Дорогой в Ад

В кафе играет тихая музыка и приглушенные синевато-красные лампы ненавязчиво освещают пространство. Иван откидывается на спинку дивана и медленно тянет какао, конечно же с водкой — они зовут его «русский шоколад» — и это невольно заставляет Ивана улыбаться. Он сидит в самом дальнем углу зала для некурящих, скрывшись от окон, дверей и возможных посторонних взглядов, куда с трудом доходит свет и совсем уж редко — люди. Начиная все больше раздражаться, Иван вызывает официанта, просит уже обычной водки и мельком проверяет телефон. Джонс пишет: «Уже лечу». Опоздание для Альфреда не является чем-то из ряда вон выходящим: он опаздывает на встречи, свидания, в кино и порой даже на задания, отчего Иван — глыба, которую едва ли кто способен вывести из себя — временами позволяет себе злобу: закипает со свистом и паром из ушей, точь-в-точь как старый советский чайник. Брагинский просто устал объяснять парню, что если в девяти из десяти случаев причиной его задержки является поиск по дому чистых носков, то в десятый раз этой причиной может стать перестрелка за углом. «И, никто, Альфред, запомни: никто не придет к тебе на помощь, потому что твоя задержка не смутит ни единую душу». Это даже почти правда. На деле, единственная душа, которая хоть как-то беспокоится насчет судьбы Альфреда Ф. Джонса, сидит сейчас в этом зале и допивает шоколадный коктейль с водкой. Поправка: агрессивно сидит в зале и допивает коктейль с водкой. Потому что Ивану важно держать ситуацию под контролем каждую секунду, не выпуская из виду ни единого элемента паззла, тем более такого большого и значимого, как Джонс. А Джонс опаздывает на добрых полчаса где-то в большом незнакомом немецком городе. Почему вообще Германия? Иван думает о том, что пора к чертям валить, потому что дело здесь уже закончено и самое время испаряться, когда Альфред наконец дает о себе знать. «Находка для шпиона», — думает Брагинский со скупой улыбкой, едва услышав неумелые шумные реплики — на помести английского с немецким — и громкий, ни с чем не сравнимый смех Джонса. Альфред громко заигрывает с официантками и удивительно умело строит из себя недалекого туриста с наискуднейшими знаниями иностранного языка. Иван отмечает это мимоходом, слушая, как американец пытается на перемолотом немецком объяснить местным, что ищет «угрюмого русского громилу в одежде не по погоде». Иван думает: черт возьми, как много внимания они вдвоем способны привлечь, — и не очень довольно мотает головой, пока Альфред, которому уже указали на самого мрачного посетителя года, спешит к давно ожидающему его Ивану. Джонс слегка пихает русского кулаком в плечо, ожидая, что он подвинется, и энергично падает на комфортный диван рядом. Он произносит что-то вроде «вау» и «мягко», игнорируя приветствие, но Брагинский не успевает уловить не слишком ясные и осмысленные фразы. Иван совсем немного пьян, и едва ли это ему мешает. За доли секунд Альфред наводит шум: вызывает официанта и, сквозь сверкающие стекла очков строя глазки всем, кому ни попадя, заказывает крепкий и жутко сладкий кофе, а еще вот этот чудесный пирог и мороженое. Побольше. — Растолстеешь, — хмуро комментирует Иван, не столько потому что действительно так считает, сколько с целью слегка подпортить Джонсу настроение. Ал на это только фырчит и отмахивается. — О нет, ты не встанешь между мной и сахаром, чудовище! — откровенно заигрывает Альфред, широко улыбаясь. — Все знают, что сахар делает меня счастливым. — И толстым, — добавляет Иван, подкрепляя свои слова ну очень серьезным кивком. Альфред в притворном ужасе раскрывает рот. — Лжешь! Ты так не думаешь! — Именно так я и думаю. А теперь, пожалуйста. К делу. Джонс кивает. Глуповатая улыбка немедленно сходит с лица; Альфред поправляет очки и склоняется ближе к собеседнику, попадая прямо под яркие лучи красной лампы, что разом делает его черты острыми и опасными, а взгляд серьезным и глубоким. Из потрепанной сумки, почти полностью покрытой нашивками с логотипами музыкальных групп и персонажами известных американских мультфильмов, он достает конверт и без лишнего шума протягивает его Ивану. Тот сидит, все так же откинувшись назад, и его улыбающееся лицо освещает полупризрачный голубой, отчего обыкновенно почти детская улыбка кажется убийственно-холодной. — В этот раз у нас серьезный заказ, Вань, — почти мурлычет Джонс, с жадностью поглощая взглядом каждое изменение в лице Ивана, пока тот рассматривает содержимое конверта. Брагинский не спеша просматривает фотографии и имена. — Серьезные ребята, — кивает русский и хмурится. — И серьезные деньги. Мы либо баснословно богаты, — Альфред тихо шипит, что делает его похожим на змея-искусителя, и растягивается в хищной улыбке. — Либо трупы, — мрачно заканчивает реплику Иван, складывая фотографии обратно в конверт. Альфред громко выдыхает и пожимает плечами, прежде чем склонить голову и задать откровенно провокационный вопрос. — Откажешься? Иван не отвечает: их уединение нарушает официант с чашкой кофе для Джонса и водкой — для Брагинского. Иван благодарит девушку кивком и бросает долгий угрожающий взгляд в сторону уже разразившегося тирадой Альфреда, чтобы не слишком увлекался вежливыми улыбками и доброжелательными взглядами. Когда девушка наконец уходит, с трудом оторвавшись от такого привлекательного посетителя, Иван молча выпивает стопку и с почти оскорбленным видом тычет Альфреда пальцем в грудь. — За кого ты меня держишь, Америка? Старое прозвище — уже никто не помнит, что они носили эти имена когда-то — разрезает воздух и ударяет Альфреда куда-то под ребра. У него мурашки бегут по коже от низкого, гортанного звучания голоса, и Джонс быстро облизывает губы и довольно скалится. Их знали как Америку и Россию, когда они только начинали. Позже, изрядно натворив дел, они залегли на дно, подстроив свою же гибель, создали себе новое амплуа и снова явились, известные теперь как Игнис и Фроид, Огонь и Холод. Они убивали умело, красиво и с настоящим ажиотажем. Один — бросаясь в работу как в омут с головой и снося все живое на своем пути. Другой — точно и расчетливо, медленно и порой куда более жестоко. О них мало что известно, но каждый, кто слышал про них или имел с ними дело, знает, что один невозможен без другого. — Пан или пропал, Россия? Иван холодно и твердо кивает.

