Одиннадцатый обряд

«Эльва, если ты читаешь это, значит, всё закончилось так, как должно было. Я не желал оставлять после себя никаких слезливых записок (это больше в духе Альбуса), но сейчас я решил, что, пожалуй, поступлюсь своими принципами в этот последний раз. Я никогда не планировал пережить эту войну. Не стану вдаваться в подробности того, что я видел, или того, что делал, добровольно или нет; скажу лишь, что моя жизнь была слишком долгой и слишком далёкой от того, о чём я когда-то мечтал. Её конец я запланировал сам, и это — то немногое, что, Слава Мерлину, остаётся в моей собственной власти. Есть кое-что, о чём по неизвестным причинам я чувствую, что должен написать, хоть и предполагаю, что на бумаге это будет больше походить на несвязные мысли безумца. Уверен, ты это оценишь. Начну с того, что ты всегда напоминала мне Лили. С первых месяцев в Хогвартсе. Не представляю, почему. Впрочем, писать об этом сейчас не имеет смысла — ты и сама всё знаешь. Но ты не знаешь, что уже давно, смотря на её образ на старой бумаге, я вспоминаю не Лили, а тебя. Уже давно не ты напоминаешь мне о ней, а она — о тебе. Уже давно её колдография всегда лежит в нагрудном кармане моего пиджака лишь потому, что у меня нет твоей. Я не ожидал такого и сам, но теперь не желаю искать этому объяснение, потому что впервые ощущаю себя свободным от своего прошлого. Я никогда не умел ладить со своими чувствами, а возраст не сделал меня лучше, поэтому я, вероятно, всё равно не смогу объясниться правильно. Так, как ты того заслуживаешь. Но я скажу так, как умею. Именно ты заставила меня по-настоящему вспомнить, зачем я делаю то, что делаю в этой войне, старой и надоевшей мне до зубовного скрежета. Именно ты позволила мне порой об этой войне забывать — впервые за долгие годы. Ты не представляешь, как давно я не испытывал желания быть кем-то другим, быть кем-то лучшим, и я благодарен тебе за это забытое чувство. А также за наши путешествия, за последнее Рождество, за вечерние беседы, за твою заботу. В конечном итоге, это имело для меня гораздо большее значение, чем я хотел бы признавать даже перед самим собой. Я знаю, что не давал тебе шанса догадаться обо всём этом, но так было нужно. Уверен, ты будешь злиться на то, что я оставляю тебя одну. Ты, конечно, захотела бы поспорить на этот счёт, но это лучший из вариантов. Моё время истекло, твоё — только начинается. Ты распорядишься им правильно. Что касается твоей роли во всей этой истории, я прошу тебя оставить всё в тайне. Тех, кто знал о том, какую ценность заключает в себе твой род, больше нет в живых. Орден и вовсе не был осведомлён о подробностях охоты на тебя. Пусть так будет и дальше, чтобы ни у кого не возникало соблазна использовать это знание. Пусть легенда останется лишь легендой. А свою копию рукописей уничтожь без сожалений — ничего хорошего они миру не принесут, даже их автор это понял. Вот и всё. Я ещё раздумываю, не сжечь ли к Великому Мерлину этот трактат. Не помню, чтобы вообще писал личное письмо подобной длины за всю свою жизнь. Впрочем, мне всё равно нечем занять четверть часа. Поттер скоро появится в замке, и всем пора будет делать свой последний, свой самый важный ход. Так уж и быть, скажи мальчишке, что учитывая его врождённый кретинизм, доставшийся ему от отца, ему всё же удалось под конец приятно удивить меня своими успехами. Возможно, он не так безнадёжен. Искренне надеюсь, что ты заглянешь в Гринготтс, чтобы исполнить мою давнюю просьбу, и это письмо рано или поздно попадёт к тебе в руки. Мне пора. Береги себя, Эльва. СС П.С. Не верю, что добровольно говорю это, но мистер Голдстейн действительно заслуживает твоего внимания» Скрипнула тонкая металлическая дверка со старой потёртой табличкой «218», единственная открытая сейчас среди сотен таких же. Эльва бросила взгляд на гоблина, стоявшего у входа и недовольно вздохнувшего, видимо, по поводу нерасторопности своей посетительницы. Она не обратила на это внимания. Рассеянно уместив в сумочку остальное содержимое ячейки, она аккуратно сложила лист пергамента в своих руках и спрятала его в карман. Едва заметно кивнув мимоходом своему часовому, Эльва вышла прочь. * * * За окном разгоралось яркое лето. В солнечных лучах было видно, как много повсюду набралось пыли за этот год. Цветок, когда-то сыгравший роль рождественского лимонного дерева, совсем увял, завалившись на край своего керамического горшка. Эльва не знала, зачем пришла сюда сегодня. Вероятно, это неистребимое человеческое рвение непременно проститься с чем-то, чего уже не увидишь. После войны новое Министерство всерьёз взялось за отстройку жилых районов: и тех, что были разрушены во время войны, и просто старых. Так что её былое убежище через несколько дней исчезнет с лица земли, чтобы дать место для новых построек, где будут жить новые семьи, новые люди. Что-то крохотное чернело на дощатом полу у дивана, и, каким-то чудом заметив это, Эльва наклонилась, чтобы поднять находку. Это оказалась полированная чёрная пуговка, совсем простая, какие пришивали на классические официальные мантии. Вероятно, он обронил её когда-то. Может, даже в ту самую ночь. Ночь великой победы. Ночь горького поражения. Ночь, когда её собственная боль потери смешалась с общим горем из-за десятков и сотен смертей. И всё же — они победили. Северус сказал бы, что цена в этом случае была оправдана. Он никогда не стеснялся в суждениях. Его прощальный опус в адрес Гарри Эльва передала юноше слово в слово на похоронах и с изумлением увидела, как тот улыбается. Гарри тоже дорого далась победа, и он до сих пор уверен, что убил всех этих людей. Хотя на самом деле он спас всех остальных, успешно выполнив задание, оставленное ему Альбусом Дамблдором и одержав верх в поединке со своим врагом. Эльва была обязана Гарри и своей жизнью, ведь именно его появление помешало Волдеморту броситься вдогонку, как только Северус аппарировал сюда вместе с ней. И пока она металась над телом мёртвого мага, безрезультатно поливая его своей кровью, Лорд спешил с поверженным, как он тогда думал, Гарри Поттером в Хогвартс, чтобы заявить всем и каждому о своём триумфе. А потом Гарри вернулся к жизни и убил Лорда Волдеморта. Пророчество исполнилось. Дамблдор, в конечном счёте, сделал все свои ходы правильно. Эльва потянулась спрятать пуговицу в карман, но затем, остановившись, передумала и аккуратно положила её на край столика. Пусть останется здесь. Здесь её место, и лучшего для неё не найти. Мисс Райт бросила взгляд на наручные часы. Следовало поторопиться — Энтони будет ждать её в поместье через четверть часа. Две недели назад он сделал ей предложение, ровно в канун годовщины своего пробуждения после заточения у Волдеморта. Юноша тогда пришёл в себя, а она сидела у его кровати, и с того дня они практически не теряли друг друга из виду. Сперва как друзья, потом — совсем иначе. Даже не верилось, что прошёл целый год. Перед уходом Эльва ещё раз обвела взглядом старую гостиную с покосившимся потолком, просевшие книжные полки, вдохнула пыльный, такой знакомый запах этого дома. Она больше никогда не вернётся сюда, но где-то глубоко в её сердце это место навсегда останется живым и неизменным.