Без инстинкта самосохранения

В тесном зрительном зале невыносимо душно. Жар софитов достигает первых рядов хореографов. С этого места самый лучший обзор, за который, к сожалению, приходится расплачиваться физическим дискомфортом. Максим давится спертым воздухом и мечтает о бутылке с ледяной водой. Со стороны он выглядит совершенно спокойным и расслабленным. И мало кто знает, что Нестерович находится в ожидании, внутри у него закручена пружина, которая по всем законам должна рвануть сегодня, ведь здесь есть человек без естественного инстинкта самосохранения, готовый нажать на спусковой крючок. Пространство заполняет дурманящий темно-изумрудный цвет, раздаются первые звуки песни. Максим сжимает неудобную скамью пальцами и сверлит взглядом сцену. Юля с Димой профессионально отыгрывают вступление, вживаясь с каждой секундой в свои роли. Двигаются в такт, сверлят друг друга взглядом. Но они всего лишь актеры, им чужда эта обстановка. Нестерович ждет ту, для которой все это слишком знакомо, для которой такая атмосфера – еще одна грань личности. Номер приобретает изысканные неповторимые тона, когда на сцене появляется третий человек. Катя из тени кулис выходит медленно, плавно ведя бедрами. Уверенность сквозит в каждом ее шаге, внимание зала намертво притягивается к ней. Она небрежно поправляет пояс слишком короткой юбки и подходит к бильярдному столу, обшитому дорогим сукном. Нестерович впивается глазами в ее профиль. Цепляет взглядом мягкие волны розовых волос, скользит по аккуратной линии носа и обводит контур ее ровных губ, которые он так любит прикусывать до красноты во время поцелуев и которые сейчас так далеко. Становится невозможно горячо, когда Решетникова начинает танцевать. Ее движения пропитаны насквозь благородной сексуальностью, ее тело гибкое, красивое и как будто рождено для такой откровенной хореографии. И Максим видит, как за секунды девушка полностью меняется, в ней не остается уже ничего от той примерной жены с фамилией Нестерович. Теперь есть только другая Катя. Такой ее мало кто знает. Он же выучил за долгие годы на отлично. Такая Катя бесстыдно стонет и извивается под ним на обеденном столе, одними губами прося двигаться быстрее, давится его членом, пропуская глубже в горло и удерживая зрительный контакт, и сама защелкивает металлические наручники на своих тонких запястьях. Это та самая Решетникова, которая когда-то танцевала гоу-гоу в вульгарном наряде и целовалась за клубом с малознакомым парнем в холодном Новосибирске. Дикая, опасная, возбуждающая до безумия одними своими изящными линиями. И сейчас Катя, кажется, играет на нервах всех мужчин в этом помещении, когда опирается на край бильярдного стола, разводит стройные ноги и одним мягким движением скользит на пол. Она выгибается, демонстрируя всем свое тело, двигается слишком сексуально и притягательно. И Максим уже точно знает, в какой позе он возьмет ее, как только они доберутся до дома. Какого же только черта они купили жилплощадь так далеко и машину с узким неудобным задним сидением. Задравшаяся неприлично высоко юбка на главной героине сегодняшнего вечера заставляет Нестеровича стиснуть челюсть. Его взгляд становится темным, угрожающим и явно не предвещает ничего хорошего. Максим видит все: ее бедра, на которых при слишком сильном нажатии обычно остаются следы его пальцев, ее ягодицы, упругие, молочная кожа которых краснеет почти мгновенно после уверенных шлепков. А Решетникова как будто только и хочет довести сегодня его до грани. Она тянет на себя Диму, оказываясь зажатой между деревянной поверхностью стола и парнем. Когда он наклоняется вперед, буквально вжимаясь в Катино тело, она лишь шире расставляет ноги и привстает на носки, соблазнительно вытягиваясь. Максиму хочется стащить