Turning Crimson

Тесей был безумен. Сейчас Тина понимала это ясно. Еще с первой их встречи зерно этой догадки упало на благодатную почву, но дало всходы лишь много, много позже. Она отгоняла от себя эту тайную уверенность — сколько могла и даже дольше, — из уважения к семье супруга и из слепого детского желания закрыться от опасности. Словно, затаись она надежнее, угроза минует ее. Много раз она хотела бежать, бежать без оглядки, но не в силах была оставить Ньюта. Много раз она стояла у замерзшего окна, воображая себе долгий путь через холодные пустые земли, и даже он казался куда более верным, чем жизнь в этом доме. Если бы только они могли бежать вдвоем! Но Тина знала — он не оставит брата. С ней Ньют преображался, снова становясь тем человеком, которого она полюбила без памяти. Но стоило только Тесею зайти в комнату, как Ньют тут же оборачивался к нему, прежде еще, чем шаги успевали прозвучать; так подсолнух поворачивается вслед за солнцем. Порой Тине казалось, что они способны знать мысли и чувства друг друга, но, конечно же, это была лишь иллюзия. Такого не могло быть в реальности, и этим она себя успокаивала. Тесей невзлюбил ее с первого взгляда. Поначалу он ничем не выказывал своей неприязни, но она чувствовала ее, видела на глубине светлых ледяных глаз. Он всегда был подчеркнуто вежлив с ней, хотя сдержанным его характер нельзя было назвать при всем желании. Война глубоко травмировала его, возможно глубже, чем сам он полагал. Поначалу Тина все списывала на этот счет: и ночные кошмары, когда она и Ньют бывали разбужены глухим, нечеловеческим воем, и неуемное пьянство Тесея, и даже опасные игры с оружием. Трофейный револьвер с перламутровой рукоятью часто посещал Тину во снах; немигающая чернота дула, направленная ей в лицо, парализовывала ее, и в этих видениях она не могла даже закрыть глаза, чтобы не видеть яркой ослепляющей вспышки. Выстрел грохотал в ушах и после того, как она просыпалась в холодном поту, эхом гулял по пустым гулким комнатам. Дом пугал ее едва ли не больше, чем сам Тесей. Старый и ветхий, он хранил остатки былой роскоши — так руины хранят величие древних городов. Когда-то дом был огромным и живым, но сейчас время разрушило его, обнажив его остов, как истлевшая плоть обнажает белизну костей. Тина бродила по нему, чувствуя себя неудачливым путником, которого поглотило чудовище из глубин и теперь он вынужден обитать в его чреве. Дом скрипел и стонал, и где-то в самом низу, во мраке подвала, билось его черное сердце, сплетенное из крови и тьмы. Иногда Тина слышала этот звук, и тогда что-то тревожно сжималось внизу ее живота, будто судорога женских дней охватывала ее раньше положенного. Последнее время регулы проходили болезненно и обильно, вынуждая Тину обессиленно проводить дни в постели. Ньют всегда был крайне заботлив и добр к ней, он читал ей вслух и заставлял пить золотистый бульон, чтобы она скорее окрепла. Даже Тесей завел обычай заваривать травяной чай, остро пахнущий горькой рябиной. Вяжущий дымный вкус ей не нравился, но после него ей всегда становилось лучше, так что Тина безропотно принимала чашку из Тесеевых рук и молча выпивала ее до дна под пристальным холодным взглядом. Порой Ньют казался ей единственным живым обитателем этого дома, и она судорожно вжималась в него ночами, вбирая исходящее от мужа тепло, пытаясь отогреть ледяные руки и ноги. Все чаще они просыпались, поднятые посреди ночи кошмарами Тесея, и Ньют молча набрасывал халат, уходя успокаивать брата. В одну из таких ночей Тина вышла наполнить водой опустевший графин, но вместо этого прошла прямиком к комнате Тесея. Кухня была в другой стороне, и заметь ее кто-то, она бы не смогла объяснить свой порыв, но любопытство пересилило страх и она замерла у дверного проема, пытаясь сквозь тонкую щель разобрать хоть что-то. Открывшаяся картина заставила Тину затаить дыхание, чтобы ничем не выдать