Тонкая нить лжи

POV Чонун Этой ночью совсем не спалось. За прошедшие несколько дней я так устал, что казалось, к концу рабочей недели спать буду как убитый. Грязная порочность предыдущей же недели, прошедшей в таком пьяном угаре, что восстановить некоторые события мне до сих пор не удается, извела как никогда прежде. Даже шляться по клубам и барам больше не было сил. В последнее время, как мне казалось, любовь к ночной жизни во мне стала понемногу угасать. Делать выводы я не торопился, но вполне вероятно, что меня поглотила рутина. Дел в университете было предостаточно, особенно сейчас перед экзаменами. Работа наконец-то занимала меня и делала каждый день не похожим на другой. Даже внутрисемейные распри внесли в жизнь свои коррективы, хотя все эти бесконечные разборки раздражали не на шутку. Переезд и смена деятельности всё-таки пошли мне на пользу. Полчетвертого утра. Уже минут двадцать гипнотизирую циферблат часов подле кровати. В комнате душно, совсем нечем дышать, хотя за окном зима. Ещё и тугая сухость в горле замучала. Не так уж много я в последнее время пил, чтобы сейчас страдать от неутомимой жажды. Мысли тоже покоя не дают. Совру, если скажу, что ссора с Хичолем меня совсем не выбила из колеи. Как ни странно, несмотря на не до конца высказанную обиду, с Хэ мы быстро нашли общий язык и пришли к условному миру. Не знаю наверняка, старательно избегал любых встреч, но уверен, что к пониманию Донхэ всей сложившейся ситуации Ханби осознано или нет, но приложила руку. Эта девчонка… Опять хочется курить. На улице пахнет сыростью. Этот пробирающий до костей ветер и вгоняющий в тоску дождь порядком надоели. Не люблю мороз, но лучше бы уже пошёл снег, зима как никак. Достав пачку сигарет из кармана куртки, что я все-таки решил накинуть на себя перед выходом, обратил внимание, что осталось всего две сигареты. Надо будет не забыть завтра перед работой зайти в магазин. Сжимая сигарету с зажигалкой в руках, в который раз мысленно ругаю себя за это пагубное пристрастие. Сколько раз я уже пытался бросить? Страшно подумать, чтобы творилось с этими двумя влюбленными балбесами и где бы сейчас была Ханби, если бы я в тот вечер не вышел покурить. Да уж…пожалуй, это единственный раз, когда моя вредная привычка оказалась полезной. Сигареты никогда не приносили мне особого удовольствия, но они благоприятно влияли на мою нервную систему. Они помогали мне справляться, не давали сойти с ума. Глупо, но моя никотинная ломка не давала сломаться самому. Было время, когда у меня уходила пачка в день, сейчас же я растягивал две на неделю. Хм, прогресс… Голова гудит. Бессонница ведь не приходит просто так. Задумавшись ненадолго, прокручивая в голове события последних дней, не заметил, как закурил. Начавший тут же проникать в кровь никотин вскоре сделал свое дело, и через пару минут желанный эффект был достигнут и я действительно расслабился. В чувства также привел и едкий холод, просочившийся под одежду встречным потоком морозного ветра. Теперь, казалось, моя душная комната станет мне отрадой. По-прежнему безумно хочется пить. Быстро докурив сигарету, я затушил окурок и, вбежав по лестнице, вернулся домой. На кухне горел свет. Видимо не мне одному не спалось. Стянув с себя куртку и скинув обувь, не имея особого желание ни с кем пересекаться, но ведомый страшной и неоправданной жаждой, я неспешно бреду на кухню, но не доходя каких-то пару шагов, замираю на месте. От представшей взгляду картины не могу сдержать ухмылку. Причина всем моих последних невзгод растрепанная и крайне беззащитная стоит совсем неподвижно в одной футболке ей совсем не по размеру, сжимая в руке бутылку из-под йогурта, и взглядом гипнотизирует пустую кружку перед собой. Кажется, она меня даже не заметила. — Ханби? Тихо зову её, стараясь привлечь внимания, чтобы ненароком не напугать, прежде чем продолжу свой путь, и с шумом выдыхаю, когда она не сразу и как-то совсем лениво поднимает на меня стеклянные глаза. — Привет. 