прямо сейчас ее с этого бильярдного стола и грубо прижать к стене за кулисами, потому что их прелюдия слишком затянулась. Его останавливают только последние капли самообладания и осознание того, что видеть альтер-эго Решетниковой могут многие, но оставаться наедине с ним позволено только ему. Когда Катя покидает сцену, Нестерович как-то непроизвольно облегченно выдыхает, пытаясь сконцентрировать внимание на оставшихся танцорах. Они стараются, доигрывают до конца, но хрупкая магия, созданная сумасшедшей, отчаянной Решетниковой, медленно рассеивается. И хоть Косьмина как две капли воды похожа на нее внешне, в ее взгляде нет того секса, что есть у Кати, она не соблазняет одними глазами, вгрызаясь в самое нутро. Вторая половина концерта проходит относительно спокойно. Максим лишь краем глаза замечает вернувшуюся на места хореографов Решетникову, которая, к слову, так и не удосужилась переодеть хотя бы непозволительно короткую черную юбку, плотно обтягивающую ее ягодицы. Но так даже лучше. Он сам стянет ее, когда заставит Катю опереться руками о столешницу большого стола в их гостиной и прогнуться в пояснице. Осталось вот только схватить ее железной хваткой за запястье сразу же после съемок и повести на выход из Главкино, пока ей не захотелось с кем-нибудь сфотографироваться или переброситься с Карпенко парой пошлых шуток. Но Нестерович забывает, что сегодня не его день. Как только камеры выключаются, в тесном зале начинается хаос. Люди поскорее хотят выйти из этого душного, темного места. Все, что успевает увидеть Максим, это мелькнувшие в правом углу розовые пряди волос, обладательница которых в следующее мгновение скрывается за кулисами. Искать Решетникову в лабиринте этого здания бесполезно, поэтому Нестерович отправляется сразу на улицу. Если она собирается вообще уехать сегодня отсюда, то выйти ей точно придется. От морозного воздуха, резко попавшего в легкие, перехватывает дыхание. Максим облокачивается плечом о высокую стену здания, размышляя о том, что Катя в очередной раз провоцирует его, будит в нем все животные инстинкты, которые ему не так просто контролировать. Он не видел ее номер до сегодняшнего вечера, но знал, чего стоит ждать, потому что утром Решетникова прислала ему пару голосовых, в которых детально рассказывала насколько откровенным будет ее костюм и что ему стоит внимательнее следить за ее движениями на сцене. И сейчас ее слова вспыхивают в сознании, подкрепляясь свежей зрительной картинкой. Нестерович заводится, злится, пружина внутри сжимается до предела. Где ее вообще носит, пока он тут уже минут десять мерзнет на улице в томительном ожидании. Он набирает ее номер. Конечно же, трубку на том конце никто не поднимает и это невыносимо бесит. Зачем ей вообще нужен этот чертов телефон, если она никогда не берет его в нужные моменты. С такой Катей хочется смолить пачками, нервы-то не железные. И Максим не выдерживает, потому что ее хочется уже прямо здесь и сейчас, до невозможного. Пружина разлетается на куски, ударной волной обещая уничтожить все вокруг. – Понравился номер? – рука Нестеровича с тлеющей сигаретой вздрагивает от внезапного тихого шепота на ухо. Решетникова улыбается своей фирменной улыбкой. На ней надета легкая куртка, которую она даже не застегнула на молнию, а ноги защищают от холода лишь тонкие полупрозрачные колготки. Максим смотрит на Катю, и не знает, чего хочет сильнее, закутать ее в теплый шарф или стащить, наконец, всю эту одежду с нее. Он выкидывает сигарету, подходит вплотную и, фиксируя одной рукой подбородок, ловит ее взгляд. – Домой. Быстро, – отчеканивая каждое слово, произносит парень. Еще пара минут на этом адском холоде, и он точно напомнит ей, какие потаенные углы есть в этом огромном здании, позади них.

