Шесть – Она знает слишком много.
Холодное лезвие ножа, раздражающий запах лекарств. Здесь витает запах самой смерти. Скальпель в длинных, по аристократически, тонких пальцах, выглядит настолько красиво и эстетично, что от подобной картины, все внутри меня сжимается в болезненный, но приятный комок из отвращения вперемешку с удовольствием. Тонкая игла под кожей ходит ходуном, и я невольно вздрагиваю, когда чужие пальца надавливают на её основание, в один миг, загоняя разогревшийся металл на несколько миллиметров глубже. В нос ударяется резкий запах резиновых перчаток. - Кролик. Ты похожа на кролика, Ангел. Знаешь, таких маленьких-беленьких, будто снежные комочки. Их вид всегда был самым нежным, хрупким и требовальным в обращении, но зато, самым выносливым к любым видам генетических изменений. Они могли вынашивать ошибочные генные структуры в своем теле довольно продолжительное время. Страдать, но вынашивать. Они проживали достаточно долго, что бы я успевала собрать все необходимые данные… Не знаю, что меня напрягает больше: то что она сравнивает меня с кроликом или то, что они очень хорошо переносят мутацию?Пять - чем меньше сопротивления, тем… Тем меньше сопротивления. Не больше.
Поймать меня не составило никакого труда. Достаточно было подловить момент, когда я осталась без должного внимания и хорошенько приложить чем – нибудь тяжелым по светлой голове. Дальше уже дело техники и человеческого тела. Честно говоря, когда я, все же, соизволила прийти в себя, то я даже не удивилась, обнаружив себя прикованной к операционному столу. Меня это даже не пугало. Где – то глубоко в душе, я была готова к тому, что это когда – нибудь случится; что меня когда – нибудь поймают и будут… Пытать? Насиловать? Забьют в страшных мучениях? Я была готова к этому. Мне не было себя жалко. Я, черт побери, заслужила смерти, хотя бы за то, что когда – то отвела её от другого человека! Я была готова ко всему… Но только не к тому, что всё-таки случилось на самом деле. Длинное, белое как полотно, лицо Мойры еще долго висело у меня перед глазами и мешало видеть. Чего я там хотела? Смерти в страшных мучениях? Что ж… Можно считать, что я себе это уже устроила. Осталось только наслаждаться.Четыре – боль всего лишь иллюзия. Жаль, что я этого не понимаю.
Лезвие, почти что, мягко опускается на мое плечо, что бы через секунды с силой в него впиться. Мне хочется кричать, когда еще теплая кровь выступает на краях тонкого разреза, который с каждой секундой становился все длиннее и глубже. Даже несмотря на мою выдержку и терпение – это очень больно. Мойра недовольно поджимает бледно-розовые губы и как – то раздраженно прижимает когтистую ладонь к моему горлу. Мгновение, и я начинаю терять доступ к такому нужному сейчас, кислороду. - Ведите себя тише, доктор Циглер. Вы же не хотите, что бы все сбежались на ваши крики и помешал нашему с вами маленькому делу? Думаю, что нет. Запомните, боль – это всего лишь реакция организма на внешнее вмешательство. Различные ранения и отравления, если быть точнее. Я думала, вы выше этого. Вы же несуществующий Ангел, доктор. Вы не должны испытывать боли. Так что будьте так добры – помолчите, если вы хотите, что бы для вас все закончилось немножко быстрее.Три – по её мнению, менять душу на крылья – самая глупая сделка. А вот если на рога – то ради бога. Хотя… Бога – то и нет.
