******
— Почему они так много говорят о женитьбе? — спрашивает у Бена Калеб. Он пожимает плечами и поднимает палку, лежавшую на дороге, размахивая ей, как мечом. — Ты должен жениться на ком-то. — Почему? — Не знаю. Мне кажется, если ты этого не сделаешь, над тобой будут смеяться. Как будто с тобой что-то не в порядке. — Кто бы так сделал? — Иногда я слышу, как разговаривают мои родители, — отмахивается он и бьёт Калеба по руке. — Знаешь, если бы у тебя была другая сестра, я мог бы на ней жениться, и мы стали бы братьями. Калеб с силой пихает его под ребра. Бен толкает его в ответ. — Мы уже братья. Они должны быть. Иначе как ещё можно объяснить то, что Калеб к нему чувствует?******
Ещё одна зима становится для миссис Тэллмедж последней. Преподобный Тэллмедж никогда не говорит Бену о том, на ком ему нужно жениться.******
В шестнадцать Бен готов ехать в Йель. Калебу семнадцать, и он выходит в море. Это первый раз, когда они делают что-то не вместе. Эйб решает, что они должны напиться, чтобы отпраздновать эту новую главу в их жизнях. Он тоже собирается в колледж, и сейчас идёт из леса позади дома своего отца между Калебом с Беном, стараясь держаться на ногах и не упасть. Они оставляют его на крыльце, чтобы его отцу было легче его найти, и хихикают всю дорогу по пути к Бену. Эйб был прав, алкоголь — отличная идея. Калеб едва чувствует жгучее одиночество, которое уже начало к нему приходить, когда ликер разжигает собственное пламя в его груди. Бен тяжело падает в кресло отца. Он всё ещё неплотно держит бутылку в своей правой руке и лениво улыбается Калебу. — Когда ты вернёшься? Калеб пожимает плечами. Он действительно не имеет понятия. — Я буду скучать по тебе. — О, Бенни, — смеётся он. — Ты столько всего переделаешь, что, вероятно, даже обо мне и не вспомнишь. К тому времени, как я вернусь, ты наверняка будешь женат, и у тебя будет сын. Назови его в мою честь. Это будет действительно лучший итог. Если он пропустит пору ухаживаний и предложение Бена, согласна ли девушка заключить брак или нет. Если он пропустит свадьбу. Если он вернётся, и всё будет кончено, может, оно будет меньше болеть. Это не произойдет у него под присмотром. Он не сможет смотреть, как это произойдёт. — Странно думать о браке, разве не так? Я не особо об этом задумывался. А ты? Калеб трясёт головой, но это ложь. Он думал об этом всё время, но это никогда хорошо не заканчивалось. Он знал, что люди не всегда женятся по любви, или даже если сначала дело не в ней, то потом всё обязательно в неё перерастёт. Она просто расцветает между двумя людьми. Другие же рассматривают её как деловую сделку. Вот так у него и будет. Он никогда не полюбит никого так же, как он любит Бена. — Я могу рассказать тебе свой секрет? — спрашивает Бен и Калеб наклоняется ближе. — Я ещё даже не целовался. Кто знает, что за мужем я окажусь. Алкоголь — из-за него он делает это. Или из-за миль, которые будут стоять между ними к утру. Или из-за мысли, что пусть на миг, но Бен будет полностью принадлежать ему. Он никогда не сможет забыть его, что бы ни произошло. Калеб пересекает разделяющее их расстояние и опускает колени по бокам бедер Бена. — Что, черт возьми, ты делаешь? — смеётся Бен и в шутку пытается оттолкнуть его от себя, но Калеб кладёт ладонь на лицо Бена, проводя большим пальцем по контуру его нижней губы, и Бен прекращает улыбаться, потому что его отец, преподобный Тэллмедж, спит в двух комнатах от них, и с ним никогда не происходило ничего подобного раньше. Это ведь чертов первый раз. — O, — выдыхает он, и его язык высовывается изо рта, чтобы смочить нижнюю губу, его кончик касается подушечки большого пальца Калеба, и Калеб быстро накрывает его собственным ртом. Калеб хочет раствориться во всём этом. Он хочет обрушить весь свой вес на колени Бена — он знает, что тот сможет его принять, как принимает всё, что Калеб ему даёт. Бен роняет бутылку и его руки скользят по его ребрам, и это ощущается так, как будто всё его тело в огне, и его сердце собирается выскочить из груди. Он хочет отодвинуться, прислониться своим лбом ко лбу Бена и сказать: это лучшее, что было в моей жизни. Ты — лучшее, что случалось со мной за всю мою жизнь. — Калеб, — его рука движется вверх по его груди, и он толкает его, несильно, желая разорвать поцелуй. — Калеб, это не для меня. Я не такой, — его голос такой мягкий. В нём нет осуждения, которое должно там быть. Он его не толкнул. Он не ударил. Он не ненавидит его. — Но всё хорошо. Это нормально. Я никому не скажу. Мне жаль. Но я никому не скажу. Я просто… Эти вещи не для меня. — Всё в порядке. И я не такой, — он пытается отмахнуться и встать на ноги, убежать и никогда не оглядываться. — Это всё выпивка. Она сделала меня сумасшедшим. Мы должны остановиться. Я должен уйти. — Ты можешь остаться. — Я действительно не могу. Желаю повеселиться в Йеле, Таллбой. — Разве мы не увидимся завтра? — Мне нужно рано уйти. Я не хочу тебя будить. — Разбуди меня, — он хватает Калеба за руку. — Я хочу увидеть тебя опять.******
Калеб уходит в плавание ещё до восхода Солнца. Он не будит Бена для того, чтобы с ним попрощаться. Капитан говорит, что их плавание продлится два года. Множество вещей может произойти. Есть шанс, что они больше никогда не увидятся. Может быть, для Бена так будет лучше.******
Три года проходит, прежде чем они опять встретятся. У Калеба была возможность увидеть его раньше, год назад они прибыли в Нью-Джерси на две недели, и у Калеба было достаточно времени, чтобы поехать в Нью-Хейвен и увидеться с ним, но он не мог сделать этого. Теперь они пришвартовались в Нью-Хейвене. Он больше не может и не хочет его избегать. Он находит Бена снаружи библиотеки, сидящего рядом с красивым молодым человеком со светлыми волосами. Они вместе хорошо смотрятся. Дерево позади них пылает, окрашенное в красные, оранжевые и жёлтые листья, сияющие в лучах ранней осени. Парень указывает на что-то в книге, лежащей на коленях у Бена, и Бен смеется, закрыв глаза, запрокинув голову и обнажив шею. Он не видит, как на него смотрит другой юноша. Оценивает с улыбкой, которую Калеб может узнать, потому что она была на его собственном лице несметное количество раз. Чему он только что стал свидетелем? Когда Бен сказал «это не для меня, я не такой», он имел в виду именно это, или на самом деле он хотел сказать «я не буду делать это с тобой»? — Мы можем помочь вам, сэр? Парень обратил на него внимание, но Бен всё ещё был занят тем, чтобы стереть слезы, скопившиеся в уголках глаз от смеха, чтобы опять ясно видеть. — Эм-м-м… — Калеб? Прошли годы, но не было ни дня, чтобы Калеб не думал об этом моменте. — Привет, Таллбой. — Калеб, — он произносит его имя с улыбкой, и об этом Калеб тоже думал. Бен поднимается на ноги и крепко обнимает его, обвивая руками, и его губы задевают его ушную раковину, когда он говорит: — Не могу поверить, что это правда ты, я не слышал ничего от тебя… сколько уже прошло? — Давненько. Иногда было трудно отправить письма. Приношу извинения. — Всё хорошо, Калеб, — он отстраняется и кладёт ладонь ему на лицо. — Сейчас ты здесь. Это намного лучше письма. — Тот Калеб, который Брустер? — парень встаёт со скамейки и рука Бена падает вниз. Калеб ненавидит этого человека. — Да, Натан, это мой лучший друг. Калеб, это Натан Хейл. Мы вместе учимся. — Приятно, наконец, встретить тебя, Калеб, — протягивает он руку, — хотя мне казалось, что я уже тебя знаю. Бен постоянно о тебе говорит. Такое чувство, что я вырос вместе с вами двумя. Калеб произносит «мне тоже приятно с тобой познакомиться» вместо того, чтобы сказать я никогда о тебе не слышал. Ты не рос с нами, ты даже не знаешь его по-настоящему. Ты и я — не одно и то же.******