 Еле слышно произносит Ханби, наконец-то увидев меня, и неуверенно улыбается, заметив за собой странное оцепенение. Опуская голову, она тут же хмурится, рассматривая предметы у себя под носом. Её растерянность даже умиляет. Довольно быстро для своего сонного состояния сообразив, что к чему, Ханби с резким хрустом открыла крышку йогурта и наполнила свою кружку. Опомнившись, тем временем, я подошел к холодильнику и достал бутылку минеральной воды. 

 — Почему не спишь? — опять заметив непривычную медлительность, безмятежно интересуюсь я, чувствуя странную необходимость поддержания хоть какого-то диалога и, прислонившись к шкафчику за спиной, делаю пару-тройку жадных глотков живительной влаги. Ответа сразу не последовало. Сначала мне показалось, что Ханби меня не услышала, но затем я обратил внимание, как она сильнее сжала кружку в своей руке. По ее совсем не заспанному, изнеможённому виду и напряжённому лицу было заметно, что она обдумывает ответ. — Кошмары, — с усталостью и внезапным облегчением чётко произносит она. — Расспрашивать не стоит? — на всякий случай уточняю я, и она тут же мотает головой и зачем-то тянется за сахарницей. Решая больше не врываться в ее мир, я молча, не зная, куда себя деть, начинаю за ней наблюдать. Ханби по-прежнему хмурится, размышляя о чем-то своем и явно неприятном, убирает в сторону крышечку от новой сахарницы, что кто-то уже успел купить, и ложку за ложку начинает сыпать сахар себе в кружку. Ложек пять, может, шесть, она наспех кладет в йогурт, прежде чем, в задумчивости прокрутив ложечку в руках, начинает всё это размешивать. Её невидящий взгляд прикован к этой далеко теперь невкусной жидкости, кажется, она совсем не соображает, что делает. — Ханби, прекрати, — не выдержав раздражающего лязга ложки, непрерывно ударяющейся об стенки кружки, прошу Ханби я и делаю шаг навстречу. — Сахар давно, если не растворился, то точно осел, — слегка наклоняюсь, заглядывая ей в лицо. — Слышишь? — Ханби никак не реагирует и даже не думает останавливаться. Совсем выпала из реальности. — Заснула что ли? — хмурюсь и тянусь за ложкой, — Ханби? — Не трогай меня! — Надломленным голосом, стоит мне её коснуться, словно ошпаренная, внезапно вскрикивает она, отскакивая в сторону, и машинально отбрасывает в сторону кружку, облив меня и расплескав йогурт по всей кухне. Кружка, глухо ударившись о ящик столешницы, а затем более звучно соприкоснувшись с полом, разлетается на десятки мелких кусочков. Откуда у нее эта скверная привычка бить посуду? — Поаккуратнее нельзя быть? — раздраженно вытирая йогурт со своей одежды, еле сдерживаю себя, чтобы не начать ругаться матом. — Да, возможно, я напугал тебя. Извини. Но ведь нельзя быть столь агрессивной! — цокнув языком, я хватаю полотенце, чтобы вытереть руки. — Ты только посмотри, сколько теперь придется убирать! — чувствуя, как внутри все начинает закипать, не выдерживаю я, рассматривая последствия катастрофы. Переслащенный йогурт буквально везде: на плите, на полу, стекает вниз по шкафчикам, затекает в каждую щелочку, капает и там, и здесь. — И липкое будет. Всю кухню придётся перемывать! Ты… — Перевожу взгляд на Ханби и тут же осекаюсь. Ослепленный злостью, я не сразу замечаю, как обхватив себя руками, Ханби, вжавшись в угол, медленно сползает по стене, а затем падает на пол. — Ханби? — Её вдруг пробирает крупная дрожь, из глаз ручьями начинают литься слезы; она с пугающим шумом начинает глотать воздух и, прикрыв лицо руками, безостановочно что-то шептать себе под нос. — Ханби? Приступ паники? Отбросив полотенце в сторону, я тут же подрываясь к Ханби, чуть не забыв про осколки, сажусь на колени подле и тянусь к ней рукой, но моментом одергиваю себя. Прикосновение может только усугубит ситуацию. Как вообще в таких ситуациях нужно действовать? Замерев, начинаю разбирать её рванный шепот. «Не смей, не делай