Раунд!

Все эти «спущенные до коленей брюки» — романтическая хуйня для девчачьих романов, какие брюки, какие колени — трикотажный рибок золотого мальчика рурэпа был откинут к краю кровати. По-простому, без красивого подтекста. Чисто мужской недоеб, чисто мужской эрегированный член. Но кто здесь был золотым мальчиком — поистине неприятная тональность, но лилась в уши Мирона, пока он поднимал себе член рваными резкими движениями ладони на обрезанном еврейском хрене. О, этот развязный парень был талантлив, его панчи заставляли впечатлиться этим талантом. — Экскюзэ муа, но ты привязан как псина к своему амплуа. Федоров задыхался, сквозь зубы проговаривая «Блять», и закрывал глаза, как любят писать — с дрожащими ресницами, с выгнутой на кровати поясницей. Все это было, буквально по учебнику, буквально по романчику, все как любят девочки. Его ноги развязно растекались по кровати, оставляя между ними торчащий белым экраном ноутбук. Мирон баттл смотрел первые минут десять, все остальное время тот служил аудиальным сопровождением, отличительным кайфом; Федоров сопел, хрипел, дрочил в кулак так напряженно, словно первый раз загнал член в узкую дырку собственной ладони. По роже струился пот, лейбловая футболка буквально вплавилась в кожу, прилипая к его груди и животу. — Взять сортирный юморок, сдобрить высоким слогом, но на твой пушкинский язык найду язык Платонова. — Ебаный урод… Голос Мирона звучал чуть более возбужденно, чем разочарованно. Та граница, когда ты прощаешься с моральными принципами и фантазируешь, как тебе вылизывают зад, преодолена была еще на первом раунде. Этот ебаный язык Гнойного, выдающий панч за панчем, обливающий этими панчами, он словно лез не в душу (что за бред!), он лез под яйца Мирону, он лез в уши Мирону. Везде, блять, был Гнойный. Он на него наваливался, он ему в ухо хохотал о том, построил ли Мирон империю. Непропорциональное, длинное и пузатое тело, оно физически ощущалось поверх, и Федорову было так жарко, что он заворочался, избавляясь от своей футболки. — Тебе никогда не стать титаном рэпа, если ты сам нуждаешься в поддержке авторитетов. Ах, сука, как не хватало сейчас загнанного в его зад члена. Пока дрочил себе, Федоров локтями и пятками вжимался в матрас. Его башка рождала сцены отрывочные: ебало Славы, корпус Славы, член… стоп. Его дикрайдер хуем перед ним не махал, Мирон был не лучше фанатской девки, которая в своих влажных фантазиях рисовала бритые яйца и аккуратный член. Федоров был в положении невыигрышном: ему по мозгам долбали рифмы Славы, и ебу дала вся физиология, он буквально ими трахал сейчас Оксимирона. — Ты так стараешься обслужить чьи-то вкусы, тогда чем ты отличаешься от шлюхи. Сраный ноутбук оборвал запись, врубил что-то следом, даже со Слова — невообразимая херня и бесталанщина. Мирон кончал под «Дайте шума», не соображая ничего ни о том, кто он, ни о том, что за хрень врублена на его ноутбуке. — Я нагадаю тебе на ладошках и поясню на пальцах. — Сука, ты там в каждом баттле что ли…- устало пробормотал Оксимирон, рассеянно глядя в экран на улыбающуюся рожу и раскачивающееся туловище Славы. — Слово СПб семья и это твоя ахиллесова пята. Так как под хумус и улан мы пожираем собственных детей как Кронос и Уран. Федоров откинул голову назад, сгребая в кулак яйца. Что за рифма? Пиздец, Гнойный, надеюсь, у тебя не слишком много баттлов.