***
К счастью, в потере работы есть свои преимущества. Это даёт Эрике удобный повод ещё раз отодвинуть помолвку, и Марк мгновенно превращается в идеального утешающего бойфренда. Пока Эрика ищет новую работу, он дарит ей цветы, оставляет записки, а по ночам они долго занимаются сексом. Две научных степени и опыт (Вентворт — единственное пятно в идеальном резюме) гарантируют Эрике любое место, какое она захочет, и она быстро устраивается на лёгкую и хорошо оплачиваемую работу в адвокатскую контору на другом конце города. Она надеется, что работа будет спасать её от мыслей о Фрэнки. Выходит совсем наоборот. Раньше она не задумывалась, сколько Вентворт отнимал от её жизни. Теперь ей не нужно вставать в пять утра и уходить домой поздно вечером. Она трудится в сфере имущественного права, поэтому редко нервничает. У неё снова появляется время готовить и делать уборку, и всё в доме буквально сияет. Она снова может регулярно тренироваться и в результате теряет пять фунтов. Марк приятно удивлён, и Эрика почти видит, как в его голове вращаются шестерёнки и в его глазах она становится идеальной домохозяйкой — как ему всегда хотелось. Но много свободного времени значит много времени на раздумья. И мысли Эрики в эти дни заняты только одним человеком.***
— Эрика? — Хм-м? Она на воскресном бранче с матерью, держит в ладонях чашку горячего кофе. — Должна сказать, я очень рада, что ты больше не работаешь в тюрьме. Там на каждом шагу опасности, что ни день — то тревоги и волнения. Мы с отцом наконец вздохнули свободно. Не понимаю, зачем вообще было браться за такую работу. — Мам… — Эрика вздыхает и ставит чашку на стол. — Это был хороший опыт — работать с женщинами. Ты же знаешь, мне нравится заниматься социальными проблемами. Я была готова к этим трудностям, я ждала их. — И всё равно, дорогая. Ты среди этих… агрессивных женщин. Я до сих пор считаю, что не нужно позволять лес… лесбиянкам находиться с остальными заключёнными, особенно если среди сотрудников есть женщины. Ничего не имею против лесбиянок, но если они преступницы… Эрику прошибает холодный пот. — Ладно, ладно. Давай не будем о работе. Как папа? Голос матери становится всё тише, пока не умолкает совсем, и Эрика вновь оказывается в кабинете с красными стенами. Через камеру она видит, как Фрэнки трахает Ким. Собственные пальцы исчезают под юбкой, дыхание становится рваным, а блузка вдруг кажется слишком тесной. Она уверена, что кто угодно может войти и почувствовать запах того, что Фрэнки сотворила с ней. Эрике хочется наорать на себя, за то что возбудилась именно здесь и сейчас. Но она лишь скрещивает ноги, широко улыбается и надеется, что её румянец не слишком заметен.***
Марк уезжает на конференцию по работе. Эрика остаётся одна в квартире. Она наливает бокал вина, наполняет горячую ванну, залезает туда и издаёт долгий вздох облегчения. Был длинный день, и всё, чего ей хочется, — уснуть и проспать несколько дней. Она расслаблена и спокойна. Вдруг к ней приходит мысль. Сейчас никто не услышит. Рука отставляет в сторону бокал и скользит по мокрой груди и животу, всё ниже и ниже. Невесомые прикосновения сменяются ощутимыми. Между ног всё настолько чувствительно, что кажется — хватит одного касания, чтобы кончить, и Эрика резко вдыхает, когда вместо этого по телу, до кончиков пальцев, пробегает волна удовольствия. Вода такая горячая, что от неё поднимается пар, но, вводя пальцы внутрь, она всё равно чувствует, как там влажно и жарко. Она начинает движение, и чувствует, как наслаждение нарастает в её… в её… В её пизде. В своём воображении она видит, как Фрэнки склоняется над ней, и это её пальцы внутри, и она смеётся, когда Эрика пытается вырваться, но не может, потому что Фрэнки прижимает её своим телом. И это так охуительно здорово, и ягодицы отрываются от фарфора, когда она отчаянно насаживается на пальцы Фрэнки. Из горла вырывается стон, когда Фрэнки оставляет ей засос на шее, сжимает грудь и перечисляет все грязные прозвища, которые хочет ей дать, каждую позу, в которой хочет её трахнуть, каждую игрушку, которую хочет использовать. Обещает ей. Этого слишком много, и всё происходит так быстро, и через несколько минут Эрика понимает, что уже на грани. Когда она кончает, ей кажется, что все прежние оргазмы в её жизни были ложью. Эрика обессиленно падает на дно, вода выплёскивается на пол. Она садится и несколько мгновений сидит в ошеломляющей тишине. Потом открывает глаза. Снова одна. Конечно.***