это, не трогай их, не надо» — безостановочно повторяет Ханби, обращаясь непонятно к кому. Что за жуткие кошмары ей снятся? — Ханби? — машинально хватая её за запястья, отчего она дергается, но вовсе не сопротивляется, оттягиваю ладони от заплаканного лица, — посмотри на меня, — стараясь ухватить её взгляд, удивляясь своему осевшему голосу, прошу я, изрядно нервничая и не совсем понимая, как правильно стоит поступить, а действуя больше интуитивно, — Ханби, пожалуйста, — она жмурится, дергает головой и дрожащими губами продолжает просить кого-то чего-то не совершать. Кажется, она не ощущает моего присутствия. — Ханби, пожалуйста, открой глаза, — слегка сжимая её ладони в своих, я пытаюсь привлечь её внимания, но она по-прежнему не слышит и продолжает пугающе дрожать, — это я, Ханби, открой глаза! Это я, здесь больше никого нет, посмотри. — Несмело хватаю её за плечи и слега встряхиваю, — давай, девочка, услышь меня. Я здесь, я рядом, — внезапно Ханби со свистом вздыхает и резко прекращает биться в истерике. Пару мгновений она ещё судорожно вздрагивает, а затем, будто успокоившись, расслабляется и наконец-то поднимает на меня глаза, но смотрит сквозь. От её пустого, совершенно отсутствующего и пугающего своей растрескавшийся стеклянностью взгляда меня передёргивает. В глазах застывают слезы, вздохи становятся редкими, но невероятно тяжелыми, кажется, сейчас Ханби существует в совсем другой реальности. — Ханби, — неуверенно подаю голос я, едва подавив в себе щемящее чувство тревоги, — Ханби, пожалуйста, услышь меня, — слегка начинаю гладить её по плечам, успокаивая то ли её, то ли себя самого, — посмотри, здесь никого нет. Только ты и я. Не знаю, что тебе приснилось, но это был только сон. Кошмар, который давно закончился. Сейчас ты здесь, у нас дома, сидишь на полу кухни вместе со мной, — трясущимися руками беру её заплаканное лицо в свои ладони и с горящих щек утираю остатки слёз. — Пожалуйста, увидь меня. Не блуждай в неизвестности. Если тебе страшно, я помогу тебе справится. Мы преодолеем чтобы то ни было вместе. Только вернись сюда, — голос ломается и неестественно хрипит. — Давай, я ведь знаю, ты далеко не слабая девчонка, — её брови слегка вздрагивают; кажется, я на правильном пути. — Ханби, послушай, не надо прятаться в уголках своего сознания, — собравшись с духом и вернув себе показную уверенность, силюсь улыбнуться. — С любым страхом можно справится, пересилить боль и жить дальше. Кошмары случаются, но остаются в прошлом, — успокаивающим тихим голосом не оставляя свои попытки достучаться, я расплавляю ее волосы, убирая выбившиеся прядки за уши. — Надо быть сильной! А ты сильная, я знаю. Вспомни, как быстро вжилась в роль, когда те негодяи на тебя напали. Вспомни, как ловко и изобретательно отбивалась от едких на язык однокурсниц. Ты смелая и сильная. И ничего не боишься, — ласково глажу Ханби по голове. — Вспомни, как без доли сомнения, несмотря на холодящий жилы страх, запрыгнула тогда мне на колени, — не могу сдержать теплой улыбки, — а ведь те негодяи были весьма опасными типами. Смелая и сумасбродная, — снова беру её лицо в свои ладони и нежно вожу пальцами по все ещё горящей коже щек. — Услышь мой голос, милая. Неожиданно её глаза оживают, ресницы вздрагивают, зрачки расширяются; Ханби смотрит на меня, цепляется взглядом, будто пытается понять, где находится, но всё никак не может сфокусироваться. Наконец-то увидев, опознав меня, она с минуту молча смотрит мне в глаза, чуть хмурится, и взгляд её тут же становится тревожным и безумно виноватым. В попытке что-то мне сказать у неё из груди вырывается резкий нетерпеливый вздох. Ханби, хмурится, прикрывает глаза, слегка опуская голову, и хватает меня за запястье. Вздохнув с облегчением, больше не в силах наблюдать за её отчаянным бессилием, я привстаю на коленях, прижимаю Ханби к груди и целую в макушку. Сердце