Разнообразие отношений

Студент Санкт-Петербургского Государственного Университета Юрий Хованский понял, что его настроение испорчено окончательно и бесповоротно, увидев, с кем ему предстоит сесть. Все тяготы этого дня начались с того, что рано утром к нему пришла его девушка. Точнее, бывшая девушка, потому что явилась она для того, чтобы разорвать их отношения, обосновав это тем, что на прошлой неделе встретила любовь всей своей жизни. Юра, естественно, ничего сделать и никак повлиять на ситуацию не мог. Потом в кафетерии университета он умудрился столкнуться с каким-то третьекурсником, из-за чего последний опрокинул на него свой кофе. Третьекурсник получил отборную порцию мата, а Хованский был вынужден бежать в туалет, чтобы замыть пятно на свитере. Элемент одежды, между прочим, пришлось снять, так что Юра был обречен мерзнуть весь день: эта зима выдалась для Питера неестественно морозной, и, хоть помещения и отапливались, было холодно. Юра поблагодарил несуществующего бога за то, что штаны остались чистые, иначе ходить бы ему в мокрых брюках, ведь переодеть их после застирывания было бы не на что. К концу дня выяснилось, что Хованскому все же придется идти на дополнительные курсы по физике, потому что туда идут все в добровольно-принудительном порядке. Он бы с удовольствием прогулял, но прекрасно понимал, что, в связи с тем, что программа в этом году намного сложнее, чем была прежде, существовал риск завалить сессию. Но завершающим аккордом в череде сегодняшних неудач стало то, что единственное свободное место в аудитории оказалось рядом с Дмитрием Лариным. Ларин учился с Хованским на одной кафедре и даже в одной группе. Это был, на взгляд Юры, пренеприятнейший тип. Язвительный, резкий и прямолинейный, он, казалось, готов был вывернуться наизнанку, только бы доказать свою правоту. Да чего уж там, даже физиономия его была отвратительна. Возможно, Хованский и преувеличивал некоторые вещи в силу своего отношения к Ларину, но навряд ли худое лицо с сильно выступающей вперед надбровной дугой, глубоко посаженными непонятного цвета глазами, высоким лбом с уже начавшими появляться морщинами (все из-за того, что Ларин слишком часто хмурился), искривлявшимся иногда в неприятной усмешке ртом с неровными зубами можно было счесть привлекательным. В свои двадцать два он выглядел лет на тридцать. Но больше всего Хованского выбешивала его речь с противной не выговариваемой Лариным буквой «р». Юра гордо поднял голову и, нацепив на лицо презрительную ухмылку (что далось ему с огромным трудом), сел на скамью. Ларин, судя по выражению лица, с которым он посмотрел на Хованского, тоже не был рад такому соседству. — Здравствуй, — неизвестно зачем буркнул Юра недоброжелательно. Ларин нахмурился и промолчал. Во всем были виноваты чертовы курсы, проводившиеся непонятно для чего. То, что половина группы совершенно не разбирается в физике, еще не значило, что на курсы надо было тащить всех вне зависимости от желания, да и вообще… Хованскому вдруг пришло в голову, что нечего винить во всём курсы. Даже будь они необязательными, он бы пришёл, беспокоясь за то, как сдаст сессию. То, что Ларин в университете учился лучше всех и посещал каждое дополнительное занятие, Юра знал, хоть не общался с ним лично и предпочитал сводить их взаимодействие к минимуму. Следовательно, Дима тоже заявился бы сюда в любом случае. Единственное — будь курсы посещаемыми по желанию, присутствовало бы гораздо меньше людей и им не пришлось бы сидеть вместе. Возможно, в любой другой раз Юра злился бы не так сильно, но сегодня его успели вывести ещё раньше. Вынужденное расположение рядом с Лариным стало просто-напросто последней каплей, вызвавшей в уже и так доведенном до ручки Хованском волну бешенства. Однако он никак не показал свое состояние и постарался успокоиться и сосредоточиться на словах начавшего говорить профессора, не обращая внимания на