Да ты просто наливное яблочко

      Я не могу сосредоточиться на выступлении, просто не могу. Нужно выложиться, как говорится, «на все сто», но как же трудно контролировать свои движения, когда на одной сцене с тобой такое создание. Я готов повалить его прямо здесь, перед сотнями (а может и тысячами) зрителей, другими айдолами. Останавливает лишь то, что этим я могу всё испортить. Хёны будут ненавидеть меня за этот поступок, интернет заполнится фотографиями, видеозаписями, огромными постами про этот поступок… но чёрт, как же трудно сдержаться.       По его телу стекают капельки пота, а мышцы перекатываются под смугловатой кожей, что так контрастирует с белоснежным костюмом. Его лицо такое серьёзное, движения вовсю указывают на то, как же усердно он репетировал этот танец, а голос кажется самым сладким, что есть на свете. Я понимаю, что, если не хочу разочаровать товарищей, нужно перестать так пялиться на Хосока, чтобы не прорвать стояком белоснежные узкие джинсы. Ведь тогда это будет полнейший пиздец.       Когда начинается партия Чжухона, я понимаю, что он, чёрт возьми, слишком близко. Я почти уверен в том, что чувствую запах его пота (только его ли? вообще-то я не один на сцене), но точно уверен, что сердце сейчас выпрыгнет из груди. Но вот это может быть ещё и из-за того, что я уже устал.       Незаметно скашиваю глаза (спасибо, что закрыл меня, Хёнвон, сейчас твой рост как нельзя кстати) и бросаю взгляд на Вонхо. Скольжу им по подтянутому телу, особенно заостряя внимание на кубиках пресса, осматривая выпирающие ключицы, а также адамово яблоко, а затем уже буквально таю, когда взгляд поднимается на губы. Я уже не раз ощущал их вкус, но сейчас будто позабыл все те поцелуи, так хочется впиться в них ещё раз, затягивая старшего в страстный поцелуй, покусывая их и переплетая наши языки…       Я сглатываю подступивший к горлу ком и еле заметно качаю головой, подготавливаясь к тому, что сейчас начнётся моя партия. Если я облажаюсь, если голос сорвётся… страшно даже представить, что тогда будет.       — Драмама рамама, я лишился рассудка. Боже мой! Боже мой, о Боже! — в голове проносится мысль о том, что это действительно то, что подходит мне сейчас больше всего. Именно эти строки. — Я так долго ждал этого момента. Пришло время остановиться и перестать говорить самому с собой! Вместо раны, подобной отчаянию, прими этот букет…       Я стараюсь выдыхать не слишком громко, иначе микрофон даст всем понять, как же я волнуюсь, что со мной на самом деле происходит. Вместо того, чтобы продолжать думать о великолепии Вонхо, я просто проваливаюсь в забытье, продолжая выступать уже просто на автомате.

***

      Церемония окончена. Мы уже едем праздновать, но наедаться с хёнами я не хочу вообще. Хотя кому я вру? На столе будет чертовски много разных вкусностей, все будут шутить и объедаться, но только не я. При мысли о закусках мой рот наполняется слюной, которую приходится сглатывать, как и тот ком в горле на выступлении, но как же я могу думать о еде? Перевожу взгляд на Вонхо…       Он сидит напротив меня между Минхёком и Хёнвоном. От моего взгляда не ускользает то, как эти двое переглядываются. Конечно же им не терпится остаться наедине после такого умопомрачительного выступления. Вся группа прекрасно знает об этих голубках, да и они сами не горят желанием это скрывать. А вот Шину, похоже, совершенно плевать на их переглядывания и желание выпихнуть его с сидения, сместить куда-нибудь в сторону. Он лучезарно улыбается и хохочет над кривляющимся Чжухоном, иногда похлопывает по колену Кихёна, чтобы тот наконец перестал пялиться в окно выделенного нам лимузина и поговорил с остальными, передразнивает совершенно серьёзного Хёну, который сидит молча на своём месте, скрестив руки на груди и уставившись на свои колени. Скорее всего лидер думает над нашим выступлением, пытается выискать в нём недостатки. Пока что он не знает о том, как Хосок поправлял ворот пиджака, но позже точно узнает. Интересно, влетит ли тому за это?       Осознание того, что Вонхо контактирует со всеми, но не со мной, выводит меня из себя. Конечно, зачем замечать этого дурацкого макнэ, который, вообще-то, чуть не кончил прямо на сцене от одного вида выступающего партнёра? И совершенно похуй, что этот самый макнэ доставляет тебе самое лучшее удовольствие, на которое расчитано твоё прекрасное, блять, тело. Вообще не волнует, конечно.       