Тест-драйв

— Мы поднимаемся? — Нет! Напротив! Мы опускаемся! Ньют притормозил у входа в каюту номер… он поднял глаза… Четырнадцать! Почему всегда четырнадцатая? Единственная каюта, в которой уже третий раз требовалось присутствие капитана. Обычно Дугал сам управлялся с пассажирами, не беспокоя Ньюта лишними проблемами. И не пугая клиентов без надобности. В прошлый раз полубезумная семейка с пятой Альдебарана решила провезти бесплатно симбионта, не то проигнорировав пункт в правилах оплаты, не то решив, что никто не заметит. В позапрошлый раз молодой убридиец записался как мельгон, чтобы иметь повод ходить в лазарет после каждого приёма несовместимой с его биохимией пищи. Теперь пассажир всего лишь нарушает шумовой режим, просматривая старые фильмы с вывернутыми на полную громкость колонками вместо наушников, но Ньют уверен, что стоит ему зайти внутрь, как обнаружится ещё какое-нибудь нарушение. Ничего-ничего, скоро кончится эта мудянка, они с Дугалом вернутся на пустынные просторы межгалактических трасс и забудут о пассажирах. Даже мусор возить лучше, чем этих. — Всё тяжелое за борт!.. Ньют приложил ладонь к панели, дверь отъехала в сторону, открывая взгляду… ничего. Поперёк двери оказалась натянута плотная пушистая ткань. Красная, скорее всего. Пришлось нагнуться, чтобы не искать проход, который сразу не определялся. Дверь за его спиной с тихим шорохом закрылась, стоило сделать шаг под занавесь, за которой оказалось ещё больше ткани. — Тишина, — строго сказал Ньют, и колонки, за чем бы они ни прятались, отключились. Однако вместо тишины каюту всё ещё наполняли звуки, никак не ассоциирующиеся с просмотром доисторических фильмов. Зато отлично подходящие к огромной кровати, в которую превратилась каюта. Пассажир, расположившийся среди подушек всех размеров и расцветок, высоко ритмично стонал, перемежая стоны непристойностями на терлийском, из чего можно было заключить, что сам он гуманоид и скорее всего подросток или женщина. — Вы нарушаете, — попробовал привлечь к себе внимание Ньют, но результата это не возымело. Как в подушку кричать. Физическим контактом с неизвестными Ньют брезговал. В зависимости от расы, после этого можно было смертельно заболеть, забеременеть или получить по морде, а ни умирать, ни рожать, ни драться Ньют не любил. Поэтому до пассажира он дотронулся одной из найденных рядом длинных палок с различной формы нашлёпками на конце. Пассажир застонал громче, прервался на пронзительной ноте и развернулся. Гуманоид перед Ньютом был явно не подростком. Вполне сформировавшееся тело с широкими плечами, крупными членами, и лоснящимися от пота кожей и волосяным покровом. На круглом лице сияла немного обиженная улыбка, которую Ньют назвал бы милой, если бы поводом для визита не послужило нарушение условий пребывания на корабле. — Вы шумите. Улыбка стала шире. — Ты всё же отрастил бороду, Ньют! А я смотрю, обводы знакомые. Думаю, ну мало ли кораблей одинаковых мотается по вселенной. С тех пор, как они последний раз виделись, Якобина обзавелась третьим подбородком, несколькими новыми складками на теле, дополнительной парой грудей и, если Ньюта не обманывали глаза, роскошным членом, который сейчас вминался в живот снизу так сильно, что тёмно-розовая головка казалась вторым пупком. — «Сундук» я строил сам, так что вряд ли найдётся второй такой же. — Ты прав. Я соврал. Просто не хотел тебя тревожить. Не хотел навязываться. — С каких пор ты говоришь о себе в мужском роде? — Этот птенчик даёт мне полное право. — Якобина ухмыльнулась и многозначительно скосила глаза вниз. — Хочешь опробовать? Будешь первым… с этой стороны. Предложение было заманчивым и явно обдуманным, потому что случайно попасть на «Сундук» было невозможно, как и случайно отключить шумоподавление со включенными колонками. — Зачем ты это сделала? — спросил Ньют, боясь услышать ответ. — Больше возможностей, больше денег, — отшутилась Якобина. — Даже тебе было нужно гораздо больше, чем есть у меня от рождения, а ты у нас парень неприхотливый. Ньют почувствовал, как щёки заливает возбуждённым румянцем от нахлынувших воспоминаний. Якобина была прекрасной дамой — плотной, мягкой, весёлой. От неё всегда приятно пахло сладкой выпечкой и немного — потом, в отличие от большинства товарок, воняющих как фабрика по производству ароматизаторов для интимной смазки. Смазку, кстати, она предпочитала без запаха вообще и никогда не пользовалась ни искусственными феромонами, ни наркотиками, если того не требовал клиент. — Твоя королева решилась дать потомство, и ты боишься, что член не сработает нормально? — уточнил Ньют возникшую при взгляде на тяжёлые покачивающиеся яйца догадку. — Если ты такой умный, то что ты делаешь на пассажирском фрахте в этом задрипанном секторе? — Проспорил, — пожал плечами Ньют, и снова зацепился взглядом за истекающую соком головку новёхонького члена Якобины. Сглотнул слюну. — Иди ко мне, мой капитан. Я обслужу тебя по самой низкой ставке, но по высшему разряду. Если честно, с Якобиной Ньют был готов и по высшей ставке, и без контракта, и как угодно. Однажды он даже предлагал оплатить перекодирование чипа и назначить ренту, но подруга только посмеялась над ним. Ей нравилось быть высококлассной шлюхой. Кто же знал, что спустя несколько лет Ньюту придётся после аварии заменить половину тела, а Якобина влипнет в королеву настолько сильно, что позволит той перекупить контракт. — Согласен, — кивнул Ньют и протянул руку для завершения сделки. Живую. Если бы позже кто-то попросил его описать секс гермафродита и киборга, Ньют бы не смог, потому что мало что запомнил, кроме ощущения влажной солоноватой плоти на языке и растекающегося по телу наслаждения от мягких объятий. Он поднимался, опускался, падал, взлетал. Почти всё время, проведённое в постели с Якобиной, Ньют не помнил, сколько в его теле мёртвых деталей, потому что она заставила его жить. Заставила чувствовать текущее по жилам и проводам удовольствие, заставила на короткое время снова стать молодым бесшабашным пилотом, сошедшим в своё второе увольнение. Зайдя попрощаться перед посадкой, Ньют попросил не сбрасывать настройки обстановки. До самого конца фрахтового контракта четырнадцатая каюта осталась огромной кроватью с занавесями и подушками, насквозь пропахшими сексом и сладкой выпечкой.