Ларина. В конце концов, ничего сверхъестественного не произошло. Какая вообще разница, как близко к нему находится Ларин? Пусть себе сидит рядом. Он просто не будет обращать на него внимания. Он сможет. Рядом с Юрой послышался шелест листов тетради. Эмоции, на какое-то время усмирённые Хованским, разбушевались с новой силой от этого, в принципе, ничем не примечательного звука. Чертов Ларин. Юра зажмурился, пару раз вдохнул и выдохнул, пытаясь сдержать накатывающую волну злости. Спокойно. Он ничего не замечает. Рядом с ним никого нет. — Ты не мог бы быть потише? — все-таки не сдержался и раздражённо прошептал он Ларину, когда шорох вновь повторился, пытаясь, тем не менее, не выплескивать всю свою злость. Впрочем, Юра прекрасно понимал, что придирки его абсолютно необоснованны и, более того, выглядят ужасно глупо. Ларин, очевидно, не ожидавший от него никакой реплики, а уж тем более подобной, с удивлением повернул голову, отчего-то избегая взгляда в глаза. — Что, прости? — переспросил он. «Можно подумать, ты не услышал», — язвительно подумал Хованский, а вслух сказал, продолжая придерживаться пародии на вежливый тон, которая больше напоминала издевательство: — Будь так добр, прекрати шуршать. Удивлённый взгляд Ларина сменился на привычный уже нечитаемый. Он нахмурился и спросил: — С чего это я вообще должен слушаться тебя? — Теперь он повернулся к Юре всем корпусом, а не только лицом. Хованский ухмыльнулся, чувствуя какое-то злорадное удовольствие от того, что смог вызвать Диму на такой вот маленький конфликт. — Да в принципе, ты и не должен. Однако будешь, — пожал он плечами, моментально отбрасывая в сторону всю наигранную вежливость. — Да что ты говоришь? Хотел бы я посмотреть на то, как ты меня заставишь, — несмотря на всё своё возмущение, Ларин по-прежнему продолжал шептать, чтобы не привлекать внимание преподавателя и остальных студентов. — Во-первых, если тебя что-то не устраивает, отсядь от меня. И мне плевать на то, что некуда. Можешь расположиться хоть на полу. Я лично никакого дискомфорта не испытываю. Хованский, честно говоря, даже опешил от такой пламенной тирады от обычно безэмоционального Ларина. Вроде бы исчезнувшее после забавной реакции собеседника раздражение вернулось. Дима тем временем продолжал говорить: — Во-вторых, я никак особенно не шумел. Всего лишь перевернул листик, что, заметь, время от времени делает каждый в этом помещении. Тебе же отчего-то не понравилось это действие, когда оно исходило именно от меня. Лечиться нужно, Хованский. Юра кое-как сдерживал бушующий внутри гнев и старался дышать глубоко, чтобы успокоиться. Крепко сжав под партой кулаки, он зажмурился на несколько секунд и только после этого расслабил кисти рук. И как он мог спокойно выносить Ларина раньше? Может быть, ему действительно пора в психушку? Наконец, полностью успокоившись, Юра вновь стал вслушиваться в слова профессора, периодически поглядывая на Ларина, который теперь игнорировал его в упор. Он сидел не двигаясь, и только его рука с зажатой в ней шариковой ручкой динамично порхала над листом, записывая что-то. Юре вдруг пришло в голову, что Ларин очень сильно изменился по сравнению с тем, каким он был, когда они только начали учиться в университете. Неудивительно, что Хованский не замечал это раньше, ведь они предпочитали вообще никак не взаимодействовать. Вообще, они познакомились тогда, когда смотрели, поступили они или нет. Юра проталкивался через огромную толпу, чтобы добраться до заветного листика, и налетел на Ларина. Наверное, он не был бы так груб, если бы на него не давили со всех сторон и если бы он не был так взволнован, но в тот момент он отпихнул Ларина в сторону и сказал что-то вроде: «Свали, пидор». Злопамятный Дима, конечно же, не забыл этого инцидента и всячески после тренировал на Юре свое виртуозное умение оскорблять и унижать. С остальными он был всегда очень сдержан и