Carpe Diem

Последние посетители уходят из бара Гриллби ровно в полночь. Монстры знают — бармен не терпит неподчинения правилам его заведения, особенно когда это касается пьяных гуляк. Однако они также знают, что эти правила распространяются не на всех. И сегодня Санс, как постоянный посетитель, продолжал сидеть на привычном месте за барной стойкой, пока остальные второпях уносили ноги. «Наверное, он ждёт прихода своего брата, так как сам не в состоянии добраться до дома, бедняжка», — монстры строили разные предположения на этот счёт. В реальности же Гриллби просто не напрягала компания Санса, пока он приступал к уборке помещения. Санс не казался здесь инородным, и находиться с ним в одной комнате было почти так же приятно, как и в одиночестве. Даже будучи пьяным, он не был шумным или буйным, а главное — он никогда не был навязчивым. Он просто сидел на своём месте в комфортном молчании, облокотившись головой на лежащие на барной стойке руки, и устало смотрел в пустоту перед собой. — Хей, Гриллбз, сегодняшние бургеры были просто отпад. В это время суток Санс не мог быть трезв, из раза в раз разница была лишь в количестве выпитого. И сегодня его было больше, чем обычно. Пожалуй, больше, чем вообще стоило ему наливать. Гриллби нельзя было назвать разговорчивым. Наверное поэтому он чувствовал себя так комфортно в обществе такого же молчаливого наедине с ним скелета. В этом молчании они находили общий язык изо дня в день. Это можно было назвать близостью без вторжения в личное пространство. Они мало что знали друг о друге, но это было и не нужно. Однако иногда Гриллби всё же захватывало любопытство. Санс был мистической фигурой в их городке, его многие любили, но никто не знал о нём почти ничего, ну кроме наличия у него довольно шумного брата. Эта неизвестность притягивала. Гриллби казалось интересным в Сансе всё: от трудночитаемого выражения его глаз до фокусов, которые он иногда проделывал, кажись, вопреки всем законам физики. — Хочешь ещё бургер? Могу приготовить. — Но ведь бар уже закрыт. Чёрт, Гриллбз, почему ты всегда так добр ко мне? — Если будешь задавать много вопросов, можешь и утратить лояльность, — Гриллби немного улыбнулся, увидев потускневшие глаза Санса. — Да ладно, шучу, не бери в голову. Санс продолжал лежать головой на руках и смотреть в одну точку. Алкоголь явно действовал на него не в позитивную сторону. Днём и вечером он был душой компании, поздней ночью же весь его облик наполнялся меланхолией. И внезапно: — Гриллбз, хочешь послушать рассказ? Научная фантастика с элементами драмы. «Рассказ? Он ведь не может быть настолько пьян, чтобы перепутать меня со своим братом?» В баре иногда шутили за глаза над привычкой Санса читать его взрослому брату сказки на ночь, этот слух ходил уже давно, но никто не помнил, кто его распространил и почему этому стоило верить. Гриллби никогда не выказывал заинтересованности в слухах о скелете, однако по странному стечению обстоятельств он знал каждый из них и даже размышлял о некоторых ночью в постели. — Хм... Что ж, почему бы и нет, я люблю научную фантастику. Но уложись до конца моей уборки, — Гриллби говорил идеально ровной интонацией, не сильно заинтересованно, но и без раздражения. — Окей, — меланхоличный голос чуть воспрял. — Тогда я начну с вопроса. Представь себе, что нашу реальность «сбросили» в какой-то момент, отмотали время назад до некоей «точки сохранения» в прошлом. Как думаешь, это будет другая реальность или та же самая? Будут ли люди в ней теми же, или это будут их копии из параллельной вселенной? — Оу... Не знаю. Разве можно манипулировать временем? Наверное, это будет уже другая реальность, а в ней — другие люди. Санс не менял позы, но зрачки его вдруг исчезли: — Хех, лучше бы было так… Гриллби нахмурился, но Санс продолжал: — Временем можно управлять, Гриллбз. Мы выяснили это ещё очень давно. Но научный интерес не стоит последствий. Время — опасная хрень, в конце концов что-то пошло не так. И это продолжается до сих пор. Теперь выхода просто нет, мы застряли во временной петле. И я не знаю, кто виноват в этом — мы или этот грёбаный цветок. Гриллби искренне старался идти за ходом мыслей его совершенно пьяного посетителя, но когда тот дошёл до упоминания цветка, он был близок к тому, чтобы сдаться. Какой ещё к чёрту цветок? И кто — мы? Всё это казалось бредом, однако Санс никогда не говорил чепухи, это было не в его стиле, особенно сейчас, когда весь его вид излучал серьёзность. — В любом случае, теперь реальность такова: цветок сбрасывает мир, регулярно. Когда он наиграется с одной временной линией, он просто загрузит другую. А если его убить — он просто загрузит своё последнее сохранение. Его нельзя убить по-настоящему, понимаешь? А он манипулирует нами, как хочет, он может манипулировать временем. И самое страшное в этом то, что я знаю про сбросы. Только я один, никто больше ни о чём не догадывается, Гриллбз. Это ли не одиночество? Все вокруг наслаждаются этой короткой жизнью, а я... Я так устал. Каждый раз время просто отматывается назад, без всякого прогресса, без воспоминаний монстров и без всякой надежды выбраться когда-нибудь на поверхность. Гриллби рассеянно, но всё же старался прибирать рабочее