If I ain't got you

      Поздний, глубокий вечер. Я уже давно должна спать, но все никак не могу уснуть. На этой неделе меня одолела бессонница. Я засыпаю не раньше полуночи и еле просыпаюсь за два часа до начала моего рабочего дня, появляясь на рабочем месте на полчаса позже положенного времени. Благо, вреда это никому не приносит, а если учитывать мою занятость и задержки, то я даже в минус по рабочим часам не выхожу. Скорее всего, это связано с моими идиотскими переживаниями. Перед сном я всегда думаю о нем.       Когда Тэ сказал, что у него выдается свободное время, много свободного времени, я взяла целую неделю отгулов, чтобы провести её с ним. Чтобы просыпаться и засыпать вместе. Только теперь это плохо сказывается на моем режиме. Иногда мне кажется, что я слишком сильно завишу от него. Слишком сильно его люблю.       С ним рядом так легко провалиться в сон под воздушным одеялом на нежных простынях. И плевать, что он припечатывает меня к матрасу почти всем своим весом. С ним рядом так легко провалиться в сон, когда мы смотрим кино в гостиной на большом диване, а воздух вокруг пропитан ароматом попкорна, потому что кто-то решил, что круто подарить на день рождения своей любимой машину для его приготовления. Причем не обычную, а такую как в олдскульных кинотеатрах. А он засыпает еще легче, когда я читаю ему вслух разные истории. Но особенно он любит, когда я придумываю их сама.       Если бы он был рядом, то точно не допустил бы всего происходящего со мной. Слишком много работаю, слишком мало ем и сплю. А я бы не допустила, чтобы он одевался не по погоде и выходил на улицу в рубашке и шарфе, когда там дует ледяной ветер. Спать хочется настолько сильно, что раскалывается голова, но мой организм словно не хочет давать мне отдыха. На полке изголовья начинает жужжать телефон. Тянусь к нему и сразу поднимаю трубку, даже не глядя на абонента, что беспокоит меня в столь поздний час. — Привет, чудесинка, — на другой стороне провода звучит голос, от которого все сжимается внутри. Я и так лежу на кровати в позе эмбриона, но, счастье, от звука его голоса заставляет меня сжаться в маленький комочек, прижимая к себе одеяло, словно это он и я, наконец, могу его обнять. — Привет, Тэ, — не знаю, слышно ли ему было меня, когда я сказала это на выдохе. — Как у тебя дела? — он звучал уставшим. Хотя, это не удивительно. Просто еще не успел влиться в тот бешеный темп, от которого отвык за какую-то неделю отдыха. Да, к хорошему привыкаешь быстро. — Не знаю, — между нами повисает пауза. Он ждет, когда я начну говорить. Тяжело вздыхаю и выкладываю все карты на стол, — Не могу уснуть, на работе завал, но больше всего скучаю по тебе, — все внутри сжимается от тоски по его теплым объятьям, по тому, как он, словно лозами, оплетает меня во сне своими руками и ногами. — Я тоже скучаю, чудесинка. Почему все мероприятия не могут проходить в одном месте? Почему мне нужно куда-то постоянно ездить? Я ненавижу расстояние между нами, — заканчивает он свою мысль, а я, хоть и не вижу, уверена, что он надул губы, словно обиженный ребенок. — Дело не в расстоянии, дурачок, а во времени, — говорю я в трубку, садясь поудобнее на кровати и подминая подушку под спину так, чтобы она разделяла меня и холодное изголовье белой кровати, — Сам посуди. Ты был в Америке две недели назад, и я видела твое лицо каждый день, когда ты звонил мне по FaceTime, а это другая сторона планеты. — Это же очень далеко. Я не мог не позвонить, — глаза потихоньку закрывались. Его тембр всегда действовал на меня успокаивающе. — И знаешь почему ты это делал? Да, потому что твои внутренние часы так работали. У тебя появлялось время потому, что разница во времени тебе это позволила, ведь я была впереди тебя на целый день, — слышу его тихий смешок и улыбаюсь сама, — Ты не думаешь, что именно время — самый большой враг человечества? — Нет. С чего бы? — с вызовом в голосе произносит он, но это не тот вызов, который зовет на состязание или спор. Он просто хочет узнать, осмелюсь ли я высказать ему свою точку зрения, ведь делаю это очень редко. — Просто смотри. Его нам постоянно не хватает, оно бежит с такой скоростью, словно песок сквозь пальцы. Иногда мне кажется, что я столько всего не успеваю. И особенно оно вредничает, относительно нас. Когда ты рядом, оно несется словно скоростной поезд или самый быстрый самолет. Быстрее скорости света. Когда же ты далеко, оно тянется словно мед или жвачка. Липкое и мерзкое, — говоря свою речь, я гримасничаю так, словно он находится рядом и может видеть всю эту палитру эмоций. — Но ты же любишь мед? — резко меняет он тему. Ох, как же я по нему скучаю, — Прости, говори дальше, я просто очень соскучился, — в голосе слышно нотки грусти, и это заставляет мои внутренности сжаться, а сердце поражает истомная боль. — Да, люблю, но не так сильно, как тебя, — едва слышно говорю я, — Как звук твоего голоса, как твои родинки, которые складываются для меня в звездное небо. Как наши вечера дома с попкорном за фильмом, как наши ночные чтения по ролям. — По ним я сейчас скучаю больше всего, — по его голосу слышно, что на его лице красуется