Вишенка

Бах! Бах! Чирк-чирк-чирк! Бах! Тюньк…       Песок, поднятый до небес взрывами, сыпался на голову дождем, беспощадное солнце било в глаза, автомат в руках накалился так, что держать его было практически невозможно, а я орал на оставшихся в живых, не давая уйти в отрыв ретивым и пиная под жопу трусливых, в надежде прорваться к полуразрушенным останкам древней крепости. Там у нас был хоть какой-то шанс дождаться подкрепления. — Бегом, марш! Живее, мать вашу, пидарасы! Я жить хочу! — Ввввввух! — пронесся над нами голубой истребитель. — Ррррах! — свистнули за ним два серых, и я понял, что помощи ждать неоткуда.       Пилоту Сушки сейчас не до нас — самому бы живым из передряги выбраться, чтоб этих двуличных пендосов подорвало и по всей пустыне разметало! Политика у них, хуитика. Террористов исподтишка защищают, а потом лидерам стран, в которых эти уебки порезвились, соболезнования выражают. — Иииииииуууу! — Мэвриком шарахнул! — заорал я, с тоской понимая, что всем нам настал пиздец. — Врассыпную! Марш! — Ууууубах! — Етить-колотить…       Меня подкинуло в воздух на добрый десяток метров прямо возле стены, до которой я, как самый опытный и удачливый, все-таки добрался. Лучше б не добирался. Ракета воздух-земля, которую в развалины запустил Шершень (танков тут не было, но когда это пендосов останавливало?), — это вам не пробка от бутылки с шампанским. Вместе со мной на воздух взлетели трое моих бойцов, тонны песка и все каменюки до единой. — Етить-колотить!!! — заорал я во всю силу своей луженой глотки, взмахнул руками на манер убегающей от ножа курицы, ухнул в образовавшуюся вместо развалин дыру и… … — Кхе-кхе. Ну? Пришел я. — Мммммм… — Шо «мммм»? Сперва орет, как оглашенный, потом мычит, как телок новорожденный. Шо, нормально поговорить не судьба? — Ммммм? — Не хошь разговаривать по-хорошему, бум по-плохому.       Хуяк!       Я хыкнул, сжимаясь от болезненного удара под ребра, перекатился в сторону и попытался встать хотя бы на колени, отчаянно отплевываясь от набившегося в рот песка. В глазах троилось, мелькало и звездило, левая рука висела плетью, а в ушах стояла могильная тишина, которую в очередной раз нарушил ядовитый до невозможности старческий голос. — Очнулся, болезный? — Нет, — прохрипел я, не понимая, кто я, где я и чего от меня хочет древняя пидорасина. — Ты кто такой? — Здрасте, приехали! Меня — и не узнать! Память, шо ль, отшибло? — Отшибло, — согласился я, корчаясь в тщетной попытке начать дышать ровно. — Домовой я, у бабки твоей в доме жил. Ты на меня ловушки ставил до тех пор, пока тя добрые люди в детдом не упекли, низкий им за это поклон и пожизненное благоденствие. — Какого хера ты тут делаешь? — сумел подняться на колени я.       Сел на пятки. Смахнул песок с лица здоровой рукой. Поморгал, к полутьме полуразрушенного подвала адаптируясь, и увидел висящего в луче света старикана — белобородого, светлокожего бомжа, одетого в индийские дерюги, бренчащие блестящей мишурой от каждого движения. Рожа вроде знакомая, а вот обноски… И это русский домовой? Мир определенно сошел с ума. — Ты позвал — я пришел. Долг платежом красен. — Долг? Я никому ничего не должен! — Не должен. Это я должен. Мамашке твоей, чтоб ей, курве совестливой, не спалось и вертелось. — Какая мамашка? У меня ее отродясь не было! — в очередной раз поплыло у меня перед глазами.       По ходу, крови потерял до фига. Жаль, боли не чувствую, и руки с ногами все сильнее немеют — верный признак того, что мне скоро хана. — Так, парень, ты во мне зверя не буди и в обморок не падай! Говори желание, а уж потом развлекайся. Без меня. Цигель-цигель, ай лю-лю. — Какой еще цигель? — Желание говори! — Зачем? — упал на песок я и забыл все, о чем мы говорили до этого. Кто этот тип? Чего ему от меня надо? — За надом. Тебе чего, пожелать нечего? — Есть. — Ну так и говори! — опустился на пол старикан и начал недвусмысленно закатывать рукава. — А то хуже будет. — Жить хочу, — сказал я то, что вертелось на языке. И добавил, чтоб впросак не попасть. Одна жизнь, недолгая и не шибко счастливая, у меня уже была: — Долго и счастливо. — Ишь ты какой, долго ему и счастливо. — Только так и никак иначе, — опустил глаза на живот я и увидел расползающееся по раздробленному в крошку бронежилету кровавое пятно. Ну вот и все. Приехали. — Расплачиваться за это душой будешь? — Жопой, — огрызнулся я, уплывая в никуда. Не буду душу отдавать. Помру — так помру. Хер с ним. — Я тя за язык не тянул, — хохотнул старикан и хлопнул в ладоши. — Будь по-твоему. — Что?! Я же не это имел в… …       Яркий свет резанул по глазам, и я дернулся в сторону, чтобы…       Бряк!       Приземлиться на колени и локти возле кровати, на которой до этого лежал. Больно-то как! Уууууу! Нерв, сука, задело! Чтоб вас всех подорвало и по пустыне разбросало! — Княжич! Живой! — взвизгнул кто-то неподалеку и кинулся меня поднимать. — Здоровый! Маг Велимир, вы… Спасибо вам! Чудотворец вы наш! Спаситель! — Я такой, — медовым голосом согласился маг Велимир. — Могу. Вы, Мариша, главное, свадебный договор подписывайте поскорее. Пока жених не узнал, что он за последнюю неделю натворить успел. — Чего?! — вскочил на ноги я. — Какой еще жених?!       Старикан, одетый в длинную синюю мантию и сказочную остроконечную шляпу, взмахнул посохом и заполнил мой рот клубничной жвачкой так, чтобы я слова сказать не смог, как ни старался. — Ваше сиятельство, вам нельзя волноваться, — стоящая рядом дородная тетка прихватила меня за плечи и попыталась уложить в постель, но я вырвался и сжал кулаки, яростно орудуя челюстями. Разжую, пузырь надую, жвачку выплюну и устрою допрос с пристрастием. — Пожалуйста, вернитесь в постель. — Юноша, вы слышите, что вам говорят? Вернитесь в постель, — далеко не так доброжелательно, как раньше, посмотрел на меня старикан.       Я заработал челюстями еще яростнее и ринулся к нему. Меня замуж выдавать? Это что еще за нахер?! — Маг Велимир! — взвизгнула тетка, повисая на моем плече пудовой гирей. Я аж присел. — Успокойте его! — Конечно, конечно.       Старикан махнул рукой — меня спеленало холодным ветром и крайне невежливо бросило на постель. Ни хрена себе фокусы! Я аж жвачку проглотил от удивления. Целиком! Думать не хочу, как она потом из меня выходить будет. — Перестаньте бузить, княжич, — подошел ко мне маг, чтоб его, Велимир. Присел на постель. Похлопал меня по бедру. — Вы в безопасности. Ваш зад после вчерашнего происшествия не пострадал, а разбойники перебиты. — Разбойники? Какие еще разбойники? — ТЕ САМЫЕ, что напали на ваш кортеж. Вы что, совсем ничего не помните? — Не помню, — ответил я, ни хрена не понимая.       Какие еще разбойники? Кто эти люди? Какого черта я на постели валялся? И почему они называют меня княжичем?! — Я напомню, — посуровел старикан. — Но сначала передам послание от вашего отца. — Послание? — Да. Князь Макош настоятельно просил впредь в тавернах в карты на спор не играть и танцы на столах не танцевать, иначе он будет вынужден принять крайние меры. — Какие еще меры? — спросил я, обретая некое подобие спокойствия.       Маг явно сильнее и осведомленнее меня, но моей жизни не угрожает; тетка, суетящаяся возле постели, за меня горой; вокруг тепло, светло и мухи не кусают — нет причин впадать в панику. Самое время расслабить булки, сосредоточиться и понять, какого дьявола здесь происходит. Я же вроде в пустыне умер. На Рай это место не походило, на Ад тем более. Может, я в Чистилище попал? Хм. Или я не умер? Я огляделся. Большая светлая комната, скорее зал, чем комната. Повсюду ковры, элегантная мебель и картины в золотых рамах. Дом какого-то богача, не более того. — Князь — глава пусть и небольшого, но гордого государства, — сказал маг Велимир и снова похлопал меня по бедру.       