В другой жизни

      Ллейну двенадцать, и он впервые всаживает клинок по самую рукоять в живую плоть. Хотя лесные тролли и неповоротливы, троим мальчишкам, что едва научились держать в руках меч, не одолеть чудищ. Принцу становится до дрожи страшно, когда один из разъяренных троллей хватает его. Короткий меч выпадает из рук и с глухим звоном ударяется о землю, из легких вмиг выходит весь воздух, и Ллейн в оцепенении смотрит на окруженных друзей. Андуин напряжен, он крепко сжимает меч перед собой и шустро увертывается от неуклюжих атак тролля, но в глазах друга помимо упрямства Ллейн видит такой же страх. Сжимая кулак, тролль почти ломает принцу ребра. Ему до слёз больно, но он не в силах кричать, да в этом и нет смысла. В это же мгновение Медив оборачивается и испугано вздыхает, увидев Ллейна в лапах монстра. Вспышка за вспышкой слепит глаза, время словно останавливается, а затем принц приходит в себя рядом с мертвым троллем. Он переводит взгляд на замершего Медива, глаза которого затянула неизвестная колдовская пелена. Позади юного мага неподвижно лежат еще две туши.       Принц, потирая саднящие ребра, подбирает свой меч и спешит к друзьям. Ллейн напуган и восторжен, заворожен и впечатлен. Он готов осыпать Медива вопросами, но тот вдруг теряет сознание, и Ллейн чудом успевает его подхватить. Он тащит мага в Штормград вместе с Андуином, который не перестает чертыхаться — его ладонь то и дело обжигается о пылающее запястье Медива.       Ллейну шестнадцать, и он ненавидит проигрывать. Особенно Андуину.       Потомок Торадина ловок и силен не по годам. Принц еще ни разу не победил его в тренировочном бою, а тот ни разу не поддался будущему королю. С каждым поражением Ллейн всё больше злился, с каждой победой Андуин всё больше смеялся. «Дочь твоего лакея и то лучше держит в руках меч!» «Должно быть, сыну короля Азерота стыдно терпеть поражение за поражением» «И ты — будущий король Штормграда? Как же ты защитишь свой народ, если не в силах защитить даже себя?»       Андуин смеется над неловкими попытками Ллейна одержать победу, но благородно держит язык за зубами. Сын Адаманта Ринна должен иметь безупречную репутацию, чтобы лояльность народа не сменилась презрением, и Андуин прекрасно это понимает. А Ллейн доверяет ему как самому себе. Но когда принц в очередной раз оказывается на земле с приставленным к горлу клинком, его терпению приходит конец.       Он отправляется в квартал магов и, рискуя быть пойманным, пробирается в спальню Медива, судорожно перебирает свитки, книги и бумаги, испещренные одному только волшебнику понятными символами и схемами. Он сам не знает, что именно ищет, это его раздражает и не позволяет разуму освободиться от оков суеты. Второпях Ллейн хватает первую попавшуюся на полке толстую книгу в древнем переплете, но от неожиданности роняет ее, услышав щелчок замка в двери. Книга со стуком падает на пол, раскрывается, сама по себе вдруг начинает листать пожелтевшие страницы с алыми символами и… хохотать. — Ах! Хочешь поколдовать! И я хочу поколдовать! Захлопнув книгу трясущимися от волнения руками, ошалевший Ллейн прячет ее за спиной, и в это же мгновение в комнату входит Медив. Он буднично бросает мантию на стул у двери и, кажется, даже не удивился, обнаружив раскрасневшегося принца посреди своей спальни. — Ты так хотел меня видеть, что даже закрытая на ключ дверь не смогла тебя остановить? — посмеиваясь, спрашивает он и хмурится, на мгновение зашипев от боли. Растеряно взглянув на Ллейна, он вновь улыбается и коротким движением натягивает рукав, будто что-то прячет, но принц слишком взволнован и не замечает этот жест. Покачав головой, Медив приближается к столу и спокойно наводит порядок после варварского налета друга. — Иногда она чересчур болтлива, не находишь? — Кто? — выдавливает из себя, наконец, Ллейн. Ему с трудом удается не дергаться, чтобы удерживать за спиной рвущуюся на свободу книгу, но приглушенный писклявый голосок всё-таки выдает принца с потрохами. — Заклинания — это так весело! Хи-хи-хи-хи! Обреченно вздохнув, принц возвращает книгу на полку. — Позволь полюбопытствовать, зачем тебе вдруг понадобились мои книги? Ты ведь всё равно не сможешь их прочитать. — Медив улыбается, но Ллейн видит настороженность и строгость в его взгляде. — Хочу обучаться магии. — Он лжет, но этого не достаточно, чтобы обмануть. За кашлем в кулак Медив скрывает сдавленный смех. — Тогда тебе стоит сперва научиться врать, — отвечает он, и почему-то Ллейну кажется, что это не шутка.       Медив приводит его в башню жрецов, и молодой принц морально готовится к унылому изучению простых заклинаний, но маг, вдруг остановившись посреди огромного холла, протягивает другу меч. Ллейн совсем не понимает, чего от него хотят. — Почему ты всегда такой странный? — спрашивает он, однако Медив всё так же улыбается и терпеливо ждёт.       