***
Билл находится в смятении, расстройстве и ярости одновременно. За все три года - одни лишь головные боли (и он даже не уверен, что они принадлежат чьему-то другому телу), да парочка незначительных уколов по рукам и бедрам. Его родственная душа явно не любительница активного отдыха, спорта и лобызания с дверными косяками. Билл выдыхает свинцом, потому что несносная Марш создана вовсе не для него. Денбро закуривает нервно, трясется так, что того гляди свалится наземь. Ричи смотрит пронзительно, понимающе хмурится, но ничего не говорит. Они делят друг с другом отцовские сигареты и первые заморозки, пока на горизонте не появляется Каспбрак и тут же не растягивается на скользких ступеньках у входа на трибуны. - Детка, побереги мое прекрасное тело, твоя мамка спасибо тебе не скажет, если я помру от гипергематомности! - Такой болезни нет, придурок! Они целуются жадно и громко, совсем не стесняясь Билла, пытающегося поудобнее ухватиться за обмусоленный желтый фильтр. Денбро видит рыжие локоны в догорающем Филиппе Моррисе и обжигает пальцы. - Позвони Бев, - бросает Эдди прежде, чем утянуть Тозиера на пары. Его красные от мороза щеки, обсыпанные толченной горчицей веснушек, пожалуй, худшее лекарство от влюбленности. Ричи Тозиер бы поспорил, поэтому Билл молчит о том, что у Бев с Каспбраком похожие скулы. Окурок отлипает от запястья с тонкими ниточками отошедшей кожи, но Биллу поебать, если честно. Беверли больно не будет. Стэн натягивает рукава свитера на ладони и стискивает зубы. Кофейная гуща на языке жжется детской имбирной газировкой, которую Билл так любит.***
Все дело в том, что Генри Бауэрс застигал их все время вместе. Стэн получает ни за что, Билл получает за длинный язык, но все они разделяют поровну, кроме разве что синяков - они дублируются, умножаются друг на друг и растут в геометрической прогрессии. Ты бы знал это милый, если бы перестал сохнуть по Бев и открыл глаза. Ты бы понял, что все это синее-желтое-красное на твоей бумажной коже принадлежит мальчику-птичке с крючковатым носом и пальцами. Но Билл продолжает звонить ей по выходным, чтобы просто помолчать в трубку, и на полях его тетрадей вновь расцветают ее волосы, шея, губы. Стэн следит за тем, как акварель заполняет контуры ее лица и ему хочется дернуть наверх рубашку, чтобы показать . Чтобы плеснуть в лицо всеми красками, что бьется Билл. Но рот склеивает чужая кровь, Стэн продолжает смотреть, как зубы Денбро терзают кожу, принадлежащую им обоим, и продолжает молчать. Все дело в том, что Стэн аккуратен донельзя, а Билл обожает падать прямо у него на глазах. Только не в его глазах, нет, никогда, ты же во мне навсегда, ты же колючей проволокой по моему маленькому оранжевому сердечку, ты же любишь рыженьких, милый? Все дело в том, что Стэн напивается до беспамятства в гараже Денбро, когда мамочка с папочкой куда-то деваются на выходных. Билл смотрит в его коньячные глаза, но видит только пустоту. Стэн чувствует его презрение Колей, и самая гипнотическая мантра из Торы не поможет ему вывести это из себя. Стэн боится смотреть в сторону Ричи и Эдди, потому что начнутся чесаться губы, руки, нецелованные щеки и подбородок - винтовой лестницей засосов вниз по лебяжьей шее. Сурьмой растекается по стенкам желудка зависть, жгучая зависть, Ричи бьется о подлокотник косточкой на запястье - Эдди шипит, но подзатыльник давать не решается; голова ему еще пригодится. А Стэн смотрит на свои обожженные сигаретами Билла запястья и давит в трахее всю табачную смолу чужих легких. Стэн видит, каким взглядом окидывает Билл их совместную с Бев фотографию, и сглатывает с трудом. Но Билл не чувствует, Билл бросает их и поднимается наверх, к другим более крутым "гостям". И стоит его клетчатой рубашке скрыться в черной дыре дверного проема, как Ричи шипит оглушительным шепотом прямо в ухо захмелевшего Каспбрака: - Эдс, мы не одни такие. Стэн слышит и вздрагивает. Стэн выхаркивает, кажется, последнюю искреннюю улыбку и объявляет во всеуслышание: - Я чувствую каждый его блядский ушиб и ожог, каждую ссадину и царапину от твоего тупого кота, Тозиер.***
Урис рвется в чуждую ему тусовку так отчаянно, что на ходу успевает забить пищевод водкой-пивом и кусками пластмассы. Он спотыкается и бьется костями о стены, оставляя в коридоре свой льдистый смех и горячий шлейф. Билл нащупывается в толкучке у кухни и затаскивается в ванную. Прижатый к раковине, он теряется и осоловело моргает, но не пытается сделать и шага к отступлению, ожидая какого-нибудь подвоха, как манны небесной. Билл обнимает музыкальными пальцами узкие предплечья, усеянные его синяками, и тянет мягкую улыбку. И Стэн, конечно же, целует его, потому что инсектарий под печенью вот-вот разорвет его холодную уродливую плоть. Билл деликатно отстраняется и начинает заикаться, как в прекрасное далеко, сотканное из даренных маргариток и клевера. Когда Беверли, грубая, вихрастая Беверли с кровавой сеточкой на коленях, уродливым обесцвеченным бра и яркими губами, еще была с ними. - Сс-т-т-тэн, мне в-в-обще парни не н-н-нравятся, п-п-прости, п-п-п-пожжаллуйста. Стэн снова пропускает Амиду. Стэн спотыкается на лестнице и катится кубарем вниз нарочно, но этого никто, конечно, не замечает.***
Билл просыпается посреди ночи, оглушенный собственной нечеловеческой болью. Он давится агонией, надрывает горло, потому что руки - сплошное кровавое месиво, а раскуроченная вена ухмыляется длинными алыми серпами. Миссис Денбро визжит и хватается за аптечку, мистер Денбро закрывает Джорджи глаза и давит на уши, чтобы не слышал, как Билли теряет родственную душу. Багровое болото затягивает Билла в свою пузырящуюся топь, и где-то в тяжелых рыданиях он забывается в обмороке. Утро встречает его чистыми бледными запястьями и выглаженными шрамами, которые едва ли доживут до завтра - рассеются, как туман над зареванным розовым лесом. Утро встречает его страшной-престрашной сказкой, которая впивается в кожу осколками цветного стекла, душит самыми крепкими спазмами, выбивает из тела остатки сна. Но все это вовсе не сказочки, у Билли под кистью - самые красные фьорды, и так просто из головы это не выкинешь. Билл, наконец, понимает. Ему названивают и названивают, и фантомными судорогами вновь вспыхивают руки, когда он нажимает на кнопку приема вызова. И провод белою змейкой вьется вокруг запястий трубками с катетерами и жгутами, которые так и не справились. Стэнли, наш милый-милый Стэнли, сегодня вскрыл свои милые-милые вены. - Билл, ты... Ты придешь попрощаться? Билл бросает трубку.