своего присутствия. Ньют держал Тесея в объятиях бережно, словно собственное дитя, и что-то успокаивающе бормотал полушепотом, Тесей мерно кивал в ответ. Глаза его были закрыты, а на лице застыла такая мука, что против воли Тина ощутила острую жалость к нему. Он хватался за Ньюта с такой силой, что ей тут же стало ясно происхождение синяков, которые она изредка замечала на руках мужа; с таким жадным отчаянием, словно был утопающим, словно Ньют — последнее его пристанище в этом мире, и, исчезни он вдруг, все остальное тоже развеется прахом. Тине было знакомо это чувство, и она безошибочно распознала горькую и безнадежную нежность, таившуюся в изгибе Тесеевых губ. Тина медленно отошла от двери, ступая неслышно, словно тень. Стыд охватил ее, как если бы она стала свидетелем того, что не предназначено для чужих глаз, чего-то тайного и интимного. Но помимо него была и ревность, острая и болезненная. Она любила Ньюта и ни с кем не хотела его делить. Даже с братом. Время шло, зима подходила к концу, и Тина чувствовала облегчение, предвкушая долгие прогулки по зеленеющим окрестностям. Снег то сходил, оставляя черные прогалины, то вновь заметал их, и Тину так же кидало из стороны в сторону, от глухого отчаяния и тоски к нервическому, возбужденному веселью. Вскоре положение ее стало явным, и когда уже вторые регулы подряд не посетили ее, она сообщила новость Ньюту. Он обрадовался настолько, что Тине показалось это чрезмерным, но его нежное отношение к ней сгладило все неровности. Даже Тесей стал более обходителен с ней, часто оказывая маленькие вежливые знаки внимания. Но порой, когда он мечтательно улыбался, глядя вникуда светлым застывшим взглядом, Тину пробирала дрожь. Она чувствовала, что Тесей крайне доволен скорому пополнению их маленького семейства, но не могла найти тому причин. Впрочем, возможно, он просто питал к детям отцовские чувства, так и не обзаведясь собственными. Мысли о ребенке теперь постоянно занимали Тину, она стала более рассеянной, нередко уходя в мир фантазий и грез. Пока мечтам о счастье не суждено было разбиться. *** Тина поднималась в их с Ньютом спальню, бездумно считая череду ступеней, и не сразу осознала, что именно увидела в полутьме коридора. Две фигуры слились вместе, будто стремясь стать единым целым. Пальцы Тесея, унизанные перстнями, грубо легли на затылок Ньюта, сминая отросшие волосы. Тот вжимался в брата всем телом, что-то тихо постанывал, но она не могла, да и не пыталась разобрать слов. Тесей склонился к нему, вовлекая в жадный поцелуй, и Тина невольно выдохнула, тут же зажав себе рот ладонью. Но было слишком поздно: Тесей распахнул глаза и уставился прямо на нее. Он склонил голову набок и снова поцеловал Ньюта, глядя при этом на Тину, и в глазах его было столько откровенного торжества и острой ненависти, что она отшатнулась, едва не оступившись на лестнице. Не помня себя, Тина сбежала вниз и заперлась на кухне. Ньют так и не пришел объясниться, она была и рада этому, и раздосадована одновременно. Он стоял спиной к лестнице и не заметил ее, а Тесей, очевидно, так ничего ему и не сказал. Тина была в таком смятении, что боялась, что тревога эта навредит ребенку, боялась, что может его потерять. Ей казалось, что у нее есть только он и Ньют, и больше никого в целом свете, но заблуждение это развеялось, как только она выехала за пределы поместья в сопровождении мужа. Визит к доктору прошел вполне успешно, но под вечер разыгралась такая метель, что им пришлось заночевать в гостинице. Между ней и Ньютом не было близости с тех пор, как она сообщила ему известие о беременности, но Тина чувствовала, что сегодня ночью все будет по другому. Сегодня над ними не будут довлеть ни мрачные своды дома, ни присутствие в нем Тесея. Так и случилось, и уже вскоре она торопливо раздевала Ньюта, который поначалу упирался, опасаясь навредить ей. Казалось, вдали от Тесея те странные