Какой-то момент

Тео боится смерти, Ада и мыслей о своей сестре. Тео бежит от них, стараясь спрятаться, забившись в самый отдаленный уголок собственного сознания, и защищается оттуда от проблем внешнего мира. Правда, когда у тебя внутренности выворачивает от воспоминаний о собственной смерти, а перестать вспоминать ты не можешь, идти против всех вокруг становится сложновато. И под «сложновато» подразумевается «просто пиздец как сложно пожалуйста поверьте что я перестал быть мудаком который думает только о себе и оставьте меня в покое блядь». Не то, чтобы он горит желанием помогать еблану-Макколу. Наоборот, от Маккола с его речами о мирном разрешении войны (когда такое, нахрен, вообще было возможно?) уже желудок сводит. Просто против всех не попрешь. Если Тео хочет жить, ему придется быть со Скоттом и его гребаной стаей, сражаясь с этими чокнутыми бетами всех рас и возрастов бок о бок. Идти против всех ― остаться одному. Остаться одному ― умереть. Смерть ― это возвращение в свой худший кошмар. Совсем простая логическая цепочка. Которая пугает Тео до блядской панической атаки. А когда струна теовских нервов натягивается так, что парень чувствует, как самоконтроль тает, и чудовище, которое он в себе изо всех сил сдерживает, чтобы выжить в этом полном ублюдков мире, рвется наружу, на помощь приходит Лиам. Охуенно выебистый и абсолютно не поддающийся чьему-либо контролю Лиам. Кто вообще придумал обращать подростков в самом пике их пубертата? На самом деле, Тео как-то упустил тот момент, когда этот неуравновешенный маленький бастард Скотта Маккола стал гораздо большим, чем просто неуравновешенный маленький бастард Скотта Маккола. Тео не знает, когда случилось так, что Лиам прекратил быть для него очередным заносчивым подростком-оборотнем, не желающим брать себя в руки, и стал единственным волнующим его существом в этом ебанном во все сверхъестественные и не очень дыры городе. Тео абсолютно точно прозевал тот момент, когда Лиам чертов Данбар стал для него гребаным смыслом никчемной и жалкой жизни. Но как только Тео осознает, что это произошло, он понимает, в какой п и з д е ц влип. Лиам, этот маленький и глупый волчонок, никак не должен был оказаться тем, кто вытащит Рейкена оттуда, откуда обычно никто не возвращается. Он не должен стать тем, на кого Тео будет засматриваться, когда все слишком заняты, чтобы заметить, в ком будет видеть своего героя, ради кого станет рисковать собой и о ком захочет заботиться. Тео не из тех, кто заботится, окей? Он из тех, кто доставляет неприятности, толкает на жестокость и убивает людей. Из тех, кто не остановится перед поставленной целью, даже если руки по локоть в крови. Он не похож на Скотта Маккола с его пацифизмом и глубочайшим комплексом героя. Он похож на тех, кому обычно Скотт противостоит. Тео, если совсем честно, всё вполне устраивает. Не мудрено, что Лиам испытывает к нему только глубокую ненависть и отвращение, как, впрочем, и остальные, но на них Тео плевать, они только средства для выживания и достижения поставленных задач. Стая ― просто не особо приятный бонус к неожиданному возвращению к жизни. Лиам ― другое. Лиам заставляет Тео нервничать и превращает из лицемерного мудака в верного пса, желающего следовать всем указаниям хозяина, помогать ему, направлять его, счастливо подгавкивая и помахивая мягким пушистым хвостиком. Не следовать своим желаниям иногда сложновато. Иногда ― это всё чаще и чаще с каждым днем, пожалуйста, избавьте кто-нибудь Рейкена от этих мучений, его заебало чувствовать себя тряпкой и ослом. Хотя его волку всё, в принципе, нравится с тех пор, как они с Лиамом стали чаще оставаться вдвоем. Этот эгоизм звериной стороны к человечьей порою просто невыносим. Тео должен искать поводы каждый день. Повод заговорить, повод остаться наедине, повод дотронуться. Повод быть рядом, повод чувствовать близость Лиама, повод заглянуть в глаза и не увидеть там даже отголоска ответных чувств. Повод не чувствовать боль, растягивающуюся из груди ко всем органам, достигающую кончиков пальцев и вызывающую тошноту. Повод, чтобы перестать быть чертовым идиотом и выбросить всю эту дурь из своей, блядь, головы. В какой-то момент это превращается в забавную игру. В какой-то момент Скотт вступает в неё, бросая на Тео сочувственные взгляды, и отправляет их с Лиамом на совместные задания всё чаще. Мелкий, конечно, почти воет от досады, но не смеет возразить своему альфе. (Тео даже противно, какой он слабак) (Или Тео ревнует, потому что хочет быть на месте Скотта) (Это к нему Лиам должен прислушиваться, ему