А я уже говорил, насколько сильно я его ненавижу?

Неоновая вывеска барахлит, издавая неприятный, почти раздражающий звук. Джек сидит напротив меня, рука его согнута в локте и упирается назад, в спинку стула. Он лишь иногда поглядывает в мою сторону, молча перебирая в руке связку ключей. Когда подходит до тошноты смазливая официантка, Джек будто оживает, всем своим видом показывая заинтересованность в ней. Что ж, некоторые вещи никогда не меняются, и я убеждаюсь в этом повторно, когда она наклоняется к нему, но точно вряд ли, чтоб принять заказ. Я не знаю, как у него так получается, но девушки каждый раз будто с ума сходят, готовы падать ему в ноги и целовать ботинки, лишь бы он сделал свой выбор. Меня начинает действительно выворачивать, когда такая же, как и сотни девушек до неё, опускает свою руку Джеку на колено. Тот не сопротивляется, наоборот, улыбается уголком рта, смотрит своим самым мерзким, игривым взглядом, который только подталкивает наивную не останавливаться. Ещё момент — и она уже держит свою руку на его паху. Я не вижу точно, но судя по их взглядам, которые устремились вниз, я не ошибся. Что-то говорят, но мне вовсе не хочется слушать, всё равно всем нам известен итог. Официантка уходит, и Джек успевает вдогонку ударить её по заднице. Я отворачиваюсь. Не хочу встречаться взглядами, чтоб видеть это самодовольное лицо. Слишком мерзкий бар, слишком мерзкие люди. Я перевожу взгляд на танцовщиц. Практически без одежды, прикрыв основные части небольшими кусками ткани на завязках, они седлают оплативших танец клиентов. Сверху их освещает только практически погасший прожектор, который так же, как и вывеска, как и любая другая техника в этой забегаловке, барахлит. — Хочешь и тебе закажу? — я перевожу обратно взгляд на Джека, приподняв одну бровь. Мне даже не хочется удостоить его ответом. Тот только улыбается, шарясь руками по карманам. Мы сидим в углу бара, свет сюда практически не достаёт. Поэтому посетители, даже если бы и хотели, вряд ли смогли бы разглядеть небольшой футляр, который Джек извлекает из кармана пиджака. Я знаю, что внутри, но останавливать его не намерен. С коротким скрипом открывается крышка, и на стол сыпется немного белого порошка. Джек почти на автомате сжимает руку в кулак, выставляя мизинец. Он распределяет порошок в небольшую дорожку, а остаток, что остался на пальце, втирает в десну. Мне почти жаль этого человека. Почти. Следом, как по какому-то особенному ритуалу, идёт скрученная в трубочку денежная купюра. Джек ставит один конец в нос, второй — в начало дороги. И за какую-то секунду, резким вдохом, заставляет её исчезнуть. После откидывается назад на стуле, и потирает нос, немного морщась. — Хорошее начало вечера. Не хочешь? — я наблюдаю, как Джек делает выдох и плавно открывает глаза, зрачки которых расширяются с молниеносной скоростью. Я складываю руки на столе, и снова игнорирую слишком идиотские вопросы, возвращаясь взглядом назад, к танцовщицам. За наш небольшой монолог они уже сменили нескольких клиентов, и теперь выплясывали на коленях каких-то новых остолопов. — Ты сегодня не особо разговорчив, пацан, — Джек говорит, а я не могу перевести на него взгляд. Меня бесит, что я веду себя как обиженная девчонка, но он не оставляет мне выбора. Все его действия имеют последствия, и как же мне хотелось бы находится в тот момент рядом, когда он поймёт, насколько сильно он может задеть. Официантка возвращается с подносом, и ставит на стол бутылку джина. Пока их с Джеком флирт возвращается в прежнее русло, я хватаю бутылку, немного поёжившись от того, насколько она ледяная. Наполнив стакан, немедля выливаю содержимое в рот. Джин оказывается таким же холодным, обжигая горло, и я чувствую, как он проваливается в желудок. За первой следует вторая, потом