*
Включая «соседей» за стенкой и несколькими дверными замками, семеро. С Юнги – ныне безработным журналистом-фрилансером, предпочитающим называть себя свободным писателем. С тем самым мудаком, который пять лет тому назад пускает всё по пизде (знакомит Намджуна и Чимина на одной из своих ниочёмных домашних вечеринок). Семеро, - включая Юнги, с которого и начинается весь пиздец. В то время Чимин – семнадцатилетний плюшевый мишка, безбожно зависающий на своём умном, талантливом и полным харизмы парне, а девятнадцатилетний Юнги намерен посвятить свою жизнь профессиональным занятиям фотографией и их с Чимином будущему. Ту самую жизнь, которая, выходит, охуительно-интересная штука. Намджун, напротив, ничего не планирует. Переезжать в соседнюю квартиру не планирует тоже, - так получается, когда через год он оказывается выставленным за порог родительского дома из-за оглушительных разногласий касательно своего будущего. У Намджуна нет ничего, кроме чемодана, забитого проводами и дисками, работы в клубе на полставки и Тэхёна, с которым отношения в последние дни совсем не ладятся, но которого он по-прежнему любит (до пробитых стен, разбитых зеркал и сбитых костяшек). Ещё у Намджуна есть Юнги – давний друг детства, с которым они вместе лепили чудовищ из песка, вместе симулировали болезни, чтобы прогулять школу, вместе учились кататься на велосипедах и до крови разбивали коленки. Именно с ним Намджун обсуждает возможные варианты проживания, когда Юнги узнаёт, что у его нынешнего соседа по этажу истекает срок контракта. Юнги (вероятно, не раз пожалевший о своей природе) проникается проблемой друга: общается с соседом, узнаёт, что он вскоре съезжает, вызванивает арендодателя дома и знакомит их с Намджуном спустя неделю, даже занимает денег на первое время. Квартира, как и арендная плата, оказывается слишком большой, у Намджуна – три пустых комнаты и никаких вариантов. Юнги советует побыстрее занять самую лучшую из них, а для оставшихся двух найти таких же, как он, нуждающихся в жилье. Так давние друзья становятся соседями, Намджун много работает, отдаляется от всего прежнего окружения, и наиболее болезненное – от Тэхёна, живущего теперь на другом конце города и целыми днями пропадающего со своими школьными друзьями. Намджуна, брошенного родителями, дезориентированного и вместе с тем ещё неуверенного в себе, это да кому ты нахуй сдался? отношение без ножа режет. Ему тошно смотреть на профиль Тэхёна в социальных сетях, где тот всегда счастлив и до неприличия красив, где тот вечно тусит и обжимается с какими-то уродами. Намджуна выворачивает от эмоций, буквально мутит от самого себя и полного понимания ситуации, в которой его, кажется, и не любили вовсе, а просто весело и приятно проводили время. Он сбрасывает звонки, шлёт к чёрту общих друзей, он проклинает весь мир и больше всего ненавидит тот факт, что Тэхёну хорошо и без него (потому что Намджуну без него – оглушительно плохо). И вся эта слезливая поебень о том, что настоящие влюблённые способны чувствовать друг друга на расстоянии, здесь не работает. Истории о людях, способных читать эмоции друг друга по глазам и, даже запутавшись, разглядеть истину, подходят, разве что, для голливудских кинолент и сентиментальных романов, не покидающих списки бестселлеров. В жизни происходит иначе, и если ты что-то говоришь – именно это для другого человека ты и имеешь в виду, никто не ищет второго дна. И когда ты что-то не говоришь, - ты тоже отвечаешь. Тэхён не говорит. Тэхён – запертый между школой, проблемой предстоящего выбора и полным отсутствием самого важного в своей жизни человека, - слетает с катушек. Скучает так, что по ночам (утрам и в перерывах между занятиями) лезет на стены, кусает губы – до крови, костяшки пальцев – до уродливых следов на коже, но не позволяет себе плакать, не позволяет себе сказать и слова. Он ненавидит Намджуна, когда тот съезжает к своим крутым взрослым друзьям, отставляя его одного на другом конце города, ненавидит тот факт, что он делает это, когда Тэхёну больше всего нужна его поддержка перед итоговыми экзаменами, ненавидит, что они видятся с каждой неделей всё меньше и всё чаще ссорятся из-за пустяков. Тэхён чувствует себя абсолютно неважным. Он пытается перебить это чувство вниманием посторонних людей (не работает), много смеётся (не работает) и впервые хочет сделать Намджуну как можно больнее (сделать так, чтобы он хотя бы, блядь, позвонил). Намджун не звонит, - Тэхён не говорит. Они уничтожают друг друга дистанционно. Намджун топит себя в работе, и на самом дне находит выход эмоциям, - пишет свои самые больные и в недалеком будущем наиболее популярные треки. Он, наконец, понимает, на что способен, даже если по дороге разлетается вдребезги. Ёбаная ирония жизни, откровение первое: В конечном счёте, ты всегда получаешь именно то, о чём просишь. Ёбаная ирония жизни, откровение второе: Чтобы родиться, нужно умереть. Намджун и «умирает»: через «не хочу» раскладывает свои отношения, начинает интересоваться тем, что происходит вокруг (помимо оглушительного провала в делах любовных), даже посещает психолога в государственной службе помощи. Намджун очень старается забыть, очень старается распрощаться со своими глобальными чувствами, с яркой и с самой красивой первой любовью, вытряхнувшей всю душу, с комплексом неполноценности, тянувшимся с подростковых времён, и самое главное – с самой идеей о том, что ему необходим другой человек для того, чтобы быть цельным и самодостаточным. Намджун выдирает это из себя буквально с мясом, оставляя огромные зияющие дыры. И, так выходит, в двадцать лет он открывает глаза; не на той стороне, чтобы быть безоговорочно счастливым, заниматься благотворительностью и любить весь ёбаный мир, – но Намджун открывает глаза. И поэтому Тэхён уже никого не спасает. Когда спустя месяц с лишним, наплевав на гордость, долгое молчание и все свои обиды, приезжает к Намджуну сразу с чемоданом, смотрит на него и не замечает, как по щекам катятся слёзы; когда ревёт