место во время рассказа Санса. И сейчас он стоял спиной к своему единственному посетителю, когда услышал первый всхлип. Он тотчас же повернулся к Сансу и увидел уже полностью заплаканное лицо. Крупные слёзы лились из его глазниц, зрачки по-прежнему отсутствовали. Он никогда раньше не видел его таким. Санс всегда был тем, кого можно было назвать предсказуемым в самом хорошем смысле этого слова: всегда ровный и мягкий глубокий голос, всегда обаятельные в своей простоте и очевидности плохие шутки, всегда лёгкое отношение к жизни. От него меньше всего можно было ожидать взрыва и… таких странных откровений. А сейчас он рыдал прямо перед ним, перед ним одним, в совершенно пустом баре. Это одновременно было дискомфортным и волнующим откровением, нарушающим гармонию, но придающим их душевной близости новое значение. Сейчас только Гриллби мог разрешить ситуацию. Насильственный выход из зоны комфорта ещё никогда не был для него таким приятным. Гриллби осторожно обошёл барную стойку и сел на высокий стул, пододвинув его так близко к своему посетителю, чтобы суметь обнять его. Ему просто захотелось сделать это. — И я сдался, я совершенно перестал стараться. Всё равно всё бесполезно, и мы будем возвращаться к началу снова и снова. Я больше не могу работать, не могу следить за домом, я даже не могу сдержать эти грёбаные слёзы, боже, как же я жалок, — Санс положил лицо вниз, скрываясь в рукавах своей куртки, но в пару мгновений Гриллби уже перехватывал его в свои объятия. — И я не могу продолжать делать Папируса счастливым, когда он этого так заслуживает, Гриллбз, — Санс обхватил жилет бармена и прижался к груди, излучающей через ткань тепло и свет. Он нежился в них так, будто тепла и света не хватало ему всю жизнь. Конечно, Гриллби не мог ничего знать. Санс никогда ничего не рассказывал. Он почувствовал себя непосвящённым во что-то очень важное. Как и все остальные, всё это время. Он чувствовал себя так глупо. Всё это казалось невероятным, полностью дезориентировало и сбивало все настройки его сознания. Но Санс всё продолжал: — У меня уже нет цели, есть только рутина. Каждый раз я просыпаюсь и знаю, что этот день не будет новым, это всё тот же грёбаный день, что мне пришлось вынести так много раз в прошлом. Но я помню не достаточно, чтобы что-то в нём изменить. Цветок убедил меня в этом. Этот цветок — тот ещё садист, хех. Я не знаю, как его победить, не помню, как я пытался сделать это раньше, но я знаю, что пытался. Это каждый раз написано на его лице, ха-ха. А я даже не помню, был ли у нас с тобой такой разговор в прошлом или нет, Гриллбз. Наверное был, предположим, раз так девяносто девять. Хей, а давай отметим, это же наш юбилейный разговор, налей-ка мне ещё виски. Может, оно принесёт мне вечный покой… Он всегда говорил тихо, а сейчас его слова почти полностью поглощала жилетка, в которую он уткнулся. Гриллби вслушивался в этот монолог через вибрации голоса, резонирующие в его груди. Если подумать, в глубине его сознания действительно было ощущение, будто они уже сидели так обнявшись и разговаривали. А ещё на такой же глубине было одно желание... Желание, которое теперь выплывало наружу всё ближе и ближе. Гриллби тяжело выдохнул через ноздри, словно пытаясь удержать самоконтроль. В тишине бара этот выдох показался слишком громким. Наконец, Гриллби заговорил: — Знаешь, я не верю в то, что ничего нельзя изменить. Даже если в конечном итоге это не изменит финал, можно ведь менять мелкие вещи, дабы не утратить ощущение жизни. Жить настоящим. Повисла пауза. На этот раз это молчание не было таким комфортным для Гриллби. Сейчас он, как здравомыслящий монстр, всеми силами старался обуздать растущее в нём желание. Хотя бы взять его под контроль... Хотя бы убедить себя в том, что он взял его под контроль! Да-да, это не спонтанный взрыв, это его решение — в этом он успешно убедил себя на тот момент. Наконец, молчание прервалось: — Санс... Прости меня за это, пожалуйста. Я лишь хочу внести разнообразие в твой мир. Уверен, в таймлайнах такого ещё не случалось. В любом случае, скоро мы забудем всё, так что просто расслабься и наслаждайся мгновениями настоящего. Он притянул череп Санса к своему лицу и приоткрыл губы, но резко остановился в паре сантиметров от точки невозврата. Гриллби хватило доли секунды, чтобы понять — он обманул себя. Ничего не под контролем! Чёрт, о чём он только думал?! Но было уже поздно. На лице Санса читалось удивление. Меж его надбровных дуг не было ни одной морщинки, которая означала бы страх, злость или негодование. Его брови поднялись вверх, глазницы расширились. Всего лишь небольшое удивление... Гриллби сам испугался своего поступка намного больше, чем Санс. Однако никто из них не заметил, что костяшки пальцев скелета намертво вжались в левое запястье Гриллби. Санса сковало оцепенение, но этого нельзя было прочитать по его лицу. — Ты пожалуй прав, приятель. У меня нет ощущения, что п-подобное уже случалось, — Санс старался придать голосу будничный тон. — Забудь на время свои проблемы, ок? Попробуй проникнуться этим действом, возможно, тебе понравится. И здесь к Гриллби пришла решимость. Он подался вперёд и нарушил расстояние, отделяющее их губы. Он не знал, на что