Зелёную большую живую нормандскую пихту прислонили к бледно-желтой стене подъезда. Двое худощавых мужчин задумчиво глядели на неё, правда у того, что повыше в голове ещё крутилась мысль о том, что о таком размере он даже и не догадывался. Паша всегда любил скрывать истинные размеры чего-либо и удивлять этим Антона.
Сейчас ситуация была обыденная — Добровольский думает о том, как бы затащить эту красотку в квартиру, а вот Шаст думал, когда же он вставит люлей своему мужику. Нет, не то, чтобы он был против или новогоднее дерево ему не понравилось, ведь оно было чудесным — правильной формы, пушистым, насыщенного изумрудного цвета и с прекрасным запахом хвои. Просто Антон понимал, что убирать опавшие иголки будет он. Тяжело вздохнув, парень обреченно произнес:
— Надо тащить, а то так до нового года простоим и будем бой курантов слушать из чужих квартир, — он повернул голову в сторону Паши, а затем легонько дотронулся до его плеча. Добровольский вздрогнул:
— А? Что? Ты что-то говорил? — Очнулся мужчина, пытаясь вернуться в реальность. Ну задумался, ну с кем не бывает.
— Я говорю, берись за ствол, а я за макушку, будем тащить её.
Парни взяли ёлку (им было плевать, что это, вообще-то, пихта) и стали аккуратно проносить её в помещение. В конце зала уже было заготовлено ведро с землёй, где Паша вырыл небольшую ямку для того, чтобы потом поставить туда дерево. Сколько же нервов и мороки с этой прелестью!
Кое-как подняв и поставив пихту, мужчина очень аккуратно закопал ствол, проверил, чтобы она не шаталась и, встав с корточек, отряхнул руки и довольно посмотрел на проделанную работу.
— Ну чего ты лыбишься? — Шастун же недовольно посмотрел на своего любимого и хмыкнул, — нам ещё гирлянду вешать и игрушки.
Закатив глаза, мужчина ушёл в коридор, а вернулся уже с одной большой раскрытой картонной коробкой, откуда торчали разноцветные пластиковые игрушки. Он опустил коробку на диван и стал рыскать в ней в поисках гирлянды.
— О-о-о-й, дурачьё! — Воскликнул Шастун, махнул рукой и удалился прочь. Где-то отдалённо Паша услышал звук открывающейся балконной двери, услышал мат благоверного и то ли взвизгивание, то ли мяуканье их кошары. Мужчина уже было спохватился идти на помощь, как на пороге появился Антошка — весь в проводах, огоньках, лёгкой царапиной на щеке и хмурым лицом. Паша засмеялся. Искреннее и очень громко. Его умилял и смешил вид Шастуна, но в тоже время ему хотелось обнять и пожалеть своего ребёнка. Успокоившись, мужчина подошёл к парню, аккуратно стал снимать с него гирлянду, одновременно с этим пытаясь распутать её. Когда он стоял сбоку, он еле-еле прикоснулся губами к щеке с царапиной, боясь, что может сделать неприятно, а потом продолжил вытаскивать Шастуна из сетей чёрных провод.
Когда рыбка была выпущена из механических сетей, мужчины принялись красиво распределять гирлянду по всей ёлке, как можно меньше украшая дерево сзади. Ведь никто же не видел, что там у новогодней красавицы сзади. Закончив с огоньками и доверив Шастуну нацепить позолоченный наконечник на верхушку, они принялась украшать и саму ёлку.
В этом году Антон твёрдо решил: он хочет гармоничную ёлку, чтобы не было ничего лишнего, все эти дождики, мишура не бросались в глаза. На самом деле, он давно хотел поэкспериментировать, уйти от традиционных советских традиций. Они с Пашей заранее отобрали шары жёлтого и красного цвета. Всё как в Европе. Парень не хотел видеть на хвое фигурки каких-то снеговиков, оленей, каких-то ёжиков и так далее. Да, могли быть шишки, какие-то овальные предметы, но не более.
Антон ехидно улыбался, когда Паша хотел повесить игрушку на самом верху, но ему не хватало буквально пары сантиметров. Тогда Шастун молча забирал вещь и спокойно вешал на то место, куда хотел повесить её его парень. Мысленно, конечно, Антон танцевал самбу, ведь он уделал Добровольского, но виду не подавал, нет. Всё-таки, он любил его, а начать ссору из-за какой-то ерунды ему, честно, не хотелось.
На фоне играла песня Сергея Лазарева «Lucky Stranger». Неосознанно, зеленоглазый начал подпевать себе под нос строчки песни:
— Глаза в глаза, и я только за, но почему ты мне так нравишься, нравишься? — На удивление, Паша продолжил строчку:
— Кручу, верчу, всё понять хочу, а ты не поддаешься, не понимаешься.
Оба подняли глаза друг на друга и широко улыбнулись, продолжая допевать хором песню:
— Лаки-лаки стрэнджер, лаки-лаки стрэнджер, лаки-лаки стрэнджер, — смех раздался по всей комнате, разнося тепло, уют и атмосферу нужности по ней.
Когда с ёлкой было покончено, Антон открыл шкаф и достал оттуда небольшой подарок. В высоту он был сантиметров десять, в длину около двадцати пяти. Вся эта конструкция была завёрнута в золотистого цвета упаковочную бумагу, а сверху украшением подарка была маленькая еловая веточка и декоративный алмаз на нём.
— Я ставлю подарок сейчас, но откроешь ты его завтра, в новый год, — поучительным тоном объяснил высокий дрыщ, как его называл Паша.
— Хорошо, хорошо, как скажешь, хозяюшка, — Добровольский поцеловал любимого в щеку и отправился в душ.
Шастун присел на диван, устало сделав большой выдох. Наряжать ёлку всегда было трудно, утомляюще. Но с другой стороны, для Антона весь этот процесс означал начало волшебства, начало новогодней сказки.
***
Утро тридцать первого декабря — самое сумасшедшее утро. Антон встал в одиннадцать утра, чтобы успеть сбегать в магазин и докупить некоторые продукты, пока Паша валялся в постели. Пробыв в трёх магазинах около двух часов, Шастун уставший ввалился в квартиру.
И был удивлён.
По всей квартире были развешаны гирлянды, много мишуры, над входом в их спальню Добровольский повесил венок, а прямо сейчас Шастун стоял под омелой.
— Я знаю, что ты любишь эту атмосферу праздника, так что постарался максимально приблизить нашу квартирку в сказку, — выйдя из комнаты проговорил Паша. Встав напротив парня, он посмотрел в его глаза и немного смущенно улыбнулся. Сам же Шастун стоял и улыбался во все тридцать два зуба, а в глазах была видна такая неподдельная радость. Он был безумно рад и очарован всем происходящем, а заметив омелу над собой, притянул худощавого парня к себе и нежно поцеловал, вкладывая в него всю любовь к мужичне. Оторвавшись от грубых губ Добровольского, Антон губами прошептал:
— Я люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя.
***
Стол был накрыт, телевизор уже был настроен на ТНТ, где уже вещал свою речь президент, оба парня уже в костюмах сидели и ждали, когда часы пробьют двенадцать. Вот начали бить куранты, Антон и Паша начали считать вслух, а когда пробили ровно двенадцать раз, они вслух хором произнесли:
— Я люблю тебя.
Наверное, это и есть счастье — любить, быть рядом всегда и знать, что рядом с тобой тот самый человек, который будет и в горе, и в радости, он будет всегда поддерживать, будь ты прав или нет. Он твой, он всегда твой и с тобой.
