Туман над озером

На пятом часу поездки в столицу нашей Родины через половину страны что-то пошло не так. Жигуль начал издавать характерное чавканье, и я съехал на обочину, включив аварийку. С умным видом обойдя автомобиль, я установил причину столь странного его поведения: левое заднее колесо было спущено. День не задался с самого утра. Я собирался выехать в шесть, чтобы вечером быть уже в Перми, но, конечно же, проспал, никак не среагировав на будильник, ведь, провозившись всю неделю с приведением в приличный вид доставшегося мне от дяди жигуля, я, конечно же, отложил сбор вещей на последнюю ночь. Мама, уходя на работу, не стала меня будить, а бабушка пошла собирать мне еду в дорогу и на ближайший учебный год, так что, проснувшись в десять, я обнаружил гигантскую коробку разнообразных солений, варений и компотов, которую обязательно нужно было взять с собой в дополнение к моему рюкзаку и сумке с одеждой. Таскал я эти банки часа два, после чего никак не смог отказаться от обеда. Затем бабушка долго читала мне напутственные речи, обещала звонить каждый день и даже повесила какую-то иконку на зеркало заднего вида. В итоге, вместо шести утра, выехал я в час дня. А вот и не помогла бабушкина иконка! Действовала мне пять часов на нервы, качаясь перед носом и блестя безвкусной позолотой, а толку от неё никакого… Я сел в машину, сорвал с зеркала иконку и положил её в бардачок, после чего недоверчиво огляделся по сторонам. Слышал я о таких разводах, когда на дорогу кидают гвозди, машина протыкает колесо, к водителю подходит сочувствующий человек и предлагает свою помощь, а в это время подельник сочувствующего гражданина тырит из салона сумки, деньги, телефоны и документы… Поблизости никого не было видно. Ещё раз оглядев пустое шоссе, я, на всякий случай, взял с пассажирского сиденья рюкзак и переложил его в багажник. Немного поразмыслив, достал знак аварийной остановки и пошёл устанавливать его через 20 метров от машины, чтобы уж наверняка, так как точных цифр я всё равно не помнил. Поставив знак, я приступил к внимательному осмотру спущенного колеса, но найти инородные гвозди с шурупами, или хотя бы отверстие от прокола мне так и не удалось. Хотя, что надо делать, при его обнаружении, я представлял себе довольно смутно. Попинав с умным видом спустившееся колесо, вспомнил, что колёс у машины не четыре, а целых пять и решил поставить запаску. Я переложил всё своё добро из багажника на заднее сиденье, а не влезшие туда соленья поставил рядом с машиной, на обочину и достал запаску. Оказалось, что она тоже спущена. В тот печальный момент я решил, что, хоть я и вёл себя как очень крутой и профессиональный водитель, неплохо было бы перестать выпендриваться и обратиться к гуглу, но не тут-то было… Сеть предательски перестала подавать признаки жизни. Выезжая из дома с опцией «Интернет по всей России», я чувствовал себя подготовленным ко всем возможным и невозможным неприятностям, которые поджидали или могли поджидать меня в дороге, однако в итоге, я оказался посреди шоссе наедине с моими скудными представлениями об устройстве и ремонте автомобиля. Я заново перерыл содержимое багажника, выложил из него домкрат, насос и гаечные ключи, после чего мой взгляд остановился на банке с компотом, стоявшей на обочине. Уж больно не хотелось накачивать запаску ногами… «Может, всё-таки мимо проедет машина с компрессором?» — подумал я, открывая компот. Чуть позже я решил оторваться по полной, вытащил из машины пирожки с мясом, и стал ждать. До заката оставалось часа два, а я стоял посреди леса и ел пирожки. Если бы я выехал в шесть утра, то сейчас был бы в Перми, но, выехав в час дня, я кое-как успевал доехать засветло до Североуральска, и вынужден был добираться до Москвы с двумя ночёвками. Может, стоило отложить выезд до следующего дня? К началу семестра я бы всё равно успел, да и опоздай я на пару дней, никто бы этого не заметил… Однако теперь не время