Я закопошился и негнущейся гусеницей отполз от него подальше. Как-то он нездорово меня похлопывает. Извращенец! — Он не может позволить членам своей семьи позорить великий род Макошей. Еще одна выходка — и он от вас отречется. — Не больно-то и хотелось, — буркнул я, безуспешно отдирая от себя холодные ветреные руки кокона, шарящие по мне без всякого смущения. Идиотское и совершенно бесполезное занятие — хуже только солнечных зайчиков в банку ловить! — Княжич, вы ударились головой и ничего не соображаете, раз несете подобное, — перестал изображать душку старикан. — Вы как минимум замуж достойно выйти не сможете! — И слава богу. — Слава богу? На что вы жить собираетесь, уважаемый? Князь отберет у вас имение и выкинет на улицу без гроша. С вашей неординарной внешностью вы не протянете на свободе и пары часов. — А что не так с моей внешностью? — насторожился я. — Ох, да что же это! — всплеснула руками тетка. — Да как же это? — Мариша, успокойтесь, — подобрел старикан, встал с постели и, приобнимая за плечи, потащил тетку к выходу. — Принесите воды и успокоительное, а я с Яном как мужчина с мужчиной поговорю. Не торопитесь, дайте мне немного времени, хорошо?       Старикан выпнул тетку за дверь и повернул ключ в замке. На два оборота. Я насторожился еще больше, а он вернулся ко мне и первым делом отвесил жестокую пощечину. У меня чуть шея не оторвалась. — Тебе что было сказано, щенок? — Что? — Не зли отца! Не вздумай сбегать из Академии! А ты опять за свое? Да как ты посмел мне перечить?! Глупый похотливый пиклюк! Разнузданного любодеяния захотелось?       Я охренел. Это что же это получается?! Я живой? Реально живой? Типа попаданец, что ли? Новое тело. Новый мир. Новые правила. Я вспомнил смех старикана в подвале разрушенной крепости, свое неосторожное «жопой обойдешься» и зажмурился в ужасе. Это я что, за «долго и счастливо» реально задницей расплачиваться должен?! А если не захочу, мне светит «коротко и ужасно»? Етить-колотить! — Скажи спасибо, что я вовремя тебя остановил и свидетелей твоего отвратительного поведения уничтожил. Это, между прочим, пятнадцать человек, из которых смерти заслуживали только десять! Все они на твоей совести, понял? — Ну уж нет, — поспешил откреститься я. Невинно убиенных душ мне только и не хватало! У меня и так руки по локоть в крови, куда еще? — Ты их убил, ты со своей совестью и разбирайся. Нечего на меня свои грехи перевешивать!       Маг словно на стену налетел: глаза расширил, словами подавился и контроль над коконом потерял. Я скатился по другую сторону постели, встал на ноги и спросил о животрепещущем: — Что еще за брачный договор? — Князь согласился на предложение пограничного лорда Церберуса. Сразу по окончании Академии ты отправишься в его замок и никогда больше на родину не вернешься. — А ты, я смотрю, и рад-радёшенек. — Рад — не то слово, — и не подумал отнекиваться старый хрыч. — Я счастлив! Твоя похотливая задница заслуживает самого страшного наказания, и я уверен, что лорд Церберус и его могучие боевые псы — те самые люди, которые сумеют тебя приструнить.       Меня ознобом до костей пробрало. «Похотливая задница»? У меня? Да чтоб этого свихнувшегося домового подорвало и по всей пустыне разбросало! Ну нет. Так дело не пойдет. Я оглядел комнату в поисках зеркала. Если мое нынешнее тело хотя бы отдаленно напоминает мое прошлое, хрен местным жителям достанется, а не моя задница. Зеркало обнаружилось в другом конце комнаты, и я бросился к нему едва ли не бегом. Маг проводил меня удивленным взглядом, понял, куда я несусь, и плюхнулся в кресло с таким видом, будто у него ноги отказали: — Ян, ты неисправим. Двадцать три года, а тебя ничего кроме своей внешности, тряпок и разнузданного секса не интересует. Весь в мать пошел. Весь! — А что не так с моей мамой? — остановился перед ростовым зеркалом я. Скинул ночнушного вида хламиду, оставаясь в неглиже, и снова охренел.       Невысокий, хрупкий, бледнокожий, лилововолосый, огненноглазый, изнеженный цветуёчек. Две серьги в левом ухе и одна в брови, четыре разнокалиберных цепочки на тощей шее, тонкие пальчики в кольцах, в пупке гвоздик с рубином, пах гладко выбрит, член — не член, а пиписька детсадовца. Боком повернулся, чтоб на спину глянуть, и выругался вслух: нечто дьявольское, крылато-хвостатое и черно-выпуклое тянулось по всей спине и хвостом своим треугольным ровно в ямку между ягодицами упиралось. Ууууууу! Ну старикан, ну удружил! — Если не считать того, что она суккуб? Ничего. Ты хоть и полукровка, но в тебе от человека только внешность.       Я вопросы насчет дьявольской маман проглотил, дабы не спалиться, перестал крутиться перед зеркалом и, подхватив с пола хламиду, пошел к кровати. Мне нужно было время, чтобы с новым телом смириться. Маг проследил за мной глазами, и я уловил аромат опалившего его душу желания. Етить-колотить! Ему же сто лет в обед! Педофил хренов. Тьфу! — Велимир, не перестанешь на меня так смотреть, я твои яйца на посох намотаю! — рявкнул я, спешно натягивая хламиду. Лег на постель и закутался в одеяло чуть ли не с головой. — Рот закрой, несносный мальчишка, — покраснел то ли от стыда, то ли от злости старый хрыч и незнамо как оказался сидящим на моей постели. Погладил меня по бедру куда неприличнее прежнего. — Раньше ты против моих ухаживаний ничего не имел. — Зато теперь имею, — сглотнул ком соленого ужаса в горле я. Это что же это, а? Это я с этим… древним… трухлявым пнем сексом занимался?! Етить-колотить! — Убери от меня свои грязные руки. — Я спас твою задницу от многократного изнасилования, а ты! Свинья неблагодарная! — Я тебя об этом не просил, так что свободен, — отрезал я. — Ищи себе любовника в другом месте. — Ах так! — покрылся очередной волной красных пятен Велимир. — Ну я тебе устрою! Я тебе такое устрою! — Хуже, чем сейчас, быть не может, — отмахнулся я.       Что он мне сделает? Я княжич, у меня скоро с пограничным лордом свадьба. Маман, опять же, в суккубах. Руки у мага коротки. — Так слушай же меня, неблагодарный, — вскочил с постели Велимир. Замахал руками на манер ветряной мельницы, засверкал глазами, стукнул об пол посохом и припечатал: — Не будет тебе от любодеяния никакой радости до тех пор, пока любовью взаимной сердце твое черствое не пропитается. Не будет смазки на дырочке твоей похотливой и… — У меня что, из задницы капало?! — в ужасе перебил не на шутку разошедшегося старикана я. — Нет, конечно, — сбился с мысли Велимир. — Просто увлажнялось там все, когда ты по-настоящему заводился, и проникновение облегчало. — Мерзость-то какая, Господи… — Ты мне, между прочим, поначалу сам на шею вешался, так что не надо тут поруганную невинность изображать.       Я сглотнул очередной гадкий ком, попытался информацию переварить, но спокойствие мое разлетелось вдребезги. Я! Майор! Выпускник «Лесной Школы»! Руководитель спецподразделения! Попал в тело малолетнего течного шлюха! Етить-колотить! Желудок мой подкатил к горлу, и меня вывернуло наизнанку. — Ох! Да что же это! Да как же это! — материализовалась возле кровати Мариша. — Не отдавай меня ему, — вцепился в нее дрожащими руками я. — Выгони из комнаты к херам! — Я сам уйду! — смертельно обиделся Велимир. — А ты сто раз пожалеешь, что так со мной обошелся. Думаешь, я не знаю, почему ты со мной спал? Еще как знаю! Так вот, имей в виду: я за тобой больше присматривать не буду! И тому, кто тебя против воли нагнуть захочет, слова не скажу. Сам со своими любовниками разбирайся! — И разберусь! — спрятался за широкую спину Мариши я. — Княжич! Маг Велимир! Перестаньте! — Я все сказал, — хрястнул посохом об пол старикан и испарился.       Я облегченно выдохнул, прополоскал рот поданным питьем и вырубился. …       Лето. Неяркое солнце за облаками. Лес без подлеска вдоль широкой дороги. Люди, кони, повозки. Пролетающие стрелой курьеры. Неспешно ползущие, золотом увешанные и охраной окруженные кортежи.       Жизнь на торговом тракте била ключом, но я, как ни старался, наслаждаться ею не мог, потому что у меня болело все. Абсолютно! Ноги, натертые неудобным седлом, коленки, непривычные к нагрузкам, пальцы, содранные поводьями, и предплечья, в борьбе с непонимающим меня вовсе жеребцом, выдернутые. Тоже мне, мастер спорта по троеборью. Эх! Хуже нет, чем опыт помноженный на знания в теле, которое в седле первый раз сидело. Навыков — ноль, силы — ноль, да всего ноль! — Княжич, ради бога, пересядьте в карету! На вас смотреть страшно, — в очередной раз взмолилась Мариша, и я решил, что четырех часов верхом на своенравной животине по кличке Лютик (и вовсе не от цветочка полевого его кличка происходила) на сегодня достаточно.       