доверять) (Тео думает, что ведет себя, как ребенок в магазине игрушек, но ему плевать) (Тео думает ЛиамЛиамЛиам, и счастье растекается по его лицу с улыбкой какого блядь хуя пожалуйста пристрелите) Лиам говорит, что Тео ― его ответственность, игнорирует его, препирается с ним, сбрасывает его руку со своего плеча, никогда не упускает возможности хорошенечко ему врезать, всегда злится в ответ на его нравоучения и проникается к нему доверием всё больше. Они проходят весь этот тернистый путь от «я хочу просто использовать тебя» до «ты мне вовсе не безразличен», с его препятствиями и проблемами, спотыкаясь, стараясь перебороть себя и научиться работать вместе. И Тео может поклясться, что получает почти физическое удовольствие от происходящего между ними. В какой-то момент он перестает скрывать взгляды, которые бросает на Лиама. В какой-то момент Лиам начинает смотреть на него в ответ. В какой-то момент Лиам позволяет Тео держаться рядом, перестает пресекать его прикосновения, принимает очень странный, свойственный только одному Тео способ заботы, когда его неравнодушие понятно, но он продолжает играть незаинтересованность в лиамовском благополучии. «Мне абсолютно на тебя наплевать» ― раз за разом утверждает Рейкен, бесконечно спасая маленького придурка от смерти. А потом происходит это. Лиам видит оружие, направленное прямо на него. Он слышит сердцебиения сотни охотников, вылавливающих его в больнице. Он чувствует себя кабаном, а не волком. Суетящимся от страха смерти, глупым и абсолютно неуклюжим кабаном, которого выбрали своей добычей и теперь пытаются загнать в ловушку люди. Он тупо пятится назад, смотрит на парня с оружием и понимает, что это конец. Потому что так и есть. Потому что страх сковывает, потому что бесполезно пытаться сбежать. Он мирится со своей участью за секунду до того, как чувствует, что его хватают за руку и тянут назад, в лифт. Следом веером раздается визг полсотни аканитовых пуль. Двери съезжаются. Лиам с легким поскуливанием цепляется за Тео, крепко прижимаясь к нему, вдыхает родной волчий запах и прикрывает глаза, стараясь прийти в себя. Тео слышит, как бешено бьется в страхе сердце. Страхом пропах весь Лиам, и от этого почему-то так невыносимо больно. ― Какой же ты ублюдок, ― вздыхает Данбар куда-то в район теовской шеи. Тот вздрагивает от близости, теплоты и осознания, что Лиам в безопасности. Ненадолго, но хотя бы сейчас. И как-то нелогично не вовремя радуется своему небольшому преимуществу в росте. Кажется, Тео совсем отупел. Но если это цена за происходящее, он не против. Обниматься с Лиамом ― это как впервые погладить щенка, который никого к себе не подпускает. Гордишься собой, но боишься, что цапнет. А он цапнет, тут без вариантов. ― Они всё еще там? ― спрашивает Тео, разрушая момент. Кто-то должен был. Им ещё выбираться отсюда. Лиам отшатывается в сторону, как будто выходя из транса. Понимает, что сейчас сделал, и кривится. От этого у Тео внутри всё стынет. Он заявляет до глупого бесчувственно: ― Я не собираюсь умирать за тебя. ― Просто чтобы обидеть. Просто чтобы задеть. Просто чтобы и ему стало неприятно. ― Я тоже не в восторге от такой идеи, ― хмыкает парень в ответ. Замолкает на минуту. Подбирает нужную формулировку. Выдает: ― Но я… Готов сражаться вместе с тобой. Тео сглатывает. Ему хочется врезать Лиаму кулаком в лицо. Очень сильно. И прогрызть ему дыру в шее. Клыками. И потом долго зализывать раны. ― Хорошо, ― соглашается, отводит взгляд и медлит секунду. Этого хватает, чтобы понять, что либо сейчас, либо никогда. Потому что какого же хрена он такой тормоз, ебушки-воробушки. Тео придвигается к Лиаму ближе осторожно, чувствуя, как Данбар напрягся, почуяв неладное, и старается дать ему время, чтобы отшатнуться, отойти, увернуться, сделать что угодно. Но ничего не происходит. Парень просто смотрит на него взглядом маленького и неуверенного в правильности происходящего подростка. Тогда Тео сначала легко касается его губ, как будто испытывая парня на реакцию, а потом, когда Лиам сам чуть подается вперед, целует уже по-настоящему, опустошая всего себя, вкладывая в этот поцелуй всю свою боль и тоску. Ему хочется ещё и больше, сильнее, глубже, дольше, ближе. Хочется наконец-то насладиться этим без прикрытий и разочарований. Но он очень неохотно отрывается, сделав шаг назад. Снаружи-то целый полк охотников. И они не будут ждать разрешения любовной драмы. ― Давай сражаться, ― говорит Тео, оторвавшись, и открывает дверь лифта. В какой-то момент он понимает, что с Лиамом рядом ему не страшно умереть снова.