Она говорит, что мне бы пошли дьявольские рога и длинный хвост за спиной. Говорит, что с радостью бы помогла мне в их приобретении. Облик самого черта – пошел бы мне куда больше, чем мой нынешний вид непорочного ангела. Сколько пафоса и гордости! Она вообще, умеет говорить без этих её извечных спутников? - Ты бы была самой настоящей чертовкой. Соблазнительной, горячей, но очень опасной чертовкой. Многие бы желали тебя. Они бы с радость были бы готовы отдать все, что бы хоть разок, но «согрешить» с тобой. Они бы даже не отказались бы спуститься с тобой в саму преисподнюю, если бы после этого, ты раздвинула свои чудесные ножки… Как жаль, что ни рая, ни ада – не существует. Есть только наш мир, в которым каждый второй – сам дьявол во плоти. Какая тавтология! Преисподней нет, а дьявол есть! Ха! Попытка вырваться, с самого начала, оказывается провальной. Тяжелые крепления на запястьях лишь смыкаются сильнее и начинают тереть некогда белую, нежную кожу до кровавых волдырей. Мне приходится глотать болезненные стоны и отводить глаза, чтобы эта женщина, не смогла увидеть моей слабость. Вот только поздно. Её губы растягиваются в слишком пошлой и неприятной улыбке.Два – она просит не бояться.
Она тихо усмехается, когда понимает, что её шёпот вливается в моё затуманенное сознание сладкой патокой и мешает мыслить здраво. Хотя, скорее всего, это все же была вина той дряни, которую она умудрилась мне ввести. Интересно, что же это было? Судя по онемению рук и ног, легкой глухоте, которая становилась все больше, да и какой – то общей расслабленности и даже легкости – не ошибусь, если предположу, что это был какой – то наркотик или что – то похожее. Не один мне известный препарат, таких эффектов не имел. Словно прочитав мои мысли, она все же, решает кое – что прояснить. - Это нейронный стимулятор, дорогуша. Без него, ты бы была слишком агрессивной и мешала бы мне работать. Тебе нравится его эффект? Такая манящая слабость, сонливость, которой нельзя сопротивляться. Не говори. Я и так знаю, что ответ будет положительным. Тебе же нравится чувствовать себя беззащитной и слабой? И не надо на меня так смотреть! Я знаю все твои привычки и склонности. Даже если это касается привычек сексуального характера. Хорошенькая девочка любит жёстче, верно? Мне приходится прикладывать титанические усилия, что бы сдержать внутри себя, рвущийся наружу, клёкот. Банальное желание послать эту престарелую докторшу куда подальше, становится просто невыносимым… Но я должна терпеть. Мне нельзя опускаться до подобной низости. В её пальцах мелькает, светящаяся от неоновых ламп, маленькая стеклянная бутылочка из плотного коричневого стекла. Как бы я не старалась, разглядеть крохотную наклейку на ней мне так, и не удается. Зато, мне очень легко удается разглядеть пустое брюшко нового шприца, которое торопливо наполняется ранее упомянутой жидкостью. Я дергаюсь и стараюсь отодвинуться. В моих глазах впервые мелькает страх. Что же поделать, если я еще с раннего детства, боялась уколов? Мойра удивленно окидывает мою дрожащую фигуру. Осознание моего поведения, до неё доходит почти моментально. - Боишься иголок? Уколов? Ох! Неужели, великий врач «Валькирия», боится таких безобидных вещей? Пара широких шагов и моё лицо оказывается в крепкой, почти железной хватке. Генетик скалится. - Не бойся. Будет не больно… В этот раз.Один – я не буду умолять…
Мое дыхание слишком громкое, а её – почти неслышное. Дикий холод, стоящий в лаборатории навевает мысли о морге и неприятно лижет оголенное тело. Очень хочется сравнить себя с живым трупом, который еще умудрятся сопротивляться и барахтаться; хвататься, истлевшими от того же холода, пальцами за последние остатки жизни. Безжизненный кусок плоти, который хочет жить! Хах! Как иронично. Мойра бы посмеялась над этим. Может быть, стоит рассказать ей об этом? Поведать ей мои сбитые мысли? Я обнажаю на свет ровный ряд зубов, когда еще один надрез украшает внутреннюю часть моего бедра. Нет. Не стоит этого делать. Это будет, по меньшей мере, глупо. От того, что я смею, сравнивать себя с трупом – уже хочется плакать, но я не смею давать себе такой вольности. Я должна быть сильнее этого. Как бы все не было плохо – я должна держаться. Держаться, до самого конца… Даже если этот конец уже совсем близок. Даже, если до него остались считанные минуты. Она смотрит на перепачканный скальпель в своих руках и облегченно выдыхает. - Ты, всё-таки, решила прислушаться к моему совету и помолчать? Моя благодарность. Люблю работать в полной тишине. Ничего не мешает мыслям и можно закончить работу намного быстрее. И… Я захожусь надрывным, почти оглушающим воплем. Плевать я хотела на её удобства.Ноль - …а она не будет останавливаться.
