда осколок зацепил Пранприю, и впервые, когда кого-то обеспокоило её состояние. Она не знала этого парня, он её, видимо, тоже, ибо будь как-то иначе — не удивился бы разбитой посуде. — Зачем ты это делаешь? — он аккуратно достал осколок, сидя на корточках перед шатенкой, что уже сидела на кресле в школьном мед.пункте.  — Делаю что? — холодно кинула Манобан, но ей было интересно, и она почему-то не хотела, что бы он замолкал, уходил или что-то ещё. — Бьешь посуду, — нахмурился парень, но не от каменного выражения лица сидящей напротив, а из-за того, что пытался ровно наклеить пластырь и точно целился. — Мой психолог ещё давно посоветовал мне этот метод, — Пранприя облизала губы, — Разве ты не знаешь, кто я? — Не-а, — поправил спадающую на глаза челку парень, — Но мы можем это исправить, — парень наконец-то приклеил пластырь, а затем поднял лицо, взглянув на Пранприю глазами полными сияния и ослепляющей улыбкой, — Меня зовут Ким ТэХён. — Ким ТэХён? — сделала паузу девушка, всё думая, где же слышала это имя раньше. Н больше она была удивлена тому, что этот человек не знает о ней как о сумасшедшей. А ещё...Обычно ей требуется не меньше трёх тарелок для того, чтобы успокоиться и привести себя в относительный порядок, но сейчас, почему-то разбив только одну, девушка чувствует себя так, как будто заново родилась, причём в хорошем смысле. Хотя...Может это просто из-за пореза? — Ах, тот самый Ким ТэХён, который выиграл золото на соревновании неимоверной сложности? — Пранприя продолжила на кивок Кима, — Тот гениальный плавец? — Хах, — он улыбнулся ещё шире, — Не думал, что меня начнут узнавать вот так, — но его мысли вдруг переключились сами собой, — А тебя как зовут? Почему-то сейчас Пранприи больше всего не хотелось, чтобы этот человек узнал о ней, как о сумасшедший, коей её именует вся школа, поэтому она поступила достаточно...Глупо. — Лалиса, — отвела глаза девушка, так не разу и не показав улыбку. Парень кивнул, — Очень приятно. Меня вот определили в класс на третьем этаже, — он присел рядом с шатенкой, — А ты куда попала в этом триместре? — Второй этаж, второй слева кабинет, — тихим голосом ответила «Лалиса». Хорошо хоть, что они не в одном классе. — Вот оно как, — но ТэХён вдруг отвлёкся, доставая из кармана старый, видимо, бывалый, потрёпанный временем телефон, и, раскрыв его, начал вычитывать какое-то сообщение, — Ах, этот... — Ты так и не объяснил, что делал на заднем дворе с кочергой во время линейки, — неожиданно для самой себя вывела на новую тему диалог Пранприя. — Аааа, это, — Ким засмеялся, — Я наказан, но ты не подумай, я ничего такого не сделал!! Пранприи стало действительно интересно. И ТэХён продолжил, — Это всё мой ненаглядный друг, — Ким покосился на образ, всплывший в голове. Он, конечно, НамДжуна очень любил: настоящей братской любовью, настолько, что даже взял на себя вину за то, чего не делал, вот ещё несколькими минутами ранее и торчал с кочергой вместо Джуна, разгребая листья, навалившие как по расписанию, — в первый день осени. Он знал, что НамДжун не может попасть в такую ситуацию, но кто виноват, что он такой неуклюжий и непредусмотрительный...У этого парня слишком жестокий отец, и если у Нама появляются проблемы со школой...А вот о последствиях лучше как раз не думать и не вспоминать. Ким вздохнул, а затем улыбнулся своей новой знакомой. — На самом деле он хороший, просто как то так получается иногда... *** ТэХён и Пранприя возвращались домой вместе, так как им было по пути, но, на самом деле, инициатором сией идеи на самом был сам Ким, а девушка не была особо против, просто молча шла рядом. Речь снова зашла о посуде, а затем переключилась на плаванье, затем снова на что-то об учебе, и так они прыгали с темы на тему. — И вообще, сегодня довольно жарко, — выдал ТэХён, уже остановившись возле дома Манобан, — Прямо как в этом апреле, — добавил он. На самом деле он не был особо разговорчивым, просто в сравнении с вечно молчаливой девушкой, — всё менялось. Взгляд Пранприи показался ему несколько рассредоточенным, но он не сразу понял, что к чему и лишь шутливо сказал, — Тебе, видимо, особенно, — но девушка вдруг схватилась за голову и слегка шатнулась, — Эй, ты...