пилить опилки. Всё же, качать очень не хотелось, и я начал прикидывать альтернативные варианты спасения автомобиля. Ближайший населённый пункт я проезжал минут 30 назад, а значит идти туда пешком не меньше восьми часов. По ходу движения, населенные пункты должны находиться и того дальше. Попутных машин за мной не ехало, а последнюю встречную я видел часа два назад. Солнце клонилось к закату, отражаясь от водной глади лесного озера, тени от сосен становились длиннее, а машин на шоссе всё так же не было. Тяжело вздохнув, я всё же решил заняться заменой колеса самостоятельно и, подсоединив насос к запаске, начал качать. Это оказалось легче, чем я думал. Насос жалобно скрипел под ногами, но процесс шёл. Как выяснилось позже, шёл он плохо. Через десять минут моих трудов колесо как было ненакаченным, так ненакаченным и осталось. Варианта было два: или запаска тоже проколота, или насос сломан. Если был сломан насос, мне в любом случае предстояло сидеть тут и ждать мимо проезжающих автомобилистов. А если проколота запаска, я мог хотя бы попробовать определить место прокола. Тут мне на помощь пришел мой опыт велосипедиста: я вспомнил, как можно определить «проблемный участок». Колесо пихается в таз с водой и крутится там, пока не найдётся место, из которого поднимаются пузырьки. Таза у меня под рукой, как ни странно, не оказалось, зато с другой стороны дороги среди деревьев виднелось небольшое озеро. И, взяв под мышку запаску, я направился в лес. Близ водоёма стоял запах затхлой, непроточной воды. Над озером не было комаров, что было довольно странно, но при этом не могло не радовать. Я подошёл к воде, присел на корточки рядом со старой сосной и сунул колесо в воду. Запаска, хоть и была почти пустой, полностью погружаться под воду отказывалась. Чему я вдруг обрадовался, так как забыл проверить глубину водоёма… Тёмная вода скрывала глубокое дно, на которое я чуть было добровольно не отправил мою запаску. Взяв колесо за ещё сухую его часть, я начал постепенно опускать его под воду, следя за появлением пузырьков воздуха. Они не появлялись. Провозившись с колесом минут пятнадцать, я вытащил его на берег, чтобы дать ему подсохнуть. Немного отдохнув и отогревшись, я вновь опустил колесо в озеро, как вдруг увидел пузырьки, медленно поднимающиеся к поверхности водоёма. Немного подумав, моё колесо начало погружаться под воду. «Только не хватало сейчас набрать внутрь воды!» — промелькнуло в моём сознании, когда я дёрнул колесо на себя. Его нижняя часть была в тине, а за шину держалась маленькая бледная рука. Я замер. Приехали, называется. Искал дыру, а нашёл утопленника… Вот только этого мне сейчас не хватало. Пока я пытался сконцентрироваться на том, что делать с всплывающим телом, из воды показалась голова, покрытая тиной, и на меня уставились два неморгающих глаза. Меня передёрнуло. Никогда раньше мне не доводилось видеть утопленников. Я видел только глаза, а мне уже хотелось бежать отсюда, бросив всё. Но я всё-таки заставил себя вспомнить о запаске. — А ну, отдала колесо, русалка местной канализации! — заорал я не своим голосом, таща запаску из воды. Я не надеялся, что тело мне ответит. Скорее, я был уверен в обратном и кричал просто для храбрости. Маленькая рука плюхнулась в воду, и тело скрылось в озере. Я стоял, пытаясь отдышаться. «Всё нормально, — успокаивал я себя. — Ты не автомеханик, ты полный нуб, чайник, да хоть кофейник в ремонте колёс. Забей на всё, вернись к машине и просто жди. Не ищи себе неприятностей», — бубнил я под нос, когда вдруг снова ощутил на себе пристальный взгляд. Затаив дыхание, я посмотрел на пруд. Метрах в трех от берега из воды торчала покрытая тиной голова, и два неморгающих, абсолютно чёрных глаза, неотрывно следили за мной. И тут я понял, что тело, скорее всего, было живым. Всё ещё наполовину скрытая под водой, голова медленно приближалась ко мне. И я, как зачарованный, смотрел в немигающие, словно подёрнутые пеленой