Принц осматривает святыню, небольшой фонтан, высокий потолок с каменными гравюрами горгон и драконов, зажженные вдоль темных стен свечи и цветные витражи. Он ждал магических откровений, зубрежки пыльных свитков, да хоть чёртового глотка из фонтана маны, но явно не предложения снова взять в руки меч. Тем не менее, он берет клинок, и Медив, вытащив кинжал, тут же нападает на него. — Прекрати, это глупо! — возмущается Ллейн, отражая удары мага, словно отгоняя назойливую муху. — Я пришел научиться волшебству, а не махаться клинками. — Я не стану пользоваться магией, но и это не поможет тебе победить. — Да какой в этом всём смысл?       Бесполезные действия раздражают Ллейна. Медив отвратительно владеет холодным оружием, и молодому принцу совершенно непонятно, с чего вдруг маг вызвался обучать его тому, в чем сам был плох. Пора покончить с этим бредом и разыскать какого-нибудь престарелого мудреца, который без лишних загадок обучит самым незатейливым заклинаниям — этого будет вполне достаточно, чтобы проучить Андуина. За разговором он загоняет Медива в угол, но тот хватает свечу и выдыхает на нее. Вспышка огня слабо, но ощутимо опаляет лицо молодого принца. От неожиданности Ллейн зажмуривается и падает на гранитный пол, больно ударяясь спиной, а маг приставляет к его горлу острие его же меча. — В настоящем бою твоя магия тебя не спасет. — Это не магия, всего лишь огонь и масло. — Но это нечестно! — возмущается принц и затравлено смотрит на Медива. Ллейн ненавидит проигрывать, и злость бессилия затмевает его рассудок обидой. — Увы, невозможно сражаться честно и побеждать. Один из двух всегда оказывается либо сильнее, — говорит маг и, повернув меч рукоятью от себя, подает его принцу, — либо хитрее.       Ллейн неуверенно берет меч из рук Медива, и на мгновение касается его пальцев своими. Лицо мага искажается от боли, он вновь хватается за запястье и отворачивается. — Всякая магия — это, прежде всего, иллюзия. Обман. Самая искусная ложь. — Он оттягивает рукав и рассматривает вспыхнувший огнем символ, а Ллейн колеблется, но так и не решается спросить. — Людям не нужно учиться волшебству, чтобы обманывать, но они часто увлекаются и начинают лгать сами себе.       Принц чувствует, что Медив больше не улыбается, хотя и не может этого видеть. Он снова не понимает, к чему друг клонит, он не знает, что на это ответить и как себя вести. Ему хочется уйти, но внутренний голос велит остаться. В глубине души он уверен, что загадочные фразы, странное поведение мага и терзающая его руку печать как-то связаны, и вот-вот всё прояснится, но Медив поворачивается к принцу с прежней улыбкой, светлым взглядом и здоровым румянцем на щеках. — Не стоит тратить время на иллюзии, друг мой. Тебе не нужна магия, чтобы победить Андуина.       Ллейн бросает короткий взгляд на руку, что держится за запястье. Некоторое время он ждет, но маг больше ничего не говорит, и молодой принц уходит. Часом позже, во время тренировки, он берет горсть песка, бросает в глаза Андуину, и потомок Торадина, глядя на острие меча у своего сердца, впервые признает поражение.       Через два года Медив знакомит его с ученицей мага из Лордерона.       Очаровательная волшебница много времени проводит с другом Ллейна, увлеченно болтая с ним о магии. Майя накручивает на пальчик прядь огненных волос и звонко смеется, глядя на мага снизу вверх — она настолько миниатюрна, что ее ступни даже не достают до стремян, когда она садится в седло. Девушка носит синюю тунику с коротким рукавом, и однажды Ллейн замечает на ее запястье бледно-голубой символ — две параллельные линии и одну извилистую. Почему-то в этот момент он вдруг осознает, что рыжие девушки ему не по вкусу, а маленький рост — наверняка знак того, что в ее роду были дворфы. Принц не упускает возможности высказать своё «фи» Андуину, на что тот лишь посмеивается и божится, что их общий друг наверняка дурачится, а на самом деле ему по вкусу высокие, темноволосые принцы Штормграда. Ллейн не выносит насмешек и пытается спровоцировать друга на потасовку, но Андуин так хохочет, что не в силах махать кулаками, пусть даже и не всерьез.       Конечно, он ревнует. Медив теперь почти всё своё время проводит с этой ведьмой, даже не вспоминает о друзьях.       Этот символ на её руке не дает покоя принцу уже несколько дней. Хотя Ллейн и не знает, что означают эти закорючки, смутные догадки терзают его сердце. У Медива, должно быть, точно такой же — не зря ведь он всюду таскается с этой девицей!       