***

Иван сидит за ноутбуком. Рядом с ним чашка крепкого черного чая, а напротив — Альфред, сосредоточенно прочищающий ствол любимой винтовки. Джонс свистит что-то веселое себе под нос, пока Иван просматривает десятки и сотни страниц информации. — Ал. Отвлекаешь. Иван отрывается от экрана и смотрит прямо на Альфреда. Тот, подняв взгляд, делает несчастное, обиженное лицо и поджимает губы. — Я не могу в тишине. — Тогда удались. У нас не так много времени на подготовку и всего один шанс на удачную попытку. Альфред кладет винтовку прямо на стол и, приподнявшись и уперевшись руками в его края, выгибается так, чтобы рассмотреть экран ноутбука. Занятие заранее бесполезное, потому что рассмотреть что-то вниз головой у него получается не особо. Иван несколько рассерженно кладет руку ему на голову и, слегка потрепав по волосам, заставляет отодвинуться. Альфред фырчит и что-то неразборчиво бормочет себе под нос. — Ну Вань, — шепчет Джонс на выдохе, но Иван качает головой. Альфреду скучно и не терпится заняться делом: он уже на несколько раз отполировал ножи, собрал и разобрал весь имеющийся запас огнестрела, рассортировал гранаты и дымовые шашки, съел больше десятка бургеров и успел четыре раза вывести Ивана из себя. Брагинский же продолжает изучать какие-то архивы, карты, планы и досье, будто это не обычное дело и обычный заказ. — Ал, это серьезно. Альфред скулит несчастно и жалобно, и кажется, будто он вот-вот и полезет на стены и начнет бросаться на прохожих. Иван чувствует, что сдается. — Успокойся. Навестим завтра кое-кого. Тебе понравится. Альфред по-змеиному улыбается.

