Wings

      За окном появились первые лучи тусклого, холодного, осеннего солнца, прячущегося за густыми слоями тумана и дымчатыми, воздушными облаками. Рассвет. Это прекрасный момент, когда можно о чём-то задуматься, пораскинуть в голове некоторые мыслишки, помечтать, признаться воздуху в чужих чувствах и уснуть, оперевшись об подоконник. В такое время можно наблюдать лёгкое зарево персикового оттенка, с тёмными местами ещё спящего неба со звёздами. Он спит, осторожно сопя в такт далеко уходящей луне, словно боясь спугнуть её. Уже слышны первые звуки пробуждения природы; где-то мелькнуло чириканье воробья. Салли осторожно оттянул край одеяла вбок, посмотрев в стену узковатыми из-за долгой бессоницы и резкого пробуждения глазами, с отяжелевшими веками от слёз и ночных страданий по поводу своей жизни.Иногда ему казалось, что он никому не нужен, но высокий подросток с длинными каштановыми волосами, с худощавым телосложением-был исключением, ведь Фишер привязан к нему какой-то странной ниточкой, натянутой над сотней лезвий. Да, он боится потерять с ним связь. Боится быть отвергнутым, боится вновь остаться один. Ведь одиночество бросает на дно, убивает сразу, а затем пинает, добивая разум окончательно, чтобы тот не проснулся, не пробудив тёплых человеческих чувств. Он-омега, и это решила за него судьба, грубо говоря природа. Из-за этого голубовласка казался, скажем так, более жалким и замкнутым, потому что он был из низшего слоя во Вселенной Омегаверса. Но в то же время, есть омеги, рвущие всё на своём пути, чтобы добиться своей цели и стать лидером. Одной из таких была мать Сала, живущая по своим принципам, по своим желаниям. За это, мальчишка и благодарен ей до сих пор, ведь каждый раз, перед тем, как заплакать от ударов альф, он вспоминает свою маму, и гордо отвечает им -"Вы всё равно не оторвёте мои крылья, я всё равно смогу взлететь, и буду смотреть на вас свысока».       Тонкая рука, исцарапанная и искусанная от сотни моральных, душевных мучений и скуки медленно юркнула к прикроватной тумбе, ища ладонью маску-протез.Это был предмет, который Салли ненавидел больше всего, потому что он прячет его эмоции, и никто не может понять паренька; не может понять его чувств. В добавок Фишер не любил интригу, которая держала его на поводке уже больше 3-ёх месяцев. Ему недавно исполнилось 15, и, после такого запоздания к нему пришла гормональная зрелость окончательно. Именно в тот день и решилась его судьба, и первым предвестником был сладкий запах мяты. Именно тогда голубовласка понял-ему тотальный пиздец. Он знал, что Ларри альфа лишь по одному запаху, исходящему от него- грубый аромат кофе с корицей и прочими пряностями. Джонсонс очень сильно волновался, кто же всё это время был около него? В разговорах он часто упоминал, что хочет, чтобы Салли был либо альфой, либо бетой. Тогда бы он гордился им. Но, кромсали не оправдал его. Ему было стыдно. Стыдно, что всё это время его организм настраивался под омегу. Стыдно, что он будет грубо говоря подстилкой, игрушкой для многих, особенно во время течки. Это неизбежно, и Салли прекрасно понимал, что возможно с Ларри ему придётся перестать общаться. Нет, не из-за того, что они могут переспать. Потому что Фишер будет ревновать, и его сердце будет разбиваться на сотни кусочков, подобно стеклу, и разлетаться по всему телу, прорезая чувства на части. Он знал, что такое одиночество. И не хотел, чтобы Джонсонс тоже узнал, как это, быть брошенным и разбитым. Ему хотелось, чтобы альфа был счастлив, и не забивал свою голову пустыми мыслями. Он заботился о нём, прикрывая его расстреленным пулями и жизнью телом, чтобы он остался жив. Чтобы Ларри мог дышать.