срывался только на Хованского. Юра, конечно же, не стал терпеть и отвечал Диме. В последнее же время Ларин если и ругался, то с неохотой, и даже в только что случившейся перепалке явно не хотел принимать участия. Это было видно по тому, как он морщился, прежде чем ответить. Раньше, бывало, хватало всего полуслова от Юры, чтобы завести его, и он с энтузиазмом набрасывался на Хованского. Теперь же всё это куда-то бесследно пропало. Ещё Юра не мог понять, почему Ларин так упорно не смотрит на него. Где все те злые, полные ненависти взгляды, которые раньше чуть ли не прожигали в нём дырки? Определённо, с Димой что-то не так. Неожиданно Юра разозлился сам на себя за то, что так много думает о Ларине. Ему вообще не должно быть никакого дела до этой картавой мрази. Пусть себе меняется в какую угодно сторону, может даже вообще больше в университет не приходить — Хованский только рад будет. Наверное. Лекция закончилась, и Юра с радостью подумал, что теперь он свободен на все выходные. В аудитории поднялся шум от разговоров студентов, счастливых по той же причине, по которой был счастлив Хованский, и только Ларин молчал. Он явно не собирался находиться рядом с Юрой даже на секунду дольше необходимого, судя по тому, как резво он направился к выходу. Хованский, хмыкнув себе под нос, закинул на плечо сумку.

***

Спустя полтора месяца дополнительных курсов Юра был на взводе. Он совершенно не понимал поведения Ларина. Почему он сменил свое упорное игнорирование на такие странные взгляды? Почему постоянно презрительно хмыкает в сторону Хованского? Наверное, Юра никогда не узнает, что происходит у Димы в голове. Ларин в последнее время почти с ним не заговаривал, но его взгляды в сторону Юры были красноречивее всех слов. Через какое-то время Юра понял, что больше не может этого выносить, и не выдержал. — Ларин, может быть, ты уже перестанешь пялиться на меня так, будто дырку во мне прожечь взглядом собираешься? — недовольно спросил он в пятницу перед занятием. — Мне кажется, Хованский, что я могу смотреть на любого человека так, как мне вздумается, — отозвался Ларин, даже не удостоив его поворотом головы. Хотя Юра не ожидал даже и того, что он просто ответит. — А то, что тебя это так волнует, кажется мне несколько странным. — Ты меня достал! Найди себе другой объект для разглядываний! — зло, на эмоциях произнёс Юра, будучи просто не в силах уже держать весь накопившийся по отношению к Диме негатив в себе. — Не хочу. Может быть, мне доставляет удовольствие смотреть именно на тебя, — неожиданно весело произнёс Ларин, все-таки посмотрев на Юру. В его глазах сверкали те же задорные искорки, что прозвучали в голосе. Юре показалась странным такая резкая смена настроения. Создавалось ощущение, что Дима просто проверяет что-то, испытывает Юру, и для него всё это является игрой. Это предположение только подлило масла в огонь, бушующий в мыслях и эмоциях Хованского, и добавило новую порцию раздражения. На них начали оглядываться, потому что во время следующей реплики Юра немного повысил голос: — Ларин! Да отвали ты от меня! Все веселое настроение Димы пропало в никуда, будто его и не было, и перед Хованским теперь вновь сидел всё тот же знакомый ему меланхоличный Ларин. Юра даже подумал, не привиделся ли ему прежний Дима, потому что мгновение, когда он был таковым, было очень и очень коротким. — Да на здоровье, — пожал Ларин плечами. Он отвернулся от Юры с ничего не выражающим лицом. На Хованского после этого непродолжительного диалога накатила волна мыслей, содержание которых заключалось в том, что пора бы прекратить эту неизвестно для чего продолжающуюся хрень. Он перестал видеть смысл в постоянных спорах и столкновениях с Лариным. Да что уж там, он и раньше его не видел. Просто Ларин был дохуя обидчивым для того, чтобы забыть тот поступок Юры, сделанный на нервах, а Юра дохуя гордым, чтобы попросить за него прощения. Но