Рабы, лгуны, убийцы, тати ли — Мне ненавистен всякий грех. Но вас, Иуды, вас, предатели, Я ненавижу больше всех. ©Зинаида Гиппиус
Глава 4, где мы поговорим об импотенции, одном из видов холодных блюд, а также о том, что можно подарить другу на день рождения
Утром следующего после инцидента с Гураевым дня, а именно в 9:00 тринадцатого апреля, Иванченко ожидал военный трибунал. Хотя капитан предпочитал называть предстоящее слушание «публичным опусканием». На его памяти за три последних года не было вынесено ни одного оправдательного приговора. Любой, попавший на это «увеселительное мероприятие», проводившееся в Большом Зале, куда при желании мог прийти абсолютно каждый из жителей базы, из раза в раз лицезрел позорное срезание погон, а если повезет, то и какое-нибудь телесное наказание провинившегося. А судя по тому, что к комнате Иванченко приставили двух вооруженных охранников, контролировавших, чтобы он никуда не сбежал, и количеству народа, уже записавшегося в зрители, капитан понимал, что влетит ему завтра по самое не балуй, а также, что придется переехать в общие казармы, где и положено быть всякому рядовому. И раз в его жизни настал черный день, то пока еще офицер решил, что самое время достать свою заначку. Нырнув под кровать, он вытянул оттуда пыльную деревянную коробку со стеклянной вставкой — подарок на тридцатипятилетие. Внутри коробки пряталась бутылочка настоящего французского коньяка, невесть как раздобытая Алиханом из-за границы. Подарок был оценен по достоинству, но с тех пор Иванченко начало казаться, что его друг что-то не договаривает — миллионы граждан не могли выехать из страны, а уж что-то привезти из заграничной командировки — это было практически неосуществимой задачей. А с другой стороны, какая разница, как Гураев исхитрился добыть коньяк, не покидая базу больше, чем на день? Такие люди всегда нужны в любой компании. Да и как человек, старлей был отличным парнем. Так что закрыть на все глаза, не пытаться выведать секретов и забыть о подводных камнях подарка, у Иванченко получилось легче легкого. Однако спокойно выпить не удалось. Стоило только откупорить бутылку и плеснуть немного жидкости, играющей на свету, как темный янтарь на шее у молодой красавицы в солнечный летний день, в комнату без стука зашел генерал. — У вас сегодня какой-то праздник, капитан? — спросил он без какого-либо упрека в голосе. — Да. День взятия Бастилии. — Если мне не изменяет память, — Бадыгин закрыл дверь и сел за стол напротив Иванченко, — то его празднуют в июле. А на дворе пока еще апрель. — Да? — капитан сделал вид, что действительно удивлен. — Тогда простой алкоголизм. Не желаете присоединиться? — Если только самую малость. Иванченко, чтобы не вставать, взял из коробки стакан, прилагавшийся к коньяку, и, не протирая его, плеснул на пару пальцев. Генерал не заметил этого и, с благодарностью приняв напиток, продолжил: — Наверное, Сергей Васильевич, вы догадались, что я пришел не просто так. — Допустим. За все время, что я здесь живу, эта комната еще генералов не видела. — Да видела. Правда тогда я был еще полковником, — усмехнулся Бадыгин, вспомнив свое прошлое, и отпил из стакана. — Отличный коньяк! Не то, что наше пойло. — Французский. Десятилетней выдержки. — Где же вы раздобыли его? — Мне подарили, — весьма уклончиво ответил Иванченко, осушил свой стакан и потянулся, чтобы налить еще. — Вы ведь сами сказали, что не о коньяке пришли поговорить. Давайте перейдем ближе к делу, мне завтра, знаете ли, рано вставать, чтобы предстать перед самым справедливым и честным судом во всей стране. Нет, в мире! — Капитан, если вы думаете, что я не вижу вашего ерничества с того момента, как я переступил порог, то сильно ошибаетесь. Ведите себя, как подобает офицеру, и, может, останетесь им и дальше. — Даже без разжалования? — заинтересовался Иванченко. — Даже без разжалования. Но о повышении на пару лет придется забыть. — И что же от меня требуется? — Совсем немного, — Бадыгин перешел к тому, зачем непосредственно явился. — Некоторое время назад вашему подразделению было отдано задание — добыть некую книгу, с чем вы успешно справились. Более того, не знаю, как вам это удалось, но вами был найден артефакт, который не могли найти наши лучшие