— Правда, что ты прыгнул ночью во время шторма прямо в двадцатифутовую волну, чтобы спасти человека, упавшего за борт? Они пошли выпить по просьбе Натана. «Калеб, пойдём отобедаем с нами, я настаиваю». Калеб этого не хотел. Он проделал весь этот путь, чтобы провести время с Беном. Не с Беном и его новым лучшим другом. Но Бен кивнул и положил ладонь Калебу на локоть и произнес: «Должно быть, ты голоден после такого долгого путешествия» — и теперь они все вместе сидят за маленьким круглым столиком, и вино льётся рекой. — Думаю, Бен немного преувеличил. — Я? — Бен откладывает бокал и в ужасе кашляет. — Я прочел это из твоего письма. — Ну, тогда я немного преувеличил. Тебе стоило уже привыкнуть к этому. — Было хоть что-то из этого правдой? Да. Внизу, где я оступился и подписал это — с любовью, твой лучший друг. Любовь была правдой. — Волна была десятифутовой. Натан смеется и Бен закатывает глаза. — Жаль, что Бен не мог написать тебе и рассказать обо всём, во что мы ввязались. Он не особо заинтересован, но слабый румянец на лице Бена выглядит завораживающе. — Там нечего рассказывать, — резко говорит Бен, но лукавое выражение лица Натана говорит об обратном. — Не умаляй своих подвигов, Бен. Натан рассказывает Калебу историю за историей о том, как они веселились, и о том, как вляпывались в неприятности и женщин, — хлопает он его рукой по плечу, — знаешь, как это бывает, ты один раз выступаешь в дебатах на их стороне, и потом от них нет прохода. Бен, который проводит большую часть этого времени, бросая тяжелые взгляды Натану и извиняющиеся — Калебу, спрашивает: — Ну, и кто теперь преувеличивает? Но не похоже, чтобы Натан преувеличивал. Он ухмыляется, глядя на Калеба, до тех пор, пока Калеб не поднимается и не говорит, что вернётся с новыми напитками. Как только он оказывается за пределами слышимости, Бен наклоняется к Натану, яростно шепча ему что-то, и Натан улыбается и смеётся.******
Женщина у стойки красива и сразу обращает на него своё внимание. Может быть, она чувствует исходящие от него отчаяние и тоску. Её зовут Шарлотта. Она настолько же обаятельна, насколько красива, и они говорят с ней до тех пор, пока Бен не появляется позади неё, пытаясь привлечь его внимание. Натан уже ушёл. — Хочешь уйти? Разве ты не хочешь заснуть в кровати, которая не качается на волнах? — Вообще-то, Бен, я думаю, что проведу здесь какое-то время с Шарлоттой. — Шарлотта, — говорит он так, как будто даже не видел её до этой секунды. Он смотрит, как Шарлотта держится за него, и колеблется. — О, я не думал, я решил, что ты, ты же обычно… — Так мило, — Шарлотта делает шаг вперед и обвивает ладонь вокруг щеки Бена. — Твой друг хочет к нам присоединиться? Кожа Бена окрашивается в ярко-красный. — Нет, — произносит Калеб, — не хочет.******
Он не может этого сделать. Он делает всё возможное, и Богу известно, она делает всё правильно, но после пятнадцати минут бесплодных попыток он, извиняясь, натягивает свою рубашку. — Что не так? — она обвивает пальцы вокруг его челюсти и встречается с ним глазами. — У тебя есть кто-то ещё? Он разрывает контакт и усмехается. — Так и есть. Она счастливица, если нашла себе такого верного мужчину. Он. Он не знает. Он не имеет понятия, что я к нему чувствую. Если и знает, то ему всё равно. У него есть более важные вещи, о которых ему нужно беспокоиться. Его внимание занимают другие. Я — после всех. Я люблю его, но он никогда не узнает. — Да, — говорит он, и Шарлотта улыбается, а потом внимательно смотрит на него перед тем, как вытащить книгу за книгой из-под своей кровати. Она хочет учиться, поступить в Йель. — Как думаешь, если я остригу волосы, они примут меня? Я бы могла притвориться. Калеб смотрит на её грудь, она вздыхает, после падает на кровать рядом с ним, опираясь подбородком о его колено. — Я бы, конечно, перевязала себя. — Конечно, — говорит он, а затем проводит следующий час, плотно прижимая её грудь к телу. — Ты так можешь дышать? — Я буду в порядке, не беспокойся, — но она слегка задыхается, когда надевает мужскую рубашку. Калеб приподнимает бровь и она от него отмахивается. — Не все из нас такие же честные, как и ты, — поясняет она. Она хватает его шляпу с пола и заправляет волосы под её ободок и кружится, вытянув руки. — Что ты думаешь? — Думаю, что ты очень красивый молодой человек, но мне нужно идти. — Она ждёт тебя? Калеб молчит, и Шарлотта встаёт на цыпочки, чтобы поцеловать его в щёку. — Будьте добры к своей леди, мистер Брустер, и она будет добра к вам. Она пытается вернуть его шляпу, но он её останавливает. — Оставь её. Она тебе идёт.******
Бен в постели, когда Калеб открывает дверь в комнату. Он не двигается и лежит, спрятанный в куче из покрывал. Лёгкая раскладная кровать с одеялами и подушкой сверху прислонена к стене напротив его собственной кровати. — Калеб, — его голос хриплый со сна, но он садится, одеяла спадают с плеч. — Возвращайся ко сну. — Я помогу тебе с этим. — Не беспокойся об этом. — Ты можешь просто, — он поднимает покрывало с другой стороны кровати, — здесь есть место. Будет как в детстве. Раньше они постоянно так делали. В конце длинного дня в школе, или рыбалке, или беготни в саду дяди Калеба, миссис Тэллмедж кормила их, заставляла читать молитвы и отправляла в кровать. Калеб забирался в неё за Беном, зимой — лёжа близко к нему, чтобы было теплее, накрывшись одеялом с головой, — и летом — как можно дальше друг от друга, с одеялом, сброшенным на пол, когда духота становилась просто невыносимой. Это было нормально и естественно, и Калебу рядом с ним спалось лучше, чем одному, с холодными пальцами ног, прислонёнными к его щиколоткам, и мягким храпом Бена. Это продолжалось до тех пор, пока ему не исполнилось тринадцать, и он не стал просыпаться наполовину возбуждённым и жаждущим контакта. Обычно в такие моменты он повторял в голове то, что они изучали в школе, или то, что говорил в церкви преподобный Тэллмедж, но однажды сделал ошибку, всего лишь раз, и взглянул на Бена, пока пытался отвлечься. Слегка влажные приоткрытые губы. Длинные ресницы рассыпаны по бледным щекам. Волосы, разметавшиеся по подушке. Он пошевелил бёдрами, и ему этого хватило, чтобы застонать, и выбежал из кровати и из дома, закусив губу, чтобы не наделать шума, пока его выгибало от удовольствия. Он использовал дождевую воду, чтобы помыться, затем сел в грязь спиной к дому, пытаясь отговорить себя от этого. Пытаясь вытащить себя из этого. — Где ты был, черт возьми? — Бенджамин, — упрекнул его преподобный, Бен покраснел и произнёс слова извинения. — Где ты был? — Вышел погулять. — Когда я проснулся, было темно, и тебя не было. Калеб пожал плечами и приступил к завтраку. Теперь, когда ему девятнадцать, это опасно и безрассудно, и вообще звучит как одна большая ошибка, но Калеб всё равно снимает свои сапоги и скользит к нему под одеяло. — Ты пахнешь духами, — говорит Бен после долгой паузы. — Да. Затем снова раздаётся молчание. Долгое. Он думает, что Бен уже уснул. Его бок поднимается и медленно опускается, и Калеб