10.92.10

11.93.10 На улице уже как десять дней декабрь, но снега нет и в помине, что даже не удивляет. Новогоднее настроение тоже отсутствует, хотя все витрины на улицах по обыкновению заставлены всякой рождественской ересью, голые деревья обвешаны яркими светящимися ночью гирляндами, а все праздничные рекламные акции уже давно чуть ли не выучены наизусть. Дверь кофейни привычно скрипит, открываясь, все тело невольно вздрагивает, когда теплый воздух волной бросается в лицо. В этом месте всегда пахнет одинаково: сильный, но такой приятный, уютный, привычный запах кофе - почти как наркотик; легкий, еле различимый на фоне других, запах орехового сиропа, идеально сочетающийся с легко ощутимым благоуханием имбирного печенья - почти как зависимость. Привычной дорогой идешь к стойке, за которой теперь почему-то двое барист, один наверное новенький, и заказываешь два стаканчика кофе. Один обязательно ореховый. Второй обязательно со льдом. Карточкой оплачиваешь заказ, не замечая, или просто не желая замечать, почему-то слишком грустного взгляда в свою сторону; не слыша, или просто не желая слышать, не слишком тихих перешептываний в почти безлюдном маленьком помещении. - "Он приходит каждый вторник" Уже как третий год каждый чертов вторник ты заглядываешь после работы в офисе в эту кофейню, привычно садишься за столик с двумя удобными, немного просиженными креслами напротив и прекрасно проводишь время. - "А кто он?" - "Думаю, что фотограф" Смотришь в огромное окно рядом, наблюдая за спешащими куда-то людьми, машинами, автобусами... жизнь все еще течет своим чередом. Ничего не менялось. - "Он всегда берет два кофе" - "Себе?" Спокойно отхлебываешь свой холодный кофе из стаканчика, второй отталкивая к месту напротив. Закрываешь глаза, чувствуешь тепло, разливающееся в груди, снова вдыхаешь аромат, чуть ерзаешь на кресле, получше устраиваясь. - "Что он тут вообще делает?" - "Не думаю, что он сам до конца понимает" Глаза снова открываются, атмосфера вокруг греет и кажется просто до изнемождения родной. В памяти всплывает счастливая улыбка, а на душе становится еще теплее. - "Раньше их было двое" Свои руки пахнут сигаретами, но, касаясь лица, ты слышишь совсем другой запах. Запах облепихи, шоколада и еще чего-то совсем неуловимого, но идеально дополняющего картину. Глаза снова закрываются, но ты все еще можешь видеть все в этом кафе, можешь разглядеть даже самую малейшую детальку. Ты видишь напротив не только еще один кофе. - "А что случ-" - "Тихо." Напротив сидит *он*. И он улыбается. И он счастлив. И ты счастлив, ведь видеть этот ребячий блеск в глазах, эти ямочки - уже очень многое. Он улыбается и улыбаешься ты, ваши взгляды встречаются, а вы просто смеетесь, смущенно отворачиваясь. Его черные волосы опять спутаны и разбросаны хаотично, бледная кожа уже давно порозовела от царящей вокруг атмосферы, а кроличьи зубы продолжают так мило выбиваться из-под верхней губы. - "Но ведь..." - "Прошу. Молчи." Глаза все еще закрыты, он все еще здесь, рядом и так близко. Руки тянутся к сумке и вытаскивают потрепанный бумажный альбом небесно-голубого цвета, открывают на самой первой странице. Ты всегда любил фотографировать, а сейчас ты будто показываешь свои фотографии ему, проводя по ним подушечками пальцев, даже не разглядывая понимая что там изображено. - "Мне кажется, он любил" - "Чт-" - "Тише." Альбом кончается также быстро, как и время. Пальцы нащупывают последнюю ячейку под фотографию. Оно пустует. Глаза сами открываются, дыхание учащается, взгляд устремляется на улицу, через окно, изучая один из переходов, еле виднеющихся с этого места, скрывающихся за домами. - "Он правда любил фотографировать" Тебе всегда хотелось его запечатлеть на одной из своих фотографий, хотелось чтобы его идеальная красота была увековечена на листе фотобумаги. Но одновременно ты считал это чем-то сродни богохульства. Фотоаппарат никогда бы не смог передать всю ту наивность и ясность голубых глаз, смотрящих на тебя с такой теплой нежностью; никогда не смог бы передать всей этой прекрасной неряшливости глупых очков, неуправляемых черных прядей, разбросанных по лицу почти незаметных брызгов-веснушек; никогда бы не передал фотоаппарат все те чувства, что приятно разливались внутри тебя при одном лишь взгляде на него. - "Это был его первый и единственный снимок того парня. Он забыл снять крышку объектива." Он и не смог. Из кармана пальто ты достаешь совсем не примечательный черный снимок, каких обычно бывает куча, их называют испорченными, трясущимися пальцами крепко сжимая края бумажки. Вспотевшими руками ты аккуратно вставляешь снимок на нужное место, все еще тяжело дыша и будто бы обрубив все чувства. Справившись, берешь первую попавшуюся ручку, зажимая ту между еще трясущимися пальцами, и аккуратнo выводишь надпись. - "А потом?" - "А потом его сбила машина, прямо за тем поворотом" 10.92.10. Мой Прекрасный Джон.