рассчитывать, и удивился, когда Санс покорно раскрыл рот и позволил ему проникнуть. Вау, как же он дрожал. Голова пошла кругом, возбуждение волнами стало накрывать Гриллби, затягивая в безрассудство всё дальше от берега. Конечно, он уже занимался этим раньше (хотя уже и забыл, как давно), однако в этот раз азарт был максимальным, и ставки были слишком высоки. Как можно сравнивать плановую любовь в супружеской постели и ту животную страсть от неизвестности, запретности и полного безумия, накрывшую его сейчас? Технически Санс не был скелетом, он был монстром, имеющим с человеческим скелетом многие визуальные сходства. Его лицо обладало такой же мимикой, как и любое другое лицо живого существа. Сейчас Гриллби мог любоваться им с максимально близкого расстояния. Его кости и череп были органической тканью, имеющей сходство с плотью, — мягче, гибче и теплее обычных костей. Поэтому в обыденном понимании он имел и губы, и мышцы, и даже его рот изнутри имел такую же физиологию, как у Гриллби. Бармен знал это и раньше — иногда он останавливал взгляд на нём, сидящим за барной стойкой, дольше, чем того требовала ситуация, и гораздо дольше, чем на других посетителях. Сейчас же он мог не просто смотреть, но и чувствовать. Рот был влажным и тёплым, хотя конечно не таким горячим, как его собственный. Однако сейчас он обжигал каждый нерв на его огненном теле. Гриллби сначала один раз поцеловал его в губы — просто прикоснулся, робко и нежно, делая всё не спеша, давая Сансу время на избавление от паники и недоверия. Неужели это всё было по-настоящему? Неужели это тот самый постоялец, так полюбившийся всем посетителям его бара? Он так близко… Вторым поцелуем он усилил напор и чуть коснулся губ Санса языком. Дрожь усилилась, щёки скелета пылали синим. Он по-прежнему был в оцепенении. «А что если он хочет убежать, но не может от сковавшего ужаса?» — раздалось в голове у Гриллби, но возбуждение было уже не остановить, контроль над телом был окончательно потерян в тот момент, когда его язык почувствовал тёплые губы Санса. Назад дороги не было. На третьем поцелуе Гриллби языком раскрыл губы партнёра, добираясь до его языка. Санс зажмурился. Кажется, он даже не дышал всё это время. Что было у него в голове? Сможет ли он простить Гриллби после такого? Ну, судя по его рассказу, скоро все эти события всё равно будут стёрты из истории навсегда. Жаль ли ему? Возможно. Это было гораздо волнительней, чем он себе представлял как-то раз поздней ночью в душе. Теперь это был настоящий поцелуй — раскалённый, влажный, отдающий пульсацией во всё тело и... такой долгожданный? Гриллби не мог задумываться над этим сейчас, в голове шумело лишь «ещё». Их языки соприкоснулись, и Санс издал подавленный стон. Боооже, как это было сладко. Голос Санса всегда был ровным, такие опрометчивые звуки просто не были ему свойственны. Поэтому сейчас они звучали откровенней, чем что-либо, что мог себе представить Гриллби. Эта ночь обещала быть полной открытий. За шумом в собственной голове Гриллби не заметил, как Санс начал проявлять инициативу. Поцелуй стал глубже. Чувствовалось, как он понемногу отпускает себя — напряжение мускулов лица спадало, руки на запястьях Гриллби обмякли, превратив болезненную оборонительную хватку в чувственное касание пальцев. Теперь их губы двигались синхронно, а языки переплетались в едином ритме. Восхитительно. Глаза Санса всё ещё были зажмурены, но его движения говорили сами за себя — ему определённо нравилось это. Правая рука Санса теперь мягко поглаживала запястье Гриллби, постепенно переходя к внешней стороне кисти, а затем и к ладони. Удивительно, мы даже не задумываемся, насколько интимной является эта часть тела, пока не ощутим желанных прикосновений к ней. Санс расправил свою ладонь и приложил её к ладони Гриллби, они взаимно скрестили пальцы, как бы говоря: «Я тебе доверяю, сегодня ты можешь делать со мной всё, что захочешь, я не буду против». Поцелуи были глубоки и вдумчивы, они замирали в наиболее чувствительных точках, будто пытаясь запомнить эти моменты и сохранить их в истории вопреки всему. Пальцы левой руки Санса уже бродили по груди Гриллби, мягко исследуя его официальный костюм. Мягкость — вот с чем ассоциировался Санс. Мягкий гипнотический голос, мягкая объёмная куртка, мягкие розовые домашние тапочки на ногах, мягкие манеры. Он весь был соткан из мягкости — какое странное свойство для того, кто сам же называл себя скелетом. Правая ладонь Гриллби прошлась по обнажённому участку шеи Санса и легла на его ключицы. Проникнув под синей курткой, он гладил ключицы через тонкую белую футболку. Возбуждение нарастало. Гриллби осторожно расцепил ладони, запустил освободившуюся руку под футболку Санса сзади, немного притянув его к себе, и стал исследовать линию позвоночника. Санс, уже адаптировавшийся к поцелуям и едва ощутимым робким касаниям, снова вздрогнул и отстранился от поцелуя в поисках глотка воздуха. Гриллби воспользовался моментом и стал скользить губами вниз, покрывая поцелуями подбородок, шею и ключицу. Его огонь пылал гораздо ярче, чем обычно. Языки пламени возвышались над ними и хаотично дрожали с высокой амплитудой. Возбуждение нарастало. Одним движением он стянул синюю