***
Они были еще младше, когда впервые почувствовали что-то неладное, находясь рядом с друг другом. Маленький Уилл заливался краской, каждый раз, когда их колени случайно соприкасались. А когда кончики их пальцев находились в непозволительной близости, он и вовсе забывал как дышать. Хотелось плакать и смеяться одновременно, его буквально разрывало. Майк смотрел на того со всей нежностью, которая только могла быть свойственна его возрасту. Желание вечно прикасаться к малышу Байерсу совершенно не пугало, а наоборот, пробуждало неподдельный интерес. Уиллер любил смотреть на то, как его друг жует жвачку, пялясь в окно. Или хмурится, думая о чем-то своем. И это было бы детскими шалостями, не случись одного происшествия. В один из дождливых, ненастных дней, мальчики сидели на кровати в комнате Майка и болтали о том, как их достала осень, учеба, злобные учителя и задиры из старших классов. За окном тарабанили капли дождя, ветер шумел в кронах деревьев, развивая их ветви словно плети. Уилл чиркал в своем альбоме какие-то наброски карандашом, изредка бросая взгляд на сидящего напротив приятеля. — Да, знаешь, хорошо было бы, если бы все кроме нас просто исчезли... — мечтательно пробормотал Уилл, вновь поднимая глаза от листа бумаги, мельком оглядывая лицо напротив. — Ага, хотя бы на пару часов. Байерс внимательно пялился в свой альбом, старательно ведя карандашом по шершавой поверхности. Майку страшно хотелось посмотреть на то, что же с таким странным лицом можно было рисовать, но попросить не решался. Это лишь вгонит Уилла в краску. Тогда тот тем более ему не покажет. Потому не нашел ничего лучше, чем резко выхватить из рук растерянного бедолаги измятый альбом. — Я же еще не закончил… — Это что, я? — Майк вопросительно взглянул на друга, который весь побагровел от самых кончиков ушей. Видно было, что Уилл буквально готов сквозь землю провалиться, лишь бы не слышать никаких комментариев к его работе. Он даже попробовал сделать попытку убежать, но окаменевшее от стыда тело и чужая рука, схватившая за предплечье, не дали свершиться побегу. — Ты красиво рисуешь, но модель ты выбрал так себе, — с улыбкой сказал Майк сильнее стискивая пальцы,- однако, можно мне тебя отблагодарить? Все в теле Байерса указывало на то, что надо делать ноги, да поскорее. Все это было слишком стеснительно, слишком неясно для его понимания. В таком возрасте, когда кажется, что школа никогда не кончится, родители вечно будут опекать, а друзья никогда не уйдут, очень трудно вообще воспринимать что-то сложнее сюжета комикса. Тем более какие-то сильные, волнительные чувства. Майк подполз ближе, все еще удерживая Уилла цепкой, чуть влажной рукой. Матрац кровати под ним приглушенно заскрипел. Этот звук напоминал обоим о реальности происходящего, но не вырывал из странного транса. Уиллер прижался сухими, теплыми губами к подрагивающим губам друга и застыл, широко открыв глаза. Что делать дальше, он не очень то понимал, поэтому, не разрывая контакта, он просто пододвинул совсем окаменевшего Байерса ближе, усаживая вплотную к себе, и взял его лицо в свои руки. — Мне очень странно, Майк,- едва дыша шепнул Уилл, хватаясь за плечи друга. Их недопоцелуй продолжался несколько секунд, но мальчикам показалось, что это была целая вечность. У обоих оглушительно колотились сердца, оба едва дышали, смотря друг на друга совершенно не моргая. Этот неловкий случай перевернул буквально все в их маленьких жизнях. После они повторяли это еще не раз, становясь все смелее и доверчивее друг другу.***
— Хей, Уилл, - Майк махал рукой у лица друга, пытался его трясти. Он решил, что тот снова впал в то странное состояние и его надо срочно вести домой.- Тебе снова плохо? Ты что-то видишь? — Да, вижу, - Уилл мазнул по щеке рукавом кофты, стараясь скрыть скатившуюся по щеке слезу,— я вижу предателя. Майк непонимающе захлопал глазами, пытаясь подвинуться ближе, заглянуть другу в покрасневшие, водянистые глаза. Но тот лишь отмахнулся, отползая в сторону. Он облокотился о стену, поджав ноги и закрыл руками лицо. Уиллер был в панике, в его голове строилось куча предположений о том, почему его приятель мог так себя вести. И один из этих вариантов пугал его до чертиков. Это та самая догадка, что пульсировала в его голове уже очень давно, но он старательно отмахивался от нее, потому что сам не до конца верил. — Это из-за Оди, да? Ты всегда становишься таким злым, когда я ее упоминаю. Забудь, ты по-прежнему мой лучший друг. — Ты ее целовал?