глаза, чувствуя, как они гипнотизируют меня. Постепенно слабея, я выронил из рук колесо. Очнувшись от резкой боли, я отскочил от пруда, запрыгал на правой ноге, схватившись за ушибленную левую. Я был безмерно благодарен колесу за разрушение чар, но оно могло бы обойтись со мной и помягче, а не бить со всей дури диском по колену. Мне вообще-то с этой ногой ещё до Москвы ехать, а у проклятого жигуля есть сцепление, это вам не иномарка с автоматом! Колено болело, и плевать я в тот момент хотел на всех местных русалок. Доковыляв до воды, я снова сел на берег, снял кофту, намочил её, и, закатав штанину, приложил холодную ткань к ушибу. Боль немного отступила, и, вспомнив про русалку, я осмотрел водоём. Видимо, испугавшись моих странных ритуальных танцев, голова пристала к берегу не рядом со мной, а метра на три правее. Она всё ещё смотрела на меня своими подёрнутыми плёнкой, немигающими глазами, по-прежнему наполовину погружённая в воду. Но я больше не боялся этого взгляда. — Чего смотришь? — снисходительно спросил я. Голова не ответила, бледные ручки схватились за берег, и лицо местной русалочки впервые полностью показалось из воды, неприятно поразив меня полным отсутствием носа и улыбкой до ушей, которых не было видно из-под тины, свисающей с головы. — Я понимаю, что ты, наверное, за ЗОЖ, защиту окружающей среды и прочую ерунду, раз торчишь в такое время в этом озере. Но это ещё не повод пугать людей и отбирать моё колесо. Ты меня понимаешь? — вещал я, осознавая, что из-за ноги некоторое время мне ещё придётся просидеть у воды, и разрывая зловещую тишину, повисшую в сумерках над прудом. Не знаю, поняла меня русалка или нет, но она приоткрыла рот, сверкнув рядами белых заострённых зубов, легко подтянулась на руках, и, ловко развернувшись, села на берег метрах в двух от меня. Тогда я смог внимательнее рассмотреть это существо. На вид девочке можно было дать от десяти до шестнадцати лет. Но только в том случае, если бы она была человеком, а чем дольше я смотрел на её бледную кожу, на сплюснутое с боков лицо, на неестественно широкий рот, на сутулую спину, на её ноги, напоминающие ласты, тем настойчивее убеждался, что сидевшее рядом со мной существо человеком не являлось. Большая часть её тела была закрыта тиной и водорослями, словно она была одета в плащ палатку, на которую, для камуфляжа, пришили всё, что нашлось в пруду. Поболтав в воде ногами, девушка улыбнулась мне всеми острыми зубами и, стремительно уйдя под воду, через мгновение вынырнула в метре от меня, держа в руке какую-то ракушку. Её вид и движения гипнотизировали меня, и я понял, что мне нельзя дальше молча смотреть на неё, надо говорить. Всё равно, о чём, главное — снова разрушить эту таинственную тишину. Хоть раньше я и называл это существо русалкой, она была скорее пугающей кикиморой, нежели милой русалочкой из диснеевских мутьтфильмов, о чём я и проинформировал её. Стареющая луна слабо освещала водоёмом, становилось прохладнее, от воды начал потихоньку подниматься туман. Девушка резвилась в пруду, ежеминутно ныряя, вытаскивая рыбок из воды, изредка вылезая на берег. Она уже не боялась находиться рядом со мной. А я всё сидел у старой сосны и говорил. Я рассказал ей про то, как красил жигуль, про то, как подрабатывал летом, про дядю, который постоянно напивался, и про то, как прошлой осенью он так и не вернулся с пьянки. Про то, как его искали и спасатели, и полиция, но так и не нашли. Как бабушка отказывалась верить в его смерть, как мама решала проблемы с наследством, на которое претендовала дядина гражданская жена, обвиняемая бабушкой во всех смертных грехах, и про то, как и в каком состоянии мне в итоге достался этот жигуль. Такие истории обычно рассказывают попутчиками в поезде, однако попутчиков у меня не было. Шоссе, за которым я следил краем глаза всё также пустовало, и я вещал ей про наши никому неинтересные семейные проблемы, хотя она, скорее всего, не