куртку, проведя руками по плечам Санса. Тяжёлая ткань упала на пол, оставив скелета в тонкой, приятной на ощупь белой футболке. — Здесь и так достаточно жарко. Теперь Гриллби стал действовать настойчивее — без вечной надоедливой куртки доступ под футболку стал куда проще. Санс возбуждался от собственного стыда. Его позвоночник изгибался сам собой от прикосновений, но этим он ещё сильнее прижимался к Гриллби, всё сильнее и сильнее, будто бы в попытках найти защиту у своего же насильника. Санс обвил руками жилетку бармена и сжимал её так сильно, как только мог. Их желаемое личное пространство имело сейчас отрицательное значение: каждый сантиметр от тел друг друга приносил дискомфорт. Если бы они могли хотя бы свести расстояние к нулю, это бы избавило их от страданий. Хотя бы к нулю. Но высокие барные стулья явно не были предназначены для подобных манипуляций. Если подумать, всё это время какая-то мизерная часть сознания Гриллби отвечала за сохранение равновесия на этом чёртовом стуле. Он решил встать, мягко разрывая телесный контакт. Но стоило ему отпрянуть, как он увидел, что творилось с Сансом в это время. Он облокотился на барную стойку, глаза его были зажмурены, позвоночник изогнут назад, дрожь била всё тело, а внизу живота под тканью светилась и хаотично двигалась синяя магия. «Так вот, как это работает», — Гриллби подумал это про себя, но Санс и так догадался, что привлекло его внимание. — Гриллбз, что это за фигня? Ну конечно, этого стоило ожидать. То был один из слухов о скелете, ходивший в стенах бара. Санса никогда не интересовали отношения, он имел немало поклонников, но никогда не замечал их намёков. Его почтовый ящик всегда был переполнен, но он никогда не разбирал его. Многие хотели быть его друзьями, но он ограничивался лишь приятельскими разговорами с ними в баре. По непонятным причинам он просто не был заинтересован. Он был сам себе на уме, что притягивало ещё больше внимания. Гриллби тоже пал в этом бою с очарованием таинственности, хотя и осознал это только сейчас. — Ничего необычного, предоставь это мне, — Гриллби представил, как глупо это прозвучало и улыбнулся. — Нужно только найти место поудобнее. Когда я обустраивал этот бар, я много чего не учёл. Помимо барной стойки, в баре стояли три небольших стола со стульями и два стола побольше с диванами. Диваны были слишком тесными, а столы слишком твёрдыми. Ситуация была почти катастрофической. — Я знаю, у моего брата огромная кровать, нам нужно будет всего лишь пройти два квартала и попросить его подвинуться. — Не шути так больше, Санс. — Знаю, просто хотел разрядить обстановку. И здесь Гриллби осенило. Огромная кровать. Ему нужно лишь сдвинуть два дивана вместе — такое ложе не снилось даже королю Азгору! — Мы сдвинем два дивана вместе! Вставай, ленивая задница, мне нужна твоя помощь, нужно будет убрать стол. Вместо жаркого секса началось чёрт знает что. Санс был слишком ленив, он демонстративно взял со стола салфетки и понёс их к самому дальнему столу. — Санс, нам нужно убрать стол, а не то, что на нём. — Но я убрал салфетки, так тебе будет легче поднять стол. — Я не подниму его один, он же огромный! — Если не поднимешь один, подними два. — Ох, без шуток, он один весит целую тонну… Нет, нет, прошу, даже не вздумай произносить это в моём баре! — Скеле-тонну? Ужасным шуткам не было конца, и как он сдерживался без них до этого? Гриллби успокаивал себя лишь тем, что скоро они лягут на лучшую кровать в подземелье. В конце концов с физической силой Гриллби и впечатляющей магией Санса стол был сдвинут в проход. Если бы только Санс не отпустил свою магию на долю раньше, чем того ожидал Гриллби, стол не упал бы на его ногу. Впрочем в остальном всё было прекрасно. — Извини, Гриллбз, я просто бесполезен. — Да ладно, я не злюсь. — Я знаю. — Как? — Нуу, за столько времени, проведённого перед барной стойкой, я научился определять твоё настроение и мысли по колыханию пламени. — …Вот как? Ну ладно… Я действительно не злюсь. Гриллби даже не замечал, что его пламя может вести себя по-разному, выдавая его мысли. Возможно, поэтому Санс так отреагировал на его первый поцелуй. Он догадался раньше, чем это произошло, но всё ещё не мог поверить своим глазам. Что ж, ладно, бывали новости и хуже. Наконец, «королевское ложе» было готово. Оно выглядело чуть хуже, чем представлял Гриллби, но явно лучше чёртового барного стула. По ощущениям перерыв затянулся. — Санс, у тебя ещё стоит? — Что? — Ох, нет, ничего. Гриллби рассмеялся себе под нос. Он был абсолютно расслаблен. — Чем займёмся, Гр… Гриллби не дал ему договорить и просто поцеловал. На этот раз не столько с желанием, ослепляющим взор и затуманивающим разум, сколько с осознанным чувством, с полной уверенностью в своих действиях. Этот перерыв что-то изменил. Он отрезвил его сознание, расставил хаос мыслей и чувств по полочкам и помог ему осознать — его спонтанный порыв не был ошибкой. Теперь он не просто хотел Санса по повелению тела — он любил его всем сердцем, любил в нём всё, даже очень плохие шутки. Гриллби сел на край «кровати» и притянул скелета к себе. Стык между двумя диванами слегка проваливался, заставив Санса сделать один смешок. Скелет залез на мягкие подушки с ногами, Гриллби