закрывает глаза, и затем… — На что это похоже? Секс. Калеб двигается к краю кровати, чтобы создать между ними как можно больше пространства. Как он может ему рассказать, если сам толком не знает. Весь его опыт — встречи с такими женщинами, как Шарлотта, когда он был одинок и возвращался из моря на землю впервые за несколько месяцев. И одним молодым человеком в Канаде, бледным и со светлыми волосами. Это было не хорошо. Этого хватало на какое-то время, но в конечном итоге оказалось неудовлетворительно. — То, как Натан говорил… — Натан ничего не знает. Хорошо. — Это, — он задерживает дыхание, когда Бен ёзрает. Пожалуйста, не оборачивайся, пожалуйста, не оборачивайся. Но он просто слегка поправляет подушку под головой и кончиками пальцев ног на секунду задевает щиколотки Калеба. — Это хорошо, — врёт он. — Это ощущается хорошо, — включает он воображение. Хорошо, когда он один и может позволить своему разуму заполнить места, где есть пропуски. Грубые ладони на сильных руках. Тонкие бёдра против его собственных. Губы двигаются вдоль его челюсти, говоря ему, что это по-настоящему происходит, и «мне жаль, что я заставил тебя ждать». Вот это отличные вещи. Этого почти достаточно. — Это отличается от тех раз, когда ты один? Калеб хочет столкнуть его с кровати. Что, черт возьми, он от него хочет? Разве он не помнит ночь перед отъездом? Ты не вырастаешь из этого чувства. Ты не становишься старше и прекращаешь любить своего лучшего друга. Ты взрослеешь и учишься понимать это больше. Это становится глубже. Это болит. — Да, это лучше. Тебе не нужно выполнять всю работу. — Как будто это такая обуза. — Ах, — смеётся Калеб, немного чувствуя гордость, — я не знал, что в Йеле тебя учат, как иметь хорошее чувство юмора. — Должны за такие деньги. — Почему ты этого ещё не сделал? Бен делает глубокий, дрожащий вздох. Калеб видит, как его тело движется из-за этого в свете луны. — Что, если я в этом плох? Он не понимает. Разве он не видит то, что видит весь остальной мир? — Когда ты был плох хоть в чём-то? Что говорит Натан? — Я с ним об этом не разговаривал. — Почему нет? — Он не… О таких вещах я говорю только с тобой. К тому же, он просто скажет мне с этим покончить. Мне правда следует? — Нет, — отвечает он без промедления. Слишком быстро. Его рука высовывается из-под одеяла и ложится на спину Бена, ладонь расположена прямо между лопаток. — Не делай этого. Дождись своего часа. Спешить некуда. Пожалуйста, не надо. Я тебя жду.******
Утром он просыпается в одиночестве. Бен в коридоре смеется с Натаном. Когда он проходит в дверь, он держит две кружки кофе.******
— Ты собираешься увидеть её до того, как уйдёшь? Женщину с прошлой ночи. — Нет, с чего бы? Бен склоняет голову на бок. — Почему бы нет? Ты прекрасно провёл время. Или есть кто-то ещё? Я даже не знал, что в Гренландии существуют женщины, — шутит он. — Существуют. В избытке, но ни одна из них не для меня. — Значит, у тебя нет милой молодой девушки, ждущей твоего возвращения? — Нет, — он смеётся, — ничего подобного. — Никто тебя не ждёт? Бен помнит ту ночь. Он должен. Он помнит рот Калеба против его собственного, и свои руки на груди Калеба, толкающие его — аккуратно. Ломающие его сердце с осторожностью. — Люди не ждут меня, — наконец, отвечает он, храбро не смотря никуда, кроме лица Бена. — Я жду их. Губы Бена приоткрываются, и Калеб движется, обвивая руки вокруг его талии, утыкаясь лицом ему в шею. Бен обнимает в ответ, одной рукой на плечах, другой на затылке, длинными пальцами путаясь в его волосах. Это невинно, но этого достаточно, чтобы поддерживать фантазии Калеба на протяжении следующих нескольких месяцев. Это поможет ему пережить самое худшее — одинокие ночи и трактирных горничных, которые без ума от моряков.******
Калеб даёт ему знать, в каких портах они останавливаются регулярно. Каждый раз, когда они пришвартовываются, его ждут письма. Он читает их опять и опять и прячет в пальто, чтобы они всегда были с ним.******
Требуются месяцы, чтобы до него дошла весть о том, что началось восстание, и месяцы, чтобы он вернулся домой. Сетокет изменился. Бен ушёл, как и Сэм. Томаса убили, и новую невесту Эйба зовут Мэри. Их сыну шесть месяцев. Анна теперь миссис Стронг, и Сэла — успешный и добрый парень, но он выпал из их тесного круга общения, когда они росли, и он не Эйб. Всё не так, как должно было быть. Это служит просто напоминанием о том, что ты не всегда получаешь то, что хочешь. Как будто Калебу нужно было ещё одно.******
По городу ходят слухи, что здесь разместятся британцы. Это лишь вопрос времени. Все начинают спрашивать его, собирается ли он присоединиться к армии. Каждый день кто-то новый уходит воевать. — Я не знаю, чего вы ждёте, — говорит Анна ему и Эйбу. — У меня сын, помнишь? — Да, как я могла о таком забыть? — огрызается Анна, и Калеб неловко принимается за ещё одну порцию своего напитка. — Я не вижу, чтобы ты заставляла Сэлу уйти на службу. Они переругиваются друг с другом и даже не замечают, когда Калеб уходит из-за стола.******
Мистер Тэллмедж сразу переходит к сути. — Ты собираешься присоединиться к Бену? — Вы думаете, мне следует это сделать? — Я искренне удивлён тем, что ты ещё размышляешь об этом. Я думал, что в тот же миг, как ты узнаешь, что Бен ушёл, ты пойдёшь за ним. — Вам не кажется, что я должен остаться и заботиться о своём дяде? Ему не становится лучше. — Хотя он в порядке. Он справляется. Как справлялся, когда тебя не было. — Вы хотите, чтобы я ушёл и сражался? — Я беспокоюсь за своих сыновей. Я не слышал вестей от Бена уже много месяцев. Вы вдвоём всегда приглядывали друг за другом, и если он всё ещё жив…— — Бен жив, — перебивает его Калеб. — Если бы он был мёртв, я бы… — он бы знал. Он бы почувствовал. Это было бы так, как будто часть его самого умерла. — Он всё ещё жив. И он выживет. — Я бы чувствовал себя лучше, если бы ты был с ним. Он говорит своему дяде не высовываться, и что он ещё за ним вернётся, прежде чем выскользнуть из дома в Коннектикут посреди ночи.******
Пройдут недели, прежде чем он найдёт Бена. Ему приходится прокладывать себе путь по служебной лестнице. Через битвы и города в Нью-Йорке и Нью-Джерси, о которых он раньше не слышал. Наконец, он попадает в тот самый лагерь, и спрашивает капитана Тэллмеджа. Рядовой, который всё ещё выглядит, как подросток, и встаёт, когда Калеб к нему обращается, потому что Калеб теперь лейтенант Брустер, указывает ему верное направление. Он просто стоит у его палатки и наблюдает за тем, как он пишет, сидя у себя за столом. Его мундир, темно-синий и выделяющийся из-за контраста с невзрачным бежевым палаточным полотном, накинут на спинку стула. Его сияющий золотой шлем на столе рядом с ним. Он сосредоточенно хмурит лоб. Его губы сжаты в тонкую линию. Он, очевидно, сочиняет что-то высокой важности, и желание Калеба ворваться в палатку и достать до него по силе такое же, как нужда остаться в тени. Он не знает, приветствуется ли теперь его собственное присутствие в чужой жизни. С тех пор, как они виделись, прошли годы. Почти с тех самых пор, как Калеб получил от него письмо. Он всё ещё хранит его. Бен писал о выпуске и поиске работы учителем где-то дома. Он не упомянул женщину. Никогда не упоминал. Теперь она должна быть. Какая женщина устроит перед мужчиной, таким мужчиной — в форме, у которого каждая унция детского жира превратилась