узы, что связывали их, несколько ослабли, и Ньют словно сбросил мутную пелену, которая все чаще укрывала его взор. Этой ночью они любили друг друга, и он был только ее, только с ней, — Тина чувствовала это так явно, что осознание этого сбивало дыхание. Острая нежность, которой одаривал ее Ньют, когда смотрел на нее лучистым, сияющим взглядом влюбленного, когда щекотно обводил ее лицо кончиками пальцев, когда клал теплую ладонь на чуть округлившийся живот, та отчаянность, с которой он стремился ее донести, все это Тина стремилась сохранить в памяти как можно полнее. Ночь сокрыла их от всего мира, и Тине хотелось, чтобы рассвет никогда не наступал. Они бы остались здесь, только вдвоем, и никогда больше ей не пришлось бы переступать порог мрачного дома. Она смотрела на неотвратимо светлеющее небо, на набухающий рассвет и вспоминала сестру. Быть может, уехать к ней? Но сможет ли она оставить мужа? Тина обернулась к нему: Ньют спал так безмятежно, как ей еще не доводилось видеть, сомкнутые ресницы, светлые на кончиках, бросали легкую тень на его щеки, а веснушки проступили сильнее на бледном, лишенном загара лице. Она не могла его оставить. Не могла. Еще какое-то время Тина обдумывала свое положение, затем решилась. Спустившись вниз, она быстро, чтобы не передумать, написала записку давнему знакомому. Если только адрес остался прежним… Персиваль Грейвз был скорее знакомым ее отца, поначалу он вел некоторое его финансовые дела, а потом сделался кем-то вроде друга семьи. Одно время он трогательно ухаживал за Тиной, но тогда, еще до смерти отца, она и не помышляла о замужестве. А после встретила Ньюта и совершенно потеряла голову. Грейвз казался ей излишне консервативным, впрочем, тогда она мало что понимала в мужчинах. Сейчас же, вспоминая его, она думала о том, что он скорее был надежным, и всегда старался ее поддержать. Если он ответит и Тесей заметит это письмо, то будет в ярости, — подумала Тина, но конверт уже был опущен в ящик и сомнения были теперь излишни. Ей нужен был совет кого-то со стороны, и она была рада, что сумела вспомнить о ком-то еще, кроме Ньюта и Тесея, которые постоянно ее окружали. Как бы ни хотелось остаться, пришлось все же возвратиться домой сразу после завтрака. Ньют опасался оставлять брата одного надолго — боялся, что в очередном приступе тот может как-нибудь себе навредить. Дни сменялись днями, а ответа все не было. Тина утратила надежду возобновить их дружеское общение — видимо, Персиваль Грейвз успел сменить адрес. Самочувствие ее было прекрасным в эти дни: утренняя тошнота уже отступила, а живот еще не выступал настолько, чтобы мешать ей. Гостей они не принимали, и потому Тина приняла решение не носить больше корсет. В последние недели она, пожалуй, чувствовала себя в этом доме лучше, чем когда-либо, тело ее словно налилось бодростью, шаги сделались легкими. Приступы вечерней мигрени также остались позади, чему Тина была до крайности рада. Она старалась не думать об увиденном в коридоре, да и имело ли это такое уж большое значение? Чем дальше бег времени уносил ее от этих воспоминаний, тем большее сомнение в их реальности охватывало ее, она уже не могла с полной уверенностью сказать, не было ли происходящее одним из ее ярких снов. Впрочем, подробности взаимоотношений Ньюта и Тесея вскоре сами выступили из тени. *** Тина собиралась уйти на привычную прогулку и вернуться к обеду, но обнаружила, что забыла прихватить книгу, которую начала перед сном, и вернулась за ней в спальню. В коридоре послышался голос Ньюта. Он доносился из Тесеевой спальни, и Тина, как зачарованная, подошла к двери. В дневном свете ей больше не удавалось списать увиденное на полумрак коридора, происходящее виделось настолько ясно, насколько было возможно, и Тина пораженно застыла возле створки. Ньют лежал у Тесея под боком, положив голову тому на грудь. Пальцы его машинально поглаживали живот