Нет, я не мазохист, но после того, как меня попытался нагнуть сначала дворецкий, потом конюх, а потом приехавший в гости сосед, я понял, что пора бежать. Обратно. В Академию. Я как услышал, что она не какая-нибудь там художественная или писарская, а военная, так прям выдохнул. В том, что тот пиклюк, которому тело до меня принадлежало, ненавидел ее всеми фибрами своей жалкой душонки, я ни секунды не сомневался, но я — не он! Для меня военная наука — это как глоток свежего воздуха после тяжелого погружения, как душ после трехдневного перехода, как…       Бряк!       Я переоценил силы и шлепнулся в пыль при попытке лихо спрыгнуть с лошади — коленки подогнулись. Уууу! Как я ненавидел свое девчачье тело, кто бы знал! Чуть потяжелее что поднимешь — поясница отваливается, чуть побольше нагрузку на ноги дашь — коленки подламываются, чуть подольше пробежишь — в боку колет так, будто шестьдесят километров в один присест одолел. Тьфу! Я свою привычную утреннюю зарядку не то что до конца, даже до середины ни разу не доделал — лежал потом пластом по часу, не в силах ни рукой, ни ногой пошевелить. — Княжич, вы в порядке? — подхватили меня на руки лакеи-бугаи.       Внесли в карету, уложили на широкое сиденье и выжидающе на меня уставились. Я насторожился. А им от меня чего надо? — В порядке. — Тебе помочь раздеться, Вишенка? — пошло подмигнул блондинистый.       Етить-колотить, я что, с этими дуболомами тоже в постели кувыркался?! — Нет!       Хрясь!       Дверца едва не прищемила ему нос. Мариша расцвела и немедленно вокруг меня закудахтала: помогла раздеться, мазюками пахучими во всех местах натереться и даже обратно в одежду запихнуться. — Вот и славно, вот и замечательно. Спите, мой господин, восстанавливайтесь. До гостиницы полдня пути, ничего интересного. Тракт проезжий, народу тьма. Разбойников тут отродясь не водилось.       Я ее кудахтанье послушал, зелье снотворное незаметно в щель дверную вылил и сделал вид, что уснул. Мне было над чем подумать.       Собственно говоря, месяц, прошедший с того дня, как я в этом мире средневекового недомагичья появился, прошел весьма продуктивно. Книг про попаданцев в свое время я прочитал вагон и маленькую тележку, а потому первым делом пошел в домашнюю библиотеку (полную глупых книжонок про любовь и газетенок про местную политику) за знаниями, коих обрел там достаточно, чтобы сойти за самого себя прошлого. Как выяснилось из подслушанных разговоров слуг, то и дело перемывающих княжичу кости, он был тем еще растением — глупой, избалованной, безобидной и крайне похотливой «вишенкой». Ясное дело князю Милошу такой отпрыск был как кость в горле, потому его решение отправить непутевого сынка в Военную Академию в надежде, что там из него сделают настоящего мужчину, я понимал.       Другое дело, что толку от этого не было никакого. Я проверил свое тело на выносливость, быстроту реакции и силу в первый же вечер. Результаты погрузили меня в печаль: коня на скаку мне не остановить (Лютик, сука, меня из конюшни на поводу, играючи, вынес), под водой дольше минуты не проплыть (я попытался, благо море начиналось в ста метрах от дома, но едва не утоп — Мариша подсуетилась и меня за волосы из воды вытащила), оружием тяжелым не помахать (двуручный меч, снятый мною со стены в фехтовальном зале замка, после замаха вырвался из рук и распорол предка на портрете за моей спиной пополам, прежде чем с диким грохотом рухнул на пол) и магией врага не одолеть (не было ее во мне ни капли, как бы я себя ни тестировал).       Однако, впадать в отчаяние я не стал, потому что полезными качествами мое новое тело все-таки обладало. Во-первых, гибкость. Она была просто невообразимой! Я себя в такие кольца заворачивал — все йоги Земли обзавидуются. Во-вторых, я чувствовал, когда меня хотят. Причем делал я это автоматически, не прилагая никаких усилий и с точностью в сто процентов. Полезный навык, если учесть, сколько было желающих меня завалить.       В этих краях, чем-то неуловимо похожих на земную Испанию, я со своим хрупким тельцем, невозможно белой кожей и лиловыми волосами на фоне загорелых дотемна, горбоносых, ширококостных каланчей выглядел сказочной феей-переростком и как мужчина не воспринимался вовсе. Ну, а в-третьих, я оказался великолепным актером — мне верили все без исключения! За месяц я протестировал на слугах все эмоции и состояния, какие только смог вспомнить. Результаты экспериментов поражали: я страдал — слуги бросали все свои дела и сбивались с ног в попытках облегчить мои муки, я смеялся — и замок взрывался хохотом вместе со мной, я рвал и метал — люди жались по углам и не смели слова поперек сказать. Я накрывал всех и вся сетью своих эмоций и манипулировал попавшими в капкан людьми с ловкостью фокусника-новичка — коряво, грубо и неловко, но, что немаловажно, всегда успешно.        По зрелом размышлении именно это умение я и решил сделать своим основным оружием в битве за выживание в мире, где второму (внебрачному, милому и глупому) сыну-полукровке властителя небольшой, но крайне самолюбивой страны иной дороги кроме как замужество (кому нужны лилововолосые и огненноглазые наследники-недомерки?) не существовало. Я перекраивать мир под себя любимого, как лихо делали это удачливые попаданцы в книгах, не собирался. Войны, интриги, спать вполглаза, бдить вполуха и не верить никому и никогда — спасибо, все это у меня уже было, так что с мыслью о замужестве я смирился буквально через неделю. Сразу после того, как прочитал занятную книженцию о Гарнакских Горах, Пустошах, их властителях и обитателях.       Кто кого в нашем с лордом Церберусом супружестве нагнет — вопрос спорный и по ходу дела решаемый (я за здорово живешь подставляться не собирался), а потому отказываться от заманчивой перспективы пожить в собственном замке на краю земли (с одной стороны лес и Гарнакские горы, с другой Белое море, а с третьей бескрайние пустоши), поохотиться на бесчисленную живность (начиная с безобидных пушных зверьков и заканчивая жуткими магическими тварями) и погонять со снежных гор с ветерком (ясное дело, сноубордов здесь не водилось, но, бля, уж с этим-то я точно разберусь) я не собирался.       Если вдуматься, мне, благодаря лорду Церберусу, не жизнь, а малина светила. Его владения — рай для настоящего мужика: никаких тебе разборок с соседями (ближайшее лордство находилось в трех днях пути от замка лорда и принадлежало его дальним родственникам), никаких войн (кто бы знал, как они мне надоели!) во имя Царя и Отечества (Гарнакские горы возвышались над Белым морем на 3000 м и считались непроходимыми) и никакой ответственности (я ж типа младший муж-милаха, что с меня взять?).       Жаль только с женщинами у викингов (как я, совершенно безосновательно, окрестил для себя клан Церберусов) дела обстояли не ахти — было их мало, носили их на руках, любили, холили и лелеяли, но это не помогало, потому что сразу после рождения второго ребенка они умирали. При таком раскладе традиция заделывать жене одного ребенка, а потом оставлять ее в покое, взяв в дом младшего мужа для удовлетворения низменных желаний, была вполне себе обоснованной, логичной и в каком-то смысле человечной.       Жаль, что меня от нее ощутимо подташнивало. Был бы педиком, было бы мне счастье, а так… Я на парней даже в долгих тяжелых «отпусках», когда яйца чугунные, а мозолистая рука член до дырок истерла, не смотрел, хотя желающие подставиться были. Не мог я им вставить — и все тут, а уж про наоборот и подавно речи не шло. Мое очко свято и неприкосновенно! Меня подкинуло на кочке, и я вернулся в реальный мир. Вздохнул тяжело. Мое очко БЫЛО свято и неприкосновенно. Думать на тему: сколько хуев в теле похотливого пиклюка побывало, я отказывался наотрез. К херам его воспоминания! Я и без них прекрасно справлюсь. …       Не справился я без воспоминаний, потому что по приезде в Академию со мной не облобызался разве что дворник. Приходилось лобызаться в ответ и предупреждать: на мне заклятие, так что никакого любодеяния. Большая часть народу пропустила мои слова мимо ушей, и я понял, что следующие три месяца покой мне будет только сниться. Хорошо хоть казармы здесь были вовсе не казармами, а гостиницей с вип-номерами (гостиная, спальня и каморка-умывалка с горшком) и жили курсанты по одному — как же, сынки очень богатых, именитых и влиятельных господ. Разве можно селить их в одну комнату? Да еще вдвоем!       