в мускулы. Он офицер. Он совсем не тот, которым Калеб оставил его. Когда Калеб в последний раз видел его, глядя на него, когда тот возвращался в свою комнату в Йеле, он был мальчишкой, изо всех сил старающийся быть мужчиной. Теперь он мужчина, и чтобы достигнуть этого, понадобилась всего лишь война. Он столкнулся со смертью и убивал, и потерял людей, о которых заботился. Он написал Калебу о Натане, просто сказав: Натан мёртв. Британцы нашли у себя шпиона. Мы не уверены, где его тело. Это было так бесстрастно, и Калеб перечитывал это дюжину раз в пансионе в исландском порту, пока его товарищи по плаванию рядом с ним пили и валяли дурака, и пытался выяснить, что чувствует по этому поводу. Бен и Натан были так близки. Это должно было значить для него больше, чем строчка в конце письма. Бен никогда не был тем, кто скрывает свои эмоции. Они все написаны на его лице, но в то же время Калеб на пальцах может пересчитать, сколько раз он видел его плачущим. Он сидел рядом с ним на службе в честь миссис Тэллмедж, ожидая, пока он сломается. Он стоял вместе с ним на её могиле, пока горожане опускали свои ладони ему на плечо и говорили, какой отличной она была матерью, как ему с ней повезло. Бен кивал с каменным выражением на лице. Он не мог понять, как Бен так хорошо с этим справляется. Только когда они остались одни в комнате Бена, он наконец сорвался. Калеб справлялся с собственными переживаниями — она и ему была мамой — и тогда, в одиннадцать, он и не думал, что одновременно сможет справиться и с чужими. Он ошибался. Бен цеплялся за него, схватив руками рубашку, спрятав горячее мокрое лицо у него на шее, и Калеб потирал его спину ладонью вверх-вниз. Освободил место в своём собственном горе для скорби Бена, и принял его полностью, пока Бен не успокоился. Пока он не заснул, и Калеб перебирал ладонью его волосы во время сна. Сам Калеб не спал и наблюдал за светом луны, пляшущим по полу в комнате, до тех пор, пока его не сменил свет от солнца, и чуть крепче держал Бена, когда тот шевелился. Это было давно. Может быть, он вырос из этого. Может быть, он не плачет вообще. Мужчины очень редко пускают слезу. Когда я стал мужчиной, то оставил детство. Может быть, Калеб — одна из тех вещей из детства, которые лучше оставить позади. Он делает шаг в палатку и говорит «Таллбой», и Бен встаёт со стула, чуть не опрокинув его, и оказывается прямо перед ним, обвивая его руками. — Калеб, — говорит он приглушённым голосом, прижавшись к его голове, — почему ты так долго? — Тебя нелегко найти. Бен выпрямляется, чтобы у него была возможность смотреть на него, всё ещё держа руки на локтях Калеба. — Слишком долго. — Ты хорошо выглядишь. Бен смеётся и опускает руки. — Правда? Нет, это преуменьшение. Ты выглядишь замечательно. Ты всегда был лучшим, что я видел за всю свою жизнь. — Ну, ты чуть-чуть тонковат, — говорит ему Калеб, сжимая его предплечья в ладонях. — Здесь нелегко. — Я и не ждал этого. — Боже, — Бен трясёт головой, — ты правда здесь? Где ещё ты ожидал меня видеть?******
Калеб отправляет его на встречу с Чарльзом Ли, человеком, о котором он слышал только дурные вещи. Но Бен выглядит отлично, командуя своими людьми, в большинстве своём молодыми юношами, которые смотрят на него чуть менее невинно, чем на него смотрит Калеб. — Это будет короткое путешествие, — говорит ему Бен, надевая свой шлем. — Попытайся не встревать в неприятности, пока меня не будет. — Где же в этом веселье?******
Два дня спустя Бен в медицинской палатке с пулевым ранением в плече спорит с доктором, который пытается дать ему больше алкоголя, чтобы заглушить боль. Калеб трясётся от ярости и волнения по поводу этого положения, когда вламывается в палатку и говорит: «возьми эту чёртову выпивку, Тэллмедж».******
Он выжил в засаде и потерял всех своих людей. Он говорит Калебу, что это был Роберт Роджерс, как будто Калеб должен знать, кто это, и что в лагере есть предатель, и у него есть идея о том, как получить больше информации, ценной и жизненно важной информации, но он не уверен, что генерал Скотт с ним согласится. Калеб говорит ему всё равно спросить, а затем кладёт ладонь Бену на лоб и заставляет его выпить то, что держит в своей руке доктор.******
Они спят в одной и той же палатке. Его встреча с генералом проходит именно так, как он себе представлял. Он хочет больше данных. Он не верит, что у них есть друзья в Нью-Йорке. Бен просыпается, тяжело дыша, и Калеб оказывается подле него раньше, чем он успевает вытереть слёзы. — Извини, что я тебя разбудил. — Всё в порядке, — сырая земля просачивается через ткань на его коленях. — Я не спал. Ты в норме? — Нет, — Бен смеётся, хотя нет ничего смешного. — Дело не в Роджерсе или том, что меня подстрелили. Чтобы это случилось, был лишь вопрос времени. Пальцы Калеба туго сжимаются на одеяле при этой мысли. Бен считает, что это всё неизбежно. — Дело в том ребёнке. Он был под моим командованием. Это был штык и кровь. Это с ним сделал я. — Ты исполнял приказы. В этом виновен Скотт. В этом виновен предатель. Ты мог там умереть, Бен. — Да. Почему я не умер? — Потому что, — произносит он и тянется к нему в темноте. Бен по-прежнему без рубашки, всё ещё обернут в повязку с покрасневшей, вспотевшей кожей. Он берёт в ладони его лицо. — У Бога большие планы на тебя, Бенджамин Тэллмедж. Он не позволит тебе умереть вот так. Одному в канаве после засады. Может быть, Калеб смотрел на всё это неправильно. Может быть, Бог не ненавидит его. Он продолжает сталкивать их вместе. Может быть, Бог всё это время был на его стороне. — У меня есть план, — говорит ему Бен, понижая голос до шёпота, хотя вокруг ни души. — Как трудно, по твоему мнению, будет добраться до Эйба?******
В убежище происходит бойня. Симко привязан к спине лошади, и когда он просыпается, Бен говорит ему, что они выбьют из него правду. Они должны. В их рядах брешь, и они обязаны это выяснить. А потом они выполнят единственное желание Эйба. Он обещал. Калеб смотрит на него, покрытого кровью и не заботящемся об этом, и хочет спросить: что эта война с тобой сделала? Чем ты стал?******
Скотт застаёт их как раз перед тем, как Бен собирается наконец убить Симко. Они не получили от него ничего, кроме лучшего понимания того, почему Эйб хочет, чтобы он был мёртв. Скотт говорит про военный трибунал. В убежище Калеб направил свой пистолет прямо на Симко. Ему стоило нажать на курок.******
Бен приказывает ему вернуться в Сетокет. Здорово снова увидеть Анну. Она такая же вспыльчивая, как всегда, и переживает за своего мужа и Эйба. Она старается и даёт ему лодку. Когда он добирается обратно в Нью-Джерси с информацией о гессенцах, он узнаёт, что Ньют и его братья мертвы, и что военный трибунал, которым Скотт угрожал Бену, больше не простаивает.******
Они представляют Скотту то, о чём знают. Он сжигает письмо, и они наблюдают за тем, как их непомерный труд превращается в пепел.******
Калеб выдвигает идею контрабанды письма, и после некоторых сомнений Бен соглашается, без особых усилий сочиняя правдоподобную историю, чтобы скормить её Скотту. Он не перестаёт его удивлять. — Теперь мы засовываем его в общую стопку как безбилетника. — Безбилетников выбрасывают за борт, — произносит Бен, пока делает глоток из фляжки, морщась и вытирая рот тыльной стороной ладони, и Калеб думает: если ты окажешься там, я прыгну прямо за тобой.******
