Цена отказа

Встретить свою пару — большая редкость. Однако и такое случалось. Кто-то отказывался от поисков с самого начала по разным причинам. Например, просто не верил в эту «бредовую истинность»; не хотел доверять столь важный выбор какой-то там Судьбе; понимал, насколько это нереально: найти среди многих одного — того самого, единственного, нужного. Но среди всех, разумеется, были и те, кто ни в коем случае не собирались сдаваться. Изуку был одним из них. С самого детства мама рассказывала ему, как это здорово, — встретить свою истинную пару. Как здорово дарить ей свою любовь и получать её взамен. Маленький мальчик слушал её, сверкая своими изумрудными глазами, впитывая эти слова каждой клеточкой. Вечерами, перед тем, как лечь спать, он смотрел в окно, в тёмное бескрайнее небо, про себя загадывая желание: встретить того самого человека. Как можно скорее. Время шло. Мидория рос. Но его мечта оставалась неизменной. И… такой несбыточной. — Всё это бред! — грубо кричит его друг детства, когда они качаются на качелях. — Нет никакой истинной пары! — Почему ты так думаешь? — Люди сами придумали всё это. Я по телевизору слышал, как какой-то дядька в халате говорил: «Это научно доказано. Истинность придумана людьми, чтобы заставить самих себя в это поверить, таким образом они хотят оправдать свою тягу к какому-либо человеку, говоря, что он тот самый», — чуть ли не наизусть повторил мальчик, самодовольно улыбаясь. В ответ на это Изуку задумался, а потом, нахмурившись, посмотрел ему прямо в глаза. — Я считаю — Каччан не прав. И тот дядька не прав. Помнится, они тогда сильно поссорились. А потом и вовсе постепенно перестали общаться. Кацуки не желал водиться с тем, кто верит в такие бредни, как россказни про истинные пары. У Мидории не было каких-либо отличительных, выдающихся способностей, но своим трудом и упорством он смог поступить в одну из лучших академий их города — Юэй. И не он один. Учиться было довольно сложно, задавали много домашки, плюс каждодневные тесты. Парень старался как мог. А потом пришло время определения типа. О-о-о! Этот день в его памяти запечатлелся навсегда. Как и все последующие. Не сказать, что для него было шоком узнать, что он омега. Где-то в глубине души он догадывался об этом. Хотя всё-таки надеялся оказаться альфой, как Бакугоу, или Иида, или Тодороки, или Киришима. Но и это неплохо. По крайней мере, так ему казалось. Выматывающая перестройка организма, долгая адаптация к своему типу. Его до сих пор бросает в дрожь, стоит только вспомнить этот ужас. Хотя… это ещё не ужас. Спустя пару месяцев Изуку почувствовал невероятный запах. Он манил его к себе, как мотылька свет. И парень шёл, завороженный, постоянно принюхиваясь, боясь упустить этот аромат. Но тот не спешил пропадать. И каково же его удивление, когда он врезается прямо в Кацуки, который тоже куда-то шёл. Они смотрят друг на друга с минуту, в их глазах видно, как путаются мысли. Мидория глядит на него с немой радостью и восклицанием, когда Бакугоу презрительно морщит нос, а потом и вовсе разворачивается и уходит. Омега так и стоит в оцепенении. Нет, он прекрасно помнил, что Кацуки не верил в истинность. Но ведь он тоже наверняка почувствовал эту неимоверную тягу! Тогда нужно выждать денёк другой и потом уже говорить с ним, чтобы альфа поостыл чутка. Но стоит ему на следующий день подойти к парню ближе обычного, как в живот впечатывается кулак. Изуку медленно оседает на землю, пытаясь побороть желание выплюнуть свой завтрак на обозрение окружающих. — Запомни хорошенько, ёбаный задрот, такой мусор, как ты, мне нахуй не нужен! И он запомнил. Но эта тяга была гораздо сильнее его инстинкта самосохранения. Каждый день Мидория пытался поговорить с ним. Каждый день его избивали всё сильнее и сильнее. Только парень не отступал. «Рано или поздно Каччан примет тот факт, что я его пара» — повторял он себе каждый вечер, намазывая мазью очередные синяки. Так прошёл целый год. Но ничего и не изменилось. Изуку всё так же бегал за Бакугоу, как самая преданная собачонка, а, получая очередной пинок под зад, бежала зализывать