В общем, я Маришу поселил в гостиную (криков было — пипец, мол, женщины ординарцами быть не могут и бла-бла-бла, но орал не ректор, так что я эти вопли нагло проигнорировал), а сам разместился в спальне. Стратегически верное решение, потому что все мои поклонники были вынуждены проводить переговоры сначала с ней и только потом со мной. Я оставил ее отбиваться от назойливых кавалеров, сбежал из номера через окно на улицу (благо второй этаж и лепнина рядом вертикально вниз идет такая загогулистая, что я по ней, как по лестнице) и отправился на рекогносцировку, которая явила мне немало печальнейших на свете открытий.       Начал я с расписания занятий всех трех курсов, которое нашел в кабинете ректора, куда залез без разрешения. А как по-другому реальную оперативную информацию получать? Не из уст же учащихся! Я изучил документ с превеликим тщанием и страшно в нем разочаровался. Если бы я разрешил воспоминаниям пиклюка заполонить мой мозг, то гораздо раньше узнал бы о том, что большую часть времени курсанты Военной Академии занимались чем угодно, только не военным делом.       Танцы, придворный этикет, маговедение, политес, художественная литература, рисование (ладно бы черчение, но рисование!), стихосложение… Какой только ерунды им не преподавали. Етить-колотить! Институт благородных девиц, а не военное заведение! Из полезного я обнаружил лишь верховую езду, математику, фортификацию, картографию и фехтование. Где тактика? Стратегия ведения боевых действий? Материально-техническое обеспечение? Эксплуатация вооружения? Да хотя бы любимые всеми основы народоуправления! Ничего. Ноль. Дырка от бублика. На хрена я сюда приперся? И какого хрена отсюда сбежал пиклюк?       Я приоткрыл завесу над воспоминаниями княжича и едва не выругался вслух. Этот… этот… это похотливое растение мозги не включало в принципе: ело, спало, трахалось и искало подходящего мужа, который будет содержать его до конца времен. Когда кончились те, с кем можно затейливо потрахаться, а муж (богатый, красивый и родовитый) не нашелся (восемь предложений руки и сердца от молодежи не в счет), пиклюк заскучал и сбежал из Академии в первый раз. Надо сказать, что сбежал он очень (с его точки зрения) удачно, потому что практически сразу напоролся на кортеж Его Величества с женой и сопровождающего их мага Велимира.       Король намеки пиклюка заметил, но вынужденно проигнорировал, а Велимир, чтоб его, от вишенки в самом соку не отказался и позвал юного засранца с собой во дворец, где тот на старого извращенца практически забил (Велимир оказался на редкость скупым товарищем, а жить и кутить княжич привык на широкую ногу) и пустился во все тяжкие, обдирая любовников, как липку. Князь Милош о побеге сына, как и о его не слишком хорошей репутации, узнал довольно быстро, позориться не захотел и в принудительном порядке в Академию вернул, предупредив, что мужа он получит не по собственному желанию, а по воле доведенного до белого каления родителя.       Дальше я смотреть идиотское кино отказался и воспоминания долбоеба на железный засов закрыл. К черту! Более бесполезного существа я в жизни не встречал, и если он умер в пустыне вместо меня, туда ему и дорога. А мне светила дорога в безоблачное пидаристическое будущее на краю этого мира в замке лорда Церберуса. Тьфу! Я сосредоточился на настоящем. У меня в запасе три месяца на то, чтобы выжать из этого нелепого заведения максимум полезного и решить, что делать дальше. Если бы не моя эксклюзивная внешность, все в моей новой жизни было бы куда как проще. С моими-то знаниями и умениями!       Увы, старый хрыч из пустыни постарался на славу — замаскироваться не получилось (я как разведчик первым делом этим вопросом озаботился, пути отступления, если ехать к Церберусу передумаю, отрабатывая). Волосы становились лиловыми через полчаса после окрашивания любыми, самыми зверскими способами. Мариша эксперименты не одобряла, но и один на один с красящими веществами не оставляла — боялась, что я лысым останусь (я и на это был согласен, но после сбривания волосы отрастали до плеч за два дня). Белоснежная, почти прозрачная кожа не желала менять цвет даже после шести часов лежания на пляже под палящим солнцем, ну, а огненные глаза… О них и говорить нечего. Одни Маришины очки, которые я один раз на нос нацепил ради прикола, вмиг расплавили, так что ни о каких даже теоретических линзах и речи быть не могло.       Памятуя о Велимире, я обратился к местным магам-на-все-руки-умельцам, мол, смеха ради, морок на меня накиньте. Фиг вам. Дольше часа ни один не продержался. Как тут сбежишь? Да и вечно под заклятием не походишь — они силы из тела выкачивали будь здоров, даже если не на тебя вешались, а на артефакты вроде серег, цепочек или колец. Оставались проверенные веками парики и чужие одежды. Однако и здесь меня ждала подстава, потому что в этом мире волосы были священным табу — на них большая часть лечебных (ну и, понятное дело, антилечебных) магических ритуалов строилась, а с одеждой… Толку от нее не было никакого — я был слишком яркой и маленькой птицей, чтобы пролететь куда-либо незамеченным даже в дерюге юродивого.       В общем, с идеей сбежать и жить в свое удовольствие по своим правилам, если вдруг чего, мне пришлось распрощаться еще до отъезда в Академию. Я расстроился, но не очень — собственный замок в горах на пару с охотничьими угодьями и дикими склонами манил, отодвигая будущего мужа и его сексуальные домогательства на второй план. По ходу дела разберемся. Разберемся… да.       Я вспомнил выпавший из моей слабой ручонки двуручник, вернулся в настоящее и отправился на поиски учителя по фехтованию, который стал следующим моим жестоким разочарованием, потому что преподавал он только дуэльное фехтование — помесь нашей спортивной шпаги с артфехом. И на хрена оно мне? С разбойниками, зверьем и пограничными лордами в рапирные игры не поиграешь. Только в красивую позу встал — а они тебе херак по затылку дрыном березовым — и привет. — Княжич, что вы несете? Какие еще разбойники? — закатил глаза к высокому потолку фехтовального зала манерный педик. — Наймите боевого мага и расслабьтесь. Он со всеми вашими врагами разберется. — А если его убьют? Я что, должен добровольно врагам сдаться? — Конечно, — сразил меня наповал препод. — Вы же благородных кровей, Ваше Сиятельство. Негоже вам руки в крови простых смертных марать. Выкуп заплатите и поедете себе дальше. — А если им выкуп не нужен? — Тогда вы умрете смертью храбрых, что для выпускника Военной Академии — великая честь. Мы будем скорбеть.       Я понял, что здесь мне ловить нечего, и ушел в библиотеку, где узнал главное: войн в этом до изумления благополучном мире не было уже лет двести (локальные конфликты родственников и государственные перевороты не в счет), потому что всем здесь заправляли маги.       Не явно, нет! Исподволь, незаметно и очень аккуратно направляя своих законных королей, князей, шахов и прочих венценосных особей в нужное им русло. Понятно, почему в Военной Академии изучали не ведение боевых действий, а танцы. Кому нужны потенциальные конкуренты? Магия магией, а арбалетные болты в затылок, осады магических Башен и народные бунты под умелым руководством никто не отменял. В общем, беда, печаль и огорчение для любого порядочного офицера.        Я вернулся в номера, лег на часок подумать… И проснулся утром от Маришиного хлопотания над ухом. — Княжич, вставайте, у вас через полчаса лекция по фортификации. — Интересненько, — взбодрился я и отправился обучаться. …       То, что Дед (вообще-то Джеймс Дэниэл Брюс, лорд Аннадейл), преподающий фортификацию, не в своём уме, мне стало понятно минут через двадцать, потому что смысла в его лекции не было. Он перескакивал с темы на тему, нес околесицу и только изредка говорил что-то вразумительное.        