True

Охотники не носят белое. Это цвет скорби. Душа Алека, кажется, напоминает белую розу. Они расстались три месяца назад. Лайтвуд спокойно назвал бы даже количество часов и минут с их последней встречи. Ему бы забыть всё это и жить дальше, как советует мать. Но система правильных поступков где-то определенно дала сбой. Магнус приходит в Институт спустя три месяца и три дня после их расставания. Джейс громко возмущается на тему его цветущего состояния, но Изабель тут же резко одергивает брата. Кому, как не младшей Лайтвуд, знать всё о косметике? Её слишком много. И всё же даже косметика не в силах оживить потухший взгляд. Алек спокойно приходит на собрание. Изабель крепко сжимает руку старшего брата под столом и прожигает взглядом родителей. Они не знают, что чувствует Алек. Или просто не хотят знать? Пальцы девушки сводит судорогой от слишком крепкой хватки Александра, когда Бейн улыбается кому-то из молодых нефилимов. В прежние времена её братишка уже бы целился из лука в этого наглеца, который смеет так откровенно флиртовать. А сейчас всё, что ему осталось – стараться не смотреть на того, кто посмел вдребезги разбить его сердце. Они сталкиваются в узком коридоре на третьем этаже. Мага прижимает к стене тот самый нефилим. Нагло опускает руки Бейна на свои бедра и сокращает расстояние между их телами до минимума. Алек всегда искренне верил в то, что не способен на убийство человека, но сейчас эту уверенность можно спокойно делить на миллиард. Он громко кашляет, прерывая сцену. Парень оборачивается, отбрасывая с лица длинную черную челку, и Лайтвуд вздрагивает. Ярко-синие глаза. Любимое сочетание. А ведь могло бы быть не так больно. Силы словно куда-то пропадают, и он почти выдыхает: – Ненавижу... Бежать. Подальше, чтобы никто не увидел его слез. Мужчины не плачут, а нефилимы тем более. Даже Изабель почти никогда не плачет. Дверь комнаты кажется спасением, и Алек с силой захлопывает её, опускаясь по стене вниз и закрывая лицо руками. Конец игры. Так легко ощущать себя незаменимым, тихо верить, что всё может поменяться и Магнус будет рядом, потому что любит лишь его одного. Глупый, глупый нефилим... Верить в такие сказки не к лицу даже детям. Бейн не привык стучаться в закрытые двери, которые он может открыть одним щелчком пальцев. Но сейчас он, сдерживая желание скулить от невыносимой боли, едва слышно произносит: – Алек, нам нужно поговорить. Но с другой стороны доносится лишь слабо различимое "убирайся" и глухой удар по двери. Он имеет право на это. Хотя какое там право? Ненавидеть Магнуса – теперь обязанность Алека. Он понимает, потому что и сам ненавидит себя. Этот мальчик меньше всего заслуживает сидеть в четырех стенах, убивая себя каждую секунду этой любовью к порождению самого Ада. Есть ли смысл отрицать? Маг никогда не ощущал себя большим сыном своего отца, чем сейчас. – Прости, но я должен. Александр, запомни: никто и никогда не был для меня так важен, как ты. Я сделал это для тебя. Ты заслуживаешь жизнь, в которой нет такого, как я. Правильную жизнь. Дверь распахивается, и Магнус готов задохнуться от того, что видит перед собой. Он старательно избегал смотреть на Лайтвуда во время собрания и в коридоре. Но теперь настало время восполнить пробелы. Взгляд скользит по очередному черному свитеру, затертому до дыр. Но теперь он скрывает болезненную худобу своего хозяина, который последнюю неделю питался виски и парой сигарет на ночь. Руки, сжатые в кулаки, сбиты на костяшках. Похоже, зажить им времени не дают. Но самое главное – глаза, те самые, в которых маг однажды утонул. Раньше в них было безграничное счастье, изредка гнев или обида. Но никогда они не были такими пустыми. Бейн чувствует, как жгучая злость на себя мешает даже пошевелиться. И Алеку прекрасно видно, как растерянно уже не его Магнус отводит взгляд. – Вот это ты для меня сделал? Это, Магнус? Посмотри на меня и больше никогда не говори о своей любви, если такой жизни ты для меня хотел. Лайтвуда трясет, и маг, наплевав на всё, переступает порог, заключая его в объятья. Но Алек тут же вырывается, отступая назад. – Я не живу без тебя, а ты ушел. Не смей после такого говорить, что сделал это ради меня. У обоих дыхание тяжелое, сбивчивое. Правда, такая горькая правда повисает в воздухе, создает щит между ними. Оба повторяют себе, что это правильно. Правильно?.. Секунда – и Магнус изо всех сил сжимает в объятьях своего нефилима, впиваясь поцелуем в холодные обветренные губы. Только так правильно, только сейчас. Руки скользят по истощенному телу, и Лайтвуд не сдерживает стона, когда холодные пальцы мага забиваются под свитер, поглаживают кожу, находят каждый шрам и каждую руну. – Ты уйдешь? Алек теснее прижимается к Бейну, проводит губами по шее, которую несколько минут назад целовал, стараясь сдержать стоны от слишком резких движений. Маг приподнимается на локте и мягко касается пальцами щеки нефилима. – Я должен, Александр. В синих глазах что-то стремительно гаснет, и Лайтвуд порывисто отталкивает от себя руку Магнуса, стараясь сдержать нахлынувшие эмоции. Тот лишь приглушенно смеется и повторяет: – Я должен, Александр. Но… Я ухожу лишь для того, чтобы сообщить твоей семье, что ты переезжаешь. Они оба пытались поступать правильно, а в итоге.... Можно сколько угодно обманывать себя, но правильно – делить одно дыхание на двоих, а не задыхаться от дефицита друг друга.