понимала ни слова из сказанного мной. Боль в ноге почти утихла, и я, перейдя к жалобам на то, как нелегко учиться в университете, решил продолжить мои опыты с купанием колеса. Как оказалось, купание колеса было единственным, что действительно интересовало мелкую кикимору. Она вылезла на берег, присела рядом со мной и, опустив голову под воду, стала наблюдать за колесом снизу. Я же пустился в псевдонаучные рассуждения о том, что я, собственно говоря, делаю и что собираюсь делать дальше, хотя, склонившись над тёмной поверхностью водоёма, уже почти не надеялся найти дыру в запаске при лунном свете. Как вдруг меня подтолкнули сзади, и я, перекувырнувшись через голову, оказался в воде. Было мокро, холодно и противно. Впереди была темнота, которая, казалось, поглощала меня. Я тонул. Потом я смог различить луну, чёрный круг колеса… Я кое-как повернулся головой вверх, сделал сильный гребок руками и ногами и начал всплывать. Вынырнул я рядом с колесом, схватился за него, сплюнул мерзкую холодную воду, высморкался, протёр глаза рукой и погрёб к берегу, крепко вцепившись одной рукой в колесо. Вдруг прямо передо мной из воды вынырнула уже знакомая мне кикимора. Двигаясь как рыба в воде, она минут тридцать гоняла моё колесо по пруду, не давая подплыть к берегу. Я орал, ругался, матерился, а она лишь улыбалась своим широким ртом с острыми зубами. В ту ночь я понял, что я — нуб, чайник и кофейник не только в починке автомобилей, но и в плавании, по крайней мере, по сравнению с этим существом. В какой-то момент я перестал ругаться и орать и стал пытаться схватить вертевшуюся вокруг меня девчонку. Конечно же, у меня ничего не вышло! Зато она, похоже, увлеклась новой игрой, и в один прекрасный момент я почувствовал, что моё верное колесо ударилось о берег. Я быстро выскочил из воды, вытащил запаску и уверенным шагом направился прочь от этого треклятого озера с дурацкой кикиморой. Отойдя на несколько шагов, я почувствовал на своей спине что-то холодное. Обернувшись, увидел её препротивный улыбающийся рот и всё те же немигающие глаза. Я отпихнул её. Точнее, ударил в живот. Это был первый раз, когда я коснулся её. Мокрые противные водоросли и холодное склизкое тело под ними… Она громко выдохнула, а потом осела на траву, хватая воздух ртом, а я, с отвращением вытерев руку о штаны, развернулся и зашагал к шоссе. Это был первый раз, когда я ударил девушку… Хотя после продолжительного купания в холодной воде я уже не мог воспринимать её как девушку, сейчас это было просто мерзкое существо из местного безымянного пруда. Я шёл по лесу минут пять, когда понял, что не знаю, с какой стороны находится шоссе. Аварийку моего жигуля нигде не было видно, и я решил, что, скорее всего, вылез из воды на противоположном берегу водоёма. Туман ещё не успел сгуститься, и, несмотря на то, что возвращаться к пруду ужасно не хотелось, надо было вернуться, увидеть аварийку или, если не получится, хотя бы отыскать сосну, под которой я сидел. Забрать кофту, кстати, тоже бы не мешало. Мои размышления прервал какой-то ужасно высокий и неприятный звук, отдалённо напоминающий вопль Тарзана. И, словно отвечая на него, пруд сначала забулькал, потом зачавкал... Через пару минут мне уже казалось, что пруд просто воспроизводит все известные нашему миру звуковые эффекты начиная с криков убитого индейца из третьесортного вестерна и кошачьего визга, заканчивая криками гагары, свистом ястреба и уханьем ушастой совы. Самым неприятным в этой какофонии было то, что я прекрасно знал, что ни индейцев, ни котов, ни Тарзана на озере сейчас не было, по крайней мере, не должно было быть. Звуковой спектакль продолжался, пока туман полностью не сгустился над озером, а потом оборвался также внезапно, как начался, и над лесом снова повисла гнетущая тишина. Я продолжал медленно, но верно двигаться к пруду, как вдруг увидел не то тёмные фигуры, не то тени, поднимавшиеся из воды и направлявшиеся ко мне. Одна