Понятное дело, курсанты на него болт забили и занимались своими делами: кто спал, кто флиртовал, кто переругивался. Да мало ли чем можно на лекции, где препод — слепой, глухой и болтливый пень, заняться. Я хотел последовать их примеру, когда до меня дошёл смысл последнего произнесенного Дедом связного монолога. — Если крепость или замок сооружен триста лет назад или ранее (а у нас в королевстве все такие), то в его подвалах вы, при определённом везении и непреодолимом желании, еще тридцать лет назад смогли бы найти магический камень, по которому можно было определить кто, когда и зачем это укрепление строил. Казалось бы, задачка не хитрая — найти и прочитать заклинания, на булыжник строительный наложенные. Любой недомаг справится. Ан нет. Те времена — не чета нынешним, и люди были другие, и маги. Если мага при строительстве привечали и обихаживали, он свою работу делал честно, но если его заставляли работать силой (да-да, были времена, уважаемые, когда магов можно было заставлять), то в этот краеугольный камень он вкладывал не только то, что приказано, но и много чего другого. Так, в развалинах одного из северных замков мною в юности был обнаружен камень, который помимо основной магической нагрузки (прочность, безопасность, надежность и тому подобное) нес в себе не слишком сильные, но весьма болезненные заряды полового бессилия, междоусобицы и хронического безденежья. Нетрудно догадаться, что род, владевший этим замком, ныне не существует.       Пока я информацию переваривал, препода унесло в далёкие дали морских бастионов и пожирающих их чудовищ, но это было неважно. Он знал свое дело! Етить-колотить! Он! Знал! Я сосредоточился на лекции. Если Дед не сошел с ума, значит, несёт ересь специально, чтобы контору не палить и перед магами умом не светить. А раз он хоть изредка, но вставляет в свои монологи разумные вещи, значит, надеется на то, что однажды найдётся человек, который его поймёт.       Я терпеливо ждал продолжения темы про камни, пропуская мимо ушей подробности его личной жизни, неожиданно затесавшиеся в тему про бастионы, и через десять минут адского бреда дождался: — Как вы понимаете, информация о магических камнях, заложенных в основания древних крепостей, была стерта из доступных простым смертным источников не просто так. Сильный маг может уничтожить крепость одним ударом, если такой камень окажется в его руках, поэтому камни почти всех значимых крепостей нашего государства собраны в хранилище Его Величества и находятся под надёжной охраной Ковена магов. Вопрос вот только… Под охраной или в заложниках? Кто знает, какие заклятия на них наши своевольные маги накладывают?       Я не дрогнул даже ресницей, услышав сие бунтарское заявление. Подавил эмоции, дождался окончания лекции и подловил Деда в тёмном коридоре Левого крыла по дороге на конюшню. — Вот уж не думал, что тем, кто поймёт меня, окажешься ты, — после недолгого ломания и отнекивания сказал он и протянул мне руку: — Умеешь маскироваться, княжич. Далеко пойдешь. Если, конечно, маги тебя не поймают и со свету не сживут. — Не сживут, — хмыкнул я, пожимая крепкую, несмотря на преклонный возраст, руку хитрого старика. — Я Велимира вокруг пальца обвел, что мне остальные? — Полагаю, Велимира ты своей красотой и похотливой задницей с ума свел, а не хитростью да вокруг пальца, но не суть. Я бы на твоём месте не обольщался. — Почему? — Это ненадолго. Продолжишь с ним спать, рискуешь утром не проснуться. Он умных людей на дух не переносит. — Я после окончания Академии во владения лорда Церберуса уезжаю, — пожал плечами я. — Так что мне на него фиолетово. — А ему на тебя нет, но это ваши дела. Сами разбирайтесь, — сказал Дед и сменил тему: — Почему ты со мной раньше не заговорил? — Честно? Мимо ушей пропускал все ваши лекции, — сделал ангельски тупое лицо я. Он рассмеялся. — А сегодня интересно стало. Старинные замки, магические камни… Я, знаете ли, с некоторых пор магам тоже не доверяю. — И правильно делаешь. Я бы на твоём месте камень в замке лорда Церберуса первым делом проверил. Его в хранилище короля точно нет. — А зачем его проверять? — Эрэб — один из самых древних замков Срединного Королевства. Ему около тысячи лет, а роду Церберусов и того больше. Когда-то давно они были грозной силой. Маги, воины, правители — кого только в Эрэбе ни рождалось, но с какого-то момента… — С какого? — Не перебивай старших! Мысль потеряю, хрен потом найду. — Простите-простите. — Так вот. С какого-то момента их словно прокляли. Ни одного стоящего лорда в роду — то на голову больной, то на тело корявый, то руки из задницы, то вообще не человек, а одна сплошная задница. — А вы откуда так много про Церберусов знаете? — спросил я, гася неожиданную обиду в зародыше.       Я своего жениха и его замок в глаза не видал, чего раньше времени переживать и заступаться? — Я лорд Аннадейл, юноша. Мои владения с землями Церберусов больше пятисот лет граничили, пока Гераклиусы не пришли и моих предков из крепости не выкинули. Самое обидное, что они не в честном бою право на владение выбили, а обманом выкружили. — Грустная история. — Не то слово, — тяжело вздохнул Дед. — У меня во владении только Дальнее зимовье и осталось — бесполезная сторожевая башня, затерянная в глубине Гарнакских гор. За ней по моей просьбе нынешний лорд Церберус присматривает. — А какой он, нынешний лорд Церберус? — Неплохой мужик, но… — Но? — подобрался я. — Тебе в самый раз, — обломал меня старый пердун. Погладил по плечу и добавил куда громче прежнего: — Есть время камни раскидывать, есть время камни собирать, а есть время на них заклинания обновлять. Приходи ко мне поздно вечером, княжич, я покажу, как твоими серьгами правильно пользоваться. — Вы ж не маг, — не сразу понял, к чему он ведёт, я. — Вишенка, ты что, сноровку потерял? — заржали проходящие мимо парни. — Он тебя в постель заманивает! — Я не заманиваю, а галантно приглашаю, — оборвал курсантов Дед. — Вы б к кому попроще подкатывали, Ваше Превосходительство. Вишенка вам не по зубам, — притормозил возле меня один из тех, кто понаглее. Наверное, пиклюк с ним когда-то трахался. Прихватил меня за задницу. Оскалился нагло: — Ой, о чем это я. У вас же зубов почти не осталось.        Парни заржали, Дед приготовился нести чушь, делая вид, что редкий момент прояснения его сознания закончился, а я со всей дури всадил локоть в солнечное сплетение придурка, посмевшего испортить мне малину: — Старших надо уважать!       Парень согнулся пополам, друзья кинулись ему помогать, а Дед расхохотался, обнял меня за плечи и, добавив корчащемуся на полу наглецу пинок под зад, повел по коридору в сторону учительских аппартаментов. — Итак, Вишенка моя сладкая, на чем нас прервали? — Вы про моего будущего мужа рассказать хотели. — Я хотел не рассказать, а показать. Кое-что. В постели. Как преподаватель студенту. Лорду Церберусу твои новоприобретенные навыки точно понравятся.       Я рассмеялся, обнял хитрого лиса за талию и послушно потопал к нему в логово. …        Прыг. Прыг. Прыг-прыг-прыг. Прыг.        Визг. Визг. Визг-визг-визг. Визг. — Ян, сосредоточься! Это важно. Чем отличается крепость от цитадели, а та от замка? — Ах! Ммммм! Да! Еще!        Прыг. Прыг. Прыг.        Визг. Визг. Визг. — Ха-ха-ха, Вишенка, видел бы ты себя со стороны. Тебе ж не пять лет, остановись! — Хватит бубнить, присоединяйтесь, — отмахнулся от ржущего в голос Деда я, прыгая по его кровати так, как мечтают прыгать дети: вкривь, вкось, на ногах, на попе, на пузе и даже на голове. — Если я хоть раз прыгну, то развалюсь на мелкие кусочки. Кто меня собирать будет? — Точно не я, — завернул сальто назад я.       Плюхнулся на задницу. Вскочил на ноги. Прыгнул вверх и коснулся рукой люстры. Етить-колотить, батут! Я мечтал попрыгать на таком с детства, но я ж, епт, серьёзный мужик, разведчик, майор, у меня ж, епт, репутация. Но не в этом мире. В этом мире я безголовый пиклюк. Мне можно все, что угодно!       