Молодой принц видел символ на руке друга лишь один раз, почти восемь лет назад. Когда Медив вернулся к жизни, сразу стал носить закрытую одежду или длинные перчатки. Этот символ он всегда прятал, а Ллейн тактично не спрашивал. О, Свет! Как бы ему хотелось вернуться в то время и рассмотреть этот знак!       Вчетвером они выбираются на охоту. Девчонка мастерски владеет луком, чем вполне может бесстыдно хвастаться. Андуин и Медив одобрительно кивают и нахваливают рыжую, и только Ллейн недовольно фыркает, намеренно держась позади всех. Заметив настроение молодого принца, Майя вдруг тоже отстает и идет наравне с ним, весело щебеча что-то об охоте в Лесах Вечной Песни, эльфах и путешествии в Кель’Талас. — Вот же повезло ему! — ни с того ни с сего говорит она и, кажется, забывает продолжение истории о своем знакомом полуэльфе. — Что? — Ллейн поднимает глаза на спешившегося неподалеку Медива, тот снова потирает запястье, задумчиво смотрит куда-то в лес и будто нарочно не глядит в их сторону. — Нашел свою родственную душу. Видишь, как ему больно?       Молодой принц прищуривается. И правда — Медив снял перчатку, но даже из-под длинного рукава вырвался красный след, словно его руку только что опалило пламя. Так вот, в чем дело. — Руна обжигает его, показывает, что душа совсем рядом. Только почему он ничего не делает? Зачем терпеть такую боль? «Ждет, когда ты сама, наконец, уложишь его на лопатки» — думает Ллейн, но ничего не говорит. Его опасения подтвердились. Что за воздух в этом лесу? Почему так трудно дышать? Поравнявшись с Медивом, он спешивается, но не может просто так стоять и начинает перетягивать ремни седла, создавая вид бурной деятельности. Теперь в компании лучших друзей ему слишком неуютно. — А вот моя руна до сих пор не зажглась, — с обреченностью в голосе жалуется Майя и тоже спешивается рядом. — Она появилась, когда я впервые использовала свою силу, но никогда не разгоралась.       Застыв, Ллейн оборачивается и смотрит в упор на Медива. Тот будто случайно прячет раскрасневшуюся руку за спину, растеряно глядит на девушку и, наконец, поднимает виноватый взгляд на принца. Всё это странно и необычно. Но если бы Ллейна попросили коротко описать Медива, именно эти два слова и пришли бы ему на ум. — Ловушки, что я расставил утром, сработали! — Андуин врывается удачно, нарушая неловкость. С широченной улыбкой он демонстрирует ребятам и рыжей добычу — двух взрослых кроликов, и девчонка восторженно хлопает в ладоши. Момент снова упущен, они возвращаются домой.       К полуночи Ллейн не выдерживает. Схватив накидку, он покидает замок и наведывается в Квартал магов, но Медива и след простыл. Что это? Неужели трусость? Чего испугался маг? Принц разочарован и зол. Через какое-то время до него доходят слухи, что Медив обитает в Каражане, обособившись от внешнего мира, но будущий король не видит причин тревожить мага. В конце концов, он сам сбежал — и пусть. Он всегда был странным. Только обсидиановые часы, единственное, что осталось на память, заставляли сердце вспоминать тоску.       Ему девятнадцать, когда падает последняя песчинка в часах.       Медив не появляется с началом войны, но оказывается рядом, когда новый король в нем действительно нуждается.       Молодой король почти не спит. Его голова разрывается на части из-за непрекращающегося потока мыслей, ответственность за свой народ не позволяет его разуму отдыхать ни минуты. В одну из ночей, предавшись в тронном зале размышлениям о непрекращающихся набегах орков, он не замечает тень за своей спиной и оборачивается, только услышав знакомый голос. — Хотя короли подобны богам, они, как и все смертные, также нуждаются в сне.       Тот же голос, та же добрая улыбка, те же глаза, в которых только Свет. Ллейн ничего не отвечает. Он спускается к Медиву и обнимает его крепко, долго. Вдыхает его запах, уткнувшись носом в шею и запустив ладонь в отросшие пряди волос. Он устал и совсем не хочет говорить о том, что было и ушло. Может, позже он и заставит мага ответить на все вопросы, вспылит на него за ту неопределенность, в которой был оставлен, но не сейчас. Медив обнимает его так же интимно, и Ллейн ясно ощущает жар его руки на своей спине. — Я верю, когда-нибудь ты простишь меня, — говорит маг, и он улыбается.       В эту ночь Медив позволяет ему взглянуть на руну — серебристый полумесяц и пронзающие его стрелы, но долго рассматривать символ король не намерен. Часом позже, лаская губами кожу ключиц, плеч, рук и задевая алеющий силуэт руны, Ллейн не обжигается, а наутро полумесяц совсем перестает источать силу огня и тускнеет до бледно-белого цвета.       Только десять лет спустя Ллейн поймет, за что маг на самом деле просил прощения, но горечь разочарования от предательства будет невыносимой. Их души встретятся в другой жизни, в этом король уверен, и, возможно, в том новом мире он простит Медива.