***

Им повезло, что сегодня дома нет ни единой живой души. Катя едва успевает снять куртку, когда Максим хватает ее за руку и тащит прямо в гостиную. Его выдержки хватило на поездку до дома, но теперь все. Здесь он главный и сюжет будет развиваться по его сценарию. Нестерович слегка толкает Решетникову вперед к спинке дивана, вынуждая ее, чтобы удержаться на ногах, схватиться руками за мягкую ткань. Резкие действия выбивают из Кати глухой выдох. Она смотрит куда-то вниз, волосы скрывают лицо от Максима. Ему же хочется видеть ее эмоции, горящий огонь в глубоких глазах. Его ладони опускаются рядом с ее на спинку дивана, он максимально близко к ней, давит своими бедрами на хрупкое женское тело, вжимая его в темную жаккардовую ткань. – Решетникова, ты же прекрасно знаешь, чем заканчиваются все твои выходки, и все равно каждый раз провоцируешь меня. Тебе нравится, когда я грубый и неуправляемый, да? – сильная мужская рука сжимает горло Кати, тянет назад, заставляя ее слегка запрокинуть и повернуть голову вправо. Нестеровичу до ломоты в костях необходимо контролировать сейчас все – провоцирующие движения, горячие слова, яркие взрывы под кожей. Видеть, как действуют на Катю его прикосновения, как она распахивает свои губы, шепча одно его имя, как подчиняется, задыхаясь от близости их тел. – Признайся уже, наконец, – они оба ходят по лезвию ножа без капли страха в крови. Адреналин зашкаливает на всех датчиках, когда Решетникова слишком пошло облизывает свои пухлые губы и довольно улыбается. Она не спешит отвечать, растягивая секунды, играет с огнем. Бесстыдно трется бедрами о его пах, и это чистой воды провокация. Нестерович чувствует, как Катя прикасается губами к его щеке, оставляет легкие поцелуи. И в них нет никакой пошлости, возбуждающей откровенности, но отчего-то пробивает насквозь до дрожи как от разряда электрического тока. Глаза застилает мутное марево, еще немного и способность здраво мыслить потеряется полностью. Неожиданный шепот отрезвляет, возвращает на эту чертову землю: – Хочу жестко и быстро. Прямо сейчас, – медленно с придыханием, по буквам. Максим ощущает, как внутри становится все жарче, а контролировать свое возбуждение все сложнее. Решетникова специально доводит его. Отчаянная мазохистка. Но ему не шестнадцать, чтобы срываться по первому приказу девушки, впопыхах раскатывая по члену презерватив. Пора играть по его правилам без всяких жалостливых «но». – Сначала заслужи, – фраза, а если быть точнее, приказ, произносится жестко, со стальными нотами в голосе. Свой настрой Нестерович незамедлительно подкрепляет действиями. Он разворачивает Катю к себе лицом, смотрит в ее глаза, наполненные до краев страстью и оголенным желанием, а после давит на плечи, заставляя опуститься на колени. Решетникова делает это мягко, медленно и так волнительно, ведя ладонями сначала по мужской груди, плавно переходя на бедра. Твердый холодный пол должен приносить ей дискомфорт, но ничего не выдает ее ощущения. Максим проводит большим пальцем по ее губам, скользит по острой скуле. Она такая податливая, такая расслабленная, полностью принадлежащая ему. И от этой мысли напрочь выносит мозги. Весь ее образ сейчас как нельзя лучше вписывается в антураж развернувшейся перед глазами сцены. Твердые соски, проступающие сквозь тонкую бежевую ткань, задравшаяся вверх глянцевая юбка, обнажившая стройные бедра, натянувшийся темный капрон, скрывающий ее нежную кожу. Не хватает небольшой детали. Нестерович скучает по ее длинным волосам. Их было до невозможности удобно наматывать на кулак и резко оттягивать назад, вынуждая Катю шипеть и морщиться от легкой боли. Сейчас он может лишь запустить ладонь в ее короткие пряди и сжать их между пальцами. Но этого тоже достаточно. Максим