Бен собирается умереть на берегу Делавера, потому что он не может разжечь огонь. Люди ушли. Они помогли ему раздеть Бена и дали ему так много одеял, как смогли, прежде чем отмаршировали прочь. — Мне жаль, сэр, — сказал один из людей, переводя взгляд от Калеба к Бену, который цеплялся за жизнь. — У нас есть приказы. Я не знаю, что ещё сделать. Как и я, но я всё равно это делаю. Вскоре после того, как он ловит кролика, начинается дождь. Крупный. С большими, объёмными каплями, которые даже не впитываются в землю, а просто остаются на её поверхности. Он тянет Бена назад под навес, но пока он это делает, огонь потухает, и он не может зажечь его снова. Он не может перестать дрожать. Бен вообще не двигается. Бен умрёт. Не имеет значения, что он девственник, и что он не заслужил этого, или что Калеб так любит его, что его сердце не прекращая болит. Эйб не вместе с Анной. Калеб собирается смотреть, как умирает Бен. Никто не получит то, что хотел. Он вспоминает одно лето, когда они были детьми. Восьми или девяти лет, и ныряли с головой в воду с причала, чтобы убежать от жары. Они всплыли, барахтаясь, на расстоянии фута друг от друга. Бен смеялся с упавшими на глаза волосами, потемневшими из-за воды, и Калеб посмотрел на него, двигаясь, чтобы держать себя на плаву, и знал. Этот мальчик мой лучший друг. Этот мальчик мой партнёр. Я не хочу быть без него. Это был потрясающий момент осознания. Бен всё ещё смеялся, когда он преодолел разделяющую их воду и утащил его в неё, надавив на плечи. Теперь он цепляется за воспоминания. Он будет помнить хорошие времена. У него осталось четыре пули. Если Бен не проснётся, ему понадобится всего одна. Победа или смерть. Он ложится у него за спиной, обернув руку вокруг его талии, положив ладонь Бену на сердце. Оно ещё бьётся, неглубоко, но устойчиво. Его волосы ещё влажные, и Калеб зарывается в них носом. По крайней мере, всё будет мирно. Он слышал, как мужчины рассказывали, на что похожа смерть от холода — те из них, которым посчастливилось вернуться с того света. Ты просто проваливаешься в сон. Бен не истечёт кровью на поле битвы, крича и не прекращая стонать в агонии, с Калебом рядом, прижимающим место раны и молящим о помощи, которая не придёт. Он не умрёт один. Калеб будет с ним рядом, как и всегда. Его глаза закрываются и рука прижимается к коже Бена, утыкаясь в неё и прижимая его спину к своей груди, как будто он дышит за них обоих, как будто его собственное сердце может заставить сердце Бена забиться. Бена не должно быть здесь. Он должен был остаться школьным учителем, в безопасности, дома. Он должен был найти себе милую девушку, чтобы жениться на ней и вырастить деток. Он должен был оставить эту войну людям, которым нечего терять.******
Второго января он просыпается. Кашляя и дрожа, но живым, и Калеб находится в эйфорическом недоумении, когда Бен спрашивает его, где люди — потому что… где люди? Ты почти умер, засранец, и ты беспокоишься за людей? Люди оставили тебя. Я всё ещё здесь, и люди тебя оставили. — Трентон, — отвечает он, и Бен улыбается и ложится обратно. Когда Бен самостоятельно может садиться, Калеб вынуждает его выпить сохранившийся кофе и съесть то, что осталось от кролика. — Не делай этого снова, — говорит он ему и тянется запахнуть одеяло поплотнее вокруг его плеч. — Не то чтобы я хотел, — в его голосе слышны странные легкие нотки юмора, и Калеб поворачивается к нему лицом, всё ещё туго сжимая пальцы на одеяле, и Бен смотрит на него поверх своей кружки. — Не делай этого снова, — повторяет он. На этот раз медленнее. Выделяя каждое слово. — Ты не должен был оставаться. Калеб высвобождает его из пальцев. Ты думаешь, я бы оставил тебя? Ты так плохо думаешь обо мне? О нас? Ты бы оставил меня? Он встаёт, и одна из рук Бена выскакивает из груды одеял, чтобы его удержать, но Калеб уже слишком далеко. — Куда ты идёшь? — Раздобыть больше еды, — отвечает он, а затем добавляет: — Я вернусь.******
В Морристауне все празднуют. Трентон, Принстон, Джерси опять наши. Калеб к этому не присоединяется. Ему всё равно. Бен почти умер. Избавиться от этого не в его силах.******
Лагерь наблюдает за повешением человека, пойманного на краже столового серебра. Из него делают пример остальным, чтобы предотвратить более серьёзные преступления. Обвинения в адрес Бена намного хуже и серьёзнее. Самовольная отлучка, фальсификация разведданных, неподчинение. Как он должен вытащить его из этого? Как он может его от этого защитить?******
Генерал Скотт первым покидает кабинет Вашингтона. Он направляется на фронт. Бен выходит оттуда майором и главой разведки. Эйб получает новое имя. Калеб поселяется в лагере.******
Бен всё ещё иногда кашляет. Кашель у него хриплый и отрывистый, от которого грудь ходит ходуном и который не скроешь. Калеб с беспокойством смотрит на то, как Бен отмахивается от него, точь-в-точь как его мать незадолго до того, как она умерла. Им всем суждено пойти по трагическим стопам их родителей? Калеб готов с этим поспорить. После он всегда находит Бена и вынуждает его выпить горячего чая с мёдом, даже если Бен усмехается от этой идеи. — Чай? Честно говоря, Калеб, именно из-за чая в первую очередь мы и оказались втянуты в неприятности.******
Новая должность Бена включает в себя множество бумажной работы. Он сидит за столом круглые сутки, занимаясь сбором разведданных для Вашингтона. Никто в него не стреляет. Здесь никто не хочет его убить.******
По правде, он бы снова прошёл войну, если бы это значило то, что он увидит Эйба, вскакивающего с постели и оторванного от его мертвецкого сна. — Ты должен был его видеть, Бенни, я никогда не видел, чтобы человек так быстро двигался. Нам не нужно беспокоиться, что его поймают лобстеры, потому что они не смогут его догнать. — Хотел бы я иметь возможность это увидеть, — говорит Бен и настрой Калеба улетучивается. Бен не был дома так долго, и до конца войны им ещё совсем далеко. — Как насчёт того, чтобы прокатиться со мной на китобойном судне, майор. Прошли недели с тех пор, как Бен покидал лагерь, и Калеб может сказать, что он взвинчен. У него так много работы. Ему нужно запомнить целую книгу шифров. Он больше не отчитывается перед генералом Скоттом. Это Джордж Вашингтон, командующий Континентальной армией. Ставки так высоки, и Бен задыхается от бумажной работы. Калеб невероятно благодарен за это.******
Сэмюэл Тэллмедж жив и мёртв — и всё в один день. Он умер незадолго до Рождества. Прямо перед этим Бен боролся за свою собственную жизнь на берегу у реки. Калеб хотел вернуть Сэма, чтобы подарить Бену кусочек дома. Приятно увидеться с Сэлой, но это не то же самое. Бен — его лучший друг, но ещё он идиот с желанием умереть. Он раскрыл себя стрельбой и ожидает, что Калеб поблагодарит его за то, что он чуть себя не убил. У него есть план выступить как приманка, но Калеб вынуждает его остаться внизу. У него есть собственный план, который заключается в том, чтобы броситься на него всем телом, если он решит его не послушать, и, давайте начистоту — когда он вообще так поступал? Не делай этого снова — эхом прокручивается у него в голове. Он никогда не думал, что почувствует облегчение, заслышав британцев на лошадях.******
