Ощущение солнца на губах

На самом деле, все очень просто: пьешь кровь - у тебя есть сила. Не пьешь - у тебя сил не больше обычного. Другое дело, что Лень не кусал никого вне контрактов. Он и контракты заключал... с ленью. Потому что укус всегда ассоциировался у него с долгом, с честью, с принятыми решениями - правильными и не очень. Если делаешь глоток крови хозяина, значит, от тебя что-то хотят, значит, заставят делать нечто, возможно, неприятное. И от этого кровь приобретала горький или кислый привкус. Некоторые хозяева предпочитали изгаляться - резали себя и нацеживали кровь, лишь бы не давать прикасаться к себе "грязному отродью". Грязным себя Лень не считал ни в коей мере. В конце концов, он мылся чаще, чем некоторые временные хозяева. К счастью, те быстро умирали и больше не тревожили Сонного дьявола. С Махиру Лень впервые задумался, какой была бы кровь человека на вкус, если не спешить. Как-то так получилось, что он никогда не кусал хозяина просто так, ради еды или поддержания формы, ради банальной, утомляющей мелочи. Впивался, вгрызался, цеплялся как за последнюю соломинку, чтобы получить больше сил для боя, чтобы иметь возможность сражаться. Широта сам насаживал себя на клыки вампира, Куро кусал мимоходом, чтобы в следующую секунду отразить удар, способный отправить проблематичного человека к праотцам. Кровь хозяина всегда отдавала решимостью. Горькой, сладкой, отчаянной, но всегда - решимостью. Остальные чувства шли неважной, глупой примесью, совершенно не заметной на фоне ослепляющего желания защитить то, что дорого. С Махиру Лень впервые захотел укусить просто так, не торопясь, смакуя каждый глоток. Пробуя жизнь на вкус. Проблемный мальчишка. Одним своим существованием так усложнил жизнь несчастного, бедного сервампа. Но отрицать собственные желания не получалось. Особенно теперь, когда заботы наконец-то отошли на задний план и больше не мельтешат перед носом в лице Цубаки и спецслужбы. Побеждены, раздавлены, частично расформированы... Одним словом, пока, до свиданья! Желания были, поначалу мягкие, как первые шаги неловкого, рожденного недавно котенка. Своими нежными подушечками с лепестками коготков они царапались в душе Куро, не оформленные до конца, туманные и оттого еще более раздражающие. Заставляющие задерживаться взглядом на пульсирующей венке на шее, на запястьях с синеватым подкожным узором. Красиво, маняще, до пересыхающего горла, до слюны и зудящих клыков. Желания оформились к концу противостояния, когда стало заметно, как повзрослел его человек, возмужал, пусть не прибавил в росте или ширине плеч. Но что-то в янтарно-ореховом взгляде заставило вампира однажды подумать, что кровь хозяина теперь наверняка на вкус иная. Изменилась. Повзрослела. Стала насыщеннее. Ведь букет вина тоже становится только лучше с годами. Людей закаляли и изменяли испытания, а их на веку Махиру выдалось предостаточно. Сегодняшний день Куро считал идеально подходящим для выполнения своих планов. Воскресенье, школа закончилась - выпускной был утомительным - поступление в институт состоялось - экзамены были еще более утомительными, и туда не пустили с котом. Пришлось висеть на подоконнике все четыре часа. Махиру, раскинувшись звездой, крепко спал, отдыхая после поздравительной вечеринки. Разве могли его шумные, надоедливые приятели-хозяева упустить такой повод повеселиться? Да еще и остальных сервампов прихватили. Разве что улучшило чуточку настроение огромное количество вкусной еды и то, что Махиру, по жизни активный из-за шила в заднице, не заставлял бедного котенка ничего делать. То есть Куро важно возлежал у хозяина на коленях, хрустя чипсами, картошкой и вообще поедая все, что давал ему человек. Надо признать, Махиру полон жизни, и рядом с ним тоже ощущаешь себя... живым. От пристального взгляда Широта пошевелился, но не проснулся. Венка на шее призывно пульсировала, горловина майки обрисовывала ее так соблазнительно, что Куро против воли сглотнул голодную слюну. Какой на вкус будет жизнь Махиру? Длинные руки и ноги, тощие. Майка задралась, и ребра можно пересчитать пальцами. Чем Куро иногда занимался, забираясь к хозяину в постель в виде котенка и "утаптывая" место для сна. Растрепанный, большеротый... Угловатый... Как в такой неказистой оболочке может быть скрыта поразительная воля к жизни? Жизненная сила, с которой приходится считаться? Все искупали