заставляет Решетникову прижаться щекой к собственному паху. В джинсах становится уже невыносимо тесно. Катя дышит через раз и хватается руками за его бедра, чтобы немного отстраниться. Томительное ожидание ее дальнейших действий, сладкое предвкушение ломают изнутри. Горло неожиданно сковывает, как будто на нем затягивается тонкая удавка, когда Решетникова сквозь плотную ткань дотрагивается до его возбужденного члена, гладит и оставляет легкие поцелуи. Касается губами так мимолетно, едва ощутимо, что приходится полностью сконцентрироваться на ощущениях, чтобы прочувствовать все до конца. Нестеровичу кажется, что еще немного и он просто задохнется. Ее пальцы медленно расстегивают пуговицу на его джинсах, тянут собачку на молнии книзу. Становится легче дышать, но совсем ненадолго. Она так близко, что можно просто-напросто свихнуться. Максим знает, что если почувствует сейчас ее горячие губы на своем члене, плотно обхватывающие его, влажный мягкий язык, скользящий по чувствительной коже, он тут же кончит, не успев сделать и пары толчков в ее тесный жаркий рот. Но Катя как всегда непредсказуема, мешает все мысли и сценарии. Она стягивает его джинсы вниз и слишком быстро поднимается с колен, цепляя рукой край толстовки Максима и заставляя снять ее одним движением. Теперь глаза в глаза, до сведенной челюсти и сжатых кулаков. Безумные. Нестерович может поклясться, что слышит, как бешено колотится ее сердце, как часто-часто она глотает раскаленный воздух. Каждый гребаный раз Решетникова умудряется вывести его из себя до предела, снести до основания стену его внутреннего спокойствия одним своим взглядом, легким прикосновением. И сейчас Максиму кажется, что еще одно ее провоцирующее действие и он трахнет ее прямо здесь, стоя, развернув к себе спиной. Быстро подтянув юбку вверх и сдвинув край, скорее всего, уже насквозь мокрого нижнего белья вбок. Он же не железный, черт возьми. Его губы внезапно обжигает поцелуй. Катя целует рьяно, кусается, вгрызается в него. Одна ее прохладная ладонь скользит по мужскому животу, ощутимо царапает ногтями, другая же путается в волосах, прижимает к себе. Это все. Конец, грань. Стальные нервы взрываются и плавятся. Нестерович резко опускает руки на талию девушки. Давит, сжимает наверняка до боли, до синяков на фарфоровой коже. Выбив хриплый выдох-полустон, толкает вперед, заставляя обойти диван. Решетникова смотрит на него слишком смело, ее лицо озаряет довольная улыбка. Первой на пол летит черная юбка, молния которой чуть ли не трещит, когда Максим, потерявший последние остатки своей выдержки, расстегивает ее. Катя хватается за его плечи, пытаясь устоять. Ее мягкие губы в нескольких сантиметрах от его лица, ее грудь так соблазнительно вздымается от частых вздохов, аромат ее парфюма забивает легкие. Нестерович чуть ли не машинально тянется к шее девушки, аккуратно прикусывает тонкую кожу, ласкает языком места укусов, руки же опускаются на подтянутые ягодицы, поглаживая и сжимая их. Видеть, как Решетникова прикрывает глаза от наслаждения, как неосознанно подается вперед и сдавливает ладонями его плечи, это выше сил Максима. Больше нет никакого смысла сдерживать себя. Он прижимается к девушке вплотную, легко толкает назад, заставляя опуститься на широкий диван. Левое колено продавливает мягкое сидение рядом с женским бедром, губы находят ее. Поцелуй, такой глубокий и важный, как доказательство обоюдной страсти и желания. Нестерович опускает руку на резинку колготок, поддевает ее пальцами и начинает тянуть вниз. Еще немного, и они оба получат то, что так сегодня давно хотят. Неожиданно Катя останавливает Максима, берет его руку и кладет ниже, себе на бедро. – Рви, – она уверено сжимает мужскую ладонь своей, заставляя чуть ли не впиваться в кожу