То, что происходит после того, как она заканчивает на мне свои эксперименты – просто выходит за всякие рамки нормальности. Она целует нежно, осторожно, будто боится навредить. Это совсем не вяжется с тем, что было несколько мгновений назад. Осторожность никак не вяжется с образом самого жестоко и опасного генетика «Когтя». На языке плавится отвратительный привкус собственной крови, когда она склоняется надо мной и оставляет на моих губах легкое, едва ощутимое касание. Не знаю, что меня пугает больше, то, что она начинает меня целовать или то, что я пытаюсь на этот поцелуй отвечать. Неуклюже, почти, что неумело, из – за неудобства моего положения и слабости, которая одолевает тело, но хоть как – то. Я даже не пытаюсь сопротивляться, когда холодные, будто мертвые, ладони проскальзывают под мою одежку, пытаются ласкать выпирающие косточки ребер. Вот кого нужно сравнивать с трупом. - Нравится. Тебе нравится, мой Ангел? Острые коготки оставляют алеющие полосы на животе и дергаются выше, заставляя меня жалобно заскулить от слишком острых ощущений. Она играется с моими ключицами, царапает мою грудь, будто хочет заклеймить, а я… Не могу ничего с этим поделать. У меня нет сил, чтобы сопротивляться. Я даже не могу кричать, когда тонкие, но до черта, длинные пальцы генетика оказываются глубоко внутри меня. Из горла вырываются только неразборчивый клёкот, который отдаленно можно расценить, как приглушенные стоны. Я чувствую горячее дыхание и невольно начинаю к нему тянуться. Чуть грубоватый шепот обжигает скулы. - Я захотела тебя, как только увидела. Маленькая, миленькая блондиночка с таким же маленьким, но очень чувствительным сердечком. Ты заинтересовала меня своими работами и проектами, а чуть позже – и собой. Мне захотелось узнать, насколько ты крепка; сколько сил мне понадобиться, что бы тебя сломать. На это ушли долгие, но очень продуктивные годы. Я смогла… Смогла подобраться к тебе достаточно близко, что бы наконец удовлетворить все свои интересы и потребности. Ты, наконец – то, стала той, кем я и хотела. Ты стала моим собственным Ангелом… Щелчок. Вспышка. По телу пробегает крупная дрожь. Наслаждение приходит на место боли, но уходит оно настолько быстро, что прочувствовать его в полной мере так и не удается. Слабость накатывает с такой силой, что сопротивляться ей не остается никакого желания. Чувство отвращения к самой себе, захлестывает с головой. - Мойра… Мойра… Она даже не смотрит на меня. В её разноцветных глазах плещется холодное безразличие. Будто бы все то, что здесь сейчас произошло; все то, чего она от меня добивалась последние часы - ей безразлично. - Ты отлично поработала, Циглер. Сегодня ты заслужила свой отдых. Советую поспать. На завтра у нас с тобой очень много дел. Моё, затихающие от усталости, дыхание, тонет в громком хлопке закрывающихся дверей.Умирать я буду слишком медленно… Умирать я буду слишком долго… Я действительно буду умирать.