На следующий день клиент отпускает шутку о Вентворте (звучит слово «сучки»), и Эрика с такой силой вскакивает на ноги, что едва не ломает кресло. Клиент выглядит насмерть перепуганным, а Эрика отчитывает его, в праведном гневе тыча пальцем в лицо. Когда она заканчивает и буквально выталкивает его из кабинета, то падает в кресло и закрывает лицо ладонями. Даже теперь, по прошествии пяти месяцев, она видит перед глазами Фрэнки. Та изгибает бровь и широко ухмыляется, высунув кончик языка. Фрэнки аплодирует ей.***
Где-то через год после ухода из Вентворта всё рушится. Может, виной всему плохой день на работе, а может, нахлынувшие в очередной раз воспоминания о Фрэнки. Эрика привыкла к ним, они уже часть её жизни. Но она приходит домой, видит Марка на диване, с пивом в руке и развязанным галстуком на шее, — и понимает, что сыта по горло. Она с такой силой ударяет кулаками по гранитной столешнице, что на них потом появятся синяки. Марк подскакивает. — Эрика! Какого чёрта? Она ощущает в горле собственный пульс, и внезапно этот момент кажется настолько неизбежным, что даже странно — зачем было откладывать его так долго? — Я так больше не могу, Марк. Я не могу… не могу больше быть с тобой. Удивление на его лице почти комично. — Что? Я не понимаю… — Я… — она умолкает, закрывает глаза и прижимает пальцы к губам. — Я пыталась убедить себя, что мы подходим друг другу. Думала, что у нас что-то может получиться. Но на этом всё, Марк. Что бы между нами ни было, оно закончилось, и я не смогу это вернуть. — Мы… мы можем сходить на семейную консультацию. Я отпрошусь с работы. Только, пожалуйста… скажи, что я могу сделать, чтобы это исправить. Клянусь, если со мной что-то не так, я изменюсь. — С тобой всё в порядке, Марк. Просто я так больше не могу. Это нечестно по отношению к тебе. Я устала врать тебе. И врать самой себе, что меня всё устраивает. — В чём дело? Ты о том разе в постели? О нашей сексуальной жизни? — Нет! И да и нет. — Что тогда? — Всё сразу. Я больше не люблю тебя. Марк обвиняюще смотрит на неё, но это длится всего миг. Он тут же сникает, поражённый. — Значит, всё. После шести лет я вдруг не подхожу тебе. — Марк, ты не виноват. — Чёрт, ты могла бы… Могла бы хоть намекнуть, Эрика! — в отчаянии выкрикивает он. Его лицо покраснело, а в глазах стоят слёзы. Эрика тоже плачет, но не из-за того, что сожалеет, а потому что чувствует — это крах, и нуждается в утешении. Шесть лет закончились всего несколькими словами. — Прости меня. — Шесть лет! Когда я спрашивал, счастлива ли ты, ты отвечала да! Я не… не могу… — он не договаривает и обессиленно склоняется над кухонным столом. Эрике остаётся только смотреть на то, что она натворила. Следующие шесть часов они кричат друг на друга, пока до Марка наконец не доходит, что Эрика непреклонна, и он убегает прочь из квартиры. Эрика падает на кровать — её кровать — и потягивается, раскидывая руки и ноги, как морская звезда. Впервые за несколько лет сон приходит быстро. В день, когда Марк вывозит из квартиры последние коробки, она открывает бутылку виски в два часа дня и пьёт без остановки, пока не начинает безудержно смеяться, глядя на крутящийся потолочный вентилятор. День быстро заканчивается. Эрика быстро кончает, опьянённая алкоголем, свободой и похотью. И образом Фрэнки, который теперь появляется всякий раз, когда она трахает себя. В этой постели никогда не было столько оргазмов за одну ночь. Похмелье на следующий день стоит того.***
