***
Запах палёной плоти, плотно окутавший небольшую поляну, перемешался с ароматами цветов, которые принесло с порывом ветра, и Нацу поморщился. Всё-таки не надо было так усердствовать с этим магом. В конце концов, можно было бы обойтись помощью Девы и просто заковать его до прихода людей из местного отделения Совета, а не раскидываться огненными шарами направо и налево. Но в последнее время у Люси был такой измученный вид, что Нацу совсем не хотел её тревожить и даже стал немного сомневаться в том, что взять её с собой на столетнее задание было хорошей идеей. И, что уж греха таить, он сам спустя год странствий ощущал жуткую усталость и сумасшедшее желание вернуться домой. И с каждым днём ему всё сильнее хотелось снова посидеть в родной гильдии в компании старых друзей, потравить за кружкой пива байки об их путешествии и послушать истории других. Но гильдия осталась далеко в Магнолии, а вместо неё теперь были бесконечные леса, маленькие деревушки, холодные ночи у костра и ежедневные сражения с большим и маленьким злом, притаившимся во всех уголках Фиора. — Эй, Люси, ты как? — обеспокоенно поинтересовался Нацу, глядя на то, как Люси, сложив руки под грудью, вглядывалась в сторону деревни. Внизу, в долине, яркими пятнами вспыхивали одно за другим окна одноэтажных домов, расположившихся стройными рядами вдоль реки. Уже смеркалось, но всё равно без труда можно было различить силуэты людей, спешно загоняющих скот по сараям, или бредущих с огромными корзинами грибов из леса. Нацу не чуял, но догадывался, что плотный белый дым, поднимающийся из каменных труб на покатых крышах, значил, что в домах готовили что-то вкусненькое. Что-то домашнее, от чего рот тут же обязательно наполнялся бы слюной и в животе зазывно урчало. — Интересно, как они там? — спросила Люси, взглянув на него через плечо. — Ой, да что с ними будет! — наигранно весело воскликнул Нацу, судорожно пытаясь придумать, как отвлечь её от плохих мыслей. — Всего лишь съели несвежих ягод. Пару дней отлежатся и будут, как новенькие. Точно тебе говорю! Особенно Эрза. Уверен, завтра с утра пораньше мы проснёмся от звона её доспехов. Она натянуто улыбнулась и отвернулась обратно. И эта невысказанная боль в её глазах, будто кинжал, пронзила его сердце, и, сам не понимая, что делает, Нацу быстро преодолел разделявшее их расстояние и обнял Люси со спины. — Хочешь, переночуем сегодня там? — он кивнул в сторону деревни, чувствуя всем телом, как дрожит напарница. — Нет, — быстро ответила она. — Мы должны дождаться, пока здесь не восстановится магическое равновесие. — Как скажешь, — тихо сказал он и затем добавил, — Все будет хорошо. Очередной порыв ветра разметал длинные золотистые волосы Люси, и Нацу невольно вдохнул полной грудью их запах. Такой родной и домашний, что на мгновение он даже забыл, где находится. В голове поплыло, и сразу так захотелось сделать хоть что-нибудь, лишь быть ещё ближе и прочувствовать каждой клеточкой тела это невероятное тепло. Ни секунды не сомневаясь, он прижался губами к её шее, прикрыл глаза и сделал глубокий-глубокий вдох, чувствуя что-то странное, до этого совсем незнакомое и поднимающееся из самого сердца.***
— Что-то я уже устала, — говорит Люси, когда с сервировкой стола и готовкой праздничных блюд уже покончено. — Сделаешь мне чай? — Конечно, — отвечает Нацу и украдкой поглядывает на жену, которая шумно подвинув плетёное кресло ближе к окну, с трудом в него садится. И он рад бы помочь, но за эти месяцы жизнь научила его не делать того, о чём не просят. Всё-таки у беременных своё представление о происходящем. Теперь-то он это точно знает. «Вот раньше она не была такой упрямой, — думает Нацу, заливая кипятком травы в огромной кружке, больше похожей на супницу, — и никогда не отчитывала меня за то, что я всего лишь поднял её упавший шарф или подал руку на скользкой мостовой. А теперь что? Пока сама всё не сделает, не успокоится. И плевать она хотела на то, что Полюшка запретила ей всякие нагрузки». — Интересно, какая у неё будет магия? — отвлекая его от ворчания, спрашивает Люси. Её большой живот, обтянутый толстым, шерстяным свитером грубой вязки, чётким силуэтом выделяется на фоне панорамного окна, за которым уже давно наступили сумерки, и Нацу невольно засматривается. Миллионы снежинок, неистово кружа в своём танце, спешат, падают и разлетаются во все стороны, создавая невероятный хаос там, на улице, а здесь сидит она — его Люси — неподвижно, будто она один из тех столпов, держащих Землю. И в этот миг лишь она — то единственное убежище в этом безумном мире, та самая опора, которая не даёт ему сойти с ума от ранящих воспоминаний и остатков демонского семени внутри. — Вот у нас в роду все женщины были заклинательницами. Значит ли это, что и она тоже ей будет? Или магия огня всё же сильнее? — Принимая горячую кружку из его рук, Люси касается его ладони и, смущённо глянув на него исподлобья, добавляет, — Иногда я чувствую, как на кончиках пальцев у меня будто что-то горит. И этого достаточно, чтобы тут же понять, что значит этот жест. Он смущенно отводит взгляд, как когда-то давно, будто совсем в другой жизни, когда она точно так же коснулась его в их первую брачную ночь, и он узнал, каково это — жить моментами искренней и чистой любви. И в этот самый миг Нацу плевать, какая магия будет у их ребёнка и будет ли она вообще. Всё это совершенно не важно. — У неё будет самая лучшая магия на свете, — шепчет он и наклоняется к её лицу. — Ведь её мамой будешь ты. Нацу нежно касается губ Люси и, ощутив жар пламени, похожего на его собственный, мысленно ликует. С дочерью он точно найдёт общий язык.***