ищейки, как бы они ни изворачивались. Ошеломляющий успех! — Спасибо. Я так понимаю, меня теперь хотят переквалифицировать в разведчика-поисковика? — улыбаясь, капитан попытался догадаться о предстоящем предложении и глотнул еще приятно горячившего коньяка. — Не совсем. Но отчасти вы правы. Дело в том, что книга без артефакта, как и артефакт без книги — вещи бесполезные сами по себе. Понимаете ли, наши самые светлые умы не в силах понять, как работает тот странный шар. Что с ним только ни делали, но толку ноль. Хотя один смельчак попробовал его ударить. После ослепительной вспышки бедняга исчез, а вот предмет так и остался лежать на полу, разве что самую малость нагрелся. «Так и знал, что не надо было им верить», — тихо усмехнулся про себя Иванченко, вспомнив, как ребята предлагали сделать ему то же самое с этим шаром. А генерал, поигрывая коньяком в стакане, но больше не пригубляя, продолжал. — Изначально мы думали, что из книги сможем узнать о местоположении артефакта. Теперь же надеемся обнаружить там «инструкцию по применению», так сказать. — Я видел эту книгу, — третья порция напитка отправилась внутрь. — Ничего вы не поймете — там все на каком-то тарабарском языке. — Специалисты ожидают, что записи сделаны на древнем иврите. Обосновывают это легендой, говорящей, что все пошло из тех краев. Я, если честно, не вникал в их словоблудие, подробнее не расскажу. Да и ни к чему — лишняя информация. Если там действительно древнееврейский язык, то перевести — лишь дело техники. Проблема состоит лишь в том… — …что книга у Гураева, а Гураев — неизвестно где, да? — капитан закончил мысль. — Какое совпадение! — А вот в этот раз в точку. За исключением того, что мы смогли определить по геолокации месторасположение его планшета и немедленно выслали туда группу перехвата. Действительно, планшет был обнаружен в моем летнем доме, правда старшего лейтенанта уже и след простыл. Кроме того, там нашлись расстеленные кровати, немытая посуда и поредевшие запасы. А значит, Гураев был там не один. — Очень за него рад, но от меня-то вы что хотите? — Хочу, чтобы вы помогли вернуть книгу. Как мне известно, вас со старшим лейтенантом связывала не только работа и единая цель, которой мы все здесь служим. Думаю, вы вполне можете знать, куда он мог бы отправиться в случае непредвиденных ситуаций или где бы мог находиться сейчас. — Предлагаете заложить друга? — хорошее настроение, связанное с возможностью избежать наказания, мигом испарилось. — Предлагаю рассказать, — генерал сделал акцент на этом слове, — что вам известно. — А смертную казнь для него отмените? — Увы, нет. Я дал слово перед своими подчиненными, что убийца будет наказан, кем бы он ни был. Отмена наказания подорвет мой авторитет. А вот повлиять на решение военного трибунала в моих силах. — Ну, хорошо, — Иванченко ненадолго задумался, формулируя мысль, налил себе еще коньяка и, наконец, продолжил: — Если вы хотите найти Гураева, товарищ генерал, то вам следует идти в жопу! — Куда?! — генерал не ожидал такого поворота событий. — В жопу! То место, которым вы думали, прежде чем предложить мне сдать друга с потрохами, — капитан залпом выпил все содержимое стакана и зло рассмеялся. — Послал бы в другое место, да только вся база давно знает, что вы импотент. Не хотел обижать упоминанием. Генерал с трудноскрываемой злобой встал и, не проронив ни слова, вышел из комнаты, так и не допив свой коньяк. Что-что, а контролировать себя и не вступать в пустые перепалки, сохраняя свое лицо и честь, Бадыгин умел. Но и таких дерзостей в свой адрес он еще никому не прощал. А Иванченко было хорошо. То ли алкоголь уже начал свое расслабляющее действие, то ли вся накопившаяся злость и усталость, наконец, нашли свой выход, — капитан впервые за многие месяцы чувствовал себя чистым и до конца честным перед собой. Он даже понял того мальчишку, осмелившегося ударить его. Капитан словно сам стал этим парнем. И ему было счастливо и светло на душе! Хотелось продолжения банкета. Найдя свой планшет, он набрал номер единственного человека, кого сейчас был бы действительно рад видеть. — Варнавский, это Иванченко, узнал? Я у тебя записан, да? Как хорошо! Кость, ты еще не спишь? А приходи ко мне, выпьем, посидим… Отлично, жду!