Я буду ждать тебя вечно

Это было неизбежно. Теперь ты проклинал себя за все то, из-за чего полюбил его; из-за чего он полюбил тебя. Вы были счастливы - уж слишком редко в этом мире те, кого ты любишь, отвечают взаимностью. Вам было наплевать на все правила, и окружающим оставалось лишь смириться с вашей немного странной, безумной любовью. Ты помнишь, как Аллен робко, неловко сказал, что ты ему нравишься… Не как друг. Тогда у тебя словно камень с сердца упал, ты… Ты так обрадовался и радостно ответил: "Ты мне тоже", - прокричав это чуть ли не на всю башню перед тем, как подхватить парня на руки. Он тогда, правда, начал вырываться... Ты помнишь ваш первый поцелуй. Осторожный, робкий, неумелый - ему было пятнадцать, но он никогда ни с кем не целовался, поэтому смущался до невозможности. А ты прижимал его к себе настолько, насколько хватало твоих сил. Ты помнишь, когда он первый раз сказал тебе "люблю" - твердо и безоговорочно, потому что сам все осознал. Ты же был готов сказать это с самого начала, но почему-то молчал… Ждал, пока он сделает первый шаг?.. Ты помнишь ваш первый раз в качестве любовников. Сколько раз потом вы делали это, но ни один не запомнился, как первый. Он немного боялся, но сам же и настаивал… Ему было больно, он плакал, но, когда ты предложил остановиться, Аллен прижался к тебе сильнее и сказал, что его слезы - слезы радости. Он был счастлив, что вы наконец-то стали единым целым, и ты никогда не забудешь той его улыбки, ты уверен. Ты помнишь, как как-то предложил седому поменяться ролями в постели - тебе казалось несправедливым, что он всегда… Принимает. А он отказался - "Мне нравится чувствовать, что я принадлежу тебе", - сказал он тогда. Ты улыбнулся и снова завалил его на темное покрывало… Вы же не говорили об этом, никогда. Каждый в глубине души понимал, что рано или поздно война кончится, но вы даже не думали, что долгожданная победа Черного Ордена будет так ужасна для вас двоих. - Я никогда не вернусь... Таким. Лави больше не будет, - он смотрит прямо тебе в лицо, неотрывно, таким тоскливым взглядом, а ты боишься… Боишься его обнять. Он сам прижимается к тебе и утыкается носом в грудь, царапая лицо о твои молнии. - Я знаю. Долгое, тяжелое молчание, ты обнимаешь его в ответ, не зная, что сказать. - Прости, Аллен, прости меня. Нам… Нам не нужно было начинать, все было бы проще, - ты стискиваешь зубы и прячешь лицо в его пепельных волосах, чувствуя, как его пальцы судорожно сжимаются у тебя за спиной. - А я рад, что мы были вместе эти шесть лет, - тихо отвечает он, совсем не так, как говорят люди его возраста. Если подумать, то только с тобой он мог позволить себе в двадцать один год быть ребёнком – а ведь этого так хотят все взрослые. Позволять заботиться о себе… Ты не имел ничего против. - Скоро… Скоро Тысячелетний Граф снова начнёт войну, когда соберётся с силами. Я знаю. Я обязательно буду там… Но… Это буду уже не я. Ты понимаешь? – парень кивает, прижимаясь к тебе ещё крепче, и ты слышишь, как он всхлипывает. – Я… Я хочу снова встретить тебя. - Лави… - Он плачет, плачет, а бывает это очень редко. Ты осторожно сползаешь на пол, увлекая его за собой, и вытираешь его слёзы своими дрожащими пальцами. - Я должен буду избавится от всех вещей этой жизни. Я ничего не могу взять у тебя… Но… Можно, я оставлю кое-что? – он кивает, внимательно смотря, как ты медленно стягиваешь свою любимую зелёную повязку, и рыжие волосы рассыпаются по твоим плечам, чуть щекоча лицо. Ты осторожно, ласково надеваешь лоскут ткани на голову проклятому, собирая бесцветные локоны, и тот, кажется, улыбается. – Я сменю имя. Я изменю личность. Но я всё равно найду тебя, просто верь в это, хорошо? Как только снова начнётся война. Аллен улыбается, но по бледным щекам всё ещё текут слёзы, и он подползает к тебе ближе. – Лави… Пожалуйста… Поцелуй меня. Ты поджимаешь губы, но подаёшься вперёд – ты и сам этого хочешь. Последнее прикосновение к его губам, следующее будет через много лет, если будет вообще – какова вероятность, что вы опять встретитесь? Ты будешь искать его, но это… Будет тяжело. Мягкий, нежный поцелуй, мимолётные касания его рук, которые обнимают твою шею… Ты же не сможешь это забыть. Твоя память идеальна. Из-за угла выглядывает учитель и глядит на тебя жалостливо и сочувствующе, но всё же твёрдо. Качает головой: пора. Ты медленно встаёшь, а потом подхватываешь под руки седого, улыбаясь ему напоследок - печально, но так счастливо; эти шесть лет... Он вытирает тёмным рукавом плаща слёзы и тоже улыбается тебе в ответ, а потом мягко проводит пальцами по твоей повязке, словно привыкая к ней. Ты невесомо целуешь его шрам под глазом и, ничего не говоря, разворачиваешься, уходя за своим учителем, но вздрагиваешь, когда Уолкер все же окликает тебя. - Лави… Я буду ждать тебя вечно, - ты оглядываешься через плечо и прикрываешь глаза, соглашаясь с ним. Он – последний, кто зовёт тебя этим именем, и ты это знаешь. Как только ты с книгочеем выйдешь за ворота… - Ну ты и дурак, - роняет старик, печально улыбаясь. – Как ты думал, почему Книгочеи ни к кому не привязываются? Почему у них нет такого права? Ты молчишь, не считаешь, что нужно отвечать. И правильно – учитель продолжает сам. - Ты знаешь правила. Я обязан дать тебе новое имя, - ты безразлично киваешь, оборачиваясь, и замечаешь, что башня Чёрного Ордена уже исчезла из виду. Старик что-то говорит, не возмущается, но от этого тебе не легче – впрочем, последний вопрос твой слух всё же выхватывает. - Ты хочешь оставить себе что-то на память о нём? Это запрещено, ты знаешь, но всё же… Киваешь. Тебе это нужно. - Как насчёт имени? Это неправильно… - У тебя не будет ничего, кроме него. Ты не можешь… Это… Совсем неправильно. Ты мотаешь головой и опускаешь взгляд, глядя себе под ноги. Старик вздыхает – это твой выбор. Он редко делает поблажки, но на сей раз ты отказался. - Тогда… Тебя будут звать Ричард. Так лучше, думаешь ты. А имена «Лави» и «Аллен» ты сохранишь… В своём сердце.