из теней неожиданно вынырнула прямо передо мной из тумана, запах тины ударил в нос, я непроизвольно вскрикнул, но туман поглотил мой крик, а тварь уставилась на меня такими же чёрными и немигающими глазами со сплюснутого лица, вот только теперь она была выше меня на голову и, судя по большим обвислым грудям, была уже довольно взрослой особью. Никогда в своей жизни я не бегал так быстро! Тогда я знал только одно: я нужен этим тварям. Я не знал, ни зачем, ни что они со мной собирались делать, ни кто они такие. Все мои инстинкты говорили мне бежать от них, и я бежал. Я плохо помню, как бегал по лесу, и не могу даже примерно предположить, сколько длилась моя пробежка. По ощущениям прошло часа три, хотя моё ночное бегство по лесу в неизвестном мне направлении, могло продолжаться и всего несколько минут. Я бежал, пока не услышал звук, похожий на рёв взлетающего самолёта. Я ненадолго остановился, чтобы отдышаться и прислушаться, когда всего в какой-то сотне метров от меня промчался камаз. Я кинулся ему наперерез, размахивая рукой и что-то крича, но камаз умчался вдаль, не заметив меня. Над шоссе туман ещё не был таким густым, как в лесу, и хорошенько приглядевшись, я заметил вдалеке неяркое мигание. С каждой минутой туман сгущался, а я бежал посередине шоссе в направлении, в котором заметил рыжую лампочку, и плевать я тогда хотел на все правила дорожного движения. Мой обострённый слух уже начал улавливать слева противные шлёпающие звуки, когда я снова различил в тумане мигание аварийки и увидел мою машину на обочине. Подлетев к автомобилю, я дёрнул за ручку, но жигуль оказался предусмотрительно закрыт осторожным мною ранее. Звуки приближались. Я прислонил колесо к двери, со второй попытки достал из кармана ключи, беспорядочно потыкал на все возможные и невозможные кнопки на брелке, однако тот перенёс купание в пруду ещё хуже, чем я, и машина не открывалась. К звукам уже добавилось шлёпанье влажных ласт по твёрдому сухому асфальту, когда я трясущимися руками смог вставить ключ в дверцу и повернуть его. Взревела сигнализация, остановившая или просто перекрывшая на какое-то время все остальные звуки, и я, распахнув дверцу, запихнул внутрь запаску, запрыгнул сам и закрыл автомобиль. Сидя внутри жигуля, я впервые за долгое время смог расслабиться. Мне казалось, что я в безопасности, и этот ночной кошмар скоро закончится. Меня уже не пугали выпуклые глаза, смотревшие на меня через окно автомобиля, высокие голоса, переговаривающиеся на непонятном языке и противный звук царапающих стекло когтей. Я почему-то как никогда верил в отечественный автопром в целом и в данное его детище в частности. Верил ровно до того момента, как царапающий звук прекратился, а я почувствовал, что мой жигуль медленно, но верно поднимается вверх. Ужас вновь сковал меня. Я со всей дури ударил по рулю, жигуль протяжно бибикнул, и его почти тут же тряхнуло от удара об асфальт. Я резко повернул ключ в замке зажигания, но двигатель не завёлся. Заводил я его, казалось, бесконечно долго. Твари уже пришли в себя и снова нависли над моими окнами, автомобиль уже начинал вновь отрываться от дороги, когда с энной попытки жигуль всё-таки завёлся, я врубил первую передачу, выжал газ, из-за окна послышался протяжный стон одной из тварей, о бампер что-то ударилось, и жигуль, двигаясь замысловатыми зигзагами, рванул вперед. Меня, мокрого и продрогшего, нашли рано утром два мужичка на газели. Я сжимал в руке иконку и бормотал какие-то непонятные молитвы на неизвестном языке. На пассажирском сиденье валялась запаска. Мужички отнеслись ко мне довольно снисходительно, решив, что я просто в стельку пьян. Они надули мне запаску и заменили ей изуродованное колесо, на котором я, судя по всему, проехал пару десятков километров. Моих инструментов, как и части бабушкиных солений, в машине не оказалось. Видимо, они остались лежать на обочине, на месте моей предыдущей стоянки, но я наотрез отказался