Чтобы Ларри научился любить. Чтобы Ларри смог умереть спокойно, без ран внутри себя.       От таких мыслей Салли невольно улыбнулся и уронил пару слёз из своих голубых глаз, которые так нравились шатену, своим холодом и бесчувственностью. Омега привстал с постели, натянул толстовку, чёрные джинсы, обул кеды на белой шнуровке, после чего тут же направился в ванную, чтобы привести себя в порядок.       Закончив процедуры, парнишка хлопнул скрипучей дверью и обратно зашёл в свою комнату, дабы забрать протез на лицо. Он до сих пор думал, зачем ещё живёт? Какая нить держит его? Что помогает ему? Ответ был прост, но не втираем в сознание Фишера. Голубовласка любил Ларри. Спустившись на лифте к квартире альфы, омега тут же поправил хвостики, маску, и, робко постучал, сглотнув. Джонсонс почти сразу открыл ему дверь, одаряя друга тёплым взглядом тёмных глаз. Кромсали улыбается ему в ответ, проходя вперёд уже уверенными шагами.        — Ну что? В приставку, или фильмы? — Спрашивает шатен, посмотев на макушку головы юноши.        — Понятия не имею. А ты во что хочешь?        — Ну… Можно посмотреть фильмы, -поуныро отзывается Фишер, идя за высоким подростком, — Но я бы выбрал приставку. Нам осталось там пару уровней.        — Ты прав, Сал. Как всегда, впрочем.        — Ты замечаешь, когда я прав, а когда нет?        — Не обращаю на это внимание.Пойдём.       Альфа пропускает голубовласку вперёд, и тут же замирает, замечая на его джинсах сзади ещё мокрое пятно, прямо на заднице. Ещё не высохшее, темноватое, явно состоящее из чего-то густого, можно сказать, даже вязкого, что смогло пропитать плотную ткань джинс.Шатен невольно вздрагивает, закусывая нижнюю губу. Внутри просыпается инстинкт, но он ждёт, дабы убедиться, что его мысли направлены в нужное русло.        — Сал?        — Что?        — Это я должен спросить, какого хрена у тебя на жопе пя…       В нос Ларри ударил запах мяты, и он буквально остолбенел, широко распахнув глаза. Фишер испуганно метнулся ладонью на пятую точку, закрывая её, хотя, удавалось это ему плохо.       -Ты… Ты, мать его, — Джонсонс чуть нахмурился, собираясь разорвать эту цепь терпения, чтобы подобно химической реакции резко изменить ситуацию, и подобно вспышке закончить неуклюжий разговор.        — Омега. И я знаю, что больше мы не сможем общаться.Не хотел, чтобы так получилось. — Перебил того мальчишка, так же спокойно стоя на месте, медленно опуская взгляд в пол.       -Ты сумасшедший! Блять!       Ларри опрокидывает Салли на свою кровать, нависая сверху. Руки грубо снимают протез и отбрасывают его в другой угол, тут же аккуратно вплетаясь в мягкие хвостики юноши, нащупывая резинку. Приятный запах. Приятные запахи от омеги и от шампуня дурманили голову старшему, и он был готов просто рухнуть рядом, и не отпускать, еще подолго, подобно хитрому лису, нежиться около мальчишки и фыркать от удовольствия. Но у терпения есть предел.        — Разреши мне попробывать тебя, Кромсали.       Шатен аккуратно примыкает губами к тонкой и холодной шее омеги, водя языком по нежной коже, вдыхая трепетный аромат дикой мяты. Он сводит с ума. Джонсонс и сам не замечает, как тут же стягивает с того толстовку, целуя в губы. Салли, окутанный теплотой альфы не в силах пошевелиться, и он, томно вздыхая, пытается сдержать приплывшие под веки слёзы, улыбаясь. Его заполнило чувство любви, такое, редкое, нужное, необходимое, чтобы дышать.Он никогда не испытывал этого, и ему показалось, что ему не нужен воздух, чтобы жить. Ему нужны лишь счастливые моменты, которые Фишер будет делить только с шатеном, и больше ни с кем. Только Ларри. Только Ларри сможет сломать мои крылья — подумал Фишер, в очередной раз постанывая и выгибая спину от нежных поцелуев…