— Таллбой. Его перо на миг замирает, но затем снова продолжает писать. — Бен. — Что тебе нужно, Калеб? — Что делаешь? — Составляю отчет для Вашингтона. Он хочет знать, что я узнал от Роджерса. Ты узнал, что он задница. — Ты не должен делать это прямо сейчас. — Зачем ждать? — Я могу сделать это за тебя. — Я не предам его доверие таким образом. Перо всё ещё царапает бумагу, и Калеб опускает ладонь Бену на запястье, чтобы это остановить. — Я сожалею, Бен. — Ты уже это говорил. Роджерс напоследок озвучил ему угрозу. На этом континенте нет места, где ты мог бы от меня скрыться. Бен ответил ему своей. О, я не собираюсь прятаться. И теперь у Калеба есть ещё одна причина для беспокойств. Плюс к списку. Его дорогой друг, Бенджамин Тэллмедж, пытается себя убить. Снова. Он не понимает, как кто-то настолько красивый и имеющий такое доброе сердце, умудряется нажить себе столько врагов. Калеб засыпает, ожидая, пока он закончит. Матрас прогибается под тяжестью от веса Бена, и Калеб немного вздрагивает и пытается встать. Бен прикладывает к его сердцу подушечки пальцев, почти не давя, но это ощущается так, как будто у него на груди лежит огромный валун. — Просто двинься. — Бен. Они не дети. У Калеба есть собственная палатка с кроватью, и снаружи целая армия. — Меня никто не побеспокоит, — поясняет он и забирается внутрь, не дожидаясь, пока Калеб подвинется. — Все они в курсе случившегося. Они дадут мне уединиться. Кровать слишком узкая, поэтому Бен лежит на боку с рукой, перекинутой через Калеба, и их ноги переплетаются. Он повторяет то, что они изучали в школе. Он думает о том, что говорили в церкви. — Помнишь, когда мы были детьми, и Сэм мешал нам спать своим храпом. Калеб слегка смеётся. — И мы по очереди скручивали бумагу, которую вырывали из своих тетрадей, и бросали её ему в рот. — Он просыпался и колотил нас. — Но мы всё равно это делали. — Было весело. Бен смеётся и прижимает Калеба чуть ближе. — Ты — всё, что у меня теперь осталось, — говорит он. Ты — всё, что я когда-либо имел.******
Вашингтон поручает им встретиться с генералом Арнольдом и вести миссию так, как он сочтёт нужным. Бена переполняет гордостью от доверия, которое он ему внушает. По дороге в Коннектикут они останавливаются в городке, который поддерживает армию и принимает Континентальные доллары. Калеб покупает брусок мыла и буханку хлеба им с Беном. Женщина, работающая за прилавком, даёт ему свежее масло и молоко без всякой оплаты. На её платье заметны прорехи, и вокруг бегают четверо детей в дырявой одежде. — Я могу заплатить, мэм, пожалуйста. — Нет, — отказывается она. — Пожалуйста, мальчики, вы делаете достаточно. — Это правда не проблема, позвольте мне заплатить. Бен заходит, пока они заняты тем, что толкают друг другу монеты по прилавку туда-сюда. Один из детей, самый младший, может быть, четырёх или пяти лет, дотягивается до его шлема и Бен улыбается и водружает его ему на голову. Из-за тяжёлого веса ребёнок шатается, но держит его так, чтобы видеть, и выбегает за дверь к брату с сёстрами, которые уже кружатся вокруг лошади Бена. — Оба моих сына воюют. Или воевали. Я не слышала от них ничего с нового года. Это мои внуки. — Вот почему вам следует взять наши деньги, — мягко поясняет Калеб. — Вот почему я должна внести свою лепту. Мои собственные сыновья, вероятно, не вернутся домой. Я собираюсь сделать всё, что могу, чтобы помочь чужим. — При всём уважении, мэм, обе наши матери мертвы. — Тогда вы ещё больше нуждаетесь в том, чтобы кто-то о вас позаботился. Лошадь Бена бьёт землю и малышня разбегается. — Приношу свои извинения за детей. — Всё хорошо, — отвечает ей Бен. — Почему бы вам не назвать лейтенанту Брустеру имена своих сыновей, и по возвращении в лагерь я посмотрю, что смогу разыскать, и дам вам об этом знать. Калеб нацарапывает имена, пока Бен занят тем, чтобы развлечь детей. Они прячутся за его ногами, когда он берёт яблоко из седельной сумки и протягивает его одной из девочек, чтобы та покормила лошадь. Она хихикает высоким и чистым голосом, когда конь неаккуратно ест его у неё из рук. — А теперь вы собираетесь взять это, или я должен заставить вас? Калеб на неё наседает. Её рука лежит на бедре, и ей абсолютно всё равно на него. Пока она собирает его вещи, он оглядывается на Бена. Двое детей забрались в седло, тот, что в шлеме, бегает по кругу, Бен присаживается на колено, разговаривая с самым старшим из них, и засовывает деньги в карман на его рубашке.******
Сэла хочет вернуться домой. Он не так уж и далеко, и только что сошёл с тюремного корабля. Разве он не заслуживает домашней еды? Численностью они превосходят людей Хьюлетта, и им есть за что сражаться. Они могут добраться домой. Калеб не в силах сказать ему правду, а правда в том, что он думает, что что-то происходит между его женой и Эйбом. Как сказать человеку, который только что столкнулся с верной смертью и победил её, что дома его ничего не ждёт?******
Дом их находит. Уолтер Хэвенс прыгает с лошади и говорит им, как он обманул палача, и как отец Бена и его дядя могут оказаться не столь удачливы, и вот так они возвращаются в Сетокет.******
Калеб хочет атаковать ночью. Людей у них больше, чем предостаточно, и он не уверен, что они все нужны. Сколько человек Хьюлетта охраняют двери подвала? Если он, Бен и несколько человек попадут в город, они смогут подчинить себе охрану и вывести всех до того, как придёт подкрепление. Но Бен хочет ждать, поэтому они ждут.******
— Что, если они это сделали? — Что ты имеешь в виду? — Мой дядя и твой отец, что, если они действительно сделали это? Ты знаешь, что твоему отцу никогда не нравился Ричард Вудхалл, это не секрет. И мой дядя… — Твой дядя слишком болен, чтобы намешать яд, и все в курсе этого, а мой отец поклялся, что больше никогда не убьёт. Я не думаю, что он мог это сделать. — Я никогда не думал, что буду драться на войне, но я здесь. Ты думал, что будешь вот это делать? — Бен смотрит на огонь с тенью сомнения на лице. — К тому же, Брустер и Тэллмедж сражаются бок о бок друг с другом. — Яблоко от яблони недалеко падает. В любом случае, не имеет значения, сделали они это или нет. Мы вернём их, — он опускает ладонь Калебу на плечо. — Всё будет хорошо.******
Всё плохо. Эйб говорит им, что их отправили бы на Джерси, как будто это можно считать как приемлемую альтернативу. Анна обвиняет их в том, что они не рассказали ей ничего про Селу, и Бен вынужден сказать им про смерть Сэма, и у Калеба чешутся руки пригвоздить Эйба к той же самой балке, у которой он сам был, и вбить в него немного здравого смысла, когда он говорит Бену о том, что их сюда привели семейные дела, потому что, Вуди, ты не имеешь понятия, через что прошёл Бен. Ты не представляешь, на что это похоже. Ты не в том положении, чтобы ему угрожать, и я буду защищать его не смотря ни на что. Он сдерживается и хватает его за полу пиджака, и решительно говорит ему, что они не уйдут без своей семьи. Они отправляют Эйба на холм с белым флагом и своими условиями и им приходится ждать. Наконец, появляется Симко вместе с его дядей, и Калеб смотрит, как он умирает перед той же церковью, в которую они прежде ходили бессчетное количество раз. Он сказал, что вернётся за ним. Он сказал, что без него не уйдёт. Он не это имел в виду. Вернувшись на лодку, он смотрит, как Бен обнимает своего отца, и как Анна прыгает с неё в воду, и ничего не чувствует по отношению ни к кому из них.******