навзрыд, заявляет, что любит и хочет жить с ним – не спасает. Намджун, выстроивший свои собственные защитные стены высотой с Эверест, пожимает плечами и (желая доказать самому себе, что может с этим справиться) пропускает в квартиру, мол, хочешь жить – живи, но найди работу, потому что треть арендной платы – теперь твоя. Но Тэхён уже никого не спасает. Когда впервые в жизни прикладывает реальные усилия, светит их фотками на каждом углу и устраивает милые сюрпризы, когда обнимает со спины и целует так, словно в Намджуне – целый мир, когда цепляется пальцами за футболку и дрожащими голосом произносит «ты не можешь отказаться от нас», – Намджун, действительно, ему почти верит, но Тэхён уже не спасает. Привыкший получать то, что хочет и получать это мгновенно, Тэхён выдыхается: психует, посылает Намджуна на хуй и пропадает на несколько суток. Спустя несколько недель его отчаянных попыток всё вернуть это ощущается даже хуже, чем «до». Но Намджун не удивлён. Намджун, вообще, старается не забивать свою голову Тэхёном. Он громче включает радио, много работает и сближается с Чимином, выдёргивающим его из этой эмоциональной блевотины в кафе или в соседнюю квартиру на какой-нибудь дерьмовенький второсортный ужастик. Несколько раз Намджун посещает его тренировки; остаётся рядом, когда в день его Рождения Юнги по каким-то невразумительным причинам до ночи пропадает на работе. Когда Чимин раз, второй проваливает свои прослушивания, когда не проходит кастинги и в бессилии ревёт на полу пустого танцевального зала, Намджун молча гладит его по спине, а после откармливает вредными простыми углеводами в кафешке поблизости. Намджун не говорит банальных «держись!», «я в тебя верю» и «у тебя всё получится», вместо этого он отвлекает Чимина разговорами о работе в новой студии, о плантациях Чеджудо, где выращивают самые вкусные в мире мандарины, и о том, что когда-нибудь, когда будет готов, очень хочет завести большую собаку или даже двух. Намджун успокаивает, стабилизирует. И когда взволнованный, запыхавшийся, но невероятно счастливый Чимин посреди дня звонит и орёт в трубку «меня взяли!!!слышишь!!!я прошёл!!!», Намджун тихо смеётся, поздравляет и спрашивает, как отреагировал на новость Юнги. Оно происходит где-то здесь. Чимин молчит дольше, чем это выдержал бы любой человек, но не Намджун – Намджун ждёт. И когда Чимин, прочистив горло, отвечает, что Юнги ещё не в курсе, потому что «да, не знаю, я просто первым делом подумал о тебе», это слышат оба. Видите? Не потому что кто-то из них что-то планирует. Когда спустя несколько недель Чимин принимает окончательное решение и расстаётся с Юнги, Намджун не планирует пускать его к себе даже на пару недель «перекантоваться». (Намджун не планирует, но абсолютно разбитый Чимин стоит на пороге с двумя сумками, из которых торчит его барахло, и что-то в Намджуне откликается вперёд его рассудительности). Юнги не планирует устраивать в своей квартире перестановку, перекрашивать потолок прихожей в лиловый, а волосы – в блонд, не планирует расставаться с человеком, которого любит, кажется, больше самой жизни, и выкидывать профессиональное оборудование, стоимостью в целое состояние, из окна третьего этажа. Только у жизни, по-прежнему, на всех свои планы. Намджун спрашивает об этом только через два с лишним года, когда они оба достаточно в порядке для разговоров о прошлом без крепкого алкоголя. - Просто глава жизни, которая закончилась, - Юнги пожимает плечами и криво улыбается, - я был хорошим фотографом. - Ты был охуенным фотографом. Когда был с Чимином, - не добавляет Намджун. И это не значит, что он хочет, чтобы Юнги и Чимин снова были вместе, не хочет, вообще-то. Но нужно признать должное – Юнги был гениален, когда дело касалось фотографии. У него были сумасшедшие проекты, ему пророчили мировую славу, но, стоило им с Чимином разойтись, как Юнги словно выключили, он потерял всякий интерес, потерял своё вдохновение. И Намджун никак не может отрицать свою роль в произошедшем, не может выкинуть из мыслей приставучее «если бы», стереть горькую усмешку Юнги и режущее «ты мой друг» в своей голове. Намджун по-прежнему чувствует вину, - килограммовыми гирями на своих плечах. Только это не достаточное основание, чтобы взять и вычеркнуть Чимина из своей жизни. Намджун, в принципе, не уверен, что в целой Вселенной возможно такое количество эмоций, которое вынудит его отказаться от общения с Чимином. Да и, в конце концов, разве Чимин виноват? Или Намджун? Кто-то из них делал что-то специально и злонамеренно? Нет. Но Юнги и так всё знает. - Это в прошлом. Мне нравится заниматься публицистикой, и у меня это неплохо выходит. Я в порядке с Сокджином, - звучит именно так, и Намджун коротко кивает, не зная, что ещё добавить. Юнги хороший журналист, его статьи и заметки не просто так пользуются популярностью, но это не идёт ни в какое сравнение с тем, каким востребованным он был фотографом. Но да, семеро, - обязательно с Сокджином. С настолько зрелым и приятным человеком, что единственный вопрос, возникающий у Намджуна, каким образом он, вообще, оказался с ними? Под этим катком из личностных проблем и сгоревших эмоций? Сокджин словно являет собой всю прожитую мудрость поколений, не боится говорить о своих слабостях и разрешает себе не нравиться людям, искренне. Он запросто может переключиться в режим капризного ребёнка и немного поканючить, но довольно быстро возвращается во взрослую жизнь. Сокджин не стесняется себя и своих чувств, находит своё призвание в шестнадцать, в двадцать пять открывает небольшую ветеринарную клинику и неплохо держится на плаву. Сокджин совсем не употребляет алкоголь и любые другие наркотики, но и не думает устраивать пропаганду трезвенности круглосуточно кутящим соседям. Кажется, он делает самое сложное и невозможное в современном обществе: принимает чужой выбор и даёт ему право на существование. За два года Намджун не слышит от Сокджина ни одного плохого слова в сторону других людей, и однажды, когда Чимин серьёзно