Прыг. Прыг. Прыг. Визг. Визг. Визг. Кааайф! — Жестокий ты парень, княжич. — А ещё умный, — не стал спорить я. Застонал пошло и ускорил темп прыжков, заставляя кровать ритмично и очень громко скрипеть. Пусть соседи думают, что мы трахаемся. И им спокойно, и нам. — Так что вы там про крепость говорили? — Я говорил, что замок, цитадель и крепость — это вовсе не одно и то же. — Почему? — Потому что крепость может включать в себя цитадель и замок. Цитадель — это вторая линия обороны крепости, в которую входит поселение. После ее взятия остаётся последний рубеж — замок лорда. А замок — он и есть замок. В нем живет лорд с семьёй и дружиной. — Интресненько. Джеймс, а вы не могли бы немножечко постонать? У меня горло пересохло. — Ох! Ох! Эх! Так сойдёт? — Шутите? Такое впечатление, что вы не любодеянием занимаетесь, а после приступа подагры разгибаетесь. — Чего ты от меня хочешь? Я в постели лет тридцать ни с кем не кувыркался. — Не ебет. — И я про то. — Джеймс, не портите мне репутацию и не палите контору. Я ж наполовину суккуб, любого завести могу! Ну же!       Дед, сидящий в кресле рядом с кроватью, перестал добродушно улыбаться, опустил руку на свой пах и окатил меня таким взглядом, что я мигом прыгать передумал. Сел скромно на краешек кровати и руки на колени сложил. Етить-колотить! Вот только ещё одного влюблённого в меня по уши старикана мне и не хватало. — Ты меня завёл. — Эээ… Ммм… Сэр, я не хотел, я ж просто видимость создавал, вы ж понимаете… — Понимаю. Но одно другому не мешает. — Может, лучше о крепостях поговорим? О штурмах и осадах, м? — Поговорим, — согласился Дед, вытаскивая внушительный хер из штанов. — Но позже.       Провел по нему рукой. Глянул на меня и с протяжным воем подбитого авианосца кончил. Я перевёл взгляд на потолок. Ангелы. Стрелы с луками. Позолота. Етить-колотить, он уже все или как? — Ян… — Да? — посмотрел на приводящего себя в порядок Деда я. — Я расскажу тебе все, что знаю, а знаю я немало, с одним условием, — не глядя на меня, сказал он. — С каким? — В следующий раз ты будешь прыгать по моей кровати в одних трусах. Нагнуть тебя я не смогу при всем своём желании, а вот слюну пустить и с хера спустить — вполне. Не отказывай старику в дружеской услуге. Я ведь про тридцать лет не шутил. Знал бы ты, каково это — снова кончить! Впрочем, какие твои годы? Еще узнаешь.       Я рассмеялся и согласился. Почему нет? И мне хорошо, и ему приятно, и тем, кто подслушивает, завидно. …       Хорошо иметь сумасшедшего (но на самом деле хитрого, умного и очень богатого) препода в покровителях. За то, что я едва ли не каждый вечер скакал по его кровати полуголым, он сделал то, что я (в силу своего попаданчества) никогда бы не смог быстро сделать сам: в два приёма нашёл опытного бретера, который научил меня основам боя на мечах, саблях и кинжалах (это только в книжках попаданцы все, как на подбор, умеют любым, даже триста лет назад из оборота вышедшим оружием профессионально пользоваться); нанял лучника, который показал мне с какой стороны заряжается арбалет и как пустить стрелу, не ободрав себе при этом ухо или кожу на руке; и познакомил с магом, который рассказал мне о том, как в былые времена маги взаимодействовали с дружинами лордов при ведении совместных боевых действий (вот тут я чуток пожалел, что в нашем мире магов не было, потому что всесильная помесь авиации, артиллерии и РВСН в одном лице — это круто).        Два месяца я ловил кайф, прыгая по кровати, впитывая знания и приобретая навыки. Два месяца я делал вид, что Дед — самый лучший любовник на свете. Два месяца я катался, как сыр в масле, периодически раздавая пиздюли нескончаемым поклонникам моей прекрасной задницы. Два месяца…       Эх! Я так и не узнал, кого мне благодарить арбалетной стрелой в затылок за то, что сплетня о моем бурном романе с Джеймсом достигла ушей Велимира, моего отца и лорда Церберуса.       Верховный маг Велимир и князь Милош прибыли в Академию в сопровождении шестерых здоровенных лбов и кареты, доверху набитой безумно дорогими мехами. Зашли в мои покои, как к себе домой, задвинули побледневшую Маришу в угол и сообщили мне радостную новость: — Лорд Церберус забирает младшего мужа, княжича Яна Милоша, в свой замок в первый день предзимы. — Но это же через три дня! Я не успею сдать выпускные экзамены и получить диплом! —  возмутился я в надежде отвоевать обратно последний месяц безоблачного счастья. — Зачем тебе диплом, княжич? — обрушил на меня ментальный поток похоти, ревности и страсти Велимир. — В постельных сражениях тебе равных нет, а остальное тебя не интересует. — Отец, я хочу получить диплом. Неужели ты зря за моё обучение в Академии деньги платил? До выпуска всего месяц остался, к чему такая спешка? — Там, куда тебя увезут, бумажки нужны лишь при походе в туалет, — глядя мимо меня, с презрением в голосе ответил князь Милош — высокий, худой и очень опасный на вид человек.       Я на него не походил вообще. Совсем. Никак. Может, я не его сын, и поэтому он так сильно меня ненавидит? Но тут я вспомнил, каким был пиклюк, и ответную ненависть взращивать не стал. Хрен с ним, все равно я его больше никогда в жизни не увижу. — Ваше Сиятельство, меня зовут Брайн Коннор, — склонился в поклоне один из белобрысых шкафов. — Я представляю интересы вашего мужа, который отправил меня с подарками вам и вашей семье, дабы… — Я так понимаю, сбежать не получится, — перебил разливающегося соловьем парня я. — Да, — в один голос ответили все присутствующие в комнате, и я понял, что с Академией мне действительно придётся распрощаться раньше запланированного. …       Велимир уходил из моих покоев последним. Задержался на пороге, оглянулся… И не сумел удержать язык за зубами: — И как оно — трахаться со стариком, не получая от этого никакого удовольствия? Насколько я знаю, хрен у лорда Алландейла весьма немаленький. Он тебе твою сухую задницу им еще не порвал? — Не твоё собачье дело. — Еще как моё. Мне ты, значит, отказал, а полоумному Брюсу отдался. Променял меня, Верховного мага Срединного Королевства, на заурядного препода задрипанной Академии! Как ты мог?! — Легко. Ты ему в постели в подметки не годишься. — Только что ты потерял последний шанс повернуть свою жизнь к лучшему, — заледенел Велимир. — Это ты, что ли, мое лучшее? — Да. — Хрена тебе лысого, мудила озабоченный, — не выдержал я.       Если бы он не был магом, я б ему ебало начистил! Чмо самоуверенное! — Будь по-твоему, — в сердцах стукнул посохом об пол Велимир. — Да свершится брачный договор лорда Церберуса и княжича Милоша в полной мере и без каких-либо оговорок! Больше мы с тобой, неблагодарный суккуб, не увидимся. — Искренне на это надеюсь, — сказал я и вытолкал его за дверь. — Мне кажется, и твой отец, и маг Велимир чего-то недоговаривают, — подала голос из спальни Мариша. Выглянула, убедилась, что никого нет, и просочилась в комнату. — Плевать, — махнул на все рукой я, вспоминая давнишние доводы в пользу женитьбы: замок, охота, рыбалка, горнолыжка и все тридцать три удовольствия вдалеке от ревнивого старого хрыча, утонувшего в гордыне отца и раздавленного пятой магов королевства. …       Раннее утро. Моя спальня. Голый я в постели. Светловолосый двухметровый качок на полу возле. Я фигею в этом зоопарке! Как он сюда попал? И почему я его приход прошляпил? — Привет. Я Коннор. Главный в отряде, помнишь меня? — заметив, что я проснулся, сказал парень. — И что ты делаешь в моей спальне, главный в отряде? — натянул одеяло до самого носа я.       