После того, как они разбивают лагерь, и сжигают тело его покойного дяди, Бен находит его. — Как твой отец? Он не хотел, чтобы это прозвучало вот так. Обвинительно. Ты спас своего отца, но не моего дядю. Он хотел вернуться в Сетокет так же, как Бен. Это был риск, который для него не окупился. Вот, что такое война. Один большой риск. Тем не менее, шаги Бена на мгновение прерываются, прежде чем он продолжает и опускается рядом с ним на раскладушку. — Мне жаль, Калеб. Он думает: это хорошо, но это мне ничего не даёт. — Я не вернусь в Сетокет. — Что? — Когда это закончится. Если я не погибну. Я не вернусь сюда. — Почему нет? Калеб поднимается на ноги, и Бен тянется за ним, руки останавливаются в воздухе там, где он раньше сидел. — С чего бы? Здесь меня ничего не держит. Я начну всё сначала где-то ещё. Бен молчит долгое время, прежде чем говорит: — Я повезу своего отца завтра в Коннектикут. У нас там семья. Ты хочешь присоединиться? — Нет, Бен, спасибо, но наслаждайся временем со своей семьёй, ты это заслужил.******
Напряжение сопровождает их на пути обратно в лагерь, где Бен приказывает ему связаться с Эйбом, хотя они оба знают, что это небезопасно. У него был шанс убить Симко. Он должен был это сделать. Его дядя и те люди, которые умерли при первой атаке на холм около церкви, могли быть всё ещё живы. Это его вина. Но сейчас — когда дело в том, чтобы так подвергать опасности Эйба и Анну — он не может быть в стороне. Он сделает что угодно для Бена, и его колет чувство вины, что он нарушает это негласное правило, но это чувство не задерживается надолго, потому что для него уже не хватает места. — Если ты хочешь угробить Эйба, — говорит он прямо ему в лицо. — Это будет на твоей совести. Первый раз за всё время он не возвращается, когда Бен зовёт его.******
— И кто новая игрушка генерала? — Какой-то майор. Тэллмедж, вроде. Из Нью-Хейвена, который на берегу Лонг-Айленда. — Он в разведке, — отвечает другой. — Разведка? Ха. И чем он занимается целый день? — Стоит и придумывает способы красиво выглядеть. — А у него хорошо получается. Мужчина смеётся и у Калеба закипает кровь.******
Он даже не злится, когда Бен начинает заварушку с Брэдфордом. Это даёт ему хорошую причину вмешаться и драться. Он был готов к драке. — Калеб, подожди, — говорит Бен после этого. Его костяшки болят. Он хочет зализать свои раны в одиночестве. Один Бог знает, что ещё они скажут о Бене. Он должен быть готов. Но он поворачивается и смотрит на щёку Бена в свете костра. Его глаза и то, как он держится, и чувствует себя ответственным. Он спрашивает у него, в порядке ли он, а потом спрашивает то же самое ещё раз. Он кладёт ладонь ему на плечо и говорит ему быть с Вашингтоном помягче. Быть помягче с самим собой.******
Днем позже щека Бена всё ещё красная, и он приходит к Калебу с рассказом о том, как за ужином уступил место великому и неподражаемому Бенедикту Арнольду, и Калеб хватает его за запястье, потому что Бен последние десять минут прижимает мокрую тряпку к пострадавшей половине лица. Толку от этого немного, но Бен позволяет ему коснуться кончиками пальцев линии челюсти — Калеб чувствует его пульс, — и наклоняет голову, и Калеб не собирается останавливаться. — Он именно такой, каким я его представлял. И Брэдфорд, — смеётся он, его пульс учащается, как и у Калеба. — У него разбита губа. Ты бы его видел. Какое впечатление он, должно быть, произвёл. При первой возможности я представлю тебя ему. — Почему он захочет меня увидеть? — Почему ему этого не хотеть? Ты каждый день рискуешь собственной жизнью. Ты герой. Он отнесётся к этому с уважением. Мне стоит поговорить с Вашингтоном о твоём повышении. — Капитан Брустер, — бормочет Калеб. — Звучит как слишком много ответственности. — Да, тебе придётся заботиться ещё о других, а не только обо мне одном. — Я столько времени на это потратил, — он бросает ткань и заменяет её теплом собственной ладони. — Я должен быть генералом. Бен хочет устроить генералу Ли ловушку, и Калеб знает, что его гнев оправдан и Ли ужасен, но когда он смотрит, как Бен обсуждает формулировку письма с Сакеттом, то думает: пожалуйста, будь осторожен. Сакетт прав. Он знает, что лучше не пытаться его от этого отговорить. Калеб уезжает на задание Сакетта в тауншип Хакенсак, что в Нью-Джерси, и не говорит слова против плана от Бена. У него есть друзья, о которых Бен ничего не знает. Друзья, которые не подошли бы Бену, и которым не подошёл бы Бен. Он просто не смог бы, и он не хочет для него этого. Он смотрит на них, грязных и выпивших, и существующих под постоянной угрозой от нападения, и хочет, чтобы Бен не имел с этим ничего общего. Бен, который хмурится, увидев грязь на своих сапогах, который кашляет, когда пьёт мадеру, и который отказывается вести себя как любой другой офицер и смотреть, как люди ниже его по рангу умирают, пока он сам сидит на своей лошади на вершине холма. Всё ещё играешь в солдата? — говорит Райдер. Да, отвечает он, за мою задницу платит конгресс — но сам думает: у меня есть кто-то, к кому вернуться. У меня есть тот, кого защищать. Я буду играть эту роль так долго, как это потребуется. Он любит море. Корабль и свободу от всего этого. У пиратства есть своя притягательность. Но. Бен не пойдёт туда с ним. Он не пойдёт никуда без Бена.******
Теперь Роберт Роджерс хочет убить и его. Всё что угодно, если это отвлечёт его внимание от Бена.******
Бен только говорит, что он попал в немилость у Вашингтона. Если бы он не выглядел из-за этого таким разбитым, если бы это не выглядело как будто ему нужен кто-то, кто посидел бы с ним рядом, плечом к плечу, бедром к бедру и коленом к колену, и молча бросал камешки в кружку на другой половине палатки, он бы пошёл прямо к Вашингтону, мимо его охраны, мимо Билли и спросил его: разве ты не знаешь, от чего он отказался ради тебя? Разве не знаешь, что он мог бы иметь? Посмотри на него. Он ребёнок, который превратился в мужчину. Посмотри на Калпера. У него есть жена и ребёнок, и Бен это всё потерял. Бен мог бы иметь всё это. Он заслуживает всё это. Я хочу, чтобы у него это было. Он оставил это в Сетокете и в Йеле в Нью-Хейвене с другом, который за тебя умер. Бен бы сам за тебя умер. Он лучший человек, которого я когда-либо встречал, и которого я когда-нибудь встречу, и ты с ним так обращаешься? Понизьте меня. Переведите меня. Повесьте меня за то, что я говорю правду. Это не имеет значения. Видеть его таким — я уже мёртв. Вместо этого он по очереди бросает все эти камешки с Беном, пока его голова не падает ему на плечо и его дыхание не выравнивается. Калеб бросает камни на землю и сидит там, опираясь тыльной стороной ладони о руку Бена часами, пока Бен не поднимет голову, слегка улыбнётся ему и не поднимется. Калеб смотрит на то, как он движется в мягком свете, как позади него пляшут тени по стенам палатки. — Тебе надо отдохнуть, Калеб. Он увольняет его. Калеб исполняет приказ.******
Один из людей лжёт. Бен должен остаться и выяснить, кто же именно. Он говорит Бену, что доставит приманку в Балтимор, но Бен не отпускает его без объятий.******