последовал за ним и облокотился на спинку одного из диванов, согнутыми ногами упёршись в спинку другого. Санс устроился между его ног, мягко закрыл глаза и расслабился, прильнув спиной к горячей груди. Да, перерыв и повреждённая нога того стоили, теперь поза была максимально удобна. Даже если бы Санс сейчас уснул, Гриллби бы это почти не расстроило. Он аккуратно задрал ему футболку и стал перебирать пальцами рёбра. Ассоциация с игрой на гитаре пришла к ним обоим одновременно, как и осознание взаимности этой ассоциации. Это заставило их синхронно рассмеяться. — Хей, я могу захватить из дома тромбон, если хочешь, хехе. — Нет уж, тромбоны запрещены в моём баре, я уже предупреждал. — Ну тогда будем использовать те инструменты, что есть. После непродолжительной «игры пальцами» Гриллби стал гладить рёбра вдоль одной рукой, а вторую запустил под них, внутрь грудной клетки. — Аах, эй, поосторожней там, там же душа. В этой позе руки Гриллби действовали вслепую. Ему стало чертовски интересно, как душа может быть не сокрыта плотью. Неужели он сможет её коснуться, вот так просто? Очень осторожно он снова привёл руку в движение и... вот оно! Нечто гладкое и упругое, почти желеобразное. Не многим удавалось попробовать душу на ощупь. Гриллби со всей нежностью провёл по ней кончиком одного пальца. Эффект от прикосновения испугал их обоих. Санс вздрогнул и на мгновение завис в этой напряжённости. Его позвоночник изогнулся сначала вправо, потом влево, а затем и вперёд, двигая за собой весь корпус и будто бы стараясь избежать столь радикальных прикосновений. Ноги искали точку опоры. Он пытался подавить стон. — Мммм, — он почти пищал фальцетом. — Что ты чувствуешь? Это не больно? — Гриллби охватил научный интерес. — Н-н-нет, ааах! — как только Санс разомкнул челюсть, стон вырвался полнозвучно. — Я сам касался её раньше, но ощущения были другие. Я и не знал... аааахх. Гриллби уже не скромничал, лаская душу всеми возможностями пяти пальцев одной руки. Через некоторое время мучительных прикосновений, немного успокоившийся и адаптировавшийся к новым ощущениям, Санс развернул голову через плечо, чтобы посмотреть на Гриллби. Монстр за спиной ответил ему томительным поцелуем — ещё и ещё. Ритм снова стал единым. «Этот ритм... подходит для кое-чего другого», — крутилось в голове у Гриллби. Он поменял руку, ласкающую душу Санса на левую, а правой скользнул вниз, к шортам. Через плечо Санса Гриллби видел, как всё это время там под тканью постепенно зарождалось торнадо из светящейся магии, никак не находившее покоя. Когда огненная рука коснулась ткани, магия среагировала, будто живое существо. Она начала собираться в точке прикосновения, прямо под его пальцами. Санс замер, выпадая из ритма поцелуев. Гриллби немного отпрянул, улыбнулся ему и мягко провёл языком снизу вверх по губам Санса. Рука его скользнула под шорты. Дыхание Санса, которое ощущал на своих губах Гриллби, безуспешно пыталось восстановить свой обычный ритм, дрожь колотила всё его тело. — К тебе никто никогда не прикасался, да? — Я читал об этом в человеческих книгах, но… Левая рука Гриллби перебралась к его черепу, мягко гладя его и успокаивая. Магия под правой рукой податливо сконцентрировалась в идеально помещающийся диаметром в руку Гриллби эрегированный член. «Хах, отличная работа, то, что нужно». Вот теперь общий ритм им пригодится. Гриллби начал водить рукой вверх-вниз по основанию члена, поцелуи возобновились в новом темпе — теперь уже направляющим был Санс. Он старался захватить ртом как можно больше, прочувствовать языком всё, до чего мог добраться. Его бёдра стали двигаться в такт движениям руки в его шортах. Он точно потерял голову. «Вряд ли сейчас он думает о тяготах своей судьбы», — Гриллби мысленно улыбнулся. Он сделал всё правильно. В эту ночь — хотя бы в одну эту ночь — Санс будет счастлив. Не размыкая поцелуя, Санс стал разворачиваться всем телом к Гриллби, приступая к ответным боевым действиям — его руки неловко обвили шею, затылок и плечи монстра, но с каждым сантиметром тронутого огненного тела неловкость испарялась в его жару, уступая решительности. В ответ на ласки Гриллби ускорил темп движений его руки внизу, тяжело вдыхая накаляющийся воздух носом. Теперь это было похоже на соревнование. Обоих одолевало неуёмное желание обладать партнёром как можно больше, сделать контакт как можно теснее, а поцелуи — глубже. Гриллби чуть спустил шорты Санса и мастурбировал ему, Санс в свою очередь стал мучиться с жилеткой Гриллби — пуговиц было слишком много, а пальцы слишком дрожали. К тому же он делал всё на ощупь, не отрываясь от нетерпеливых поцелуев. Гриллби знал, что, даже расправившись с жилеткой, Сансу придётся столкнуться с рубашкой под ней, на которой пуговиц было ещё больше. Поэтому Гриллби просто снял всё это лёгким движением через голову, разорвав поцелуй. Санс тут же прильнул губами к шее, наконец-то освободившейся от высокого ворота белоснежной рубашки. Одежда Гриллби была неприлично возбуждающей в своём приличии: она закрывала всё тело, начиная от шеи, но в то же время облегала фигуру, невольно напоминая об её привлекательности и запретности. Официальные костюмы, идеально сидящие на фигуре, мог придумать только