заболевает, а поблизости не оказывается ни Намджуна, ни Юнги, именно Сокджин посреди ночи везёт его в больницу. Даже если Сокджин не понимает Чимина, он никогда его не обижает, три дня подряд ездит к нему в больницу, общается с докторами и таскает ему фрукты просто в огромном количестве, объясняя это тем, что витамины укрепляют иммунитет. - Звучит так, словно стоит мне съесть это ведро фруктов, и я больше никогда в жизни не заболею, – Чимин смеётся и качает головой, - но, скорее всего, единственное, что я получу, это несварение. Но спасибо, правда. Сокджин – удивительный. Чонгук, на самом деле, своей приятной и понимающей стороной немного его напоминает, но Сокджин, определённо, более цельный и уверенный, разобравшийся в себе и своих желаниях человек. Чонгук же, напротив, во многих моментах продолжает метаться и ждёт помощи от других. Но Намджун никого из них не осуждает. Намджун никого из них не имеет права осуждать. Тэхёна, требующего внимания и признания, Чимина, глушащего себя работой, Чонгука, захлёбывающегося в чужих скандалах и эмоциях, Юнги, выбравшего новую жизнь и новую профессию без груза разбитого сердца, Хосока, ревнивого и излишне эмоционального, Сокджина, встречающегося лицом к лицу с самыми больными чувствами своего любимого человека, себя, не способного остановиться, когда это необходимо, - Намджун не осуждает. И когда он в очередной раз ловит на себе взгляд Чимина, мягко улыбается и тащит его к себе на колени. Намджун понимает, что, возможно, для кого-то это неправильно, потому что Юнги – его друг, а Чимин – человек, которого он любил и, кто знает, может быть, любит по сей день; потому что их двоих познакомил именно он, и Намджун должен был придерживаться одной лишь дружбы. Но всё сложилось иначе. И Намджун мягко дёргает ворот чиминовского пушистого свитера, ведёт пальцами по тёплой шее и по-настоящему наслаждается мелкой дрожью, проходящей по телу Чимина. Чимин на это прищуривается, убирает его руки и, словно Намджун – игрушечная кукла, закидывает их себе на плечи. Не улыбается, когда поддаётся вперёд и крепко-крепко обнимает за талию. Чимин прячет нос в основании его шеи и шепчет «всего пять минут». В эти редкие моменты рядом с ним Намджун чувствует какое-то невообразимое количество тепла, – сколько никто и никогда ему не предлагал. А Чимин совсем не жадничает: смотрит своим мягким и хитрым взглядом, смеётся – громко и заразительно, обнимает так, что становится трудно дышать, даже злится – открыто, не откладывая в дальний ящик обиды и недопонимания. Чимин, кажется, взрослеет прямо на глазах: признаёт за собой право на жизнь с ошибками, договаривается со своими тараканами и больше не боится встречаться взглядом с Юнги, не боится касаться Намджуна в комнате, полной знакомых. Они не замечают, как раскручивают спираль своих отношений, как всё глубже падают в ощущения уюта и комфорта, как время от времени теряются в более серьёзных эмоциях, названия которым никто не ищет. Они просто остаются рядом, когда у них есть такая возможность, они так много обсуждают, - от религий мира и экологических проблем до собственных поступков, но никогда не говорят о любви. Что это? (для Намджуна (всё ещё) – Тэхён). (для Чимина (всё ещё) – Юнги). Они молчат. И, по мнению Намджуна, у них с Чимином по-прежнему ничего не получится. С этим прилипшим чувством вины, с постоянными командировками Чимина, с огромным количеством людей, вьющихся вокруг Намджуна, с их сегодняшним образом жизни, единственное, что они могут подарить в отношениях – это разбитое сердце. Они прекрасны в уничтожении – себя и всех, кого это заденет. Поэтому первый раз, переспав по пьяни, они делают вид, что ничего не случилось. После третьего раза они договариваются о том, что это ничего не значит: у них нет отношений, нет никаких особенных чувств, всё, что происходит между ними – физика, приятное времяпрепровождение (Намджун думает, что эта такая грёбаная банальщина, но кивает и тянется к губам Чимина; почему-то целовать его – самое приятное из всей его жизни за последнее время). Они оба идут на сделку с совестью, оба запутывают всё окончательно. - Слушай, - Сокджин ставит перед Намджуном тарелку с тыквенным супом и садится напротив, - если Тэхён и Чимин будут тонуть, кого ты спасёшь в первую очередь? Намджун с трудом подавляет желание врезать Сокджину ложкой по лбу. - Что за банальное дерьмо? - Мне интересно, - пожимает плечами парень и кивает на суп, - пробуй. - Чимин плавать не умеет, - отвечает Намджун и осторожно пробует новое блюдо Сокджина, - отстойный вкус, чувак, – он морщится и отставляет от себя тарелку. – Слишком сладкое и одновременно с этим какое-то совершенно безвкусное. Не понимаю, как у тебя получается так виртуозно портить еду. - Да иди ты, - расстроенно выдыхает Сокджин, - кто знает, может, у тыквы и должен быть такой вкус, – он мешает свою бурду в кастрюле ложкой. – А если бы они оба не умели плавать? - Тогда бы их даже в бассейн без спасательных жилетов не пустили. Сокджин качает головой: - Ты можешь просто ответить на вопрос? Не увиливая. - Меня с детского садика напрягают такие вопросы. - А в чём проблема-то? Во всём – в том, что они с Чимином договорились не строить планы и не пытаться строить отношения, не ревновать, не ждать, не надоедать; проблема в том, что Юнги за соседней стенкой, а его парень сейчас стоит на кухне Намджуна и ждёт ответа; в том, что Чимин сегодня здесь, а завтра может исчезнуть, не сказав ни слова, и вернуться только через месяц; в том, что Тэхён всегда делает, что хочет, не считаясь с мнением других людей; в том, что когда он скучает – он идёт к Намджуну, неважно, есть у него Чонгук или нет, словно это плохая детская привычка, а Тэхён всё ещё не вырос. Проблема в Намджуне, который никогда не находит в себе достаточно сил, чтобы его остановить, и если Тэхён бьёт – Намджун просто подставляет другую щёку. Проблема в Хосоке, по сей день излишне опекающем своего брата. Обычно Намджун просто скрипит зубами на все его оскорбления, но после