Однажды она приходит с работы и находит в почтовом ящике, среди счетов и рекламы, маленький конверт. После Вентворта прошло почти полтора года. Эрика смотрит на адрес отправителя и понимает. У Фрэнки на удивление изящный почерк. Эрика представляет, как та пишет, сидя на постели, и как смеётся ей в лицо во время чтения. Слишком очевидные намёки вымараны надзирателем, но Фрэнки остаётся Фрэнки. Эрика не удивлена, что та столько молчала: Фрэнки долго помнит обиду. Но она пишет о том, что в тюрьме без Эрики даже близко не так весело, что Лиз и Дорин помирились, что Би — проблема, над которой она «работает». И о том, как сильно скучает по Эрике. Последнее — очень развёрнуто. Эрика в отчаянии трясёт головой. Она оставляет письмо на столе и раздумывает неделю, прежде чем садится писать ответ. Ей так много хочется сказать, но она не может — ещё не время. И этого не должны видеть другие люди. Поэтому она пишет о погоде, спрашивает о других заключённых, советует Фрэнки держаться подальше от неприятностей. О Марке не пишет ни слова. «…и надеюсь, что ты продолжаешь занятия. У тебя большие задатки. С наилучшими пожеланиями, Эрика Дэвидсон».***
Она отправляет письмо и вскоре начинает грезить. (Иногда Фрэнки одета, когда подходит к её двери, а иногда — так восхитительно обнажена, что руки хватают пустой воздух, потому что Эрика не знает, чего коснуться в первую очередь. Фрэнки не оставляет ей выбора, когда закрывает дверь и с усмешкой прижимает её к стене. «Скажи, что ты хочешь, чтобы я сделала».) Следующее письмо от Фрэнки приходит с отпечатком помады. Дела у всех хорошо, они с Би работают над балансом власти в тюрьме. Ни наркотиков, ни бунтов. Она ведёт себя примерно. «Юриспруденция нравится мне гораздо больше, чем казалось вначале. Этот старик, мой новый куратор, даже близко не так сексапилен, как ты, но очень мне помогает. Возможно, однажды и я смогу научить тебя чему-нибудь». Время идёт своим чередом, жизнь Эрики подчиняется несложной рутине. Где-то раз в пару недель Фрэнки получает почтовые привилегии, и Эрика всегда отвечает ей. Они не пишут ни о чём, что может попасть под цензуру. Внезапно Фрэнки умолкает на несколько месяцев — Эрика думает, что её наказали за драку. Но вскоре приходит письмо от Би Смит. Та пишет, что Фрэнки не сделала ничего запрещённого, и Эрика понимает, что Фрэнки изменилась. «Сперва получи диплом, Дойл, потом поговорим». «Думаешь, не смогу постоять за себя? Мне это хорошо удавалось, пока ты была здесь». (Порой перед важным слушанием Фрэнки нагибает её над столом, задирает юбку до талии и начинает задавать вопросы о текущем деле. Верный ответ вознаграждается движением бёдер, и в Эрику до упора входит страпон. За неверным ответом следует шлепок линейкой, которую Фрэнки сжимает в руке. Когда она понимает, что Эрика намеренно даёт неверные ответы, она делает так, что Эрика не может нормально сидеть до конца недели). «Твоя правда». (Одна фантазия посещает её чаще остальных. Фрэнки прижимает её к постели, бёдра к бёдрам, грудь к груди, и одной рукой удерживает запястья, а другой трахает до потери сознания. Фрэнки доводит её до грани и не даёт кончить — раз, второй, третий, даже после слёз и бесконечного «прошу тебя». Вместо того, чтобы дать ей желанную разрядку, Фрэнки усмехается, целует её в щёку и встаёт с кровати. Эрика борется с гордостью целых десять секунд. Она выходит из спальни и идёт следом за Фрэнки на кухню. Та сидит за столом, на ней одна из рубашек Эрики, в углу рта — зажжённая сигарета, а глаза — эти чёртовы зелёные глаза — впиваются в её обнажённое тело. Эрика опускается на колени перед разведёнными ногами.) (Наутро после таких грёз Эрика входит на кухню, ожидая увидеть разбитые тарелки и осколки стекла там, где Фрэнки с силой прижимала её к шкафам и трахала так, что сыпались искры из глаз, награждая за то, что была терпеливой, послушной, за то, что позволяла исследовать своё тело.) Последнее письмо от Фрэнки приходит за неделю до условно-досрочного. «Приезжай ко мне». Вот оно.***
