Рождественский челлендж (сборник текстов)

— Хранитель Бруклина, — говорю я Ларри за три дня до Рождества, — Ник сказал, что хорошим детям Санта приносит подарки, а плохим — угольки. Так? Ларри ошарашенно кивает, а я продолжаю, не давая ему опомниться: — Понимаешь, какое дело: мне очень нужны угольки. Поэтому надо убедить Санту, что я весь год был плохим мальчиком. Помоги мне. Ларри произносит своё любимое «Ну э-э-э»: лицо у него такое растерянное, что я еле удерживаюсь, чтобы не полезть к нему с поцелуями. Нет уж, веселиться — так по полной программе. — Давай, Лоуренс Дэйли, вспоминай, когда я успел побыть плохим мальчиком? Ларри смотрит на меня — и понимает, что я затеял игру. И подхватывает её: — Господи, Ак, да ты вообще древнее зло! Здесь ты вне конкуренции! — Боюсь, что Санта ничего не знает про древнее зло, — развожу я руками. — И вообще я только сообразил, что бОльшую часть года провёл в саркофаге, поэтому ты тоже должен оказаться плохим мальчиком, чтобы мне досталось хоть немножечко угольков. Давай подумаем: почему Лоуренс Дэйли плохой мальчик? Ларри смеётся. А я делаю серьёзное лицо и начинаю: — Ты открыл саркофаг, хотя тебе говорили, что этого нельзя делать! — Я спасал свою жизнь, — со смехом оправдывается Ларри. — И жизнь своего ребёнка! — А-а, так ты не меня спасал? — усмехаюсь я. — Тем более плохой мальчик! А я-то думал… Пока Ларри собирается с мыслями, что бы ответить, я иду дальше: — Ты прикасался к фараону без его позволения! — Но ты же мне разрешил? — Ну… я не сказал тебе «Позволяю прикоснуться ко мне». — Да ты вообще запутался в своих бинтах! — А ты меня распутывал! Напомнить, куда при этом ты совал руки? — Я не совал! Они сами! — Ага, сами попадали мне между ног! Я сперва чуть до потолка не подскочил! — Тебе было настолько неприятно? — Ларри щурится, сдерживая смех. Я продолжаю упорствовать: — Это неважно! Хорошие мальчики не хватают фараонов между ног без разрешения! Они дожидаются особого приказания! — Не жульничай, Ак, — улыбается Ларри. Я гордо выпрямляюсь: — Ты допустил, чтобы украли скрижаль! Ларри кивает. — Из-за твоего недосмотра экспонаты ночью шлялись по городу! Ларри кивает опять, всеми силами пытаясь скрыть улыбку. — Ты вообще устроился сторожем в музей, в твоём-то возрасте! Ларри давится смехом. — Ты подавал плохой пример сыну! Ларри закрывает рот ладонями, но я же вижу — глаза смеются. — Ты развёлся с женой! — Э, стоп, это не в этом году! — Неважно! Хорошие мальчики не разводятся! — мне тоже стоит огромных усилий не захохотать. А ещё я меняю тему на ту, с которой пытался начать: — И еще ты трогал экспонат руками! Хотя это запрещено! Ларри смотрит на меня и прикидывается дурачком: — В каком смысле — трогал? — Вот в таком, — говорю я, подходя к нему ближе. Стаскиваю галстук, расстёгиваю рубашку: Ларри не мешает мне, просто весело следит за моими действиями. Я провожу губами по его груди, проезжаюсь от одного соска к другому, потом вниз — ероша носом жёсткие тёмные волосы. Дорожка волос становится гуще по направлению к лобку, и я следую по ней, прикрыв глаза. Вдруг Ларри говорит: — Как неандерталец, да? Я уже успел расстегнуть ему штаны, но в этот момент неудержимо фыркаю прямо ему в пах. Поднимаю глаза и говорю как можно строже: — Да, плохой, плохой мальчик Лоуренс Дэйли! Он обвиняет меня в том, что я занимался сексом с неандертальцами! Ага! Я добился настоящей растерянности. — Погоди, с чего ты взял? — бормочет Ларри. О да, в расстёгнутой рубашке и со спущенными штанами особо не подискутируешь с оппонентом, который только что практически залез носом тебе в трусы. — Потому что ты меня спрашиваешь: как неандерталец ты или нет? То есть ты уверен, что я знаю, как в этом плане выглядят неандертальцы, так получается? Ларри пару секунд молчит — видимо, переваривает… а потом хохочет: — Ак! Ну, ты зануда! — Надо быть точным в формулировках, — отвечаю я тоном правителя. — А плохие мальчики всегда… — Зараза ты такая, — Ларри хватает меня, подтаскивает выше и обнимает, нимало не заботясь о том, что штаны с него давно съехали. — Тебе даже моя помощь не нужна, таким плохим мальчиком ты успел побыть эти два месяца в году! Ты провоцировал своего хранителя! Ты раздевался при нём! Ты сам трогал его руками и вообще начал первый! Ты занимался с ним богомерзким оральным сексом… — Стоп, стоп, — я выпутываюсь из объятий, удачно делая вид, что горю праведным гневом. — Это для твоей религии такой секс богомерзкий, а для моих богов — совсем наоборот! Ларри смотрит на меня и улыбается: мне на какой-то момент кажется, что у него светится лицо. — А с вашей точки зрения, — заявляю я, — ты осквернял гробницу фараона! — Вот уж нет! Ты сам сказал: не осквернял, а тоже совсем наоборот! И это не я, а мы вместе! И если быть точными в формулировках — вообще ты, а не я! Что там было про семя правителя? Тут уже и я не выдерживаю, и мы буквально ржём, как выражается Джедидайя. — Так, — наконец говорит мой Хранитель, — мы будем хохотать или чем ещё заниматься? Если что, надо дверь закрыть. А то Рузвельт придёт и скажет: фу, плохие мальчики! — Да, кстати! — обрадованно вспоминаю я. — Ты плохой мальчик, ты занимался сексом с мужчиной! — Точно! — подхватывает Ларри. — С мужчиной моложе себя на… э-э-э… в общем, некрофил и педофил! — Я бы сказал — геронтофил! Я тебя на кучу лет старше! — Вот и ещё, — шутливо хмурится Ларри. — Плохой мальчик Акменра морочил голову своему начальству. — Ага, вопрос на засыпку, как говорит Ник: кто из нас начальство? Ларри зависает. А я продолжаю: — Думаю, что начальство здесь Макфи, а мы делаем всё, чтобы нам обоим от него не влетело. И обнимаю его наконец. Мне больше не хочется ржать, хочется целоваться, и что там дальше выйдет по плану. Но тут Ларри спрашивает: — Ак, а зачем тебе угольки? Я честно признаюсь: — Писать на стене. Как в Древнем Египте. Вот, например: фараон Акменра влюблён в Лоуренса Дэйли. — Иероглифами писать? — подмигивает Ларри. — Зачем? Нормальными английскими буквами. А то никто же не поймёт. — Нет, ты точно древнее зло, — кивает Ларри. — Тебе Санта принесёт тонну угля! — И прекрасно, — радуюсь я. — У музея не будет проблем с топливом, и Макфи выпишет тебе премию. А на эту премию мы с тобой… Дальше уже не разобрать: хохот переходит в объятия, объятия — в поцелуи, и в предвкушении дальнейшего развития событий я так радуюсь тому, что мы с Ларри — очень, очень плохие мальчики.