глаза. Большие, миндалевидные и янтарные, в них горело пламя, отражался дух Широты. Этот свет, идущий из глубин души, преображал черты лица парня, делая их даже приятными. Делая его всего... запоминающимся. - Куро? Вампир вздрогнул, не сразу понял, что, заслушавшись сонного дыхания, упустил пробуждение хозяина. С ним тоже все не так просто. Их отношения в последнее время вибрировали натянутой струной. Куро даже подозревал вину собственных нереализованных желаний, отголосок которых во взглядах ловил Махиру. Ловил и делал какие-то свои, странные проблематичные выводы. - Разрешишь? Куро не любил объяснять, это утомительно, у него могла начать болеть голова. А сейчас... слова лишние, они обозначили бы непонимание и разрушили атмосферу, когда струна меж хозяином и слугой натянулась до предела, вибрировала, глубоко и мелодично напевая о чем-то личном, только между ними. Махиру нервно облизнул пересохшие губы и решительно кивнул. - Да. В этом весь Широта - не отступает перед трудностями, делает все, чтобы их разрешить как можно скорее. Не любит проблем. А натянутая струна нереализованных желаний Куро - это именно проблема. Вампир склонился ближе, еще ближе. Тепло чужого тела коснулось носа, затем щеки. Махиру пах приятно: горьковатой нежностью грейпфрута от геля для душа с нотками лаванды стирального порошка. Где-то вдалеке, на заднем фоне, примешивались отголоски чего-то резкого, насквозь химического. Скорей всего, чипсов. И скорей всего, этот запах на себе принес сам Куро. Отчего-то мысль породила где-то внутри довольное урчание. Куро носом провел вдоль забившейся еще быстрее венки, услышал шумный глоток сверху, но запрета не прозвучало. Слюна копилась во рту, клыки зудели все сильнее, выдвигаясь практически самостоятельно, пока обмирало на постели худощавое тело. Кончиком языка Куро смочил кожу, попробовав ее. На вкус Махиру тоже оказался весьма неплох. Теплый, слегка горьковатый, как дорогой бельгийский шоколад. Вампир пробовал его когда-то, пока жил в Бельгии. Тогда его делали определенно лучше. Аккуратно, почти нежно, клыки прокусили кожу, и кровь, вожделенная, долгожданная, коснулась языка и полилась в горло робким ручейком. Куро замер, нервно сглатывая. То, о чем он так долго думал, превосходило все его ожидания. Неужели... это так всегда бывает? Как описать вкус чужой жизни, которую смакуешь медленно, глоток за глотком, неторопливо, как винодел разбивает букет своего творения на отдельные ноты. Как описать полившееся в горло солнце? Чужое, слепящее, но дающееся в руки. Только протяни пальцы - и оно опустится на ладонь, не обожжет, согреет. Как можно описать всю ту нежность, волной омывшую его? Признательность, верность и невысказанное обещание? Всполох огня внутри, скручивающуюся пламенную спираль, наслаждение и жажду в одном флаконе? Как описать вкус солнца на губах? Только для него одного. Единение, сердцем к сердцу, и один на двоих кровоток. Переплетенная система, когда не знаешь, где кончаешься ты, и начинается он. Тепло, запах, вкус, свет - все в сотни раз ярче, дурманит и кружит голову. Через клыки, через переплетенные ноги, через сомкнутые руки и сошедшиеся близко грудные клетки. Вместе, стать неделимым целым, забраться под кожу, чтобы быть ближе всех. Теплые руки обняли за шею, прижали к себе, заставляя принять больше. Реши сейчас вампир выпить все до дна, и Махиру не станет останавливать. Сегодня все - для него. Раз уж он рискнул попросить. И Куро отстранился, опираясь на локти, зализал кровоточащую рану, закрывая ее, чтобы не причиняла боль. Сердце билось как безумное, а под кожей пульсировало и разливалось тепло чужого - его - солнца. Он смотрел на лежащего под ним человека, чуточку бледного, но по-прежнему решительного, и понимал, почему сестра выбрала одного человека на долгие шестьдесят лет. Почему не боялась рисковать, влюблялась и жила для них. А после - оставляла и прощалась, снова и снова. И почему этого не сделает он. У Лили много детей, у Цубаки было много прислужников. У Куро будет только один. Единственный. Солнце. Махиру приподнялся, держась за шею Куро, и губами собрал свою кровь с чужих губ. Солнце вспыхнуло с новой силой, закипело в венах, отозвалось на прикосновение того, кому раньше принадлежало. Клыки убрались, но теперь зачесались руки. Стиснуть и не отпускать. Разделить навсегда чужую жизнь. Одну на двоих. Вкус солнца на губах.