Тесея, очерчивали контуры мышц. От щекотки Тесей рвано выдыхал. Их одежда в полном беспорядке была разбросана по комнате, словно они нетерпеливо сдирали ее друг с друга и, не глядя, бросали там же, где сумели от нее освободиться. В воздухе висел тяжелый мускусный запах, и у Тины не осталось и толики сомнений в том, чем они только что занимались. Ноги у нее ослабли и она привалилась к стене у проема, ударившись затылком о деревянные панели обшивки. — И все же… Я прошу, — донесся до нее умоляющий голос Ньюта. — Мы уже говорили об этом, и, помнится, я сказал «нет». Это опасно. Смерть в родах — это одно, но оставить ее в живых — значит подвергнуть нас риску… Слова Тесея доносились до нее как сквозь толщу воды, сердце сбивчиво зачастило в груди. Что означает «смерть в родах»? Что он такое говорит, он же говорит о ней, не собирается же он… —…просто дам ей развод. Скажем, что ребенок умер, скажем, что у нее была горячка. Ей и так тяжело здесь находиться, а после того, как она узнает, что ребенок мертв, она и вовсе не захочет здесь быть. Она знает, я не могу тебя оставить, и тогда я предложу развод. Прошу, Тесей, подумай! Мы не должны… Мы не должны губить ее, когда можем обойтись без этого, пойми! — увещевал его Ньют тем ласковым тоном, каким много раз утешал саму Тину. Ей стало дурно. — Вот как ты заговорил? Не ее ли речи я слышу от тебя? С чего тебе ее жалеть, а, Ньюти? Может, ты и вовсе захотел оставить все как есть?! Будете жить, будто меня никогда и не было, будто не было нас с тобой! Ты этого хочешь? — Тесей распалялся все больше и больше, и в конце сорвался на крик. — Отвечай! Отвечай мне! — Нет, — голос Ньюта был едва различим, — нет. Я хочу не этого. Я не оставлю тебя, клянусь. Помнишь, я обещал тебе? Я обещал тебе, обещал… — сбивчиво говорил Ньют, голос его стал глуше, словно он уткнулся лицом во что-то, — я же обещал… Никто не встанет между нами, я клянусь, слышишь? Никто, никто и никогда… — Даже она? — ревниво протянул Тесей. Ответа Тина уже не услышала, ноги несли ее по коридору, вниз, к лестнице. Мысленно она уже бежала все дальше и дальше от этого дома, от человека, с которым она поклялась быть в горе и в радости и чьего ребенка носила под сердцем, от его безумного брата и от смерти, что он ей уготовил. Не успела она шагнуть на верхнюю ступень, как позади раздался насмешливый голос Тесея. — Подслушивать нехорошо, — сообщил он и засмеялся глухим, надтреснутым смехом. Тина спускалась так быстро, как только могла, не смея перескакивать через ступени из опасения споткнуться. Но все равно едва не упала, когда грянул выстрел и сбоку от нее брызнула мраморная крошка. — Какого черта ты делаешь?! — закричал Ньют, и Тина пустилась бежать еще быстрее, в надежде, что его крик отвлечет Тесея. Взгляд ее судорожно заметался по холлу: можно было спрятаться за колонной, но как быть потом? Входные двери прекрасно просматривались с верхней площадки, и если она бросится к ним, а Тесей вздумает стрелять, то мишени удобнее попросту не найти. Кинуться в другую сторону? Направо, через столовую, к черному выходу из кухни? Может ли он быть заперт? Тина не знала. Как не знала и того, успеет ли она пересечь холл до того, как Тесей снова обратит на нее свое внимание. Она скользнула за колонну буквально за секунду до того, как пуля высекла искру из каменного пола, в дюйме от того места, где секундой раньше стояла ее нога. — Единственно верный для тебя способ получить развод, — кричал Тесей, шум от выстрелов оглушил и его, — вот что я делаю, Ньюти. Я вижу, к чему все идет, я же не слепой! Ты ее любишь, вы уедете вместе, а меня бросите, будто приблудного пса! Да пошли вы оба к черту! Во время его тирады Тина несколько раз дергалась, не решаясь двинуться с места, и, едва она оттолкнулась от подножья колонны, ваза у парадных дверей лопнула с оглушительным хлопком и рассыпалась осколками. — Перестань! Довольно! Отдай