того, как во второй раз ловит летящие в сторону Тэхёна кулаки, не ждёт третьего раза, - выгоняет из дома и советует найти свои грёбаные мозги. Хосок – охуительно ёбнутый парень. То есть, в общем-то, прекрасно вписывается. Но Намджун всё равно даёт ему пару дней остыть, а на третий звонит и зовёт в бар. Он даже не интересуется, где эти дни жил Хосок, просто покупает им выпивку и просит вернуться домой. Хосок может быть довольно резким, несдержанным, но он хороший друг для Чимина, с ним круто рубиться в приставку, и он исправно платит свою часть аренды. Ко всему, Намджун видит, насколько сильно он любит Чонгука, насколько сильно он за него переживает, и даже если эта любовь за гранью обычных братских чувств, чёрта с два Намджун будет это осуждать или обсуждать. Хосоку и без него, кажется, хватает досужих мнений. - Не усложняй, - Сокджин стучит ложкой по столу и повторяет свой вопрос, - Тэхён или Чимин? - Почему ты, вообще, спрашиваешь? - Тэхён или Чимин? - Да что с тобой? - Ты не можешь просто ответить? - Какого хера ты такой доставучий сегодня? – Намджун хмурится и откидывается на спинку стула, отстраняясь от Сокджина. - Что-то случилось? - Это ты на простой вопрос ответить не можешь. - В этом нет смысла. У Тэхёна – Чонгук, у Чимина – работа, которая всегда будет для него на первом месте. У меня – никого, я не хочу никого выбирать. Никаких обязательств, никаких ожиданий, никаких разочарований. Знаешь же, отношения двух людей – это всегда копание в куче дерьма из страхов, неуверенности и груза прошлых отношений с редкими просветами. - Побольше себя в этом убеждай, и каждый раз всё так и будет, - Сокджин качает головой и, кинув ложку в кастрюлю, громко вздыхает. – С ума сойти, ты всё-таки вынудил меня это сказать, но у нас с Юнги всё хорошо. Мы вроде как благодарны произошедшему, я, блин, безмерно благодарен вам, потому что иначе мы с Юнги никогда бы не познакомились и не узнали друг друга, улавливаешь? Любовь может быть разная, и она не всегда одна на всю жизнь. Я не думаю, что имеет смысл спорить с тем, что было между тобой и Тэхёном или между Чимином и Юнги в подростковом возрасте. Но сейчас-то вы уже не подростки, прекратите дёргать друг друга чуть что и оборачиваться на прошлое, иначе вы так и останетесь в этой трясине. – Сокджин улыбается и откидывает каштановую чёлку с глаз, - я с лучшими побуждениями, Намджун. Ты, вообще, хороший, но заслуживаешь порой хороший пинок под задницу.*
- Меня зовут в Штаты на постоянку, - Чимин звучит равнодушно, так, словно сообщает о погоде за окном. Намджун на секунду медлит, и Хосок моментально пользуется этим небольшим преимуществом, нокаутируя его персонажа, - Намджун продувает третий раунд. Сжимает в руках приставку и дёргает плечами, всё ещё глядя на результаты игры на мониторе: - Что ты решил? - Я устал, - выдыхает Чимин, - устал постоянно мотаться туда-сюда, хочу ненадолго осесть на одном месте, контракт на год, и мне это подходит. Намджун переваривает услышанное, поднимает глаза и улыбается: - Здорово, мне, наконец, не придётся ни с кем делить свою комнату. Ауч. Чимин улыбается в ответ и молча уходит из гостиной. - Какой же ты мудила, - выдыхает рядом Хосок и суёт ему свою приставку, - просто мудила с большой буквы. - Иди ты, - беззлобно отзывается Намджун и пихает Хосока в плечо, - какого хера ты на меня опять взъелся? По-твоему, я должен просить его остаться? Или поехать с ним? Ну, я не собираюсь. - Тебе совсем на него похуй или как? Потому что выглядит именно так. - Не драматизируй. Ты видел, как много он работал, чтобы добиться сегодняшнего положения, а Штаты – это мечта любого профессионального танцора. Пытаться остановить его сейчас – откровенно дерьмовый выбор, потому что это то, к чему он всегда стремился. - Нихуя ты не знаешь, - качает головой Хосок и встаёт с дивана, - тебе просто удобно так думать. Пошёл бы и спросил, чего он хочет и к чему он стремится, вместо того, чтобы за него решать. Намджун трёт глаза и качает головой. Кажется, они с Хосоком, вообще, никогда не сходятся во мнениях, не по одному чёртовому вопросу. - Чимин сам только что сказал, чего он хочет. - Он думает, что… - Блядь, Хосок, если Чимин хочет что-то сказать, он подходит и говорит, без ёбаных загадок, намёков и ужимок. А ты, пиздец, раздражаешь этим беспонтовым трёпом, – отзывается Намджун, бросает приставки на пол и откидывается на спинку дивана. - Аналогично, болван. Намджуну даже встать лень, чтобы хорошенько ему врезать. Он какой по счёту раз пропадает в студии всю ночь напролёт, приползает домой только под утро и, несмотря на крайнюю степень усталости, всё равно не может заснуть, а тут ещё Хосок со своими долбаными никому не нужными наставлениями. - Я не буду его останавливать. Пусть делает ровно то, что считает нужным. Мы не встречаемся, Хосок, и, даже если бы и встречались, это не тот вопрос, который требует чьего-либо мнения или разрешения. Намджун, действительно, в этом уверен. - Вот почему ты мне нравишься, - он слышит голос Чимина и, обернувшись, замечает его, застрявшего в дверном проёме их комнаты, - спасибо, ну, за то, что не пытаешься в это влезть. Намджун улыбается и пожимает плечами: - Не то чтобы у меня было на это право. - Оно у тебя есть, - Чимин подходит ближе и лениво ерошит волосы Намджуна, - но я рад, что ты не пытаешься. Я столько всего выслушал за сегодня, что грешным делом подумал, что и ты решишь высказаться, - Чимин тихо смеётся, - но это же ты. Спасибо. Намджуну хочется ткнуть эти слова прямо в лицо Хосоку, распечатать их на огромном плакате и повесить на стену. Хосок, может быть, и один из самых лучших друзей Чимина, но Намджун знает, насколько ему претят советы и мнения, делиться которыми никто не просил. Чимину не нравится, когда лезут в его дела. Намджун понимает это, как и то, что Чимин больше не пугливый подросток: он бы не стал поднимать эту тему, если бы не принял окончательное решение. - Когда рейс? - Через неделю, нужно утрясти всё с документами и собрать вещи. Чимин проводит пальцами по волосам Намджуна, разделяя их на пряди, и легонько массирует кожу головы, стимулируя нервные окончания и пуская приятную дрожь по телу, медленно спускается на плечи и смеётся, замечая, насколько же они напряжены. Намджун, ещё испытывающий остаточное раздражение от слов Хосока и безрезультатно пытающийся заснуть часом ранее, чувствует, как на него понемногу накатывает сонливость и громко вздыхает, буквально расплываясь телом по дивану и закрывая глаза. - Хочешь, я отвезу тебя в аэропорт? - Спрашивает тихо, но чётко. - Хочу, - Чимин чуть наклоняется и целует Намджуна в затылок, - спасибо. Было бы за что, - отмечает Намджун про себя, наслаждаясь мягкими и спокойными прикосновениями. Он ведь ничего не сделал, просто не мешал.*