кто-то из них всё равно рано или поздно был просто обязан сделать шаг к примирению. Юра еле-еле дождался окончания занятия. Когда он выходил из университета, его голова была забита всё теми же мыслями. Возле дверей его ждали. — Хованский, — услышал он. Человеком, окликнувшим его, был ни кто иной, как Дмитрий Ларин. — Что тебе от меня надо? — буркнул Юра. Взаимодействовать сейчас с Лариным не было никакого желания, главным образом из-за того, что он так и не определился с дальнейшим своим поведением. — Я хочу извиниться перед тобой, — с каким-то слишком усталым вздохом, как показалось Юре, произнёс Дима. — Что?! — опешил Хованский. К таким словам он совершенно не был готов. Юра думал, что сейчас последует привычная перепалка, не имеющая абсолютно никакого смысла, ожидал, что Ларин будет язвительно ухмыляться и бросаться своими язвительными и несмешными шуточками. Господи, да он ожидал любого, кроме этого! — Я прошу прощения. Я прекрасно понимаю, что в очередной раз опозорил тебя сегодня перед всеми. Извини меня, — терпеливо и прямолинейно повторил Ларин. Казалось, он ни капли не боится и не смущается говорить это, что обычно свойственно большинству других людей. — Почему постоянно, когда ты находишься рядом, я теряю контроль над своим поведением? Как же я устал от того, что ты всё время выводишь меня из себя и я позорюсь перед другими людьми, выставляя себя какой-то истеричкой, — в сердцах выложил Юра всё то, что думал в этот момент. — Я знаю, — пожал плечами Ларин, даже не совершая попыток спорить или возражать. — Господи, Ларин, вот что тебе от меня надо? Зачем… — прервавшись на середине фразы, Юра замолчал, неожиданно осознавая всю бессмысленность этого диалога. Ларин тут же шагнул ближе, внимательно смотря ему в глаза. Юра, не ожидавший, что он окажется так близко, отшатнулся. По его спине пробежали мурашки, и он сам не мог сказать, отчего они. Ларин нахмурился. — А что тебе от меня надо, Юрий? Мне очень это интересно. Почему ты сегодня накинулся на меня? Я же даже не сказал тебе ничего, — произнёс он. — Но ты смотрел на меня! — И что? Юра вздохнул. А ведь действительно, и что? Он начал раздражаться от одного только взгляда в свою сторону. Забавно и в то же время страшно, что это работает только с Лариным. — Тебе не кажется, что этот разговор ни о чем? — Нет. В последнее время я многое понял, Хованский. Нас с тобой связывают слишком эмоциональные отношения. Поэтому мы должны научиться сосуществовать, — серьезным тоном сказал Дима. — Я тебя понимаю. Прекрасно понимаю. И я с тобой полностью согласен, — признал его правоту Юра, приятно удивлённый тем, что его мысли и мысли Ларина на этот счёт оказались схожи. Это значило, что не придётся теперь ломать голову на тем, что делать с их взаимоотношениями. Так же его порадовало то, что Дима поднял эту тему, так как сам он не решился бы, скорее всего. — Голову даю на отсечение, что кое-что ты и представить себе не мог, — сказал Ларин с нервным смешком. Он вдруг качнулся вперед, быстро обхватил Юру за шею, потянул на себя и поцеловал. Поцелуй был со вкусом неожиданности. Юра никак не отреагировал на него хотя бы из-за этого и стоял, не шевелясь и даже не совершая попыток оттолкнуть Диму. Он не успел осознать всех впечатлений, эмоций и ощущений, вызванных таким обыкновенным на первый взгляд прикосновением губ: через пару мгновений Ларин отстранился, пристально и с несвойственным ему страхом глядя на Хованского. — Прости, — пробормотал он себе под нос, разом растеряв всю свою храбрость и настойчивость. — Наверное, мне пора идти. — Стой. Мог ли он когда-нибудь представить это? Мог ли представить это Ларин? Когда именно это началось? Планировал ли Дима этот поцелуй? Или сделал это в порыве эмоций? Юра понял, что совсем запутался. И было только одно, что являлось сейчас для него аксиомой. — Стой, — повторил он и потянулся к Ларину за повторным поцелуем.