мне его, отдай сейчас же! — Тина слышала голос Ньюта, слышала звуки борьбы, но не могла заставить себя высунуть голову из своего укрытия, не могла увидеть происходящее. Послышались сдавленные ругательства, треск ткани, а потом — шум, будто по лестнице прокатилось что-то тяжелое и мягкое. Тина не выдержала и выглянула из-за колонны, и успела увидеть, как Ньют вывалился на пол у подножья лестницы, услышать, как голова его соприкоснулась с полом; раздался отвратительный влажный звук, будто треснул огромный спелый гранат, из-под золотистых волос проступила темная кровь, образуя темный блестящий ореол вокруг его головы. Звук этот все еще звенел у нее в ушах, громче любого выстрела, и Тина застыла, не в силах сойти с места. Она видела раскинутые руки Ньюта с подрагивающими пальцами, видела, как его застывший взгляд заволокло мутной пеленой, и после этого он уже не смотрел никуда, хотя глаза его все еще были изумленно распахнуты. Тесей уже стучал каблуками по лестнице, и Тина очнулась только тогда, когда услышала глухой утробный вой. Револьвер выпал у него из рук, пальцами он вцепился себе в лицо, а взгляд его, неверящий и пустой, был обращен на Ньюта. Затем он повернулся к ней, и Тина невольно попятилась, уперевшись спиной в холодный бок колонны. Тесей смотрел на нее, точно больное животное, и на секунду Тина решила, что сейчас он поднимет револьвер и застрелится, лишь бы не вмещать в себе то чувство, которое плескалось в его глазах. Через долгое мгновение взгляд его прояснился, посветлел, и Тина, не дожидаясь, пока он поднимет с пола револьвер, кинулась к выходу. Крошево осколков от разбитой вазы сотней игл обожгло босые ступни, но Тина этого почти не почувствовала. Ее сапожки так и стояли у входа, шерстяная накидка висела у двери, но Тина даже не взглянула на них. Она уже слабо отдавала себе отчет в происходящем, лишь бежала вперед, гонимая самым верным и древним инстинктом — выжить. Воздух кипел в легких, ноги горели, дыхание стало быстрым и поверхностным, но она продолжала бежать. Серые тучи окутали небо, не давая холодному зимнему солнцу пробиться к земле. Кромка леса чернела вдалеке, суля хоть какой-то, пусть и призрачный, шанс. Тина обернулась, вообразив себе ужасную фигуру Тесея, но не увидела его. Но увидела кое-что похуже. Белый рыхлый снег укрывал склон, и на нем оставались алые смазанные следы от ее шагов, и не было смысла бежать дальше, если Тесей просто пройдет по ним, словно охотничий пес, и свернет ей шею голыми руками. Тину затрясло, она кинулась к маленькой деревянной пристройке, где Ньют хранил садовые инструменты. Оружия там не сыскать — на зиму ее запирали — но за ней она сможет скрыться от Тесея, пусть и ненадолго, и забинтовать ступни, пустив легкое домашнее платье на лоскуты. Сердце заходилось в груди, а потом и вовсе пропустило пару ударов, когда мужской силуэт черной тенью выступил из-за угла. — Куда-то собралась? — протянул Тесей вежливым и безжизненным голосом. — Я своего разрешения не давал. Он произносил слова как-то механически, будто не постигая их смысла, и от этого выговора волосы на затылке у Тины встали дыбом. Тесей наставил на нее револьвер и внутри у Тины все заледенело. Тина вспомнила свой повторяющийся кошмар, вспомнила, как много раз она видела эти руки, покрытые разводами чужой крови, черной в этом неверном сумрачном свете, как любовно они держали перламутровую рукоять, вспомнила черное мертвое дуло, заглядывающее ей в лицо и помертвела от ужаса. Все, на что хватило ее сил — сомкнуть веки прежде, чем прозвучал оглушающий выстрел. Отзвук его все еще дрожал в воздухе, когда Тина открыла глаза. Тесей смотрел мимо нее светлыми злыми глазами, а на лбу у него темнел след от пули. Тело его завалилось назад и мешком осело на землю. Тина обернулась, отчего-то ожидая увидеть Ньюта. В дюжине шагов от нее прямо и грозно стоял мужчина, которого она уже не думала