***

Они делают все быстро. Несколько десятков точных выстрелов с двух сторон настигают здание прежде, чем кто-либо успевает опомниться; окна разлетаются вдребезги, а за полминуты мертва большая часть охраны. Никто даже не успевает поднять тревогу, когда они уже в здании. Оставшихся в живых Альфред отстреливает точно и яростно, так что выстрелы даже не успевают замолкать, в то время как Брагинский высокой мрачной тенью идет по его следам, как сама Смерть гордо идет по стопам разбушевавшегося пламени. Иван тяжелыми ударами выбивает все двери на своем пути и добивает тех, кто смеет скрываться. Альфред убивает серьезно и увлеченно, и Иван даже слышит, как тихим эхом отдается шепот Альфреда после каждого выстрела, когда он считает убитых. Он перестает быть ребенком в такие моменты, — думает Иван, и эта мысль приятно греет холодный камень, заменяющий ему сердце. Ивану нравится такой Альфред: сильный и безжалостный, и чувство гордости заставляет Ивана быть еще сильнее, чем он есть, и еще чернее, чем может быть самая беззвездная ночь. Звезду этой вечеринки они находят в подвале за не слишком надежной дверью и дорогим, но бесполезным замком. — Устроим бум? — спрашивает Альфред, широко улыбаясь. Иван вкладывает взрывчатку ему прямо в руки и, склонившись к уху Джонса, вкрадчиво шепчет: — Только не убей. — Постараюсь. Исключительно ради тебя. Иван закатывает глаза, но одобрительно хлопает Альфреда по спине, пока тот готовится к атаке. Бум. Иван вытаскивает мужчину из-под обломков стены, поднимает почти за шиворот и удовлетворенно кивает, находя того не только живым, но и находящемся в сознании. Тот, хоть и четко осознает не лучший расклад, уже фактически не способен сопротивляться и разве что вяло трепыхается, как добыча в зубах хищника. Иван встряхивает его недовольно и ласково обращается к напарнику: — Связываем? — Да без толку, — Альфред пожимает плечами, Иван же невольно пародирует этот жест и согласно кивает. Джонс ловко пробирается по обломкам и становится напротив, склоняясь перед лицом пойманного зверя. Он достает небольшое фото из кармана изрядно замаранных штанов и демонстративно размахивает ей в стороны. — Свет мой зеркальце, скажи, да всю правду доложи… — Не кривляйся, — глухо рычит Иван, на что Альфред корчит ему откровенно недовольную рожицу. — Ладно, — Джонс огрызается, показывает Брагинскому язык и вновь обращается к допрашиваемому. — Этот парень. Выкладывай все, что знаешь. Мужчина сплевывает на пол кровь и отрицательно качает головой. — Скажу — и мне крышка. За его спиной тихим перезвоном колокольчиков раздается голос Ивана. — А не скажешь, думаешь, выживешь? И Брагинский перехватывает его шею свободной рукой, угрожающе сжимая пальцы. Тот почти хрипит, и Иван видит, каким диким огнем сверкают голубые глаза Джонса. Альфред делает глубокий вдох, резко выдыхает и одними губами шепчет что-то, что русский расшифровывает как: «Горячо». А затем, облизнувшись, Джонс ласково мурлычет: — Ну же, просто информация, и этот громила тебя не тронет. И это работает. Он выдает им все: о том, где, когда и чем занимается итальянская мафия, все возможные имена и адреса; в общем, ровно столько информации, сколько нужно. Когда мужчина заканчивает и просит отпустить, Иван послушно ослабляет хватку, позволяя тому упасть на колени. — Мы обещали, что я его не трону, м? — спрашивает Иван Альфреда, и Джонс кивает. — А обещания нужно выполнять, Вань. Брагинский достает сигарету из кармана и отходит на пару шагов в сторону, почти полностью скрываясь в тени и оставляя Альфреда блистать сегодня. — Как жаль, что он тоже в нашем списке, — наигранно печально произносит Иван куда-то в сторону и следующую фразу адресует уже конкретно Альфреду. — Будь, пожалуйста, аккуратнее. Джонс никаких обещаний не дает.