Когда Вера видит, что Эрика входит в зал посещений, она вертит в руках телефон, оправляет на себе униформу и идёт к ней, как всегда строгая и натянуто-неестественная. — Мисс Дэви… Эрика! Что вы здесь делаете? — Приехала навестить Фрэнки. Эрика всегда подозревала, что Вера знает о них. Подозрения укрепляются, когда та откашливается и ведёт её к столу. Эрика так часто и нервно сглатывает, что начинает болеть горло. Она идёт, не поднимая глаз, и чувствует, что все заключённые смотрят на бывшую управляющую, которая снова пришла в Вентворт. Брошюры, лежащие на столе, мешают. Ладони потеют, она тщетно пытается вытереть их, когда кто-то садится на стул напротив. — Привет, — говорит Фрэнки. Она выглядит почти так же. Белая майка, голубые штаны, всё та же раздражающая ухмылка, при виде которой у Эрики начинают дрожать колени. Её волосы отросли, но по-прежнему собраны в неаккуратный хвостик, и ей по-прежнему удаётся отрицать все законы физики, закинув ноги на стол и балансируя на одной ножке стула. Она, без сомнения, всё та же Фрэнки, но кое-что изменилось. Она чуточку мускулистее, чуточку самоувереннее и (Эрика надеется) мудрее. Фрэнки заполняет собой всю комнату, электризует воздух. Её обаяние ещё сильнее, чем раньше, и под своим идеальным макияжем Эрика заливается краской. — Здравствуй, Фрэнки. Лицо Фрэнки растягивается в улыбке, такой знакомой, что кажется — они виделись только вчера. Фрэнки проводит языком по нижней губе. — Приятно слышать, как ты произносишь моё имя. Думала об этом последние полтора года. Эрика улыбается и понимает, что ей нечего сказать. В письмах они говорили обо всём — от других заключённых и дрянных сериалов до перспектив трудоустройства Фрэнки. Теперь же кажется, будто они говорили обо всём, кроме того, что было действительно важно. — Как у тебя дела, Фрэнки? — Мне всё так же скучно. Ким освободилась, а других достойных нет. — Я не имела в виду… — Уверена? — глаза Фрэнки искрятся смехом. — Точно не имела этого в виду? Они смотрят друг на друга, и между ними почти физически ощутимое желание. За два года, что Эрика не видела Фрэнки, от её самоконтроля не осталось и следа. Руки покалывает — так сильно хочется протянуть их и снова дотронуться. Но она удерживает себя — за это время она выросла так, как не могла и вообразить, и Фрэнки замечает это. Она наклоняется вперёд и осторожно берёт Эрику за руку. Проводит пальцем по тому месту, где было обручальное кольцо. — Как поживает муж? — У меня нет мужа. Фрэнки убирает ноги со стола, садится прямо и смотрит ей в глаза — всё с той же дьявольской усмешкой, но теперь самую чуточку недоверчиво. — Какой же он дурак, что бросил тебя. Если только… — Что? — Если только ты не бросила его. Эрика слабо улыбается. — Я бросила его, да. — Из-за чего? — Отношения перестали меня устраивать. И я не думаю, что должна обсуждать это с тобой. — Ха! Фрэнки по-прежнему держит её за руку. Всё тело Эрики начинает покалывать, когда та принимается водить пальцами вдоль её ладони. Пальцы Фрэнки сильные, но нежные. Они касаются запястья, нащупывают бешеный пульс. — Значит, встречаешься с кем-то? — Встречаюсь? Нет. Долгая пауза. — Просто трахаетесь? — Фрэнки… — Ничего стыдного, если да. Я не осуждаю. Просто интересно, кому так повезло. Эрика хочет возразить, сказать, что у Фрэнки нет права спрашивать. Но в этом больше нет смысла. Они обе знают, что это будет ложью. — Раз или два, с несколькими людьми. Пока что не хочу заводить отношения. — Почему нет? — Я… жду кое-кого. Лицо Фрэнки сияет восторгом. Она смеётся в голос, низким грудным смехом. Сидя на расстоянии фута, Эрика чувствует, как от смеха вибрирует всё её тело. В следующий миг Фрэнки подаётся вперёд, берёт лицо Эрики в свои ладони и крепко целует. Комната взрывается выкриками и аплодисментами. У Фрэнки вкус мяты и сигаретного дыма. Он остаётся на губах, когда та отстраняется. — Ты всё продумала заранее, да? — шепчет Эрика. Их дыхание смешивается. — Ты же меня знаешь, — усмехается Фрэнки. Эрика знает.***
Когда Фрэнки выходит, Эрика ждёт её у ворот. Они не отъезжают и трёх кварталов, как Фрэнки велит ей остановиться на пустой парковке и через мгновение оказывается сверху. Но Фрэнки отвлекается из-за того, что впервые за несколько лет на свободе, и несложно перевернуть её и наконец-то взять всё в свои руки. Всё происходит как в её грёзах — и так, как она и представить не могла. Она чувствует, как пальцы пропитываются влагой, слышит, как с каждым движением стоны становятся всё громче. Видеть, как Фрэнки кончает, — всё равно что наблюдать религиозный акт. Она изгибается дугой и впивается пальцами Эрике в спину. Чудесные зелёные глаза остаются широко распахнутыми. Они умудряются добраться