Желания в Конноре бродили самые неприличные, качком он был тем еще, так что провоцировать его не стоило. Мне с ним до замка ехать, а в дороге многое случиться может. — Подарки принес. От лорда Церберуса, — спохватился Коннор. Подорвался, метнулся в гостиную и притащил целый ворох офигенно красивых и невьебенно мягких шкур. — Нравится? — Нравится, — милостиво кивнул я и перешёл от обороны к нападению. — А теперь будь добр, проваливай. И впредь без разрешения в мою спальню не входи. — Но… — Я тебе не любовник и не муж, — добавил в голос пару капель истерики я. — Изыди! — Но я же помочь… — Испортишь мне настроение сейчас, я тебе настроение всю дорогу до Эрэба портить буду, — сменил тактику я и добился своего: парень сбледнул, желание меня нагнуть растерял и из комнаты вмиг испарился. — Жестко ты с ним, — заглянула в спальню улыбающаяся Мариша. — Лучше сразу поползновения пресечь, чем потом от грязных приставаний отбиваться. Хватит с меня Велимира, — хмуро ответил я и поплелся завтракать. К черту умывания, я в печали. — И то верно, — засуетилась возле стола Мариша.       Я послушно сожрал все, что она мне подала, и отправился прощаться с учителями. Обнялся с бретером, тяпнул винца с лучником, раскланялся с магом и в первый и последний раз остался ночевать у Деда: прижался к нему, как ребёнок, и его похабные мыслишки насчёт себя вмиг успокоил. Мы же друзья, ну! Хоть один друг у меня в этом гребаном мире может быть или как? Джеймс погладил меня по голове и решил немного подбодрить: — Не суди лорда Церберуса слишком строго, Ян. Большая часть историй про него — вранье. — Расскажешь парочку? — Нет. — Зануда. — Может быть, — согласился, улыбаясь, Джеймс. Снова погладил меня по голове и добавил: — Ты, главное, с ним милым быть не забывай и зубки свои острые сразу и всем не показывай. — Не дурак, чай, понимаю, — сказал я и обнял старика покрепче. — Спасибо тебе, друг мой, за все. — Пожалуйста. Ежели чего, ты знаешь, где меня найти. — Ежели чего, ты тоже. …       Если Велимир и князь Милош думали, что я уеду из Академии поджав хвост, то жестоко ошибались. Меня гнобить — себя не любить. Я поднял на уши всех и вся, выйдя за пять минут до начала занятий из покоев Деда в неглиже. А что? Пусть смотрят на то, что им никогда не достанется. Прискакавшие на шум парни лорда Церберуса раскидали сопровождавший мое шествие народ, нацепили на меня меха и проводили к злому, как собака, ректору, которому я, пользуясь случаем, поставил ультиматум: или он выдает мне по всем правилам оформленный диплом, или я расскажу его любовнице о его любовнике (от которого пиклюк (а следом и я), собственно говоря, во время секса и узнал грязные подробности жизни ректора), а о них обоих его жене.       Лорд Воннегут бледнел, краснел, угрожал и сопротивлялся до последнего, но куда ему до меня, проводившего допросы тех, кто умрет, но тайну свою не выдаст. Итогом переговоров стала полная и безоговорочная капитуляция ректора и восхищение в глазах Коннора и его заместителя Гуннера, которые поправили на мне сползающие на каждом шагу меха и сопроводили до номеров, из которых я вышел после ужина разодетым в пух и прах — павлиньей расцветки камзол, фиолетовые бриджи, зеленые гольфы, желтые башмаки и голубой берет с белым пером, и это не считая побрякушек, которые так и норовили прижать меня к земле (подарками лорда Церберуса следовало похвастаться всему свету, мужик же старался, выбирал, бабло на цацки тратил): кольца на всех пальцах, по три браслета на каждой руке, серьги с огромными каменьями в ухе и парочка внушительных цепей на шее. Хотелось напоследок оторваться по полной, благо на деньги лорд Церберус лично для меня не поскупился.        В себя я пришёл рано утром в спальне (слава богу моей). Огляделся по сторонам — спящие на полу полураздетые мужики, абсолютно голый я, хаос, погром и разрушение — и схватился за гудящую голову руками: — Что я натворил? — Ничего особенного, — материализовалась возле меня Мариша, держащая в руках запотевший кувшин. — Ты напился, устроил драку в кабаке, напоил Церберусов, которые драку разнимали, прошёлся по публичным домам, снял девок, притащил их сюда и отдал парням, потому что сам так ни одной и не вставил. — Черт бы побрал Велимира с его проклятиями, — выругался я, прихлебывая из отобранного у нее кувшина целительный рассол.       Славно я вчера повеселился, ничего не скажешь. Жаль, не помню ни хрена. Башка трещит, во рту гадко. Хорошо хоть задница не болит. — Ян, недавно ректор приходил, диплом принес. Просил в срочном порядке покинуть территорию Академии. Может, и правда пора? — Пора, — согласился я.       Черт бы побрал домового из пустыни, черт бы побрал это немощное тело, черт бы побрал раскалываюшуюся башку и черт бы побрал ректора, притащившего диплом рано утром. Я встал с постели, запнулся за чью-то ногу и вылил плохое настроение на тех шестерых, что вчера потрахались в свое удовольствие (вместо меня!), а сегодня подвернулись мне под руку первыми: — Подъем! Ноги в руки и бегом на выход! Марш! Собираем манатки! Седлаем лошадей! Выдвигаемся в замок лорда Церберуса. Живо, живо, живо!       На сборы ушло меньше двух часов, из которых час я потратил на то, чтобы выбить себе право ехать верхом на Лютике. Увы, все мои доводы, истерики и даже слезы были нагло проигнорированы (лорд Церберус с нас шкуру спустит, а мы жить хотим), так что пришлось цеплять коня к карете, а самому устраиваться внутри тряского (рессоры здесь еще не изобрели) коробка с максимально возможным комфортом.       Могучие посланники муженька плотным строем облепили карету и повезли меня навстречу очередным приключениям, а я смирился (частично) с неизбежным, укутался в подаренные меха плотнее и зашептал себе под нос заклиналку: — Я милаха, я милаха, на-на на-на. Вишенка я. На торте. Красивая, сладкая и капризная. Надо почаще себе это повторять, чтоб, значится, подозрений не вызывать. Поначалу. А потом… Поздно пить боржоми, когда почки отказали. — Мне нравится твой настрой, княжич, — рассмеялась моему бормотанию Мариша. — Ты из мужа веревки вить будешь, помяни мое слово. — Очень на это надеюсь. …       Я стоял на продуваемом всеми ветрами перевале и смотрел вниз, в бескрайнюю заснеженную долину. Долго смотрел. Пацаны из охраны аж нервничать начали, а я что? Я ничего. Стоял и глаз не мог отвести от сказочного диснеевского замка, торчащего на холме посреди непролазного леса (хотя, может, и пролазного, — дым из труб спрятаных в нем избушек то там, то сям предательски столбился) грозной зубастой игрушкой. Он был великолепен. Невьебенен. И просто охуителен. — Это мой замок, — сказал я вслух, чтобы уложить-таки в голове тот факт, что еду туда не туристом на внутреннее убранство давно померших королей поглазеть, а пусть и не очень полноправным, но хозяином. — Ваше Сиятельство, пожалуйста, едем дальше, солнце скоро сядет, — рискнул нарушить мое одиночество Коннор.       Подошел, встал рядом и принялся давить на меня своей громадной тушей морально. Етить-колотить! Как же плохо быть полутораметровым недомерком, особенно если вокруг сплошные двухметровые шкафы отираются. — Ну и пусть садится. Закат здесь, наверное, восхитительный. — Наверное, — неуверенно согласился Коннор. — Но после заката магические твари на охоту выйдут, и нам придется пробиваться к замку с боем. — Что, толпа опытных воинов под руководством могучего тебя с ними не справится? — подначил парня я. — Дело не в нас, — насупился он, расправляя плечи в негодовании. — Дело в лорде. — А что с ним? — Он за вас очень переживает и если увидит, что на кортеж напали, может… ээээ… перегнуть палку. — Или опробовать в деле одну из своих дьявольских приблуд, — вмешался незаметно подошедший Гуннер.       Коннора заметно передернуло. Я насторожился. — Дьявольских приблуд? — Ну да. Лучше голыми руками с тварями сражаться, чем в очередном лордовском эксперименте участвовать. Маннер, вон, повелся на заманчивые обещания, так до сих пор в полнолуние в волка обращается, и никто с этим ничего поделать не может. — Стоп. Я не понял, лорд Церберус — маг?! — захлопал глазами в полнейшей растерянности я.       