раны, чтобы потом всё повторилось. Самым большим ударом для него стало то, что Кацуки начал встречаться с какой-то девушкой из общей группы. И даже непонятно с чего ради, по его взгляду было видно, что она ему даже не нравится. Омега проревел всю ночь, наутро пугая своей опухшей физиономией всех одноклассников. А вот его пару, похоже, это очень даже позабавило, так что он пошёл ещё дальше. Теперь никто не удивлялся, когда видел Бакугоу зажимающего какую-то девушку в углах, целующего её, разве что прямо там сексом не занимались. Изуку было плохо, все места, где Кацуки касался другой, неимоверно жгли. От этой боли он не мог спать по ночам, всхлипывая в подушку. Урарака и Иида смотрели на него с жалостью и бессилием. А что они могли сделать? Они — ничего. А вот кое-кто другой… Тодороки Шото всегда смотрел только на него. Видел только его. Мечтал только о нём. Кто бы знал, как он радовался, когда Мидория всё же определился омегой. Но, чёрт подери, не его омегой. Не его парой. Да, он тоже верил в истинность, но все эти грёзы померкли перед его первой любовью. Ему было непривычно от этого быстрого сердцебиения, этого фейерверка внутри от одной лёгкой улыбки, что заставляла уголки губ самопроизвольно подниматься. И как ему было больно смотреть на страдания любимого. Желание набить Бакугоу рожу с каждым днём усиливалось, пока не превратилось в потребность. Но Изуку не простил бы. И Шото никак не мог понять, что вообще этот ангел нашёл в этом ублюдке. Неужели тот не понимает, что причиняет своей паре боль; не понимает, что встретить своего человека — это всё равно, что все праздники в один день. Ты никогда не будешь одинок, это часть тебя, продолжение тебя, ты сам! Однако, как бы ни негодовал альфа, в глубине души он радовался, что этот идиот такой упёртый и тупой, раз не понимает простых истин. Он долго выжидает, пока всё не доходит до грани. Похоже, Изуку уже окончательно смирился с тем, что его пара никогда его не примет и не полюбит. Омега больше не пытается поговорить с Кацуки, не подходит к нему ближе, чем на два метра. Обходит стороной. Старается не пересекаться взглядами, не смотреть на него. Его разрывает изнутри. Считалось, когда находишь свою пару, уже не сможешь без неё. Между вами протягивается тонкая нить, которая с каждым днём крепчает, символизируя вашу связь. Их же нить так и осталась хиленькой бледненькой верёвочкой, потрёпанной и почти разорвавшейся. Изуку дожидается, когда все разойдутся по домам, и только потом собирает свои вещи. Ему тошно от всего. Он не может больше терпеть эту связь. Его самая заветная мечта стала проклятием. Проклятием, что будет мучить его до конца жизни. — Мидория, — тихо окликают его. Он самую малость удивлён, но старается не показывать этого, только вряд ли у него получается. — Тодороки-кун? Что-то случилось? В ответ только отрицательно качают головой. Шото уже решился, нужно просто сделать шаг вперёд. Эти невозможные, добрые, взволнованные зелёные глаза. — Тодороки-кун? — снова зовёт он его вопросительно. Снова ему не отвечают. Пальцами впиваясь в плечи, притягивает ближе к себе, накрывая губы в целомудренном поцелуе. Альфа внимательно смотрит на его реакцию, в мыслях побаиваясь, что оттолкнут, отвергнут, не примут, не поймут. Никто ещё не целовал его. Внутренняя сущность тянется навстречу, всё его естество, столь изголодавшееся. Ему так хотелось, чтобы хоть кто-то прижал к себе, сказал, что всё хорошо. Что он ни в чём не виноват. Не виноват, что его пара отвергла его. Изуку робко кладёт руки ему на плечи, прикрывая влажные глаза. Растворяться в этих чувствах так приятно и легко, кажется, будто нет ничего мучающего и истязающего его. Но в груди вдруг вспыхивают воспоминания о той адской боли, сжигающей его ночами. Пары, нашедшие свою вторую половину, не могут друг без друга. Считается, что от такого «подарка» не отказываются. Оказывается, отказываются. Эта боль будет с ними до конца их жизни как уродливый шрам. — Прости, — шепчет омега, отстраняясь, — но так нельзя. Я не хочу, чтобы ты страдал потом. — Мидория… — Пойми, пожалуйста, так будет лучше. Для