Bui-Doi

— Jia’kaja, tre’nu’tol’a rem… La’por i’lanu kos… I’nar tan’a'tali nor… Я заканчиваю молитву и задуваю свечи: одну за другой, почтительно и не торопясь. Так меня всегда учили, и я не привыкла задумываться, для чего мы делаем это каждый день и оставят ли нас Пророки, если мы пропустим эту церемонию. И слышат ли они вообще, о чем мы молимся? А если слышат, то не покарают ли меня за мою сегодняшнюю молитву? Сегодня последний день Времени Очищения — поста длиною в месяц, когда мы не только отказываемся от вкусной еды и развлечений, но и очищаем мысли. Раньше я не понимала, что именно воспитатели хотят от нас, заставляя часами сидеть в храме в тишине и говоря об усмирении разума. Но на этот раз что-то изменилось: может быть, я повзрослела, а, может быть, последние новости многое для меня изменили. Во время поста я приняла свое главное решение в жизни — я покидаю Бэйджор. Сумка уже собрана — и в то же время наполовину пуста. У меня мало своих вещей, можно сказать, почти ничего и нет. Несколько детских игрушек, уже как следует потрепанных. Одежда — я никогда не задумывалась, что носить, у нас тут никто не следит за модой. Одна настоящая бумажная книга и несколько паддов с рассказами. Шкатулка с моими маленькими сокровищами: украшения из бусин, разноцветное стекло, фигурки и засушенные цветы мобы. Взрослые, наверное, думают, что это всякий мусор, но что еще у меня может быть? *** Последний месяц мы все затаив дыхание следили за новостями. Нет, конечно, не только последний месяц — с самого начала Доминионской войны, но именно последний месяц был решающим. Хоть Бэйджор и оставался в нейтралитете, но мы все знали, что это только потому, что такого было распоряжение Эмиссара. Разве можно было его ослушаться? Хотя я точно знаю, что многие хотели бы воевать. В едином порыве весь Бэйджор следил за разворачивающимся фронтом, и, когда Доминион захватил станцию Deep Space Nine, баджорцы всерьез говорили о возвращении Оккупации. А я думала: что будет, если кардассианцы вернутся на Бэйджор? Что будет… с нами? А потом война закончилась. Мы ее выиграли. То есть, не мы, а Федерация и ее союзники, но для Бэйджора это означало возвращение мира и спокойствия. Мы даже не успели понять, что произошло, да и никто не потрудился нам объяснить. Как так получилось, что Кардассия вдруг встала на сторону союзников? Почему они направили свой флот против Доминиона? И то, что случилось потом… почему? Воспитатель Дила улыбалась, когда на экране появились кадры разбомбленной поверхности Кардассии. Я не знаю, что она чувствовала в этот момент — наверное, радость? Или что-то вроде возмездия? Кардассия получила то, что заслужила. Когда Дила обернулась к нам, ее лицо уже вновь было серьезным. Она сказала, что кардассианцы должны были заплатить за то, что сделали с Бэйджором. Она сказала, что это долгая дорога, которую они должны пройти, чтобы искупить вину. Она сказала еще что-то про справедливость и волю Пророков. Но я уже не слушала, потому что мой мир ушел из-под ног, а к горлу подкатил ком. Кардассия уничтожена и лежит в руинах. Неужели теперь я никогда не узнаю, какой она была на самом деле? *** Осознание приходит не сразу. Удивительно, как маленькие дети не замечают таких очевидных вещей. Например, что мы выглядим по-разному. Почему у наших воспитателей и многих других детей в приюте кожа нежная и розовая, а у меня — грубая и серая? Почему у них нет гребней на шее и вокруг глаз? Почему их бороздки на носу более заметны, чем у меня? Почему у некоторых волосы такие светлые и мягкие? Почему они не мерзнут все время? И уже позднее: почему вокруг нашего приюта такой высокий забор? Почему Дила говорит мне не выходить за его пределы? Почему взрослые усыновляют только тех, кто так отличается от меня? Я им не нравлюсь? Меня никогда не возьмут в семью потому, что я выгляжу иначе? И наконец: кто такие кардассианцы? Что значит «оккупация»? Неужели поэтому те взрослые, что приходят в приют, смотрят на меня так странно? Годам к семи я это поняла. Когда мне было девять, Оккупация закончилась и кардассианцы покинули Бэйджор, а в нашем приюте появилось намного больше таких, как я. Тут были и «настоящие» кардассианцы, не гибриды — те, чьи родители погибли, и некому было забрать их домой. Наверное, я бы тоже хотела, чтобы мои родители погибли, а не бросили меня сразу после рождения. *** Меня зовут Трела Анжал, мне 15 (уже почти 16!) лет, и я наполовину баджорка. На другую половину, правда, кардассианка, и