синдром из стокгольма

Нико купил ошейник и поводок и нацепил их на меня в нашу первую ночь, что мы провели вместе на одной кровати. лежали, согревая друг друга теплом наших тел. скользили по изгибам пальцами и сжигающими все взглядами. он не дышал и не закрывал глаза, когда я смотрела на него. я не улыбалась. по утрам и ночью, перед сном, он усаживает меня на край кровати, а сам становится предо мною и медленно расчесывает мои волосы. перебирает пряди пальцами, случайно и грубо скользит по шее деревянными зубчиками. затем он пальцами обхватывает мой подбородок и заставляет меня смотреть на него. я смотрю. он улыбается. мы едим, спим и принимаем ванную вместе. он много думает и непрерывно смотрит на меня, я всегда развернуто и долго отвечаю на его вопросы, в перерывах между фразами обкусывая кожу вокруг ногтей. он целует костяшки моих пальцев, когда в задумчивости останавливает свою машину где-нибудь на обочине за городом или на парковке в самом центре. я его наркотик и кислород. он мой хозяин я знаю, что он жить без меня не может. не вытерпит, не высидит на месте и дня, не услышав моего голоса и не дотронувшись до белой кожи, что под одеждой украшена его отметинами. он знает мою любимую книгу и причину, по которой я действительно ненавижу сланцы. знает мой рост, вес, группу крови, размер безымянного пальца и груди. знает мое детство и моих друзей даже больше, чем они могут ожидать. он знает даже то, как я думаю. я его люблю и верю в это. люблю до последнего вздоха перед потерей сознания, люблю до пересечения грани истерики при споре. люблю так, что уже не представляю его с другой девушкой (честно — клянусь — любая получит за то, что даже просто подумает о разговоре с ним) и когда обнимаю или держу за руку кого-то из подруг, то поражаюсь тому, какое неудобство может вызывать прикосновение чужого человека. а его я люблю. полностью. все эти взгляды, улыбки, прикосновения. то, как он спит рядом и то, как рассматривает состав продуктов в магазине. люблю. посреди ночи просыпаюсь от привычного страха, молотом бьющий по груди изнутри и перекрывающий воздух. ошейник сдавливает горло и я с трудом сажусь на кровати, разрывая хватку крепких мужских рук, что прижимала меня к груди. ладонями обхватываю шею, но под пальцами не обнаруживаю душащего меня предмета. странно. — все хорошо, Нура? — он просыпается и его голос звучит взволнованно. я успокаиваюсь. киваю. ложусь рядом и целую в губы. люблю. (он нацепил на меня ошейник и поводок. по ночам и в периоды отчаяния ошейник душит меня, но я не пугаюсь. если Нико дернет за поводок — я пойду за ним следом.

если на моей шее ничего нет, то в чем причина?)