- Это что, любовь? – Чимин бурчит под нос, спрашивает больше самого себя, но Хосок всё равно прекрасно его слышит, фыркает и фиксирует положение телефона на полу танцевальной студии. Они общаются по видеосвязи уже минут десять, и всё это время Хосоку очень хочется залезть в экран и дать Чимину хороший подзатыльник, чтобы он уже развис. Он, конечно, предполагал, что поездка Чимина способна разрешить хотя бы одну из затянувшихся драм, но то, что для этого им понадобится провести десять месяцев вдали друг от друга – это идиотизм какой-то. Чимин громко вздыхает, подпирает голову свободной рукой и смотрит куда-то за объектив телефона. С момента приезда в Штаты он перестаёт извращаться над своими волосами и останавливается на классическом пшеничном цвете, сумасшедше играющем оттенками под лучами южного солнца. Чимин больше не бьёт тату (просто не хочет), но и старые не прячет, улыбаясь на проскальзывающие время от времени комплименты и вопросы, было ли больно, во сколько обошлись и что значат. Несмотря на свой плохой английский, с самых первых дней в Америке Чимин меньше стрессует, больше спит и лучше питается, налаживает свой режим и даже немного теряет в весе. Он чувствует себя не идеально, но лучше, носит большие рубашки и плетёные браслеты, теперь (спустя десять с лишним месяцев проживания и работы в чужой стране) Чимин почти свободно разговаривает на английском языке и на многие ситуации в жизни смотрит иначе. - Эй, чудила, у тебя мороженое растает, минут пять уже прошло, как его принесли, - Хосоку с одной стороны очень смешно, с другой – плакать хочется от того, насколько они все ментально несбалансированные и разрозненные. - Так Тэхён, правда… уезжает? – Чимин хмурит брови и наклоняется ближе к телефону. – Он начал общаться со своей семьёй? Хосок кивает и отворачивается от экрана. Тэхён, действительно, уезжает; поступает так, как привык, - в один день решает, что ему всё надоело, что больше не хочет (Намджуна, Чонгука, этот дом и квартиру на четвёртом этаже). Тэхён возобновляет общение с родителями по своей инициативе, - просто звонит и говорит, что скучает и хочет к ним, что помирился с бабушкой, пережил кризис и знает, как сильно он их обидел. Тэхён тепло улыбается, смешно щурится и через экран угукает что-то двухлетней сестрёнке. Топит сердце родителей буквально одним фактом своего звонка, через двадцать минут получает свой билет на самолёт до Лондона, разрывающийся от сообщений телефон и несколько ссылок на ведущие языковые школы Англии. Тэхён редко оглядывается на других людей, он действует, исходя из своих интересов, эгоистично, но максимально честно. К чертям разносит весь ёбаный мир Чонгука, когда при всех сообщает, что уезжает, когда непонимающе хмурится и спокойным низким голосом спрашивает, с чего он, вообще, должен кому-то что-то объяснять и «рассказывать заранее». Он не видит за собой никаких обязательств перед Чонгуком, но всё же вытаскивает его на прощальное свидание (звучит просто отвратительно), посвящает ему целый день. Тэхён действует не из-за чувства вины, ему просто немного грустно от того, каким поникшим и разбитым выглядит Чонгук. Тэхёну совсем не жаль Чонгука (да и с какого хера его жалеть? он красивый, умный и здоровый парень), Тэхёну просто хочется, чтобы после него младший продолжал жить так же, как и до него, чтобы не надумывал себе великих трагедий и не убивался из-за чьих-то отъездов. - Я не стою твоих переживаний, - Тэхён улыбается и пожимает плечами. – Никакой другой человек не стоит твоих переживаний, Чонгук, так что не накручивай себя, может быть, свидимся ещё. В последний раз Тэхён обнимает Чонгука в аэропорту, клюёт губами в щёку и тихо говорит о том, что им всем нужно побыть по-отдельности, вместе всё слишком запутанно, просто Чимин первым это осознал. Просит ни в коем случае не ждать (потому что упущенное время никто не вернёт), просит жить на полную катушку, встречаться с другими людьми и ставить свои мечты на первое место. Тэхён оставляет следы из разбитых сердец, даже когда меньше всего хочет принести кому-то боль, - он просто действует в своих интересах. Громко вздыхает, глядя на Намджуна, и обнимает его так, что становится больно. Не только Намджуну – Тэхёну больней, в нём к этому единственному человеку бескрайний океан: не прожитых дней и отравленных эмоций. Тэхён ничего не может сделать со слезами, застилающими глаза, когда отстраняется и слабо улыбается одними губами. - Надеюсь, что мы никогда больше не встретимся, Намджун, - Тэхён поднимает глаза к потолку, скидывает дрожащими пальцами слёзы и дует щёки, пытаясь успокоиться, - я говорю, что это… конец, да? Окончательный. Абсолютный. Намджун не улыбается, не отвечает, просто смотрит на борющегося со своими эмоциями Тэхёна и думает о том, что даже в такой ситуации он выглядит безупречно. Тэхён всегда невероятно привлекателен, словно главный герой высокобюджетной голливудской киноленты, в которого, в конце концов, вы обязательно влюбитесь. Он просто такой: в пятнадцать, когда учится кататься на скейте Намджуна, падает через каждые пять метров и за пару недель умудряется на несколько раз ободрать локти и коленки, когда смеётся над собственной неуклюжестью и каждый раз тянет к нему руки; в семнадцать, когда гормоны