Что-то острое впилось в его ладонь, и он проснулся, полностью дезориентированный и с бешено колотящимся сердцем. Быстро проморгавшись и немного придя в себя, он, наконец, вспомнил, что лежит в палатке где-то в лесу в самом центре Фиора, а рядом в одном с ним спальнике закутанная в несколько свитеров — Люси. Её веки дрожали, а длинные ногти так сильно давили на руку, что Нацу сразу понял — ей снилось что-то страшное. — Люси… Люси, проснись, — он попытался высвободиться из болезненного захвата, но у него не вышло. Значит, сегодняшний кошмар был особенно плохим. — Люси, пожалуйста, проснись. Она никак не реагировала, продолжая сжимать его ладонь, и Нацу осторожно коснулся её плеча. Звенящая тишина вокруг только усугубляла всё, нагоняя не нужного страху и мешая здраво мыслить. И только шуршание спальника как-то помогало собраться. — Люси, — уже громче сказал он, слегка встряхнув девушку. — Люси, проснись. — Нацу! — вскрикнула она, резко садясь. — Нацу! Нацу… — Я тут. Всё хорошо. Это просто сон. — Нацу, ты живой! Нацу… — Люси всхлипнула и порывисто обняла его. Горячие слёзы тут же пропитали тонкую ткань его футболки, заставляя сердце болезненно сжаться. Кошмары были единственным, от чего он не мог защитить её. И это ужасно ему не нравилось. — Живой-живой, — медленно произнёс он, успокаивающе гладя её по спине. — Мне снилось… — она запнулась и, сдерживая дрожь в голосе, продолжила, — что ты… ты умер. И я снова… снова одна. — Рыдания с новой силой охватили её, и Нацу уже забеспокоился, сможет ли успокоить её. — Нацу… Нацу, обещай, что больше никогда… никогда меня не оставишь. Нацу замер, так и не донеся ладонь до её волос, и забыл, как дышать — неужели Люси просит его об этом? Он так боялся. Столько месяцев не решался сказать, что больше не может без неё. Что с каждым днём, к своему стыду, всё сильнее ощущает настойчивое желание быть совсем не друзьями, не товарищами и уж точно не просто согильдийцами. Что уже давно все эти случайные прикосновения — совсем неслучайны, и поэтому такие до нелепости неловкие, а слова, любые слова, адресованные ей — всегда смущающе-намекающие, с надеждой на совсем другое общение. — Никогда тебя не оставлю. — Голос его предательски дрогнул, но сейчас это было совершенно не важно. — Никогда. Медленно, будто от этого движения зависела вся его жизнь, он отстранился от Люси и заглянул в её огромные карие глаза. — Никогда, — шёпотом повторил он и наклонился, чтобы поцеловать в давно манящие губы. В голове бешено застучало, а тепло разлилось по всему телу, когда Люси подалась чуть вперед, давая понять, что он может продолжить. Он и представить себе не мог, как это сложно — перейти черту. Но как же чертовски приятно, когда с той стороны тебя уже давно ждут.***
— Нацу! — зовёт его Люси, и он, спотыкаясь, путаясь в пледе, который взял для неё, бежит с другого конца квартиры обратно на кухню. Она сидит в кресле, сложив руки на животе, и смотрит на то, как за окном падает снег. И вроде всё так же, как и минуту назад, до того, как он её оставил, но Нацу чувствует какой-то подвох. — Н-нацу… — Её голос дрожит, а это точно значит, что она сейчас расплачется. — А вдруг… вдруг ей не понравится сказка, которую я для неё написала? — Предательская слеза скатывается по щеке, и Люси всхлипывает. — Я буду плохой ма-а-а-терью-ю-ю. И Нацу не знает — плакать ему или смеяться, ведь в битве за звание худшего родителя, если когда-нибудь такая и состоится в их семейной жизни, победит точно не она. Уж он-то себя знает. Да, и она тоже. Не зря же называет его «большим ребенком». А уж если справилась с ним, то тем более справится и с их будущей дочерью. Разве может быть иначе? — Ты будешь самой лучшей матерью на свете, — успокаивает её Нацу и укрывает пледом. — Точно тебе говорю. Люси смотрит на него своими невероятно красивыми глазами, со стоящими в них слезами, и серьёзно отвечает: — Да, я справлюсь. В такие моменты он искренне не понимает, почему для Люси это так важно — быть сильной, несмотря на то, что теперь-то она точно может расслабиться, отпустить прошлое. Быть собой, положившись на него. И он, конечно, ценит это её желание стать самой лучшей женой, хозяйкой, матерью и много ещё кем, но всё-таки предпочёл бы вернуть себе обратно ту странную, немного беззащитную и хрупкую Люси, с которой когда-то давно познакомился в Харгеоне. Ту Люси, которая не считала слабостью попросить его о помощи. Но всё меняется, и сам Нацу в том числе, поэтому ему остаётся только принять эти изменения в Люси и надеяться, что когда она родит, то позволит хоть немного о себе заботиться и перестанет доказывать всем вокруг, что умеет всё на свете сама. — Люблю тебя, — говорит он и целует её в лоб. — И я тебя, — счастливо улыбаясь, отвечает она.