изощрённейший садист. С присущим ему научным подходом Санс стал исследовать торс Гриллби всеми доступными ему средствами — руками, губами, языком. Физиология бармена столь напоминала человеческую, что его можно было бы выставлять в школах и музеях монстров в образовательных целях. Можно было, если бы всё это не было обёрнуто тонкой огненной стеной — достаточной, чтобы скрыть все детали. Но Сансу повезло,он мог прикасаться. Не будь у него такого права, за стеной огня он не заметил бы твёрдые соски на груди, рельеф подкаченного живота и волнующий выпирающий силуэт дугообразных тазовых костей, ведущих прямо в узкие брюки. Санс упивался этими доселе неизвестными ему текстурами. Рука на члене Санса ослабла, всё существо Гриллби поглощали ощущения жестковатых, но бесконечно нежных пальцев. — Моя очередь зажечь в тебе пламя, хе-хе. Санс покрывал поцелуями пылающий торс, и огонь тела Гриллби разрастался всё сильнее, но для Санса он ощущался лишь приятным теплом и щекоткой. Когда он облизывал его соски, до Гриллби доносилось еле слышное шипение химической реакции. Оно гипнотизировало. Постепенно опускаясь всё ниже и ниже по спинке дивана, из положения полулёжа Гриллби полностью лёг, окончательно расслабившись и отдавшись в руки его любовника. Санс навис сверху. От возбуждения Гриллби готов был потерять сознание, но Санс не спешил, он делал всё размеренно и очень тщательно. Его поцелуи были наполнены нежностью и привязанностью. Гриллби пришла в голову непрошеная мысль о том, как повезло Папирусу — в обычной жизни вся та нежность и забота, присутствовавшая в натуре Санса, выражалась только ему одному, в полном объёме. Определённо, Санс был лучшим в мире братом, сейчас Гриллби чувствовал это своей кожей. Ну, хотя бы раз за все таймлайны, но и Гриллби всё же досталась часть этой нежности. Он был благодарен. Когда Санс стал опускаться ниже пупка, Гриллби уже был на пределе, он больше не мог терпеть мучительное ожидание. — Санс, ах, Санс, — ему вдруг стало жизненно необходимо произнести это, чтобы выжить в этой пытке возбуждением. Кроме этого, это был способ остаться в сознании, ощутить хотя бы последнюю тоненькую полоску реальности — звуки, складывающиеся в имя того, кого он любил сейчас больше жизни. Пока губы и язык Санса исследовали пупок, холодные пальцы обхватили ширинку. Гриллби изнывал от предвкушения, его шея изгибалась всё больше и больше, он едва ли мог дышать. — Санс… Расстёгнутая ширинка дала доступ к чёрным классическим трусам, и Гриллби осознал, насколько тесными они были сейчас. По черепу Санса стекал пот, температура в баре накалялась по мере увеличения площади открытого огня. Санс одним движением чуть спустил расстёгнутые брюки и трусы Гриллби, высвободив напряжённый член. Он провёл по нему пальцами сверху вниз лишь один раз, а затем приблизился и коснулся языком. Гриллби был беспомощен в своём возбуждении, переходящим все границы его моральных принципов. В попытках вырвать короткий перерыв от невыносимого напряжения, мозг Гриллби на пару мгновений переключился от ощущений внизу к мыслям более структурированным. Он вспомнил обычные вечера, когда Санс сидел в баре, окружённый вниманием постояльцев, и излучал расслабленность и жизнелюбие, сводя любой конфликт к шутке. Какими же контрастными стали его сегодняшние полуночные откровения. После чего они в забытье целовались, после чего опять общались, как ни в чём не бывало. А затем это… Мозг отказывался до конца сводить пазл воедино. Мягкая предсказуемость Санса была крайне непредсказуема, если посмотреть в перспективе. Забавно, как его таинственность всё больше уходила на задний план, уступая место полному взаимопониманию, без лишних слов и объяснений. Санс не спешил, это было в его стиле. Всё в нём выражало нежность. С полузакрытыми глазами он сначала водил языком по стволу, периодически рисуя узоры — зигзаги и змейки. Затем он перешёл к головке — широким и мягким языком он сначала покрыл её почти целиком, привыкая к текстуре и пробуя на вкус, а затем, нащупав узкое отверстие, попробовал забраться туда кончиком языка. Не избалованный практикой, сейчас Санс действовал не очень умело. Его движения были неловки и несколько неповоротливы. Но стоит отдать ему должное — вряд ли он вообще встречался с этой штукой раньше. Санс не был похож на того, кого заботили бы такие вещи, как мастурбация. Его удивление ощущениям говорило о том, что вряд ли он вообще когда-то возбуждался до такой степени, чтобы его магия создала этот орган. Хотя он наверняка читал в человеческих книгах и об этом, скорее всего, даже видел изображения. — Попробуй обхватить его губами. Санс на секунду остановился, осознавая смысл этих слов, но всё же повинился, коротко ухмыльнувшись. О да, здесь его нежность пришлась как нельзя кстати. Это было волшебно. Он быстро разобрался и вскоре уже двигался вверх и вниз так умело, будто бы этой культурной пропасти между ними никогда не было. Гриллби уже не мог подавлять стоны, и собственный глубокий голос заводил его ещё больше, образуя замкнутый круг. Санс в полной мере вкладывал душу в этот до боли банальный процесс, только этим можно объяснить, какое воздействие сейчас оказывало это на Гриллби. В тёмном помещении