бьют особенно сильно, и он творит неведомую херню вроде граффити на школьном дворе, первых сигарет и тусовок в заброшенных домах с крайне сомнительными людьми. (То есть ещё более сомнительными, чем Намджун, что не может не настораживать). Намджун тогда разгребает всё в одиночку, потому что не хочет говорить об этом кому-то из семьи Тэхёна; вытаскивает, вытряхивает Тэхёна из этого дерьма, и они впервые за два года орут друг на друга так, что, кажется, вокруг звенят стёкла, а на утро у обоих страшно болит голова. Намджун больше всего не любит, когда его, словно рой разъярённых пчёл, атакуют те воспоминания – жмурится, встряхивает головой и, открыв глаза, попадает прямиком на Тэхёна с покрасневшим носом и судорожным дыханием. Он, кажется, и не ждёт ответа, дёргает край своей рубашки, пытаясь успокоиться, но с места не сдвигается. Намджун чувствует, как его бьют по дых, - даже после всех лет он не привык видеть Тэхёна разбитым и измотанным; Тэхён, вообще, не из тех людей, которые часто плачут. Большую часть времени Тэхён прекрасно держит свои истинные эмоции под контролем, но сейчас? Намджун клянётся, Тэхён говорит. Касается ладонью шеи, смотрит в глаза и качает головой. Интересно, кто из них ненавидит больше? - Не дури там, Тэ, - Намджун отмирает, проводит ладонью по слегка беспорядочной укладке Тэхёна и грустно улыбается. – Попробуй разобраться с тем, что здесь, - он легонько стучит пальцем по его виску и спускает руку к сердцу, - и с тем, что здесь. Ты не просто так мне нравился. «Я не просто так тебя любил», - слышат оба; Намджун ещё слышит, как дрожит его собственный голос, и думает о том, что они просто охуительно никчёмные, раз по сей день не могут ничего сделать со всеми этими эмоциями, лезущими из них. Потому что они оба, честно, пытались – отвлечься, приглушить цвета, дать себе шанс их пережить. Они оба были слишком юными, эгоистичными и неуверенными в себе, они оба слишком долго молчали. И теперь Тэхёна буквально трясёт: он кидает «ну ты и тварь, Нам» и обнимает себя руками. Он надеется никогда-никогда больше не любить. Ловит взгляд Чонгука и, прежде чем тот срывается с места в сторону выхода из аэропорта, одними губами произносит «про-сти ме-ня». Потому что, чёрт побери, дело, вообще, не в Чонгуке, потому что он, как и несколько лет назад, самый лучший парень на свете, самый заботливый и внимательный, настолько любящий, что Тэхён совсем не понимает, как он оказался рядом с ним. Тэхён улетает в воскресенье, на следующей неделе во вторник из квартиры съезжает Чонгук.*
Намджун остаётся один. (или почти один, если не считать время от времени блуждающего из угла в угол Хосока). С момента переезда в эту квартиру три года назад, с того самого момента, как они с Юнги стали соседями по этажу, и Намджун столкнулся с последствиями разбитого сердца, попытками его залатать и обретённой популярностью, он впервые остаётся один. Проходит череда трезвых пятниц, после которых нет нужды разгребать захламлённую мусором квартиру, нет необходимости общаться с людьми, с которыми не хочешь общаться (никогда не хотел), нет желания заглушать свои мысли чужими руками и громкой музыкой, - Намджуну нравится, он больше не хочет прятаться в этом шуме. Хосоку это тоже по душе, - даже если Намджун начинает раскидывать какие-то странные заумные книжки по гостиной (Хосок не верит, что он их читает), даже если он не выходит из дома по двое суток и заказывает вонючую китайскую еду в половину пятого утра, а курьер будит весь чёртов дом, - Хосоку это нравится. Оставшись наедине с самим собой, Намджун обретает свою ось: становится более уравновешенным, даже разговаривает тише – низким и мягким голосом, перестаёт дёргаться из-за мелочей и, кажется, наводит порядок не только в своей комнате, но и в своей голове. В один из дней понимает, что носит на себе (в себе) слишком многое, - снимает массивные кольца с пальцев, тяжёлый браслет с запястья, извечную серьгу с губы, и почему-то совсем-совсем не жалеет. Намджуна больше не прибивает к земле, - ему даже дышится легче. Хосок почти пускает скупую мужскую слезу, когда в один из вечеров он по собственной инициативе вызванивает Чонгука, а когда младший приезжает, они втроём застревают у экрана телевизора с последним сезоном «Ходячих мертвецов». Намджун слабо улыбается на все комментарии, кормит их пиццей и что-то чёркает в своей тетрадке. Между делом, интересуется у Чонгука как проходит подготовка к поступлению в университет и есть ли реальные шансы, планирует ли он жить в общаге или хочет снимать отдельное жильё. Намджун общается на любые темы, обходя, разве что, вопросы младшего о Тэхёне и их отношениях, советует разговаривать напрямую с Тэ, а ещё лучше дать ему немного тишины и времени разобраться в себе. Потому что каждому из них это, действительно, необходимо. - Я даже не подозревал, что эта квартира такая огромная, - тихо говорит Хосок, когда через несколько дней они с Намджуном пересекаются в прихожей: Намджун только возвращается домой из студии, а Хосок, напротив, уходит на работу. - Здесь всегда было довольно шумно, - криво улыбается Намджун и пожимает плечами, - Тэхён, Чимин. И ещё десятки людей, имена которых Намджуну не вспомнить даже под дулом пистолета. - Кстати, какого чёрта Тэ не забрал все эти пылесборники? Нам скоро дышать нечем будет, - Хосок нажимает пальцем на клюв игрушечной утки, сидящей на небольшом журнальном столике в прихожей, и поправляет причёску у зеркала, - давай отдадим их в дом ребёнка что ли. Намджун кивает и сбрасывает ботинки с ног, он и сам понимает, что со всеми игрушками Тэхёна нужно что-то делать, но и слова не произносит, пока Хосок сам не поднимает эту тему. - Тогда завтра этим займусь, - Хосок коротко улыбается и лезет в телефон, - порадуем маленьких деток. - Только не трогай те, что в его комнате, - Намджун пожимает плечами и указывает на плюшевую утку, - и эту. Всех остальных можешь забирать. Намджун не говорит о том, что в комнате Тэхёна всего две игрушки – тигрёнок и большая