пальцами. Сумасшедшая. Екатерина Нестерович не позволила себе бы такого никогда, но Кате Решетниковой можно все. Ее просьба сейчас становится одной единственно важной вещью, не терпящей даже ничтожного промедления. Тонкий капрон трещит по швам под его сильными руками, обнажая гладкую женскую кожу. Больше не существует границ и запретов. Все взорвано. Он вжимается губами в оголенные участки тела, целует внутреннюю сторону бедра. Руки давят на ее ноги, заставляя развести их шире. Наклоняется, слишком близко. Тугая застежка боди заставляет материться и нервничать. Стянутое одним движением влажное черное кружево оказывается зажато в кулаке. К черту всю эту одежду, мешающую быть ближе к ней. Ему нужно касаться Кати, видеть мутнеющий взгляд синих глаз от возбуждения, слышать ее неконтролируемые стоны. Просто жизненно необходимо. Опаляет дыханием ее самые чувствительные места. Решетникова сейчас такая отзывчивая, вздрагивает от каждого его прикосновения, облизывает пересохшие губы. Такая Катя – его самая большая слабость. И самое время поддаться ей, отключить все механизмы контроля. Нестерович входит в девушку одним грубым толчком, чем выбивает хриплый стон из нее. С Решетниковой он чувствует себя каким-то животным, действующим только на инстинктах, опасных и не поддающихся управлению. Никакой нежности, сегодня она никому не нужна. Только резкие движения, стиснутая челюсть и ощущения, сносящие голову начисто. Это странно, но вбиваться вот так в нее безжалостно, сжимать ее бедра и не позволять отстраниться необходимо до плотно зажмуренных глаз. Эти ощущения – наркотик, самый беспощадный, зависимость от которого не вылечить никакой терапией. Максим издевается – входит быстро и даже грубо, движение назад же растягивает, максимально замедляясь в этой ситуации. Ее изгибающееся тело, приоткрытые губы и румянец на впалых щеках приносят ни с чем несравнимое удовольствие. Это запретное наслаждение, которое лавой растекается внутри по венам, предавая огню все живое. И Нестеровичу можно было выжечь на лбу клеймо садиста, если только бы Кате это все не нравилось. Она же сама чокнутая, провоцирует и доводит, а потом ловит чистой воды кайф от его неуправляемой силы. Максим знает это. На все ее загадки были найдены давно уже самые точные ответы. Пробирающая до самого нутра дрожь прокатывает по телу, когда Нестерович заставляет девушку приподняться и развернуться спиной к себе. Рука поперек горла придерживает, не дает упасть, меткие поцелуи на острых шейных позвонках сбивают все мысли. Решетникова выгибается, когда его ладонь сжимает чувствительную грудь, жадно гладит и бесцеремонно скользит вниз. Пара быстрых круговых движений по клитору, и Максим чувствует, как она сжимается вокруг него и особенно громко стонет. Это рвет и его выдержку в хлам. Он кончает, стискивая Катю в железном кольце своих рук и утыкаясь носом в ее шею, туда, где эхом отзывается бешено стучащее сердце. Время становится как патока, мягкая и густая, обволакивающая. Нестерович, еще не отошедший полностью от этой гонки на выживание, лежит, откинувшись на спинку дивана и устало прикрыв глаза. Ладони машинально поглаживают щиколотки девушки, находящейся рядом. Спокойствие внутри и снаружи. Комнату резко наполняет искренний женский смех. – Что смешного, Решетникова? – Максим лениво поворачивает голову влево и смотрит на нее. – По-моему, мы слишком стары для таких марафонов, – усмешка, так привычно ломающая линию ее губ, искры в глазах. – С твоими выходками мы точно не доживем до спокойной старости, – движения все настойчивее, прикосновения откровеннее. Ее руки неожиданно тянут на себя, мягко, хриплый тихий голос вновь выбивает из равновесия: – Хватит болтать. Иди сюда. Слетевшие с катушек. Сегодня и всегда. Вдвоем.