та самая улыбка, для меня она слаще любой конфеты. — Скучаю по твоей улыбке, по твоим волосам, что щекочут мой нос, но я никогда не отвернусь, — поджимаю колени к груди, потому что мне кажется, что я сейчас разлечусь на молекулы от разрывающей меня невозможной нежности, — Я люблю тебя, — говорит он, на моих губах появляется улыбка. — Что, так сильно, что даже мои волосы не помеха? — смеясь, спрашиваю я, а сердце колотится в ожидании ответа. — Конечно нет. Ни расстояние, ни время не смогут это изменить, — я сомневаюсь во всем, он же всегда вселяет в меня уверенность, чтобы я ни делала. — Тэ, я тоже очень люблю, — отвечаю на его признание и вижу, как на его лице улыбка расползается еще шире. — Чудесинка, ты бы знала, сколько всего… — после этой фразы мой мозг отключается, и я просто слушаю эту информацию периодически вставляя свои комментарии. Мы смеемся, говорим ни о чем, как и обычно, в принципе. Словно и не было того времени, когда от Тэхёна не было ни слуху, ни духу. — Ты умничка, ТэТэ, — хвалю его я, зная, что это чистая правда, ведь он так старается и столько работает, — Я бы рада еще с тобой поболтать, но думаю мне, как и тебе, пора ложиться. У меня работа, у тебя очередная премия, на которой тебе выступать, — через силу выдавливаю из себя я, ведь мне он нужен как воздух прямо здесь и прямо сейчас. — Я так скучаю, — говорит он в очередной раз. — Я тоже, но нам надо хоть немного поспать. — Ты как всегда права, — отзывается он, — Можешь мне почитать? — Прямо сейчас? — раздается тихое «угу», — Тэ, время половина третьего. Я даже не знаю, за что мне взяться. — За ключи, потому что я уже тридцать минут стою под дверью, а мои ключи, видимо, остались дома. — сердце пропускает удар. Он здесь. Мое сердце всегда с ним, где бы он ни был, поэтому я и говорю, что расстояние для нас не помеха, но время. Оно все съедает. Его жесткий график, мои дедлайны. Обоюдный недосып. Даже не знаю, что я бы делала без него. Как бы жила. Многим людям нужно состояние, власть, а мне же ничего не нужно, даже сон, если его рядом нет.       Открываю дверь. Он стоит и мыском туфли ковыряет пол, взгляд опущен вниз. Благо, на этот раз на нем есть хотя бы пальто поверх рубашки. Оно расстегнуто и не мешает мне запустить под себя руки, чтобы прижаться всем телом к нему. Холодный воздух бьет по босым ногам, но я не чувствую холода после пробежки по полу. Головная боль отступает, когда его теплые губы касаются моего лба. — Даже не знаю, что бы я делал, если бы у меня не было тебя, — он выпускает меня из кольца своих рук, а я нехотя отступаю, чтобы дать ему войти. — Спал бы под дверью, — Тэхён тихо смеется, скидывая обувь и кидая пальто прямо на пол. Не будь это глубокая ночь, и не скучай я по нему так сильно, то точно бы отчитала за плохое обращение с дорогими вещами. Сама же стою в легкой атласной сорочке и коротком халате, такого же материала. — Это уж точно, — он разводит руки в стороны, приглашая меня погреться в своих объятиях. Он для меня лучик света, тепла и уюта. Только от запаха его волос меня накрывает волна умиротворения. Запускаю в них свои пальцы, от чего его шея покрывается мурашками. — Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я, несмотря на то, что меня слишком радует его присутствие. Я частично стою на его ногах. Мы любим так делать. Чаще всего он сам ставит меня так, и мы топчемся на месте. Точнее, он топчется, а я ему позволяю мной управлять. — Иди обуй тапочки, у тебя ноги ледяные, — поднимаю взгляд на него. Отрицательно качаю головой. Кончик моего носа задевает его, и у нас получается эскимосский поцелуй, — А еще лучше иди в кровать, я сделаю нам какао, — коротко киваю и нежно чмокаю его в пухлые губы. — Все еще не верю, что ты здесь. Словно и не было тех дней полного отсутствия, — я вновь стою на холодном полу, выводя узор Кассиопею по родинкам на его лице. — Ну, я здесь. И сегодня я буду читать для тебя, так что выбери книжку. У меня есть пара свободных дней, а тебе нужно выспаться, — дарю ему еще один поцелуй, а он прижимает меня ближе к себе, — Люблю, чудесинка, — сердце переполняет нежность каждый раз, когда он называет меня так. Это прозвище мне уже как второе имя. Даже не знаю, есть ли на свете еще кто-то, кто любит так же сильно, как мы любим друг друга.       Мне кажется, что я уснула посреди нашего телефонного разговора и мне это снится, но мне нравится этот сон. Настолько нравится, что я не хочу просыпаться. Хочу, чтобы он длился как те турецкие или бразильские мыльные оперы, у которых серия идет около двух часов, а сезонов немыслимое множество. Он удаляется в сторону кухни, а я, шлепая по полу босыми ногами, бегу в спальню к стеллажу.       Я знаю, что сегодня сон придет ко мне быстро. Знаю, что буду чувствовать его тепло. Знаю, что проснусь от запаха подгоревшего омлета, потому что он так и не научился его готовить, несмотря на все попытки. Знаю, что завтра я убегу с работы едва перешагнув порог. Знаю, что влюблена в него без памяти. Знаю, что готова встретить с ним все, что угодно. И есть только одна вещь, которая мне неизвестна — что бы я делала, если бы у меня его не было?