бара эта сцена напоминала фаер-шоу. Гриллби метался из стороны в сторону, а огонь его тела то и дело вспыхивал. Если бы этот огонь мог обжигать, Санс бы уже давно превратился в пепел. Но он лишь приятно согревал уютным теплом. Гриллби чувствовал, что приближается к краю, но пока не хотел заканчивать. Ещё рано, эта ночь единственная во всём роде, единственная в этой мультивселенной, он был не готов прощаться с ней. Он ещё не успел полностью насладиться своим партнёром. — Иди сюда, Санс, иди ко мне. Санс оторвался от сосредоточенного процесса и вытянулся, нависая над партнёром всем телом. Гриллби обхватил рукой его затылок, наклоняя лицо к себе для очередного глубокого поцелуя. Пока его губы упивались уже ставшими родными губами скелета, руки стягивали футболку и шорты. Чуть притянув позвоночник к себе, Гриллби стал целовать торс Санса и снова взялся ласкать кончиками пальцев одной руки душу под рёбрами. Другой рукой он обхватил член, который всё ещё был сформирован магией. От внезапной интенсивности ощущений Санс судорожно отшатнулся и неловко упал на диване рядом. Гриллби тут же навис над ним, за одно мгновение переменив роли. — Хочешь спалить меня заживо? — Хм, сколько здесь каламбуров? — Два. — Это худшие каламбуры в моей жизни, Санс. Просто заткнись, — почти не пытаясь скрыть улыбку, Гриллби наклонился к грудине и провёл по ней языком. Его правая рука вслепую действовала внизу. Магический член под влажными от жары пальцами ощущался более чем материальным и детализированным. У Гриллби не было заметных способностей к магии, ему было непонятно, как она может создавать что-то настолько реальное. Он видел из окна бара, как, будучи подростком, Санс атаковал двоих монстров, защищая Папируса от издевательств, — его магические кости были настолько материальны, что смогли сбить с ног одного и разбить нос другому. Сейчас же Гриллби сам поддавался этой магии, не заботясь об уроне. Впрочем, член выглядел достаточно безобидно и очаровательно, по крайней мере он не стрелял лазерами. Гриллби решительно стал спускаться ниже, к наметившейся цели. И здесь его осенило: в этом деле он имел не больше опыта, чем Санс! Ему было так хорошо, что очевидная разница между его богатым опытом прошлых лет и нынешней ситуацией ускользнула из поля зрения. Сейчас же отличие ударило ему в лицо синим светом. Но новизна обстоятельств не отпугнула Гриллби, скорее наоборот — он был заинтригован в самом хорошем смысле этого слова. Коснувшись языком основания, Гриллби ощутил чужую пульсацию и собственный отклик — в нём разлилась томительная теплота, постепенно становясь всё горячее. Когда он почувствовал подобное в прошлый раз, он назвал это «чувством привязанности», сейчас же его мысли не формировались в слова внутренним голосом, до его сознания доносились лишь отголоски, напрочь подавляющиеся голыми ощущениями. Сейчас он не мог бы представить чего-то приятнее. Полностью освободившись от страха перед неизвестностью, он целиком захватил член ртом. Санс выгибался и корчился под ласками так, словно испытывал физические страдания. Он стонал, метался по кровати и брыкался ногами, его левый глаз вспыхнул синим, магия взбунтовалась, агония затуманила его разум. — Гриллбз, пожалуйста, продолжай, ааа. Вся эта сцена возбуждала Гриллби настолько, что ему хотелось поглотить Санса полностью, съесть его, впитать в себя, не оставить ничего, что не принадлежало бы ему и не было бы с ним единым целым. Санс не мог держаться долго, он кончил меньше, чем через пять минут, вцепившись руками в спинку дивана. Полностью выбившись из физических и моральных сил, сейчас он лежал без движения, смотря в потолок. Гриллби лёг на него всем обнажённым телом и перекатился на бок, так, что теперь они лежали нос к носу, хотя у Санса его никогда не было. Гриллби мягко поцеловал партнёра в губы, прижавшись к нему всем телом. Короткий стон, напряжённые движения и очевидная эрекция выдали его — ему всё ещё требовалась разрядка. Сейчас он, обхватив плечи Санса в объятии, едва ощутимо двигался вверх-вниз, создавая приятное ненавязчивое трение между ними. Санс догадался и взял это в свои руки. О, эти волшебные, нежные руки. Как мягкая щекотка, они одновременно приносили озноб и волны блаженства внизу живота. Санс лежал с закрытыми глазами и поддавался напряжённым поцелуям Гриллби. Его ответные поцелуи были гораздо чувственнее и невиннее, они походили на мягкие касания губ. Партнёры будто вели безмолвный диалог: «Я больше не могу, это напряжение разрывает на части» «Успокойся, тише, скоро всё кончится» И вскоре всё кончилось. Гриллби ускорил темп перед концом и наконец всё напряжение спало в одно прекрасное мгновение. На какое-то время Гриллби полностью потерял ощущение себя, времени и пространства. Во всей вселенной он чувствовал лишь невидимые нити, которые отныне связывали его и Санса. Они лежали так целую вечность, хотя кто-то бы и сказал, что от вечности прошло лишь 20 минут. Удовольствие от бытия разливалось по телу Гриллби всё дальше и дальше, всё глубже и глубже. Ему словно снился фрактальный сон, в котором он всё дальше удалялся от забот повседневности прямо к прекрасным звёздам. Гриллби никогда не видел настоящих звёзд, но сейчас они были не