увидеть. Ветер трепал полы черного пальто, бросал темные, отросшие пряди ему в лицо, которое Тина узнала, стоило только в него взглянуть. Он тревожно нахмурился и, помедлив, убрал револьвер за пояс. — Вы в порядке? Порпентина? — Персиваль Грейвз медленно подошел к ней, внимательно оглядывая ее скудный наряд, босые замерзшие ступни и цепочку темных следов, что тянулась за ними. — Тина, вы меня слышите? — он осторожно набросил на нее пальто, под тяжестью которого она пошатнулась, но его руки не дали ей упасть. Он легонько встряхнул ее за плечи. — Где ваш муж? Где Ньютон? — Он… он… — в ушах все еще звенело, Тина слышала свой голос будто изнутри. Она не могла себя заставить выговорить это, будто облечь произошедшее в слова — значит сделать его правдивым. Наконец одними губами она прошептала: «мертв». Грейвз, вглядывающийся в ее лицо, на секунду прикрыл глаза. — Господь милостивый, что тут у вас произошло? — пробормотал он. — Пойдемте, я оставил машину у ворот. Впрочем, идти вы вряд ли можете, так что обхватите меня за шею покрепче. Грейвз поднял ее на руки, и мерно покачиваясь, медленно побрел по подъездной дороге, скрытой тонким слоем сереющего снега. Аккуратно усадив Тину на заднее сиденье, он осмотрел ее израненные ступни и вытащил несколько крупных осколков. — До города пара часов езды, — произнес он и взглянул на нее. Темные глаза лучились такой добротой и теплом, что Тина почувствовала, как чудовищное напряжение немного ослабело внутри. Совсем чуть-чуть, но этого было достаточно, чтобы она сумела понять, о чем ее спрашивают. — Продержитесь? Я отвезу вас в больницу, а потом пойду в полицию. Не волнуйтесь, я никого не подпущу к вам сегодня, чтобы вы могли отдохнуть, — он помолчал немного, и добавил: — Или хотя бы попытаться. Тина часто закивала в ответ. — Вот, выпейте, —Грейвз достал из внутреннего кармана фляжку и прежде сам сделал изрядный глоток. — Давайте. Остро запахло алкоголем, Тину замутило. — Я в положении, — произнесла она непослушными губами, не глядя на Грейвза. — Как вы тут оказались? — Вы мне написали, помните? — он убрал фляжку в карман, достал портсигар и покрутил в руках. Потом убрал в карман и его. — Письмо показалось мне странным, и я решил приехать. Я ведь давно… Впрочем, сейчас это совершенно неважно. Считайте, почуял неладное, — легкая усмешка пробежала по его губам, но поднять взгляд выше Тина так и не решилась. Почему-то ей казалось, что Грейвз осуждает ее. — Но такого… я, конечно, не ожидал… Простите. Он наклонился, поплотнее запахнул на ней пальто и, поколебавшись, передал флягу. Тина приняла ее и положила в карман. — Ну все, — Грейвз хлопнул дверцей, обошел машину и занял место водителя, — едем. Автомобиль тронулся с места, и Тина обернулась, пытаясь разглядеть дом, в котором прожила почти два года. Холод понемногу отступал, и она боялась, как бы его не сменил нездоровый жар, но пока этого не происходило. Нарочито беспечный голос Грейвза окутывал ее, отвлекая от произошедшего, даря надежду. Ньют мертв, — повторила она про себя. Мертв, мертв, мертв. Ей по прежнему не верилось в это, хотя краем разума Тина уже не сомневалась в случившемся. Она больше не чувствовала его присутствия где-то рядом с ней, он покинул ее. Тесей был безумен, и Ньют был безумен тоже, но все же он пытался ее защитить. Тина знала, что это отзвук ее любви убеждает ее в этом, что со временем ее шепот сойдет на нет, но сейчас она болезненно хотела в это поверить. Ньют защищал ее, и он любил ее, пусть и не так, как ей бы хотелось. У нее родится ребенок, и он будет таким же рыжим и светлоглазым, как все Скамандеры, и когда она впервые взглянет в его глаза, то не увидит там ни проблеска Тесеева безумия, а лишь мягкую, нездешнюю безмятежность Ньюта. Дорога уводила их все дальше и дальше, и впервые за последние сутки Тина позволила себе по-настоящему поверить, что все будет хорошо.

10.07-12.07.17