кровью обливается. Я и не думал, что буду так за неё переживать. — Ну что за выходки? Почему постоянно заставляешь меня нервничать? — Прости, — со внезапным всхлипом подает голос Ханби, — прости. Прости, пожалуйста, прости. — Ты как? Только отвечай честно, — опередив её уже готовое слететь с языка «всё в порядке», на всякий скучай уточняю я и тут же усмехаюсь её несогласию. — Прости, — обреченно вздыхая, бурчит Ханби. — Паршиво. — И это вовсе не связано с кошмарами? — Не связано. — Но, дай угадаю, рассказывать ты мне ничего не собираешься? — Нет. — Мне стоит переживать и оставаться начеку? — Нет, — мотает головой. — Но ты же понимаешь, что после увиденного сегодня, я не смогу не волноваться? — Прости, — со вздохом произносит Ханби, пальчиками слегка сжимая мою футболку. — Прости, что постоянно втягиваю в свои проблемы. Прости, — чувствую, как она снова хмурится и напрягается всем телом. — Мне правда очень жаль, что заставляю, что я заставляю… — Заботится о тебе? — Да…, — соглашается, неосознанно прижимаясь ко мне сильнее; кажется, она ещё не отошла от стресса, — я бы предпочла, не знать или ненавидеть тебя, но постоянно выходит так. Меня это пугает. — Это нормально, — неспешно проговариваю я, тихонько поглаживая Ханби по спине. — Пугает. Я не хочу, чтобы ты ненавидел меня, — Ханби передергивает, она с шумом глотает воздух, но быстро справляется с остатками тревожности. Чуть помедлив, она неуверенно обхватывает меня руками и льнет ко мне. — Я знаю, что сильно усложняю твою жизнь, и я не хочу, чтобы из-за меня рушилась твоя дружба, усложнялись отношения с братом, возникали проблемы в университете… я не хочу быть причиной всех проблем ещё одного человека, — её голос внезапно задрожал и сорвался на последнем слове. Она с шумом выдыхает и некоторое время молчит, пытаясь взять себя в руки. — Я не хочу портить чью-либо жизнь. Прости, — теперь, кажется, Ханби улыбается. — Я бросаюсь громкими словами, а потом не могу им соответствовать. Я просто хочу, чтобы меня, чтобы…, — снова борется со своими эмоциями. Слышу, как она тихо вздыхает, могу догадаться, что сейчас нервно сминает губы. — Меня раздражает, что я такая бессильная перед тобой, — честно признает Ханби, заставляя меня невольно улыбнуться. — Я даже не понимаю, почему сейчас продолжаю говорить, а уж тем более, не понимаю, почему так сильно нуждаюсь в твоих объятиях. Завтра ведь буду сгорать со стыда. — Иногда полезно выговорится, — слова находятся сами собой. — Ты прав. Какое-то время мы просто молчим. Ханби от мышечного напряжения переодически вздрагивает, но хватки не ослабляет. Не знаю и особо не понимаю, хотел бы я знать истинную причину случившегося, но вовсе не стремлюсь выпускать Ханби из объятий. Не хочу, чтобы подобное повторилось. Панические атаки не бывают просто так. Что-то ведь произошло? И что-то очень серьезное. — Теперь тебе легче? — наконец интересуюсь я, останавливая поток своих мрачных размышлений. — Да. — Может, тогда приступим к уборке кухни? За одно отвлечешься. — Уборке? — в недоумении Ханби отстраняется, хмурится и начинает оглядываться по сторонам. И я вижу, как округляются её глаза, когда она наконец-то замечает творящийся вокруг хаос. Не могу сдержать смешок, когда, вздернув бровь, она обращает свой удивленный взгляд ко мне, всем видом демонстрируя полнейшее замешательство. — Это, это я сделала? — Твой почерк, — улыбаюсь и, хлопая себя по бедру, наконец-то поднимаюсь с колен, протягивая руку ей, — с тебя новая кружка, — она рассеяно берет меня за руку, поднимается, слегка пошатываясь, а затем, тяжело вздыхая, кивает. — Сахарница, кружка…, — закусывает губу, нервно осматривая фронт работ. — Как думаешь, что дальше? — Давай больше без происшествий? — прошу её я, подразумевая вовсе не битье посуды. Ханби уставшими глазами считывает намек, а затем натянуто улыбается. — Я постараюсь.