туда возвращаться. Мужички уехали, настоятельно порекомендовав мне открыть банку с огурцами и выпить рассол перед тем, как я поеду дальше. Я переоделся в сухую одежду, проверил содержимое моего рюкзака, позавтракал остатками пирожков, а потом всё-таки последовал их совету и, допивая рассол, почувствовал себя немного отдохнувшим. На автомате, я пошёл забирать знак аварийной остановки, забыв, что ставил его ещё вчера вечером. Но, отойдя от машины, я застыл в ужасе. В пыли обочины чётко различались следы, напоминавшие ласты с тремя когтями. Они обрывались всего в какой-то сотне метров от машины. Я бегом вернулся к жигулю. Меня трясло. В машине пахло ненавистной мне тиной. Кое-как доехав до ближайшего города, я, не торгуясь, продал свой жигуль и продолжил путешествие в столицу на поезде. Приехав в Москву, я всеми силами старался забыть о той ночи. Стал прилежно посещать все пары, старался долго не оставаться в одиночестве, записался в спортивную секцию, постоянно делал что-то, не оставляя себе возможности и времени вспоминать. Но каждую ночь мне снилась маленькая кикимора. Иногда она в гордом одиночестве играла где-то в глубине озера, иногда она брала меня за руку и прыгала в воду, и я прыгал за ней, мы плыли по подводному царству, и она, улыбаясь, показывала мне его красоты: каких-то рыбёшек, какие-то водоросли… Это, конечно, не шло ни в какое сравнение с путешествиями Садко, но это было её родное озеро, и оно ей нравилось. Пару раз в мою голову даже прокрадывались эротические сны с её участием. В других же снах, она тихо лежала на траве, осуждающе смотря на меня высыхающими глазами… И тогда я просыпался в холодном поту и потом ещё долго не мог уснуть. Меня почему-то не оставляло ощущение, что её больше нет на этом свете, и что виноват в этом исключительно я. Спасали от этих противных мыслей в голове два аргумента: во-первых, это была самооборона, а во-вторых, откуда я знал, что всё так закончится! Я же просто оттолкнул её на траву! Хотя, вспоминая, как она каждые две минуты совала голову в воду, я всё больше убеждался в обратном… Я знал, и именно поэтому толкнул её не в воду. Тогда я хотел не просто оттолкнуть, я хотел обезвредить её раз и навсегда. Если сравнивать мою жизнь и жизнь той девочки, то с чего я вообще взял, что моя жизнь ценнее? Я вот учусь в университете, а по факту, хоть и посещаю пары, в итоге всё равно просто скатываю с чужих конспектов на экзаменах и проедаю деньги, которые присылают мне из дома. Потом я устроюсь на работу, буду получать зарплату, платить налоги, загрязнять воздух выхлопными газами, стоя в пробках по утрам и вечерам. Если уж на то пошло, то она хотя бы жила в гармонии с природой. По логике вещей, я уничтожил морскую тварь и спасся от её сородичей, так почему же у меня было так тяжело на душе? Между тем, пришла зима, и, когда реки покрылись льдом, ужасы той ночи почти отпустили меня, однако с приходом весны вся вода в водоёмах вдруг стала отдавать тем противным запахом затхлости и тины. Даже недавно запущенный фонтан перед университетом не был исключением. И тогда я понял: твари покинули родные водоёмы. Сейчас я пишу эти строки, не в силах больше держать ужасы той ночи внутри себя. Твари ищут меня, и они всё ближе. Если они добрались до университета, то не за горами тот день, когда вода в общежитии вдруг станет такой же затхлой и мерзкой… Набирая этот текст, я уверен в том, что рано или поздно твари обязательно найдут меня, и я предпринял все необходимые меры: соль, электрошокер и перцовый баллончик всегда у меня под рукой. Но, несмотря на все приготовления, я всё ещё не готов к встрече с ними. Ночные кошмары вернулись, и сейчас я панически боюсь не столько того, что твари придут за мной и того, что они со мной сделают. Я боюсь того, что при встрече не смогу сопротивляться их склизким рукам, ибо чувствую, что у них есть полное право сделать со мною всё, что они захотят, ведь это будет справедливо…