Он возвращается из Балтимора, и Тевенау де Франси мёртв. Сакетт мёртв. Эйб в тюрьме в Нью-Йорке, Хьюллетт в ловушке, и Вашингтон переводится в Бостон. Ничего не имеет смысл. Кажется, что Бен совсем не скорбит по Сакетту. Все справляются с горем по-своему, но это, эта злость — это не способ Бена. — Сакетт мёртв. — Ты меня слышал? Эйби в тюрьме. Хьюлетт — единственный, кто может его вытащить, и у нас есть Хьюлетт, но мы не можем сказать ему, зачем нам нужно, чтобы он выпустил Эйба. — Сакетт мёртв. — Почему ты всё время вспоминаешь об этом? — Потому что он мёртв, твой друг мёртв, а ты…— — Не могу этого изменить. Я ничего не могу с этим поделать. Почему я должен на этом зацикливаться? — Я не прошу тебя зацикливаться, но…— — Мы должны думать над тем, как вызволить Эйба. — Сбавь скорость. — Каждая минута заточения приближает Эйба к тому, чтобы быть пойманным. Его повесят как шпиона. Я не могу дать этому снова произойти. — Эйб найдёт способ выкрутиться. Он уже долго продержался в живых. — Ему нужна наша помощь. — Я придумаю что-нибудь, я разберусь. Когда ты в последний раз что-то ел или спал? — Кому до меня какое дело? Есть более важные вещи. — Ты — самая важная вещь. Без тебя ничего не будет работать. Бог всё ещё на его стороне. Если бы Вашингтон позволил Бену допросить Сазерленда, он был бы мёртв вместо Сакетта. Бен стоит над могилой Хьюлетта и говорит ему, что Бог смеётся над ними. Калеб не может назвать ему ни единой причины, почему он не прав.******
Он никогда не устанет удивлять Эйба. Ещё он никогда не перестанет хотеть надрать ему задницу. Эйб отказывается возвращаться вместе с ним в лагерь. Кажется, он придумал собственный способ вернуться домой, и всё, что слышит Калеб, когда Эйб начинает свои объяснения, это: он зря рисковал своей жизнью, сидя в пороховой бочке, и зря сбрил свою бороду. Он должен встретиться с Робертом Таунсендом, который кажется настороженным, и Калебу снова и снова приходится напоминать ему, что он действительно на его стороне, и что он может выпустить из рук нож, который он прячет у себя под столом. Когда он возвращается к Бену, тот пытается создать отступающую армию во главе с Ли и Бредфордом, а затем Ли угрожает повесить его, и Калеб не знает, почему он вообще оставляет Бена. Похоже, всё катится в преисподнюю, когда его нет рядом.******
К концу ночи Ли публично унижен и Бредфорд объявлен убийцей. Люди празднуют свою патовую победу, и Вашингтон приглашает их двоих выпить с ним, Лафайеттом и Гамильтоном. Благодаря вину Лафайетт расслабляется и рассказывает что-то, что Калеб расценивает как грязную шутку, начиная с английского с акцентом и на полпути переходя на французский, за которым он не поспевает, но Бен смеётся и кончики его ушей окрашиваются в розовый. Они откупоривают вторую бутылку вина и Вашингтон пытается уговорить Билли к ним присоединиться, но тот остаётся у двери, выглядя нервным, потому что сэр, вам не кажется, что пора сбавить обороты. Ещё сегодня над вашей жизнью висела угроза. — Тем больше причин выпить! — объявляет Гамильтон, стоя с бокалом для Билли. — Должен сказать, лейтенант, я почти не узнал вас без бороды, — еле слышно бормочет Вашингтон и позади него Билли закатывает глаза. — Как и я, — признаётся Бен. Его голос тоже неровный, и Калеб бросает на Билли сочувственный взгляд. — Вы давно её носите, лейтенант Брустер? — спрашивает Лафайетт. — О, с тех пор, как мы были детьми. Я чувствую, как будто она всегда со мной. — Я не знал, что вы так долго знакомы, — говорит Гамильтон, наполняя бокалы. — Всю нашу жизнь, — отвечает ему Калеб. — Я не помню времени, когда я бы его не знал. — Возможно, поэтому вы так слаженно работаете вместе. — За новую, старую и долгую дружбу, — произносит Лафайетт, поднимая бокал для тоста. Калеб может за это выпить.******
После их четвёртой бутылки Билли вынужден тащить Вашингтона к кровати, бормоча проклятия себе под нос, которые он никогда не осмелился бы произнести, будь генерал в здравом уме. Лафайетт и Гамильтон в быстром темпе разговаривают на французском, и Калеб оборачивает руку вокруг талии Бена, чтобы помочь ему выбраться из двери. — Вам двоим нужна какая-то помощь? — спрашивает Билли, положив руки на бёдра, явно испытывая отвращение к ситуации. — Мы в норме, Билли, — кивает Бен и сильнее опирается на Калеба. — Наслаждайся остатком вечера. Снаружи он спотыкается о Калеба и прижимает его к стене кабинета в тени. Никто их не видит. Пальцы Бена смыкаются вокруг его бедра. — Странно видеть тебя в таком состоянии. Его дыхание сладкое и горячее. — Я помню, — произносит он, перемещая другую ладонь ему на лицо, грубые пальцы касаются гладкой кожи, — как ты поцеловал меня, когда мы были молоды. Спина Калеба упирается прямо в стену, напряжение скручивает его позвоночник сверху донизу. — Ты поцеловал меня, и я чувствовал щетину. Всё время, — он прижимает свой лоб ко лбу Калеба. — Мы были такими юными. Помнишь? Он не может забыть это. — Я помню. — Я поцеловал тебя в ответ. — Ты меня оттолкнул. — Я был ребёнком. — И? Я тоже. Я знал. — Как ты узнал? Когда ты понял? — Почему ты меня это спрашиваешь? — Я хочу знать. — Я просто знал. Как будто всегда знал это и ничто другое. Бен улыбается, тепло в свете окна над ними, и склоняет голову. — Что ты делаешь? — Я просто хочу посмотреть…— — Что посмотреть? — Калеб срывается и толкает его, но хватка на его боку не ослабевает. — Ты хочешь узнать, понравится ли тебе это? Нравлюсь ли я тебе? И если нет, ты просто забудешь о том, что это когда-то случалось? Я не могу это сделать. Я не буду твоей ошибкой. Я не могу быть вещью на один раз. Я хотел этого всю свою жизнь, и если ты не чувствуешь то же самое, отпусти. Бен колеблется, и этого достаточно, чтобы Калеб высвободил пальцы. — Отпусти меня. Бен отступает.******
Он полагает, что у него есть три варианта. Он может вести себя, как будто сегодняшней ночи никогда не было, и преодолеть напряжение. Бен его самый старый и близкий друг. Он был пьян, или, по крайней мере, был очень к этому близок. Он может остаться курьером и ничем больше. Их отношения будут строго профессиональными. Они не будут сидеть бок о бок перед огнём каждую ночь, передавая друг другу напиток и делясь историями из их юности. Или он может сбежать. Когда стемнеет, он может покинуть лагерь, держаться деревьев и пересечь дорогу, пока не окажется достаточно далеко, чтобы кто-то его узнал. Прожить остаток жизни без Бена. Это захватывающая идея. Вероятно, без него он не протянет особо долго. Он повернут ко входу в палатку спиной, но всё равно знает, что в неё входит Бен. Он надёжно закрывает за собой створку, когда Калеб к нему оборачивается. — Я имел в виду именно то, что сказал, и не в настроении разговаривать, мне больше нечего говорить. Бен идёт прямо к нему, как пуля, выпущенная прямо в воздух из пистолета, и тянет Калеба ближе к себе. Бен целует его, как будто он трезв, как будто действительно имеет это в виду, как будто он никогда не сомневался в своих чувствах. Калеб хочет вечно стоять там вот так. Целуя своего лучшего друга, с руками, обернутыми друг вокруг друга, и не заботясь об опасности, которая прячется за пределами этой палатки. Бен подталкивает его к кровати, где забирается на него, впечатывается в него и трогает каждую его часть. — Ты — мой первый поцелуй, — позже говорит ему Бен, всё ещё медленно двигая губами по его горлу. Они двигаются вдоль ключицы, и затем снова возвращаются вверх. — Ты — моя первая любовь. Калеб зажмуривается от этих слов. Он не может поверить, что слышит их. Он провёл всю свою жизнь и думал об этом, мечтал об этом, ждал этого. Им потребовалось расстояние, время и война, чтобы до этого дойти, но Калеб прождал бы ради этого ещё целую жизнь. Мама Бена была права. Иногда любовь находит себе дорогу.