третья, и действия Джека меня начинают волновать с каждой секундой всё меньше. — Эй, притормози, оставь что-то папочке в конце концов, — он снова начинает смеяться, тянется рукой к бутылке, наполняет свой стакан. Я не хочу, но продолжаю игнорировать сказанное. Становится легче, когда я опрокидываю четвёртый. Джек с радостью подливает мне, ему всегда нравилось, когда я выхожу из зоны комфорта и начинаю говорить то, что думаю. Это явно была его сегодняшняя цель. Я снова слышу звук открывающегося футляра, но не свожу взгляда со своего стакана. Я всматриваюсь в прозрачную жидкость, которая стала понемногу раздваиваться в глазах. Интересно. Если меня уже убило с нескольких стаканов, что тогда творится с Джеком? Когда я поднимаю взгляд, то снова вижу расширенные зрачки напротив. Джек окончательно прячет футляр вглубь пиджака, и не перестаёт улыбаться мне. Мне хочется сказать ему, насколько сильно я его сейчас ненавижу. И когда я всё же решаюсь на это, смазливая официантка возвращается к нашему столику. — Кое-что забыла добавить к вашему заказу, — она кладёт что-то Джеку в карман, и я вижу, как его глаза опасно загораются. Возможно у него была достаточно тонкая грань между убийством и возбуждением, потому как взгляд что в первом, что во втором случае был практически одинаковым, — За счёт заведения. Удаляется, пока Джек разворачивает записку и мерзко улыбается уголком рта. — Это успех, пацан, — он машет её номером у меня перед глазами, после чего бережно возвращает её на прежнее место. — Так чего же ты ждёшь? — я решаюсь заговорить, голос получается хриплым от холодного джина. — Твоего одобрения, — он чешет кончик носа, потом выпивает залпом содержимое стакана, многозначительно уставившись на меня. — Мне всё равно, это твоя жизнь и ты можешь портить её так, как тебе захочется, — я отворачиваюсь, не могу смотреть на него в таком состоянии. Мне невыносимо больно от всей этой сцены с порошком и официанткой, но я молчу. Мне не хочется делать этот вечер хуже. — Именно это я и хотел услышать, — он хлопает в ладоши и хватается рукой за бутылку. Мне противно находится с ним сейчас. Он встаёт с места, поправляет одежду. Достав из кармана пару смятых купюр, бросает на стол. Он не собирается сидеть здесь, со мной. Официантка — это весело, это ново. Поэтому он так явно играет в показуху передо мной, хочет унизить и растоптать. Мне бы следовало уйти сейчас, раньше, чем это собирается сделать он. Следовало уйти ещё тогда, когда я осознал, что чувствую к нему. Нужно было бежать от него в ту же секунду, когда он обратил на меня внимание. Сейчас нужно было бы так же подняться и, попрощавшись, пожелать удачи не подцепить какую-то венерическую болезнь от до тошноты смазливой официантки, развернуться и покинуть слишком противный бар. Но я почему-то сделал иное. — Я люблю тебя, Джек. Я не смотрю на него, но знаю, что он услышал. Количество выпитого не дает ощущать стыд или горечь, я просто не чувствую сейчас никаких эмоций, кроме обиды. Не жалею, что сказал это, но жалею, что до этого дошло. Я продолжаю рассматривать содержимое бокала, который раздваивается, и не осмеливаюсь прийти к выводу, в каком же я всё-таки сейчас состоянии. Но Джек делает это за меня: — Ты пьян, Риз. Когда купюры коснулись неровной поверхности стола, Джек развернулся в сторону выхода. Что ж, я не ожидал большего. Но вопреки всему я знаю, что он всё равно вернётся обратно, когда вдоволь накувыркается с официанткой. Он придёт в мой дом, он сделает вид, что ничего не было, пустит парочку своих идиотских шуток. И всё повторится, Джек останется со мной только до утра, чтоб не оставаться одному ночью. А как только взойдёт солнце — я проснусь в пустой постели, с очередным чувством ожидания. А я уже говорил, насколько сильно я его ненавижу?