- Байерс затравленно посмотрел из-под растрепанных волос прямо в глаза Майка, от чего последний почувствовал себя самой последней сволочью. Да, Господи, да. Он целовал эту девчонку, а еще, кажется, она ему очень сильно нравится. Потому что когда он смотрит на нее, кончики пальцев начинает покалывать и грудь распирает, и в животе начинает теплеть. Потому что она такая особенная и необыкновенная, такая, каких он еще не встречал. А Уилл - совсем другое. Он был рядом на протяжении долгого времени, его хотелось оберегать, интересоваться, как у него прошел день. Гладить по теплой щеке с мягким пушком. Но он ему не нравился в том плане, в котором нравилась Оди. Это было другое чувство, которое было с ним долгие годы. — Ты такой придурок, Уиллер! — шикнул Байерс не дожидаясь ответа и снова зарылся лицом в ладони. Майк осторожно подсел к Уиллу, положив руку на его макушку и зарылся пальцами в его волосы. Это было странно, больно и мерзко. Будто он только что подставил своего лучшего друга, воткнул нож ему в спину против своей же воли. Но все же, это его вина. Как ее искупить парень не знал и не мог знать, такое с ним впервые. — Знаешь, кто-то когда-то сказал очень умную мысль, но дословно я не помню. Что-то о том, что нельзя гладить собаку, которую не сможешь потом забрать домой. Господи, Майк, я же даже не собака. У меня есть чувства, и ты о них знал. Обычно молчаливого парня как прорвало, он выпрямился, скинул с головы руку Майка и вцепился в нее, больно впиваясь ногтями. Его лицо раскраснелось, стало злым и обиженным. Внутри бушевала ревность, стягивая нутро вакуумом, заставляя все органы ныть. Таким Уиллер его не видел еще никогда. — Когда я тебя вижу, у меня дыхание перехватывает. Там, в этой чертовой Изнанке, я думал только о том, как увижу маму и тебя, как обниму вас обоих. Ради этого только не сдавался, ждал. Я ведь люблю тебя. Последнее резануло по воспаленному сознанию холодным лезвием. Майк действительно не знал, как поступать в подобных ситуациях, поэтому сделал то, о чем потом очень пожалеет. Он вырвал свою руку у разъяренного Уилла, схватил его за запястья и потянул на себя, со всей силы, которую только нашел сейчас в себе. Одной рукой он сильно прижал обе конечности парня к груди, второй ухватился за затылок и поцеловал. Так, как целовал только его. Тогда, когда все было просто, когда его не обременяло чувство вины, а вело за собой лишь голое любопытство. Когда Байерс перестал трепыхаться в его руках как раненая птица, он ослабил хватку и зарылся пальцами в мягкие, пахнущие отдушкой шампуня волосы, поглаживая большими пальцами скулы. Он мазнул кончиком языка по приоткрытым губам Уилла, на вкус они были солеными и немного отдавали металлическим привкусом. Через мягкую ткань футболки Майк чувствовал трепыхание чужого горячего сердца. Оно билось в бешеном ритме, как и его собственное. Рука парня скользнула ниже, оглаживая острое плечо, плавно ведя ладонью вниз, к животу. Вторая рука обняла едва дышавшего Байерса со спины, надавливая и заставляя прогнуться. Расстояние между их телами сократилось до ничтожного малого, стало жарко и тесно. Майк пытался понять, что же он сейчас чувствует. Умиротворение? Желание, чтобы это никогда не кончалось? Да, возможно. У него даже мягко потеплело где-то внизу живота, когда Уилл обнял его в ответ. Но Оди... Внезапный толчок в грудь выбил из легких остатки воздуха и перед глазами запорхали черные пятна, похожие на вату, что испачкали в саже. Уиллер открыл глаза и встретился с острым, как бритва, взглядом Уилла. Уилла, который, черт возьми, был с ним так мягок всегда. Такой теплый, добрый, тихий Уилл. — Знаешь, мы можем с тобой продолжить общаться, будто я тебе ни в чем не признавался, — приглушенный, но болезненный грудной всхлип ударил по ушам. Внутри Майка затеплилась надежда. — Если ты больше никогда так ко мне не прикоснешься. Никогда не будешь смотреть на меня как побитый щенок. И вообще, поменьше попадайся мне на глаза. Уилл за секунду встал на одеревеневшие ноги и пулей выбежал из злосчастного подвала, который хранил столько теплых воспоминаний. Но теперь они стали острыми осколками стекла, что застряли где-то в груди, не давая спокойно дышать. Растерянный Майк остался сидеть на полу, с чувством горечи во рту. Его ладони все еще хранили мягкость и тепло чужого тела, он хотел бы сейчас отрезать их к чертовой матери. Парень ненавидел и не понимал себя, свои чувства, свои слезы, что предательски выступили у него на глазах.