всех. — Для всех, но только не для тебя! Он лишь молча отводит взгляд, это и есть его ответ, и омега его не изменит. Шото обречённо выдыхает и тоже отворачивается. Это больно, но он догадывался, что его отвергнут: не потому что не нравится, а потому что не хотят сделать больно. Это…благородно… и так глупо одновременно. Изуку сам идёт к Кацуки. Им нужно поговорить в последний раз. Так больше не может продолжаться. Они подошли к грани. И стоит ему завернуть в переулок, ведущий прямо к дому альфы, как парня грубо хватают за шкирку, встряхивая. — Каччан… — он смотрит с сожалением и щемящей болью, усталостью. В ответ ненависть, обжигающее презрение, от этого почти физически больно. — Нам нужно покончить с этим. Я… — Но договорить не даёт резкая пощечина. — Заткнись! Думаешь, что можешь творить всякую хуйню у меня за спиной?! Шлюха! Он дёргается, но не вырывается — устал. — Давай уже. Избей меня, и покончим с этим. Ты выпустишь пар, а я успокою свою совесть. В любом случае я ни о чём не жалею. Его в последний раз ударяют по лицу и отпускают, уходя прочь. Из разбитой губы стекает капля крови, очерчивая подбородок и пачкая собой белую рубашку. Омега бредёт по пустынным улицам, всё вокруг заволокло туманом, вот-вот пойдёт дождь. Внутри образовалась пустота, и все его чувства утекли в эту бездонную воронку. Верить в счастье было слишком наивно. Ну да ладно, обжёгся, с кем не бывает, зато теперь он точно знает, что свободен от всего этого. Он скажет матери, что встретил свою пару, но та отвергла его, а он не хочет навязываться, необязательно говорить, кто это. Всё будет хорошо. Быть одному тоже неплохо. Кивнув самому себе, Мидория ступает на пешеходный переход. Громкий сигнал и яркий слепящий свет фар в глаза. Пожалуй, этого он уж точно никак не ожидал. *** — Его сбила машина, — спокойным обыденным тоном сообщает доктор, будто такое происходит каждый день. Нет, разумеется, происходит, но не с каждым… Кацуки отпихивает его в сторону, влетая в палату под возмущённый крик и застывает на месте с широко раскрытыми глазами. Писк приборов раздражает его чувствительный слух. На койке лежит нечто, отдалённо напоминающее человека. А стоит подойти ближе, как всё просто путается в голове. В кровати — Изуку. Или кто-то очень-очень-очень на него похожий. Испещрённая порезами, перемотанная бинтами с кровавыми подтёками грудная клетка часто вздымается. Множество капельниц, кислородная маска — ничего из этого не помогает. Врач протягивает Инко планшет с документами об отказе от аппаратов жизнеобеспечения. Женщина обливается слезами, но на неё только равнодушно поглядывают, ожидая подписи. — Мы продержим его до утра, — сообщают ей. — Но это будет чудо, если он доживёт хотя бы до шести. На часах 17:40. И она подписывает… Бакугоу медленно подходит к нему, не отводя взгляда от уродливого пореза на щеке. Он сглатывает, чувствуя, как болезненно сжимается сердце внутри. — Ка… Кач… Каччан… Альфа смотрит в его раскрытые глаза, делая шаг вперёд. Мидория, преодолевая адскую боль, приподнимает забинтованную руку, протягивая к нему. Эти дрожащие пальцы... — П-по… Пожалуйст-та… И Кацуки тут же хватает его руку, падая на табурет рядом, сжимает его тонкие пальцы, неотрывно смотря в наполненные слезами глаза. Ему хочется сказать хоть что-то, но губы не шевелятся вовсе, и всё, что остаётся, — сжимать его ладонь. — Я… Я… П-пр-рости-и-и м-мен-ня. Я… т-т-те-бя… Он замолкает, а писк вдруг становится одним долгим сплошным маревом. Рука в его ладони обессиленно виснет. Из стеклянных глаз стекают самые последние слёзы. На часах 17:57. Чуда не произошло. *** Раздражающая трель будильника вырывает его из этого кошмара. Кацуки садится на кровати, прерывисто дыша. «Господи, что это за дерьмо?» По шее скатывается холодная капля пота. А перед глазами всё ещё это искалеченное тело. Сегодня 23. Сегодня Мидория Изуку определится омегой. Сегодня Тодороки Шото обрадуется, когда узнает, что у него есть шанс, чтобы завоевать любимого. Сегодня то самое «начало» и тот самый «конец». И Кацуки точно знает, что ему нужно сделать, чтобы это было именно «начало»…