до дома без происшествий и падают на кровать. Фрэнки смотрит на Эрику с чем-то похожим на любовь, перед тем как наклониться и скользнуть руками ей под блузку. Эрика не переставая целует её. Снимает с Фрэнки футболку и целует. Швыряет трусики через всю спальню, запускает руки в волосы и целует. Резко вдыхает, когда Фрэнки входит в неё, и ловит губами её дыхание. Даже три секунды без этих губ слишком долго, и Фрэнки не даёт ей времени прийти в себя, когда переворачивает на живот и покрывает поцелуями спину. Из постели они выбираются, только когда желудок Фрэнки издаёт урчание — и то только затем, чтобы слизать шоколадный сироп с лопаток Эрики. И это идеально.***
Жить с Фрэнки под одной крышей — и близко не так идеально. У Фрэнки самый дурной характер, с каким Эрика сталкивалась в своей жизни. Она чертовски упряма, недружелюбна ко всем, кроме Эрики, и, на своё несчастье, слишком умна. В самый первый день работы в качестве помощника адвоката её едва не увольняют «за хамство». Эрика, в свою очередь, получает выговор за то, что защищает её. У Эрики тоже есть недостатки (она властна, нетерпелива и любит контроль), и её выводит из себя, когда Фрэнки понимает, как именно она пытается выкрутиться из ситуации. Но всё у них складывается хорошо. Эрика готовит, потому что Фрэнки до сих пор держится подальше от горячих предметов вообще и плиты в частности. Зато Фрэнки занимается уборкой. Эрика переживает небольшой приступ паники, когда родители, решив сделать ей сюрприз, приходят в гости и обнаруживают на кухне голую и взъерошенную Фрэнки, которая чистит зубы в раковине. Фрэнки поднимает голову, улыбается с полным ртом зубной пасты, сплёвывает и беседует со всеми тремя с достойным восхищения тактом. Они работают вместе, когда могут, спорят, когда не могут, и много трудятся день за днём. Они вместе уже около пяти месяцев, когда Эрика заболевает. Ничего такого, с чем не справились бы пара курсов антибиотиков и постельный режим, но Фрэнки ведёт себя так, будто Эрика подхватила Эболу или что-то вроде того. Она приносит ей больше бульона, чем в состоянии вместить в себя человек, постоянно звонит с работы, переворачивает кверху дном весь дом, когда Эрика не может найти свой любимый банный халат. Наконец, когда Фрэнки принимается настойчиво сопровождать Эрику в ванную, на кухню и вообще всюду, иначе она «упадёт и расшибёт себе голову», Эрика силой всовывает ей в руку бокал вина и велит пойти выспаться. В ночь с самым сильным жаром (после которой болезнь должна пойти на спад) Фрэнки ложится в их постель с мокрым полотенцем и прижимается к дрожащему в лихорадке телу. Эрика улыбается, когда Фрэнки накрывает её одеялом и вырисовывает пальцем узоры на спине, помогая уснуть. Сквозь сон Эрика чувствует, как Фрэнки наклоняется и целует её в щёку. Наверное, высокая температура играет шутки с её разумом, но Эрика слышит, как уткнувшиеся в шею губы шепчут: «Я люблю тебя». После этого Фрэнки ложится рядом и засыпает. Утром Эрика выбирается из-под одеял. Голова словно набита ватой, но жар прошёл. Фрэнки спит рядом, раскрыв рот и громко храпя. Это шаг к выздоровлению. Разумеется, на следующий день заболевает Фрэнки. Эрика ждёт целую неделю, пока та приходит в себя. И тогда говорит Фрэнки, что тоже любит её. Выражение лица Фрэнки в этот момент бесценно. Эрика решает повторять эти слова как можно чаще.***
Через пять лет после того, как Эрика потеряла работу, она стоит у кухонного стола с чашкой дымящегося кофе в руках. Утреннее солнце заливает лучами весь дом. В соседней комнате Фрэнки ругается не переставая: у неё не выходит завязать галстук. Через полчаса они отправятся в Вентворт, чтобы встретить Лиз — та выходит по УДО, — а по пути заедут за Бумер. — Твою ж мать! Эрика улыбается и идёт помочь ей. Она знает, что сегодня вечером, после ужина и напитков, этот галстук будет завязан вокруг её лодыжек, запястий или шеи. Не будет и следа этой неловкости, и она отдастся Фрэнки, и та будет смеяться и любить её, и на следующее утро, когда Эрика проснётся, Фрэнки будет рядом.***
Порой Эрика думает, что увольнение из Вентворта — лучшее, что случилось в её жизни. После Фрэнки, разумеется.