Не падай только! Но было уже поздно. *** Прошло какое-то время с тех пор, но Ким всё никак не выходил из головы Пранприи. Она не хотела, чтобы он узнал о её настоящем имени и истории её жизни, но общение с ним подразумевало факт того, что знание правды им станет неизбежным. К тому же...Отношения, построенные на лжи — жалкий мыльный пузырь, не стоящий и копейки потраченных сил и мнимой искренности. *** НамДжун припарковал свою машину прямо на заправке. Типичный набор в «оплата-красный кран под номером девяносто два-наполнение бака-снятие таблички» были выполнены довольно быстро, так что оставалось лишь дождаться, пока машина заправиться. На улице уже давно стемнело, но голову НамДжуна посещали далеко не мысли о более скором приезде домой. Закинув чупа-чупс за щеку, он принялся рыться в своём бумажнике, определенно ища очередную из своих кредиток. [flashback] — Джун, можешь, пожалуйста, занять пару тысяч вон? — виновато проговорил парень, опустив голову, пока шагал рядом с другом. — Что такое, на приставку не хватает? — посмеялся НамДжун, идя немного первее и держа обе руки в карманах, балансировал на свежевыкрашенном бордюре. — Нет, это...На самом деле я хотел порадовать сестру сладостями, но мне немного не хватает... — Сколько? — не задумываясь, спросил Джун. — Семь тысяч вон. — Что? — парень аж воздухом подавился, — Это что ты такое покупать собрался?! — Леденец, — пожал плечами шатен, — Я честно-честно верну до конца следующего месяца! — добавил он. — Айщ...— вздохнул Ким, — Что с тебя возьмёшь? Так и быть! Но это только из-за ДжиСу, понял? — засмеялся НамДжун, а к нему подключился и ТэХён. — Эй, ей всего девять, — на грани шутки возразил парень. — А я то что? Не могу заработать уважение ребёнка, что ли? В те крышесносные восемнадцать было явно не до проблем вселенского масштаба, что ограничивался лишь на нутре каждого из этих детей. В те сумасшедшие восемнадцать было не до общепринятого порядка. В те единственные и неповторимые восемнадцать...Когда дружба и свобода не имели конца... [конец flaskback] Остывший ночной воздух будто специально давил на голову, отзываясь безликим эхом собственных мыслей, что были незаметны никому из окружающих. НамДжун щелкнул дверью машины, как только заправился до конца. [flashback] Двое подростков, сбивая ноги в кровь, уносились от полицейских. Один из парней прямо на ходу упаковывал баллончики с краской. Двое переодически отрывались и, пользуясь случаем, корчили рожицы полицейским, но как только вторые снова нагоняли, те ускорялись, и всё с тем же громким смехом и закипающей от адреналина кровью перебирали конечностями в разы быстрее, и так по-кругу. Ловили их редко, однако такое все же случалось. Что сделаешь, когда правительство запрещает творческие дела в виде разрисовывания контейнеров и городских стен? Между прочем, если бы не эти двое, город так бы и продолжал тонуть в скуке серых тонов. Именно так они и думали, посему ни смотря ни на что продолжали своё дело: ни смотря на полицейских и их злых собак, ни смотря на косые взгляды прохожих, ни смотря на лёгкую усталость и дрожь в ногах... Именно сейчас они чувствуют себя как никогда свободно. Когда жизнь у твоих ног, ты просто обязан взято всё в свои руки! Будучи свободен как ветер и волен делать всё, что вздумается! — Ну что, брызнем оранжевой? — улыбнулся парень по-выше, глядя на своего друга, что в данный момент орудовал синей краской. — Мм, в самый раз! — спустя секунду он добавил, — Достань ещё фиолетовую, хочу добавить немного сюда. Согласившись, парень достал фиолетовый баллончик и принялся разрисовывать контейнер, что стоял чуть правее. У его друга это получалось особенно хорошо, даже не смотря на то, что именно Джун затянул его в это дело, коим занимался уж точно по-дольше. НамДжун снова застыл, наблюдая за тем, как свободно и ловко управляется Ким. — Эй, они здесь! — послышалось из за поворота. — Быстрее, валим отсюда! — дал команду Джун. И снова всё по старой схеме. Крики полицейских, длительный бег, сбившееся дыхание. [конец flashback] НамДжун заводит машину, и дожидаясь, пока выровняются боковые зеркала, смотрит куда-то вдаль. [flashback] Обоих парней припечатывают к полицейской машине, но вместо страха в их глазах читается лишь счастье и безудержное веселье. Шатен дышит сбито, слегка приоткрыв рот, но с неприкрытым восторгом смотрит в глаза напротив. НамДжун