нужны ему. Лишь поистине роскошное «королевское ложе» и прохладные руки на его голом торсе. Нет, он не откроет бар следующим утром, он останется здесь, с ним, до конца времён. Вопрос лишь в том, когда кончится их время? В любую секунду всё может исчезнуть, это Санс имел в виду? Боль начала сжимать душу Гриллби, окрашивая удовольствие густой чёрной смолой. Почему он не мог выкинуть это из головы? Почему не мог просто наслаждаться? Молчание стало невыносимым, ему нужно поговорить с Сансом и успокоить его, но прежде всего себя самого. — Санс, я правда забуду всё это? — Да… Возможно, забуду и я. — Хех, так странно. Я начал это именно потому, что забуду. Иначе бы не решился. А теперь я не хочу забывать. Это больно. Санс молча сжал его руку и прижался к горячему плечу щекой. — Санс, чем кончается каждый таймлайн? Ты сказал, что конец всегда один. — Да… Я умираю. Я вычислил это. В конце я должен буду сразиться с цветком, но он непобедим. И тогда рано или поздно я умру. Он задушит меня, или сломает все кости, или разрубит пополам — я не помню. Я помню, что это будет больно и так... обидно. Спокойный тон его речи и мягкие интонации беспощадно, до тошноты сжимали душу Гриллби. Сейчас чувства Санса значили для него гораздо больше, чем пару часов назад. Гораздо больше, чем чувства кого-либо во всём чёртовом подземелье. Ему хотелось вывернуть этот разговор наизнанку и спасти Санса, спасти от всего, что тревожило его душу, красивейшую из всех, что он знал. — А что будет, если ты не будешь сражаться с ним? Зачем, если он непобедим? — Я не знаю... Думаю, тогда он просто убьёт меня. Но вернёт ли он нас всех к жизни опять, перезапустит ли мир? Вряд ли. Его держит здесь интерес. Мы должны быть интересны для него, убивать его скуку, потакать его желанию развлечься с нами, играя в войнушку. Здесь нет выхода, Гриллбз. — Если ты хочешь перезапусков этого мира снова и снова, значит тебе ещё есть, за что держаться в жизни, Санс. — Да, есть. Папирус. Его любовь к жизни всегда поражала меня. Что если из-за меня он лишится её навсегда?.. — Санс больше не мог сдерживаться, слёзы покатились из глаз сами собой, а горло издало беззвучный всхлип. Он сел, и Гриллби последовал за ним, мягко приобняв его за плечи. — Почему мой брат не может жить нормальной жизнью? Почему он должен умирать снова и снова? Это нечестно... Он заслуживает всю любовь этого мира, а у него даже нет друзей. Он заслуживает всё время во вселенной, отведённое на жизнь, а получает лишь неизбежную раннюю смерть, снова и снова, — голый скелет рыдал, обхватив руками колени. Сейчас он был самим олицетворением слова «слабость», как Гриллби был олицетворением слова «беспомощность». Всё, что им оставалось, это сидеть в этом баре — островке теплоты в их заснеженном городе — и в абсолютной тишине слушать дыхание друг друга. Сейчас они были не одиноки. Важно ли, что будет потом? Гриллби посмотрел в окно. Нет, он не беспомощен, он сможет помочь. Он резко поднялся и потянул Санса за руку. Его разум был ясен, как никогда. Они вышли на крыльцо бара, тусклый свет фонарей подсвечивал медленно падающие пушистые снежинки. — Знаешь, когда дети строят снеговика, они не надеются, что плод их трудов будет стоять вечно, они просто наслаждаются процессом. Если снеговик растает или разрушится, они построят другого. Он будет отличаться, в этом и прелесть, но итог всегда один — любой снеговик растает. Так и вся наша жизнь. Мы смертны, мы все. Не так важно, как мы умрём и когда. Но пока мы живы, есть смысл наслаждаться этим. Пусть даже заканчивается всё всегда трагично, — Гриллби хаотично подбирал слова, предназначающиеся не только его другу, но и самому себе: — Этот таймлайн был не таким уж и скучным, верно?

***

Санс не пришёл в бар на следующий день, но постучался в дверь ночью, в их теперь уже личное время. Он истекал чем-то красным, так напоминающим кровь или, может быть, кетчуп. У них было всего несколько мгновений до того, как Санс рассыплется в прах прямо у него в объятиях. — Я просто решил навестить тебя, сказать пару слов. Только так всё моё существование обретёт смысл. Скоро всё кончится, чтобы начаться снова. Этот таймлайн был не таким уж и скучным, да? Днём мы с Папирусом слепили снеговиков в лесу, у него получился просто отличный. Было весело. Даже смерть Папируса на этот раз была лёгкой, он вряд ли успел что-то почувствовать… Что ж, до встречи снова, друг, спасибо за то, что вернул мне способность чувствовать, я постараюсь не забыть это. Ты ведь знаешь, я могу, хоть и немного, — Санс с улыбкой мягко прикрыл глаза и обратился в прах. Гриллби рыдал, он даже не знал, что способен на такое. Он рыдал всё время с того момента, как увидел своего постоянного посетителя на крыльце бара. Он не мог произнести ни слова, пока говорил Санс, он мог лишь сжимать его в своих объятиях сильнее и сильнее, как бы безмолвно отвечая ему: «Да, да, я понимаю, я слышу тебя и люблю тебя так, как не любил никого, мы обязательно встретимся снова, теми же самыми людьми, лишь какое-то время назад». Гриллби решил дождаться конца здесь. На его коленях был прах того, с кем он почувствовал величайшее единство душ лишь сутки назад. Скоро всё будет кончено, и он ничего не почувствует.