Локи из Йотунхейма

Железо стен не пахло Асгардом, не отливало золотом в свете перегорающих лампочек; сакаарские каюты не приносили тех же эмоции, что резные залы отцовского дворца. В мерном свидании взгляда и стены, прерываемом лишь мечущими туда-сюда медсёстрами, трикстеру оставалось лишь жадно вдыхать затхлый совершенно не похожий на асгардский воздух - подарок исправной системы жизнеобеспечения. Вдох-выдох. Это, конечно, не обязательно, он всё-таки Бог, но... вдох-выдох. Вдох-выдох. Левое предплечье немного саднило, и в этот момент Локи где-то на задворках сознания понимал, что, сколько бы Тор не ёрничал, кого мать любила больше; принц был уверен, а то и знал, что его, Локи, что Фригг видела в нём то, чего не было и никогда уже не будет в Торе. Видела в зелёных глазах движение небесных светил и людских душ, а не огонь будущих битв. Мать действительно верила, что из него будет толк. В случае же Тора она скорее на это надеялась. К 30 годам с подачи матери Лафейсон (Одинсон?..) обучился примитивному врачеванию и поправить лёгкие ссадины после битвы с сестрой ему не ставило бы труда. Но сейчас на этом корабле, в наспех переоборудованном в госпиталь помещении, его раны - по сути, царапины - лечили шустрые асгардские медсёстры. Лечили не как принца, двигаясь, будто пытаясь поманить каждым жестом, быстрым взглядом из-под ресниц; не как осуждённого на вечное заточение - почти без касаний и слов; а... слово долго рождалось в голове Локи, и, приобретя форму, приятно стукнулось языком о нёбо. Как героя. И он был героем. И даже ссадина на предплечье и та была не простая, а настоящая - геройская. Мазь приятно жгла саднящее предплечье. Сводить рану самостоятельно Локи не собирался. *** Тор. - Может, после всего, ты ещё не до конца потерян. В своём златовласом и безглазом великолепии. В следствие последних событий его присутствие можно было буквально почуять - воздух вокруг мгновенно наполнялся запахом озона. - Возможно. – Локи внимательно смотрел на единственный целый глаз брата. В детстве они часто играли в йотунов и асов, и Тор смешно закрывал правый глаз свежесорванным листом. Кто знал, что спустя тысячу лет лист превратится в золото. - Спасибо тебе, – громовержец демонстративно подбрасывает вверх первый попавшийся предмет, чтобы тут же кинуть в брата. – Будь ты здесь, я бы даже обнял тебя. Локи ловит, Локи впервые за столько лет здесь, на этом переполненном асгардцами корабле, на этой безумно медлительной посудине, которая... - Я здесь. Во взгляде Тора - улыбка, но шаги неуверенные, неуклюжие. Ведь это всё - что-то новое, а ему всегда давалось сложно всё, что не связано с битвами и пирами. Объятья Тора короткие, такие, будто Локи - зверь, с головы до пят покрытый ядовитыми, готовыми к бою колючками. И, к собственному сожалению, трикстер не видит в этом жесте ничего кроме мудрости, ибо тысячу лет назад он вонзил бы в грудь Тора нож, а лишь пару – без лишних движений отобрал бы трон. Но сейчас мазь приятно жгла предплечье и Локи хотелось лишь смеяться и наполнять лёгкие этим проозоненым воздухом - вдох-выдох. И трикстер рассмеялся, когда, лишь почувствовав, что Тор начал разжимать их объятия, не давая громовержцу ни малейшего шанса на отступление, сжал брата в объятиях так сильно, как только мог себе позволить. Смеялся и обнимал, обнимал и смеялся, чтобы утомились и руки, и лёгкие, чтобы Тор пробурчал, мол, хватит, брат, и, не получив никакой реакции, воспользовался последним безотказным оружием против брата - щекоткой. Чтобы, наверное, Локи смеялся ещё громче. *** Под куполом сакаарсного корабля, в свете перегорающих лампочек Локи из Йотунхейма медленно становился Локи из Асгарда. И только Тессеракт в каюте напоминал, что, на самом деле, Локи един.