этот факт никогда не даст мне стать здесь своей. Я всю жизнь прожила в приюте в провинции Тожат среди других сирот и ничего не знаю о мире за его пределами. Еще я не знаю, кем был мой отец — наверное, одним из солдат в ближайшем гарнизоне. И о матери я ничего не знаю. Хоть мне и приходилось слышать о «кардассианской подстилке» и «шлюхе» (обычно шепотом и от взрослых баджорцев, заходивших в приют), я не хочу верить, что она просто так бросила меня. Наверное, ее заставили. Может быть, даже убили. Или отправили в лагерь — так трагичнее. Она не хотела меня бросать, но кардассианцы забрали ее силой. И мне совсем не хочется думать, что, едва увидев мое серое лицо с маленькой «ложечкой» на лбу, она просто решила подбросить меня в приют. Я смирилась с тем, что мой дом — здесь. Я росла не одна, и другие дети — и баджорцы, и кардассианцы, — не интересовались происхождением. Мы все были равны, нас всех называли детьми войны, нас одинаково воспитывали и учили по одним и тем же книгам. Мы все верим в Пророков, наш родной язык — баджорский, и единственная разница, что другие дети смогут выйти в мир за стенами приюта, когда вырастут, а что будет с такими, как я, никто не знает. И Дила тоже не знает: она пожимает плечами и говорит, что на все воля Пророков и они нас не оставят. *** Я всегда чувствовала, что баджорского во мне больше, а кардассианское — это что-то плохое и страшное, что не должно показываться наружу. Я не могу закрасить свою кожу или спрятать гребни, но я могу вести себя, как баджорка. Если я начинаю злиться или раздражаться, если я говорю или думаю что-то плохое, мне всегда кажется, что это во мне говорит кардассианская половина. Ведь нас учили, что кардассианцы — это зло, и мне всегда было стыдно, что это зло живет во мне. Но однажды, когда Оккупация уже закончилась, в нашем приюте появился кардассианец. Это был первый живой кардассианец извне, которого я видела, и я должна была испугаться, но почему-то мне не было страшно. К тому же он был не один, а с землянином в форме Звездного Флота Федерации, а мы всегда знали, что Федерация — наши друзья. Мы все прильнули к окну, чтобы посмотреть на кардассианца, и на лицах многих детей я увидела надежду. Аша первой решилась задать вопрос, который повис в воздухе: «Вы пришли, чтобы забрать нас домой?». В ее голосе звучала мольба, а я тогда по-настоящему испугалась: что, если он действительно хочет забрать нас на Кардассию? Что будет там со мной? Но нет, он пришел не за этим. А больше и вовсе никто не приходил. Но с тех пор меня периодически посещала мысль: что же там, на Кардассии? Какие на самом деле кардассианцы? Действительно ли они так ужасны, как рассказывала Дила?.. *** А теперь Кардассия пала. В новостях сообщили, что погибло около 800 миллионов человек, а все крупные города уничтожены в бомбардировке джем’хадар. Может быть, там же погиб мой отец, которого я никогда не видела. Я не чувствую по этому поводу радости, но не могу и скорбеть. Я ничего не знаю о Кардассии. Но я знаю, что должна что-то сделать. Моя кардассианская половина — может быть, не такая уж плохая и злая, — проснулась в тот момент, когда я узнала, что война закончена. И как она закончена. А еще я знаю, что здесь на Бэйджоре у меня нет будущего: несмотря на то, что Оккупация завершилась шесть лет назад, я чувствую, что рана еще не успела зажить. Мое лицо будет напоминанием о том насилии, что пережили баджорцы, а кто хочет видеть такое напоминание каждый день? Даже в свои 15 лет я это понимаю. Объединенная Федерация Планет объявила о том, что собирается оказать Кардассии помощь в восстановлении. И я тоже подала заявку в качестве волонтера, только чуть-чуть прибавила себе возраст. Всего на два года. Наверное, федераты удивились, увидев баджорское имя — а уж как они удивятся, увидев мое лицо! Но заявку одобрили, и уже завтра я вылетаю на Deep Space Nine, а оттуда вместе с другими волонтерами мы отправляемся на Кардассию. Дила меня отпустила и назвала желание помочь Кардассии благородным. Странно, я была уверена, что она посчитает это глупостью. Мне очень страшно, и я не знаю, чего ждать от кардассианцев, но пришла пора познакомиться со второй родиной. Или с тем, что от нее осталось. Я никогда не узнаю, какой была Кардассия раньше, но я должна помочь ей выжить. Сумка уже собрана — и в то же время наполовину пуста. Я возьму с собой то немногое, что будет напоминать мне о Бэйджоре. Я заканчиваю молитву и задуваю свечи: сегодня я молилась о Кардассии.