потрёпанная панда, самые первые из всех. В начале их отношений у Намджуна была какая-то сумасшедшая потребность дарить Тэхёну мягкие игрушки; после их расставания Тэхён не мог прекратить их покупать. Намджун не хочет их отдавать; он вроде как не уверен, что Тэхён за ними когда-нибудь вернётся, но всё же хочет их сохранить, - ведь было же у них и что-то хорошее. (много хорошего). Теперь Намджун позволяет себе думать не только обо всём плохом, что с ними произошло, он разрешает себе помнить и счастливые моменты. В конце концов, это была его любовь. Хосок, вероятно, слышит в этой просьбе большее, отрывается от телефона, щурится и задаёт вопрос, ответ на который Намджун нашёл совсем недавно. Ответ, который удивительно с ним резонирует, не вызывает никакого дискомфорта и от того является единственным верным. - Так ты ждёшь его обратно? - Не жду, - Намджун пожимает плечами, - именно поэтому хочу их сохранить. Хосок хмурит брови и тыкает телефоном в сторону Намджуна: - Что за новый прикол говорить загадками? Мне теперь из тебя всё клещами вытягивать или что? Намджун фыркает, цепляет пальто на крючок вешалки и несколько секунд смотрит в глаза, прежде чем ответить, в надежде, что его, действительно, услышат: - Ты знаешь, почему так тяжело отпускать людей, которых по-настоящему любил? Потому что все те эмоции, которые они тебе подарили за время ваших отношений, окрашиваются в боль от утраты, и всё, что ты помнишь, это то, насколько сильно тебя ранили. Я больше не хочу помнить только плохое, хорошего было больше. В этой любви было больше счастливых моментов, Хосок. И именно поэтому я хочу их оставить, моё напоминание самому себе о том, что да, в конце может быть больно, никто от этого не застрахован, но любовь это оправдывает, любовь наполняет и дарит куда больше, чем ты теряешь, когда она проходит. Хосок открывает рот, собираясь ответить, но качает головой и закрывает его обратно. Кидает телефон на журнальный столик, подходит к Намджуну и, положив ему руки на плечи, внимательно вглядывается в его лицо: - Это, определённо, самая длинная речь от тебя за всё время нашего знакомства. Ты в порядке, вообще? - В полном. Хосок смеётся и в неверии качает головой: - Ты реально прочёл все те книги, валяющиеся в гостиной? Намджун фыркает и скидывает его руки со своих плеч: - Я никогда не был неучем, парень. - Ну, значит, ты неплохо маскировался под непроходимого тупицу. Хосок прямо таки напрашивается на подзатыльник, но улыбается слишком заразительно, и Намджун смеётся вместе с ним, когда на столике оживает брошенный телефон. - Так ты не планируешь сдавать третью комнату? – Взглянув на экран, уточняет Хосок. - Нет, хватит с меня, пожалуй, твоего присутствия. Хосок смеётся и крутит телефоном в руке: - Я, конечно, польщён, но что ты тогда собираешься делать с возвращающимся в следующем месяце Чимином? Выставишь за дверь? Намджун улыбается за это утро больше, чем за весь последний год своей жизни. - Ты опоздаешь на работу, - напоминает тихо и пожимает плечами, - а с Чимином мы как-нибудь разберёмся.*
Если бы кто-нибудь спросил у Намджуна, почему он не является особым любителем всех этих суперпопулярных романтических комедий и мелодрам, он бы ответил, - всё дело в сюжете, до жути банальном; всё дело в главных героях, которые в девяноста девяти случаях из ста оказываются не способны распознать и оценить свои чувства, и ещё в концовке, где они обязательно бегут на встречу друг другу после долгой разлуки, а на фоне играет что-нибудь отвратительно-лиричное и соплежевательное. Чимин, собственно, не спрашивает. Со всего размаху врезается в Намджуна, стоящего в толпе встречающих с картонкой «Чимин-щи, добро пожаловать обратно», и виснет на нём словно коала, сжимает в своих объятиях так, что дышать становится не просто затруднительно, а, в принципе, невозможно. Наплевав на целый аэропорт людей, беспорядочно целует его в лоб, губы, нос, щёки и снова в губы, смеётся в перерывах и громко свободно выдыхает. - Я надеялся, что ты приедешь, - замерев в нескольких сантиметрах от лица Намджуна, шепчет Чимин и ещё раз чмокает его в губы, прежде чем отстраниться. Он выглядит просто сногсшибательно в большой клетчатой рубашке со своим мягким ровным загаром, спутанными волосами и горящими глазами. Намджун и сам не осознает, что тянется к его лицу и с его губ не сходит улыбка, пока он осторожно проводит пальцами по лицу Чимина, поднимает его лицо за подбородок и, наклонившись, целует. Касается осторожно, словно в первый раз, и не может перестать улыбаться, когда чувствует, что Чимин отвечает столь же нежно и аккуратно, словно одно неверное прикосновение способно разрушить всю атмосферу и спугнуть едва-едва осознанные чувства. - Ты похудел, - замечает Намджун и, закрыв глаза, обнимает Чимина, - и пахнешь иначе. Солнцем и каким-то очень лёгким и приятным запахом, - Намджун не может подобрать ему определения и только глубже вдыхает, наполняя лёгкие. - Я поменял парфюм, - отзывается Чимин, - не нравится? - Нет, мне нравится. Намджун отвечает очень легко и при этом не чувствует себя неловко и нисколько не смущается. С Чимином к нему понемногу возвращается драгоценное ощущение тепла и комфорта, словно после долгой дороги, наконец, вернулся домой, и всё становится на свои места, впервые всё именно так, как должно быть. Именно в этот момент Намджун осознаёт, что все пережитые ими эмоции, весь путь, который они прошли, все их встречи и расставания, вели их сюда, в этот момент. И теперь они готовы попробовать. - Спасибо, что отпустил, - смотря в глаза, произносит Чимин. - Спасибо, что вернулся, - фыркает Намджун и откидывает с глаз Чимина светлые пряди, - я скучал. - Щас блевану. - И я. - Просто жесть. - Мы также со стороны выглядим? - Если да, пристрелите меня. Чимин удивлённо охает и смотрит за спину Намджуна, замечая, наконец, обладателей знакомых голосов. – Собственно, да, я не единственный, кто захотел тебя встретить, - добавляет Намджун и шипит, когда недовольный Хосок со всей дури бьёт его