***

Вымазанная в крови одежда лежит прямо на кафельном полу, пока Иван, прикрыв глаза, расслабленно лежит в теплой воде. В какой-то момент он потерял счет времени, и в данную секунду Брагинский не может вспомнить даже день недели, а уж тем более оценить, сколько времени он уже здесь — отмокает в уже остывшей воде, зарывшись в пышное облако пены. Наверняка долго, потому что в конечном итоге Альфред устает ждать, просто заходит в ванную и скидывает с себя футболку — единственное, что осталось не запятнанным кровью. — Долго, Брагинский. Душ принимать не учили? Иван приоткрывает глаза и лениво поворачивает голову. — В душе нет никакого кайфа. — У тебя просто душа нормального не было, — Альфред коротко смеется и, подойдя к Ивану вплотную, кладет руку на бортик ванной. — Можно? Иван кивает, и Альфред, скинув остатки одежды, нагло забирается в воду, вызывая громкие всплески и брызги, а добрая четверть всей воды разом оказывается на кафельном полу. Иван качает головой, как если бы Альфред был нашкодившим ребенком, и, обхватив того за талию, притягивает к себе и практически укладывает парня к себе на грудь, пока тот бормочет что-то недовольное насчет температуры воды. — Ты один большой хаос, ты знаешь? Альфред кивает, пока Иван кладет руку ему на голову и мочит светлые пряди. — Знаю. — А еще у тебя кровь в волосах. Джонс смеется. — Так отмой? Иван треплет Альфреда по голове и, потянувшись, достает с полки шампунь. Выдавливает немного на ладонь и запускает обе руки Альфреду в волосы, взъерошивая их и вспенивая шампунь. Альфред смешно морщится и неловко разворачивается, переставляя длинные ноги и поднимая очередную волну брызг. У Альфреда чувствительная кожа головы, так что он почти стонет от осторожных касаний Ивана и прерывисто дышит, прижавшись спиной к широкой груди. — Вань, — протяжно мурлычет Альфред, когда Иван смывает пену с его волос. — М? — Мы ведь получим огромные деньги, когда закончим дело, — Джонс заявляет уверенно и почти гордо, но что-то в его голосе отдает растерянностью и задумчивостью. — С такими можно больше никогда не работать. Иван в очередной раз издает одно только вопросительное мычание, холодными губами прижимаясь к горячей влажной шее Альфреда и заставляя его слегка вздрогнуть. — И ты… Оставишь работу? Иван медленно выдыхает через рот, опаляя кожу Альфреда своим дыханием и наблюдая, как по загорелой спине пробегают мурашки. — Я не задумывал так далеко наперед, Ал. Альфред вроде-бы-понимающе кивает, в то время как Иван обнимает его со спины и сжимает одной ладонью хрупкую шею. — В любом случае, — говорит вдруг Альфред громко и запрокидывает назад голову, чтобы встретиться с Иваном глазами. — С тобой я пойду даже в Ад.

***

Иван плох в итальянском языке, зато в нем хорош Альфред. Он договаривается с хозяином квартиры, которую они временно снимают, заказывает еду, ходит по магазинам, покупает на черном рынке оружие и расспрашивает местных, и все это заставляет Альфреда чувствовать себя практически в отпуске. Получив часть денег за дело, Джонс буквально загорелся. «Один раз живем, Вань», — он говорит, затягивая Ивана в теплую, соленую воду. Альфред почти счастлив. Он поднимает голову к небу и смеется, а Иван смотрит на него и думает, что сейчас он точно зеркалит яркое летнее солнце, и Альфред даже больше, чем солнце: он не только греет и сияет, он живет, любит и смеется. И он, как солнце, однажды сгорит, и это пламя унесет за собой весь мир, и останется одна огромная Черная Дыра. Иван гладит Джонса по плечу, покрытому едва заметными веснушками — удивительно, у Альфреда веснушки на теле и ни одной на лице — и думает, что будет гореть вместе с ним, если понадобится. — Альфред, — зовет Иван чуть громче обычного, и Джонс, моргнув, переводит взгляд на возлюбленного. — Ты мне обещаешь? — Обещаю… Что? — Альфред смущается, полагая, что упустил что-то серьезное, и вопросительно глядит на русского. — В Ад, со мной? Альфред ненадолго замирает, осмысливая, а затем кивает, улыбаясь. — Надерем зад Сатане, а, Россия?

***

Альфред сортирует ножи, пока Иван методично разъясняет ему детали плана. Брагинский делает это просто формально, на случай, если что-то полезное отложится в светлой — к сожалению, исключительно в смысле цвета — головке Джонса, пока Альфред демонстративно не слушает, а Иван прекрасно этот факт осознает. Они целуются — наудачу — и покидают временное жилище, не зная, вернутся ли. И, честно говоря, не хотят знать. — Ал, — бросает Иван коротко, когда они садятся в машину, — сколько бы денег мы не получили в итоге, ты же знаешь, что спокойная жизнь не для нас? Альфред улыбается и кивает безмятежно и счастливо, закидывая голову на спинку сидения, пока Брагинский заводит мотор. «Однажды, — думает Иван спокойно, поворачивая ключ зажигания, — Солнце сгорит и на месте всего живого останется одна большая Черная Дыра. Ну и замечательно».