Шин, будто прочитав мои мысли, поворачивается ко мне и улыбается так, что вся злоба сразу проходит. Я чувствую растекающийся по телу жар и надеюсь, что моё лицо не становится таким же красным, как его волосы. Волосы, похожие на наливное яблочко, от которого так и хочется откусить кусок, чтобы почувствовать эту сладость, ощутить этот сок. Поначалу я шутил, что парня будто текстовыделителем измазали, но лишь позже понял, что он ассоциируется у меня именно с таким вот яблоком. Самым вкусным яблоком, которое только можно попробовать.       — Ты чего такой угрюмый? — спрашивает Вонхо, заставляя меня вновь нахмуриться. Пусть поволнуется немного, скотина. — Из-за выступления переживаешь? Оно было великолепным!       «Самым великолепным на этом выступлении был ты с твоим, блять, телом, с выражением твоего дурацкого лица. Ладно. Прекрасного лица».       — Я просто устал. Завалюсь спать сразу по приезду, — бурчу я, зарываясь пальцами в волосы и чуть ероша их. Мне нравится, как они сейчас выглядят. Трудно не согласиться с тем, что мне чертовски идут кудряшки. И Хосок точно был с этим согласен.       — О-о-о, наш малыш устал! — вдруг вскрикнул Чжухон. Его голос звучит слишком насмешливо, так что я сдерживаюсь от желания заехать локтем по его довольной морде, благо сидит он возле меня. Но нет, так поступать нельзя. Я просто направляю на него полный злобы взгляд. Ли совершенно не волнует, что он дико выбешивает меня. Он довольствуется своей злобой. Знает же, что я ему ничего не сделаю. — Бедный макнэ так запарился на выступлении? — главный рэпер наклоняется к моему уху и продолжает уже шёпотом, который слышу только я, благо остальные заняты весёлыми разговорами. — Так устал любоваться на Хосока? Радуйся, что это подметил я, а не Шону-хён. Если он узнает, тебе не поздоровится.       — Не говори ему, хён. Он же просверлит во мне дырку своим тяжёлым взглядом и высосет из меня душу. — я хватаю Чжухона за запястье. Это движение его веселит.       Парень подмигивает и отворачивается от меня. Ему можно верить, и это я точно знаю.       — Вываливайтесь, парни! Наша карета прибыла к замку, где продолжится бал! — весело кричит Шону, буквально вылетая из лимузина и всеми лёгкими вдыхая свежий ночной воздух. Он не дожидается нас и просто идёт в общежитие.       Конечно же я выхожу последним. Они всегда пихают меня в самую задницу машины, чтобы дверь закрывать приходилось мне. Я тихо фыркаю и захлопываю дверцу, тут же срываясь с места и догоняя старших. Сейчас они все пойдут праздновать, а я просто завалюсь в свою комнату. К счастью, живу я в ней один, так что не приходится волноваться по поводу нежеланных гостей в лице собственного соседа. Поэтому частенько парни мне завидуют. Конечно, можно попросить соседа уйти на какое-то время, чтобы ты смог побыть в одиночестве и просто подумать, можно уйти самому, но для этого нужно двигаться, что-то говорить, просить…       Чувствую, как губы мои расплываются в самодовольной улыбке. Скорее всего мне стоит перестать так улыбаться, иначе снова пристанут с расспросами. Давай, Им Чангюн. Сострой унылую и усталую мордашку, чтобы можно было просто смыться к чертям собачьим. А если быть точнее — в свою комнату.       В общежитии старшие уже с удобством располагаются в крупной комнате, приспособленной как раз для массовых посиделок и обсуждений чего-либо, а иногда просто общих ужинов и просмотров каких-либо фильмов. Посреди этой комнаты стоит большой стол, а вокруг него — семь стульев. По три с боковых сторон и один, так сказать, во главе. За ужином там обычно сидит Сон, потому что он лидер. Но, если кто-то захочет, он может занять это место. Лидер никогда не возражает.       — Ты точно не останешься с нами, Чангюн? — вдруг окликает меня Кихён. Его миловидное личико просто сияет, а улыбка кажется просто ангельской. Конечно же, это ведь наш Кихён. — Давай, перекуси с нами хоть немного. Церемония всех нас вымотала, нужно набраться сил.       — Я лучше наберусь сил, пока буду спать. — стараюсь придать голосу как можно более усталый тон, чтобы больше никто не загорался желанием предложить мне остаться и поесть. Я хочу просто быстрее уйти в свою комнату, а там уже спокойно представлять себе Вонхо, прокручивая в воспоминаниях всю сегодняшнюю церемонию. — Спасибо за заботу, хён.       Разворачиваюсь, стараясь быть как можно более медлительным, и в этот момент ловлю на себе взгляд Хосока. Он выглядит задумчивым, но нежная улыбка на губах заставляет позабыть о взгляде, пока этот наглец не начинает скользить им по всему моему телу. У меня-то пиджак застёгнут, так что ничего особо горячего он сейчас не увидит. Не время и не место. Да и сам я хочу поиздеваться.       «Выкуси, хён. А может лучше отсоси? Да, точно. Отсоси. И я сейчас чрезмерно серьёзен. Настолько, что даже не могу заявить, как ты похож на наливное яблочко. А ты, чёрт возьми, действительно просто наливное яблочко, такое сладкое и сочное…»       Будто в дополнение к моим словам он улыбается ещё шире и проводит языком по верхней губе. Ну нет, терпеть это я не намерен! Быстро подхожу к столу, хватаю ярко-красное яблоко (почти такое же, как волосы Вонхо) с единственного блюда, стоящего на столе, и вгрызаюсь в него зубами, с наслаждением прислушиваясь к хрусту. Объект симпатии тут же теряет всю свою наглость и смотрит на меня уже больше растерянно, нежели надменно.       Я ещё раз разворачиваюсь, но уже более резко, а затем срываюсь с места и убегаю к лестнице. Перепрыгиваю сразу по две ступеньки, чтобы быстрее оказаться в своём личном пространстве. Из-за выходки Вонхо я уже не могу терпеть. В голове просто прокручиваются все наши уединения, а в самом низу живота начинает чувствоваться тяжесть.       Самой отчётливой картиной, что всплыла в памяти, оказывается последний секс. Мне даже не верится, что это простое воспоминание, настолько всё ярко. Я будто снова ощущаю его руки у себя на бёдрах, снова таю от наслаждения и стараюсь сдерживать сладкие стоны, так яростно рвущиеся наружу. Он понимает это и перекладывает одну руку мне на рот, после проникая внутрь двумя пальцами. Готовый кричать уже от того, как он двигается внутри меня, как головка его члена ударяется от простату, я начинаю ласково покусывать его пальцами, облизывать их и посасывать, сладко причмокивая. Даже и сомневаться не нужно — Хосок в восторге от этого. Он тихо рычит и начинает толкаться ещё быстрее, резче, сильнее, будто собираясь вытрахать из меня всё, что только можно. Этот возбуждённый парень, превратившийся просто в секс-машину, совсем не похож на весельчака-Вонхо. И я чертовски доволен тем, что такой Вонхо достаётся только мне.       Я резко останавливаюсь посреди длинного коридора и мотаю головой. Никак не могу понять, почему же в голову приходит такая чертовщина, но покалывание в паховой области заставляет отбросить эти мысли.       Если я сейчас же, блять, не доберусь до комнаты, этим штанам уже ничто не поможет. Да и мне, впрочем, тоже.        Буквально влетаю в комнату и резко захлопываю за собой дверь. Сил на то, чтобы запереть её на ключ, совершенно нет. Да и вряд ли кто-то из ребят поднимется ко мне сейчас. Все едят и веселятся. Никому нет (не должно быть) дела до меня. Ну, я на это надеюсь.       Резко сорвать с себя штаны не получается, так что я просто спускаю их вниз вместе с бельём и валюсь на кровать. Дикого давления больше не чувствуется, но неприятное покалывание в возбуждённом члене меня просто убивает. Кладу ладонь на него и начинаю надрачивать самому себе, утыкаясь лбом в мягкий матрас. Поза больше напоминает одну из тех, которую чаще всего мы используем с Вонхо в более-менее общественных местах, только вот я не стою. Лишь лежу, упираясь лбом и коленями в кровать и невольно отодвигая задницу назад. Будто надеюсь, что из ниоткуда там материализуется Хосок со своим волшебным членом и оттрахает меня, как последнюю шлюху. Именно сейчас этого не хватает. Именно сейчас, когда я насмотрелся на него на выступлении, в машине, пофантазировал о нём по пути к комнате…       Я рычу в кровать и начинаю быстрее двигать рукой. Конечно, это может быть чревато не очень приятными последствиями, но сейчас по-другому совсем никак не получается. Я чувствую себя перевозбудившимся подростком, который впервые узнал о том, что одна лишь его ладонь может принести кучу удовольствия.       Дверь моей комнаты медленно (но не настолько медленно, чтобы я успел сообразить, что к чему, и убрать руку с члена) открывается, а затем в проёме появляется голова Вонхо. Конечно же первым делом он смотрит на кровать, ведь думает, что я лёг спать. Лицо его сначала удивлённо вытягивается, но уже буквально через секунду губы расползаются в поганой ухмылочке. Шин входит в комнату и запирает за собой дверь на щеколку.       — Я-то думал, что ты стал хорошим мальчиком и действительно ушёл спать… — он будто специально добавляет в свой голос хрипотцы, чтобы он звучал ещё более сексуально, чем обычно. Если буквально минуту назад я был близок к разрядке, сейчас уже по телу разливается новая волна возбуждения. — Что ж… вижу, моему малышу нужна помощь.       Я лишь молча смотрю на то, как он медленно направляется ко мне, расстёгивая ремень на своих брюках. Чёрт возьми, да. Именно твоя-то помощь мне и нужна, хён.       — Помоги мне так, чтобы в голове больше не появлялась мысль наподобие «Да ты просто наливное яблочко, Хосок-хён», — всё-таки произношу я. В глазах Вонхо загорается азартный огонёк. Именно тот, который мне и нужен. Тот, который обеспечит мне прекрасную ночь…