***
Они сидят на полу, прислонившись к двери — каждый со своей стороны. Олег сегодня абсолютно трезвый, он невольно вслушивается в бормотание на лестничной клетке — Рому потянуло на воспоминания. — А помнишь Ижевск? — внезапно доносится из-за двери, громко и отчётливо. Олег помнит. И прекрасно понимает, о чём он. В Ижевске они были не раз, но сейчас речь именно о ноябре шестнадцатого. Тогда их шарашило на сцене сильнее, чем обычно, особенно Ромку. Он лез к Олегу после каждой песни, и прямо во время исполнения. В какой-то момент обнял со спины — горячие руки на коже, прерывистое дыхание в шею, хорошо хоть хватило тормозов всего лишь потереться носом, а не прижаться губами — к радостному вою фанатов. После выступления Олег тащит его по коридорам клуба, вцепившись в насквозь мокрую майку, будто Рома собирается сбежать. Тащит, впихивает в гримёрку, бухает спиной о стену так, что даже замирает на секунду — не треснули ли рёбра. Они сталкиваются губами, стукаются зубами, Ромины руки снова на нём, в конце концов, Олег сам оказывается прижатым к стене, в крови зашкаливают адреналин, и что-то такое, что можно, наверное, назвать словом любовь. Разумеется, они опять забывают запереть дверь. Разумеется, их опять обнаруживает Денис. Он как и всегда пополняет их и без того обширный словарный запас, подробно объясняя кто они, как их зовут, и какими способами он планирует убивать их долгой и мучительной смертью. Кажется, они смеются, не отрываясь друг от друга, потому что злящийся Денис — это и вправду так смешно, а мгновение слишком охуенное, чтобы тратить его попусту. Олег помнит. — Уже решил, что будет с группой? — спрашивает Рома. Олег пожимает плечами, забыв, что его не видят. Группа — это он, Олег. Во всяком случае, он привык говорить это вслух. На самом деле группа — это они. Он и Рома — неотъемлемая, важная часть их слаженного механизма. Но всё меняется, а жизнь не стоит на месте, пора бы уже вывешивать на всех столбах объявления: «Ищу битмейкера», и плевать ему, что об этом думает Рома.***
Когда-нибудь этот идиот застудит почки, думает Олег, борясь с зевотой. Ночные посиделки на холодном подъездном полу даром не проходят. Но потом он вспоминает, что ему нет до этого дела. И вообще это совсем неважно. Смешок получается почти истерическим.***
— Олежа, — говорит Рома. — Может, ты уже, наконец, меня впустишь, и мы поговорим? Серьёзно, на дворе не май месяц, холодно же, я замёрз. Его голос слышится откуда-то снизу — опять, наверное, сидит на полу. Как и Олег в своей прихожей. Из-под двери на самом деле тянет холодным воздухом, но это не Олеговы проблемы. В конце концов, Ромку сюда никто не звал, он сам приходит. Как будто ещё не понял, что Олег не намерен впускать его и вести разговоры. И нечего давить на жалость — не поможет. Олег слишком долго сидит в полной темноте, вслушиваясь в монотонное бормотание, и, наверное, в конце концов, засыпает, потому что когда он вновь открывает глаза, в квартире уже не так темно, видимо, светает. На лестничной площадке тихо, Рома скорее всего давно ушёл. Олег встаёт на ноги — грузно, неуклюже. Адово болит затёкшая шея, голова кружится, перед глазами пляшут цветные круги. Чтобы не упасть, он хватается за полку, с которой падают какие-то флаконы и ненужный уже футляр из-под очков. — Зря ты так, — внезапно говорит Рома совсем рядом, и Олег чуть не орёт от неожиданности. — Олежа, — раздаётся из-за двери. Так по-ромкиному, ласково, и очень знакомо. Олег чувствует, как внутри словно что-то обрывается. Дерьмо. Заснуть сегодня у него всё равно уже не получается.***
— Да что у вас у всех происходит? — вздыхает Денис. — Бля, Олежа, я так заколебался быть для всех матерью-кормилицей. У всех какие-то проблемы, загоны, кто-то с кем-то срётся, а я вечный миротворец. Кто подумает о матери, дети мои? Олег салютует ему банкой пива, как бы намекая, что конкретно сейчас он готов выслушивать проблемы Дэна, и может даже дать какой-нибудь совет… Если Дэну вообще нужны советы от таких индивидуумов. Денис снова вздыхает и вглядывается в его лицо: — Ты когда спал последний раз вообще, придурок? Олег молчит. Когда… Вчера. Целых два часа. — Попей снотворное что ли. Только не перебарщивай. А он хотел. Правда хотел забить хрен на этого идиота, который всё таскается к нему под дверь, как пёс побитый, словно всё ещё на что-то надеясь. Забить, выпить снотворное и завалиться спать сном праведника. Но Олежа слабак, он уже давно признался в этом самому себе. — Давай, Дэн, — говорит он и отпивает из банки. — Поведай Вещему Олегу о своих горестях. — Ты моё горе, — вздыхает Денис, определённо ставя рекорд по вздохам на сегодня. — Но если уж ты так просишь… Они сидят на маленькой кухне до рассвета, и это первый раз, когда Рома решает пропустить своё еженощное дежурство у его двери. Уходя, Денис подбирает валяющиеся в углу прихожей очки, кладёт их на полку и снова вздыхает, совсем уже, на взгляд Олега, без причины.***
Этой ночью Олег совершает поступок, который точно не сделал бы на трезвую голову. Хотя на самом деле предъявить ему нечего — давно уже ничего не употреблял. Он поворачивает замок — два оборота вправо, и идёт спать. Ночь никогда не была настолько тихой, или Олег никогда настолько напряжённо не прислушивался к темноте. Он слышит шорох открывающейся двери часа в три ночи. На какой-то момент становится страшно — не слабое подёргивание в животе, а настоящий паралич, когда можешь только лежать и беспомощно моргать — в открытую квартиру мог зайти кто угодно, мало ли в их районе бомжей, домушников, просто психов. Но потом Ромка как всегда натыкается в темноте на полку, шипит, идёт — такие знакомые шаги — по направлению к спальне. Он ложится рядом, прямо в своём плаще, обнимает со спины, запах Капитана Блэка забивает Олегу ноздри. — Олежка, — говорит он Олегу в шею. — Я соскучился, знаешь? Мог бы и оставить мне ключи, я бы давно пришёл. «И я соскучился, — думает Олег. — А ключи… ну я же не специально. Как-то тупо это — класть в гроб ключи от квартиры. Вот и не оставил. И очки — ты уж извини, чувак, но очки я оставил себе. Взял в руки — и переебало, не смог». — Не важно, — бормочет Ромка и обнимает его ещё сильнее. И парализующее чувство, наконец, отпускает. Кажется, Олег впервые засыпает так легко и спокойно за эти три месяца.