Лифт и виски

Под Новый год я застрял в лифте с бутылкой виски и малознакомым соседом. Наверное, мне стоило бы посочувствовать. Пропустить бой курантов и обращение Президента по телику, обречь себя встречать Новый год не в кругу семьи, а в зассанном лифте, на одной из стенок которого красноречиво написано о моей сексуальной ориентации… Я бы и сам всплакнул, если бы не мечтал трахнуть застрявшего со мной соседа вот уже целых полгода. Влад жил этажом ниже и нарочито игнорировал мои попытки подкатить к нему яйца. Охеренной красоты синие глаза, как два огроменных сапфира, сияли повседневной радостью; он был из тех людей, кто во всем и всегда видит положительные стороны. Однажды довелось мне вляпаться в «историю» — тогда я еще встречался с мужеподобными бабами и думал, что мое «необычное» влечение к мужчинам — гормоны, затянувшийся переходный возраст, еще какая-нибудь хуйня, навязанная обществом… Одним осенним днём меня размазали по асфальту, а эта сука убежала, а потом, как последняя гнида, бросила меня через смску. Я тогда сильно запил и почти шагнул в окно. А остановил меня он. Как вчера помню — курил я на балконе и, как обычно, не посмотрел, куда улетел окурок. А они, оказалось, на балкон к соседушке летали. Вот и пришёл он выяснять со мной отношения. Я как на пороге его увидел, так обомлел — почувствовал себя прежним, будто вновь живым. Будто моя подростковая болезнь вернулась ко мне. Он тогда ругался, кричал что-то, а я по разговорчивости был похож на рыбку в аквариуме. И Влад списал это на побои. Пожалел меня… Спустя пару часов я уже лежал в своей постели, укрытый одеялом, а рядом сидел мой спаситель — он сменил повязки на ранах, выслушал слезливую историю о старушке-матери, за которой приходится ухаживать, и даже сбегал за обезболивающим. Никогда, никогда не забуду тепло его рук, обнимающих плечи; как неприятно синий шерстяной свитер касался щек… как от него пахло. Не возвышенными ароматами каких-нибудь «Шанель номер пять», не дешманским парфюмом. Он вспотел, не сильно, но ощутимо — и запах этот казался мне слаще терпкой, дурманящей сирени. — Интересно… долго ли?.. — спросил Влад, нервно постукивая тонкими пальцами по стенке лифта. Вопросом он вытащил меня из мира грёз и приятных воспоминаний. И я был тому рад. Сейчас он передо мной во всей красе: узкие брюки обтягивали шикарный зад, приталенная водолазка шла ему, как никому другому, а оранжевый шарф гармонично дополнял его образ. Влад выглядел шикарно. И он стоял передо мной. Один на один. — Домой бы… — добавил Влад, скрестив руки на груди и мельком поглядывая на меня. — Да, точно, — коротко бросил я, пытаясь скрыть нахлынувшее смущение. — Давай, что ли, хряпнем? Холодрыга жуткая, как бы до момента чудесного спасения не замерзнуть. Влад бросил короткий взгляд на бутылку, что была у меня в пакете. — «Джек»? — Ага. — А давай, — махнул он рукой. — Давно ничего крепче вина не пил. Я достал бутылку из пакета и как никогда был благодарен за крышку, откупоривающуюся без штопора. Пить «ДД» из горла, конечно, моветон. Но какая, нахрен, эстетика, когда передо мной — охеренный мужик, и это, пожалуй, мой единственный способ хотя бы попытаться рассказать ему о своих чувствах? В конце концов, Новый год, праздник, чудеса. Авось получится. А если нет… Отхлебнув чутка, я зажмурился и протянул бутылку соседу. Влад усмехнулся, и мне показалось, что сейчас он начнет нудить о том, что виски надо пить, задержав дыхание… как будто я, блять, маленький мальчик, а не двадцатилетний студент. Глотнув, Влад громко ухнул и, вернув бутылку, протер глаза. — Чего такое? — Да не спал сегодня, — улыбнулся он. — Вот и мучаюсь. — Так ты не мучайся. Приляг тут, как раз выспишься, пока нас выпустят. Влад хохотнул. — Мда, — протянул он. — Проспать Новый год в обоссанном бомжами лифте — верх