локтем в бок, отталкивая в сторону и налетает на Чимина с объятиями. Бывают дни, когда Намджун думает, что они с Хосоком – хорошие друзья, во все остальные дни ему просто хочется закопать это говорящее недоразумение где-нибудь глубоко под землёй, откуда он его не достанет. - Я, между прочим, больше всех по тебе скучал, а ты просто-напросто растоптал мои чувства своей бесцеремонным отношением, сюсюкаясь на моих глазах с человеком, от которого сам и сбежал в Штаты. Где-нибудь глубоко под землей, да. - Ты знаешь, почему я уехал, - отзывается Чимин, - это было полезно для всех. - Что правда, то правда, - Сокджин слабо улыбается и приобнимает Чимина за плечи, после того, как довольный Хосок, наконец, от него отлипает. – С возвращением. - Спасибо, - улыбается Чимин, на мгновение бросает взгляд на Намджуна, и тот пожимает плечами, мол, никто никого сюда за шкирку не тащил, сами собрались и сами приехали. - Хэй, - Юнги приветствует следующим, но обниматься не лезет, просто улыбается и поднимает ладонь, по которой Чимин ударяет с небольшой замешкой, - как тебе Америка? - Круто, - он улыбается и вновь бросает взгляд на Намджуна, - но дом-то здесь. - Ну, кто бы сомневался, - хмыкает Чонгук и обнимает Чимина последним, - здорово, что ты вернулся, кое-кто крайне нуждается в соседе по квартире. Чимин хмурится и поворачивается к Хосоку, они разговаривали буквально несколько дней назад, и всё было по-старому (Тэхён ближайшее время не собирался возвращаться в Корею, Чонгук никак не мог определиться с факультетом, разрываясь между биологическим и юридическим, Хосок и Намджун, как и прежде, жили в одной квартире и большую часть времени были заняты работой), что у них опять стряслось? - Долгая история, - раздражённо стонет Хосок на невысказанный вопрос и, схватив чемодан Чимина, кивает в сторону выхода, - я понимаю, что вам многое надо обсудить, но мне через два часа на работу, а у Сокджина приём в клинике назначен, да и парковка, напоминаю, здесь платная, поэтому давайте продвигаться к выходу, друзья мои. Чимин фыркает и кивает, ему тоже хочется поскорее оказаться в менее людном месте. - Что-то случилось? – Смотря на идущих впереди них парней, тихо интересуется Чимин и подавляет писк пятнадцатилетней девочки, когда Намджун неожиданно берёт его за руку. - Мне нужен новый сосед. Намджун удивляет во второй раз за очень короткий промежуток времени, и Чимин едва не спотыкается на ровном месте: - Ты не хочешь, чтобы я жил с вами? - Со мной. - Что? - Со мной, - повторяет Намджун и останавливается возле застрявшего на месте парня, - я вроде как съехал, Чимин. - С нашей квартиры? Куда? А Хосок? - В другую нашу квартиру, - отвечает Намджун и громко вздыхает, - если ты не против. Правда, она в другом районе и не такая большая, но для двух человек, мне кажется, более чем достаточно. А Хосок... ну, он вроде как тоже на днях съезжает. Они с Чонгуком нашли небольшую квартиру недалеко от университета Чонгука, то есть как нашли, Чонгук нашёл, а потом уболтал Хосока, а ты, знаешь, что Хосок не умеет ему отка... - Ты серьёзно? – Перебивает Чимин и чувствует, как по лицу расползается совершенно глупая широкая улыбка. – Ты хочешь жить только со мной, вдвоём? - Давай попробуем, - Намджун чувствует, как сумасшедше заходится его сердце, и, наклонившись к Чимину, мягко касается его носа своим, - давай попробуем быть вместе, без посторонних людей, командировок на полгода и глупых договорённостей, просто попробуем и посмотрим, что из этого получится. - Попробуем и посмотрим, что из этого получится, - эхом повторяет Чимин, улыбается и тянется за коротким поцелуем, - мне нравится. И ведь самое смешное, что за последний месяц Чимин сломал себе голову, думая о том, как сказать Намджуну, что он по-прежнему хочет быть рядом, что он скучал как сумасшедший, что он больше не хочет уезжать и делить его с кем бы то ни было. Намджун говорит всё за него, и Чимин просто не верит своим ушам: смеётся так, словно находится на грани истерики, и вновь виснет на нём с ногами. Чимин очень по нему изголодался: по их тихим разговорам и честным спорам, по прикосновениям и мимолётным взглядам, по мягким улыбкам и ощущению самого себя рядом с этим человеком. - Никаких больше посторонних людей, только мы, да? - Точно, - кивает Намджун, поддерживает Чимина руками за бёдра и легонько раскачивает из стороны в сторону, - и, если ты вновь решишь уехать из страны, я составлю тебе компанию, идёт? - Вместе значит вместе, - куда-то в область ключиц отзывается Чимин, - и, Намджун? - Да? - Пожалуйста, стань моим последним. Чимин не звучит так, словно умоляет или, напротив, указывает, что делать, он произносит эти слова с чёткой направленностью, – они лениво повисают над ними в воздухе и медленно растворяются, оседая в голове и в сердце обоих. Для них это не любовь ради любви, не любовь ради чувства принадлежности, спасения и зализывания собственных ран, это всё больше любовь ради человека, определённого человека, с которым вероятны недопонимания и ссоры, который может задерживаться на работе, иметь плохое настроение и не вести себя так, как хотелось бы. Но всё же это любовь – одно из настоящих чудес света, крепнущее и процветающее при условиях взаимности и принятия. Сейчас Чимин знает, что Намджун – есть этот человек для него, он лишь надеется, что и он сможет стать таковым для Намджуна. И тогда они со всем справятся. - Нет, вы серьёзно? Застряли посреди прохода, вынуждая каждого вас обходить и хоть бы что. Вы, вообще, в этом мире, нет? Нашли место для лобызаний рядом с главным входом. Чимин на мгновение жмурится, виновато оглядывается вокруг и тихо смеётся, наблюдая возмущённого, но, кажется, вполне счастливого Хосока, и неодобрительные взгляды людей, вынужденных обходить их со своими большими чемоданами. Намджун ничего не может сделать с глупой улыбкой, так и разъезжающейся по его лицу, и думает, что, в общем-то, это полный пиздец, потому что в конце концов Чимин всё-таки превратил его в главного героя ёбаной мелодрамы.