Наблюдатель

      Отношение Альфреда к выбору Брюса смягчалось в течение долгих лет, и сейчас он мог проявлять лишь согласие с этим решением, хотя порой в моменты, когда ему приходилось оставаться с Джокером один на один, неведомая внутренняя сила заставляла его лишаться контроля и безо всяких усилий открыто демонстрировать свои самые неприятные, презрительные чувства, которые и его самого только расстраивали. Каждый из них был в состоянии справиться с этим, но спокойствие давалось непросто, и это касалось не только Альфреда, но и Брюса с Джокером.       Порой, оставаясь наедине с самим собой, Альфред подолгу размышлял. Думать о своих отношениях с Джокером было не так важно, как рассматривать мысль о том, что в итоге вообще представляли собой нынешние отношения Бэтмена и Джокера, закрепивших свой союз когда-то давно клятвами вечной ненависти и любви. Альфред заметил, что любой человек, находившийся рядом — и даже он сам — видят их каждый по-разному. Он убедился в этом, когда однажды Кларк подошел к нему и, не скрывая непонимание, спросил: «Они правда встречаются или все еще враги?» Альфред видел в них пару, в то время как Кларк увидел только врагов. Он не нашел, что ответить тогда, но взглядом дал понять, что спрашивать такое нужно не у него.       В течение долгого времени Альфред убедился, что поведение Брюса и Джокера зависит от того, кто в данный момент за ними наблюдает. А эта взаимосвязь порождала один вопрос: «Осознанная ли эта была игра или просто незаметная для обоих привычка?»       Альфред часто видел их друг с другом иными, чем все участники Лиги Справедливости, чем все ученики Бэтмена, чем Гордон с полицейскими, когда тем удавалось застать их в разгар битвы. Но даже когда Альфред замечал их одних, сидевших или за столом на кухне, или во дворе на скамейке перед особняком, — он видел лишь часть того, что на самом деле испытывали эти двое друг к другу, а, быть может, и вовсе не то.       Он понимал, что его присутствие оказывает влияние на поведение обоих. При нем они в основном сдержанны и, как предполагал Альфред, просто не могут вести себя так, как им, возможно, безумно хочется, но из-за препятствующего взгляда вынуждены вести себя такими, какими их привыкли видеть. Иногда они могли казаться совершенно чужими людьми — в основном в присутствии посторонних людей; могли быть раздражительными и нетерпеливыми друг к другу — обычно, когда рядом находился Гордон; иногда проявляли безразличие — частенько рядом с Альфредом, но могли и неприлично заигрывать; а иногда проявляли агрессию, часто сулившую драки или ее зачатки. Как раз агрессивными они были только один раз в присутствии Супермена и Флеша. Кларка это насторожило, а Барри в тот момент в шутку сказал, что стоит сбегать в прошлое и сравнить отношения Бэтмена с Джокером с настоящим, чтобы заметить разницу. В этом была какая-то ирония.       И ведь вправду, наблюдая за ними, не только у Альфреда, но и других людей, создавалось твердое впечатление, что ни тому, ни другому не доставляют удовольствия и радости их отношения; казалось, будто им в тягость жить вместе, будто они являются друг для друга тяжелой обузой, которая только мешает им жить на свое усмотрение, заставляет непрерывно нервничать и злиться по пустякам. Альфред не переставал думать об этом и не мог откинуть вариант того, что это на самом деле могло быть правдой. Он пытался игнорировать некрасивую надежду, но продолжал верить, что, возможно, когда-нибудь эти двое не выдержат и разбегутся кто куда, и все снова станет по-старому. Но это было до смеха маловероятно. Альфред охотней верил, что они скорее убьют друг друга, чем разойдутся, как законопослушная пара — и в этом тоже была своя ирония.       В поисках истины Альфред вдруг кое-что понял. То, что видят люди, — на самом деле иллюзия, создаваемая ими самими одним лишь своим присутствием. Они, сами того не замечая, оказывают влияние на подсознание и Бэтмена и Джокера — и только одним своим взглядом запирают их в клетку, в которой позволено делать лишь то, что они привыкли видеть. И эти люди, продолжая наблюдать, одновременно удивлялись, почему в ней так тесно этим двоим, не понимая, что сами не позволяют перейти границы. Альфред не был уверен, но заключил, что, возможно, именно это и объясняло их поведение на людях. К тому же он своими глазами видел, как на самом деле они могут быть открыты и добры друг к друг, когда заметил их на камере слежения. Тогда они были только вдвоем, как им казалось, и могли общаться так, как им хотелось, так, как было для них наиболее правильно. Они сами помогали друг другу понять, как нужно сейчас себя вести, а посторонний человек только нарушал это равновесие, которого они добивались годами, постоянно изучая друг друга, подстраиваясь под часть желаний, пытаясь находить в этом что-то положительное и для себя. Однако и в это Альфред верил с трудом, ведь ничему нельзя было полностью доверять, даже собственным глазам.       Это было практически непостижимо, но Альфред искренне пытался их понять, хотя они до сих пор оставались для него нерешаемой загадкой, практически парадоксом, который решался лишь в определенных условиях. И так оно и было. В их отношениях все еще царствовала неопределенность, скрывающаяся только тогда, пока их роли не определял могущественный взгляд наблюдателя.