моих желаний. — Хотя бы присядь, — продолжал я. Он тепло улыбнулся, приняв мое беспокойство за дружеский жест, хотя мы даже приятелями никогда не были. Я пытался… я честно пытался найти с ним общие темы, подловить его по дороге домой… Да я, блять, даже с ящиком пива хотел к нему домой ввалиться. А он всё ни в какую. Весь из себя такой холодный, неприступный, с аристократически-бледной кожей и худощавым, жилистым телосложением. Закусив губу, я ощутил, что в штанах стало слишком тесно. Из-за внезапно возникших «неудобств» мне пришлось сесть первым и прикрыть «неловкость» пакетом. Влад сел рядом и отобрал у меня виски, едва ли я успел сделать глоток. И даже его нахальство казалось мне положительной чертой. Я вдруг представил, как он с тем же рвением выхватывает у меня плетку и… — Тебе не холодно? На мне была серая майка и домашние брюки с тапочками. Магазин располагался на первом этаже нашего дома — мне даже на улицу выходить не пришлось. Вот и я ходил за покупками в домашнем, как, впрочем, и большинство соседей. Но одно дело — пробежаться до первого этажа и назад, а другое — торчать в холодном лифте уже хрен знает сколько времени. — Х-холодно, — робко признался я, не узнавая самого себя. Он-то парень добрый, заботливый — сочувствием отличался, потому его беспокойство понять можно. А я-то… робею, смущаюсь и чувствую, как болезнь поглощает меня всё сильнее и сильнее. — Давай руку. Я громко сглотнул и отставил бутылку. Влад обхватил озябшую ладонь своими длинными тонкими пальцами. «Черт, блять, дьявол», — и другие не менее красноречивые ругательства возникали в моей голове одно за другим нескончаемым потоком. Руки у него были теплые; кожа мягкая и гладкая, будто трогаешь ангела. Я раскраснелся пуще прежнего, но не имел сил отдернуться и прервать столь желанный миг. Кажется, пакет уже не помогал, но я изо всех сил старался скрыть свое возбуждение. — Влад... — вдруг вырвалось у меня. — А? — взгляд томных синих глаз кружил голову сильнее, чем выпитый "Джек". — Ни-ничего... Я опустил глаза и сглотнул. Не могу. Я просто не могу. Он такой красивый, такой нежный, заботливый... зачем ему... что я натворю, если позволю себе рассказать о чувствах? Откажется ли он от годовалой дочки ради меня? Бросит ли красавицу-жену? Конечно, нет... Закусив губу, я ощутил, как мне становится дурно. Дурно от прикосновений, от мимолетных желаний и... тех раз, что я на него передергивал. Боль от осознания собственной эгоистичности и мерзости ситуации разрывала мою грудь. — Что с тобой? — обеспокоенно вопрошал он, глядя на мое красное лицо. — Воздуха не хватает? Я молчал и, кажется, поник окончательно. Влад придвинулся ближе и схватил меня за плечи. — Скажи что-нибудь. Закусив губу, я ощутил, как к горлу подступил комок боли и обиды, не дававший мне и слова вымолвить. Глаза намокли, и слёзы обожгли мои щеки. — Я... прости... я... Утирая слёзы рукой, краем глаза заметил неравнодушный взгляд собеседника. Он переместился ещё ближе и, совершенно ни о чем не догадываясь, прижал меня к груди. Как в тот раз... точно как в тот раз. Запах его тела ударил в нос, и я расплакался только сильнее. — Всё будет хорошо... Он прижал мою голову к груди, как заботливый отец, которого у меня никогда не было, прижал бы своего родного и любимого сына. От того становилось еще больнее, но я как мог пытался проглотить слёзы. Всё напрасно. — Не будет, — пробурчал я, уткнувшись носом в его грудь. — Будет. Я не мог видеть его лица, но чувствовал — Влад улыбался, когда гладил меня по голове. И я поверил ему. Поверил, что всё будет хорошо. Что когда-нибудь... возможно, через пару лет, возможно, через десяток лет он будет моим. Потом нас вытащили из лифта, и мы встречали Новый год втроём: я, моя мать и его оранжевый шарф, который я обещал вернуть при следующей встрече.