также улыбается, никак не реагируя на появившиеся ощущение от металлических наручников на руках. [конец flashback] Ким съезжает с территории заправки, наконец-то направляясь в сторону дома, где его ждёт только верная собака. *** Розэ скептически крутит пультом в руках, и не надеясь на то, что найдёт какую нибудь годную программу в дневное время суток. Печально, ведь самые интересные сериалы обычно крутят глубокой ночью, когда все порядочные школьники должны спать, ну, или, на худой конец — делать домашнее задание и готовиться к экзаменам. Глазки девушки загораются, только на центральном канале, казалось бы, показывают интересное реалити-шоу, но «успех» был не долгим: Резко на экране появляется земной шар, вокруг него спиралевидное кольцо, а затем и большой шрифт на нём. Ничего особенного, — всего лишь новости начались. Цветочная вздыхает, слыша очередное пресное новостное «Доброго времени суток, с вами...» и уже собирается переключить, но совершенно случайно роняет пульт. — Очередной незаменимый корреспондент, — кряхтит младшая Ким, присаживаясь на мягкий дорогой ковёр, сделанный из натуральной шерсти. Да, на таких бы коврах сейчас собирать развалившийся пульт. Девушка вставляет батарейку и направляет «орудие переключения» на телевизор, но, как не нажимает, ничего не происходит. — Что за фигня?! — уже во всю колотит несчастный пульт Рози, снова и снова направляя его на телевизор, — Сума сойти можно... Младшая Ким никогда не любила новости на центральном канале, ведь по её мнению, они лишь напоминали о том, как страшно было_есть_и_будет жить, а подобное не то, что бы очень сильно поднимает настроение. Ну, а действительно важное и по радио передадут. — Батарейки, что ли...— И так, ведомая легким раздражением и считающая, что дело в сдохших батарейках, девушка размашисто шагает в кладовку на нижнем этаже. К слову, почему-то сейчас Розэ задумалась о том самом «важном». Вроде сейчас в городе орудует опасный убийца. Вроде как...Хвасонский убийца? — А, нет, — вспоминает Ким, — Тот орудовал в конце восьмидесятых и начале девяностых, причём его, кстати, не поймали. Как же тогда того...— Точно! Намдемунский вроде, — наконец-то прокручивает в голове девушка кодовое имя убийцы, о котором последнее время всё время говорят по радио. Розэ неожиданно вспоминает о недавно прочитанной книге, и широкая пучина мыслей совсем отвлекает её от фоновых звуков телевизора, что остаётся позади. Там, как раз, вещают о том самом убийце, автопортрета или фото которого девушка ни разу не видела... К слову, о той книге! У Рози всё чешутся руки написать к ней отзыв на официальном сайте, ибо уж очень понравилось. Такая странная ситуация описывалась там: Молодой парень очень переживал за свою девушку, ведь она была неимоверно хрупкой, пугливой, и вряд ли могла постоять за себя. Как на зло в то время на Пусанских улицах появился опасный серийный убийца. Парень не имел покоя ни в одном глазу, оттого снова и снова сопровождал свою девушку. Отводил и встречал её из университета, вечно держал ушки на макушке, так сказать. Однажды, возвращаясь домой в одиночку, возле их дома он увидел полицейскую машину, а там уже и свою девушку, которой двое мужчин скрутили руки, кажется, собираясь увозить...Не на шутку перепугавшись, он полежал ближе и начал расспрашивать полицейских о случившемся, и, так же немедленно, требуя отпустить свою девушку. Но то, что было сказано полицейскими, повергло его в шок. — До сих пор не могу поверить в то, что убийцей была она, — захваченная эмоциями, вспоминала конец произведения Розэ. — Если вы где-то увидите человека, изображённого на экране, свяжитесь с нами по этому номеру...— пару минут фото ТэХёна в хорошем качестве красовалось на полный экран, но Розэ вошла в комнату именно в момент, когда новостной канал уже начал новый сюжет. — Че, серьезно, что ли? — криво ухмыльнулась Розэ, разглядывая «интересный» новостной сюжет: Один из «незаменимых» корреспондентов, вооруженный лишь жёлтыми колошами и соломенной шляпой от солнца с перекошенной моськой на пару, широко, почти на пределе неподдельного, улыбнулся, оголяя зубы, а затем зашёл в свинарник. Ничего особенного, это всего лишь центральный сеульский новостной портал крутит сюжет про свиней в селе, находящемся где-то в жопе Южной Кореи.