Это же… Это как же это?! Хоть бы одна собака предупредила! Гады! Специально молчали, знали, что сбегу. Ладно князь с Велимиром — те еще отморзки, но Дед! Как он мог так меня подставить? Вот и верь после этого людям. Все мои планы коту под хвост! Я против мага — ничто. Захочет трахнуть — даже уговаривать не станет: спеленает в кокон, завернет в рогульку и выебет. Или зельем опоит, мозги отбивающим. Или… Етить-колотить, вариантов полно! Коннор отвесил Гуннеру подзатыльник такой силы, что тот улетел в сугроб, и ласково мне улыбнулся. Как кот мышке. — Ваше Сиятельство, не слушайте вы его. Несет вечно ересь всякую… — Ты мне лапшу на уши не вешай! — капризно-рассерженно топнул ножкой я, вспоминая о своем главном оружии. Наполнил глаза слезами. Шмыгнул носом. — Хочешь ужасному магу на растерзание отдать, так и скажи! — Я? Да вы что! — рухнул передо мной на колени Коннор. Обнял, погладил по спине, подышал в ухо жарко. — Милый, славный, маленький! Да я ж за тебя… Да я… Все, что хочешь! — Прям все-привсе? — капризно переспросил я, складывая руки на его плечи. — Вишенка ты моя сладкая, если бы не клятва на крови, лорду даденая, — обломал меня Коннор, — я б тебя давно уже своим сделал. Привезу в замок, сдам с рук на руки и освобожусь. Вот тогда любое твое желание будет для меня законом. — Поздно ведь уже будет, — всхлипнул я, напряженно обдумывая ситуацию.       Если лорд — не сексуальный маньяк, то все не так уж и плохо. Куда лучше пылающего безумной страстью Коннора. — Ничего не поздно! Пока лорд тобой не овладел, ты можешь свадебное соглашение разорвать. — Ради кого? — Ради меня, конечно! Я буду тебя любить и днем, и ночью, а не когда попало. Подарки дарить буду, которых от Штефана ни в жизнь не допросишься. Вечера с тобой проводить буду, а не со склянками вонючими в лаборатории. Глаз с тебя не спущу и из постели не выпущу! — Я запомню твои слова, — воспылал благодарностью я, понимая, что отступать от первоначального плана смысла нет.       Этот могучий викинг меня до полусмерти заебет в первый же месяц, а вот загадочный лорд-экспериментатор, проводящий все свое время за пробирками, при правильном подходе может обо мне через какое-то время забыть. — Можно я тебя поцелую? — обнаглел Коннор и вытянул губы трубочкой. — Кто знает, какая кара тебя может за это настигнуть? — с великой заботой в голосе сказал я и пальчиком губы нахала в квадратную челюсть вдавил. — Поехали. Чем скорее вы доставите меня в замок, тем лучше.       Мы тронулись в путь, когда неуклонно ползущее на покой солнце нижним краем коснулось верхушек заснеженного леса, а в воздухе повисла звенящая бездонно-кровавая тишина. Мне от нее стало чертовски не по себе, а рука автоматически потянулась к пистолету, которого у меня в этом мире не было. Сабля, кинжал и лёгкий арбалет — вот и все, с чем мое новое хлипкое (несмотря на все мои усилия) тело смогло справиться. Для того зла, что поджидало нас в стремительно темнеющем лесу, этого явно было недостаточно. Я разбудил Маришу, вручил ей здоровый походный тесак, высунулся из окна кареты и заорал так громко, как только мог, чтобы с вероятностью в 99% напугать беспокойно гарцующих лошадей и привязанного к карете злобно косящего на лес ноздрями Лютика: — ГОНИ!!! …       Во двор замка мы влетели, как герои из боевиков: с последними лучами солнца, раздаривая удары направо и налево, матерясь на весь лес и таща за собой свору прилипчиво-кровожадных, длинноного-пятнистых тварей. Крепостные ворота ухнули в пазы, десятки стрел изрешетили увлекшихся погоней кошек, а со ступенек парадного крыльца к карете бросился… мой муж, полагаю: он один был без шапки и шубы, в белой рубашке и синих бриджах в облипку (етить-колотить, безголовый принц Чарминг, не иначе, раз ради впечатления младшего мужа в минус 20 практически голышом по улице скачет).       Лорд Церберус, матюкаясь, вырвал дверцу к херам (мда, ошибочка вышла, ни хера он не принц), выдернул меня из кареты, как морковку из грядки, и прошвырнулся по мне руками. — С тобой все в порядке, Вишенка? Руки? Ноги? Попка? — Отставить! — рявкнул я, мигом успокаивая суету во дворе. Эхо моего раздраженного вопля навернуло круг по замковым стенам и сгинуло в лес. — Я. Не. Пострадал! Поставь меня на землю! — Да-да, конечно, — разжал руки парень. Поставил меня на скользкие булыжники двора и отступил на пару шагов назад. Выпрямился. Сделал официальное лицо и торжественно сказал: — Добро пожаловать домой, младший муж.       Я уставился на него в оба глаза. Лет тридцать, может, чуть больше. Метр девяносто. Золотые, стянутые в короткий хвост, волосы. Голубые, почти синие глаза. Квадратная, гладко выбритая челюсть. Ни хрена не красавец — суровый скандинавский мужик. Тело, как гранитные скалы: ни тебе шварценеггеровской мясистости, ни стэтхэмовской бугристости. Широкие плечи, неприлично узкие бедра, длинные ноги и ступня как три моих. Как я с ним в постели за власть бороться буду?! Да и вообще… Он же мужик в самом соку, его с бабой даже обожравшись мухоморов не перепутаешь, а здесь женщины наперечет, и шлюх отродясь не водилось. Это что же, я теперь на всю жизнь без секса, что ли, остался? Етить-колотить! Что я натворил?! — Дорогой? — А? — Добро пожаловать, говорю, — повторил лорд Церберус и протянул мне руку. — Ты ведь не передумал? — Эээээ…       Вух! Я на руках верно оценившего мое нездоровое мычание парня вплываю в замок.       Иэх! Рот мой затыкают явно знающие толк в поцелуях губы.       Эх… И я отвечаю, с тоской понимая, что задницу этому лосю мне подставлять хоть один раз, но придется. Чтоб его подорвало и по всему лесу разбросало! …       Первая брачная ночь. Как много в этом… — Ян? Почему ты до сих пор одет? — Холодно, — почти честно ответил я, укутываясь в идиотскую кружевную пижаму и одеяло с головой.       Кто бы знал, чего мне стоило в них залезть! Особенно в постель. Но выбора не было. Как выяснилось в ходе ненавязчивых расспросов, проведенных за ужином, если муж меня не отымеет (чтоб Велимира, лично свадебный договор составлявшего, до конца жизни пидорасило!), то его имя (а то мне своей татуировки мало) на мне не появится. А если оно не появится, то статус младшего мужа я не получу. Коннор подмигивал мне весь ужин с таким усердием, что едва не заработал нервный тик. Я его демонстративно игнорировал. Со спокойным и даже слегка флегматичным лордом Церберусом есть шанс парой унизительных трахов отделаться, а с Коннором… Бедная моя задница! Нафиг мне такое счастье не сдалось. — Ты выглядишь так, будто собираешься заняться любодеянием в первый раз. — Я и собираюсь, — буркнул я, высовывая нос из-под одеяла.       Лорд Церберус стоял рядом с постелью и неспешно раздевался. Шейный платок. Запонки на рукавах рубашки. Правый сапог. Ремень на бриджах. Рубашка. Бриджи… Хах! Парень с грохотом рухнул на пол, а я не сумел удержать попахивающее истерикой девчачье хихиканье. — Рад, что тебе весело, — обиженно буркнул лорд Церберус и сел на постель, чтобы забытый сапог снять и от штанов избавиться.       Я заценил его мощную спинищу и смехом подавился. Такому кабану магия для усмирения непокорного мужа в постели не понадобится. Я закрыл глаза и взмолился неведомо кому: — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Пусть все его гормоны в рост ушли, а не в хуй! Пусть он у него будет как у меня — пиписьковым недоразумением!       Кровать прогнулась под тяжелым телом, одеяло испарилось, и я открыл глаза, чтобы встретить врага лицом к лицу. В конце концов, он же будет не раскаленный прут мне в живот пихать, а всего лишь хер в задницу. Некоторые от этого удовольствие получают. — В твоих глазах огонь даже тогда, когда тебе чертовски не по себе, — улыбнулся лорд Церберус и успокаивающе погладил меня по груди. — Чего ты боишься? — Я ничего не боюсь, — вымучил ответную улыбку я, но увидел прижатый к моему бедру хер и онемел.       Да там все двадцать три сантиметра!!! Етить-колотить! Это ж он мне желудок в глотку вытрахает!!! — Оно и видно, — обнял меня владелец осадного тарана, по злому умыслу гадкого хрыча из пустыни ставший моим мужем. — Я думал, ты по любодеяниям фору любому мастеру дашь, и мой жезл тебя нисколько не смутит. — Увы, — не стал вдаваться в подробности я. Поймает ведь на вранье на раз. Пиклюк был той еще давалкой! — Ничего, привыкнешь, — запустил руку в мои пижамные штаны лорд Церберус и поцеловал меня в губы.       Я сделал вид, что ответил, и начал считать кисточки на балдахине кровати, чтобы отвлечься. Двадцать одна, двадцать две… Муж (бррр, звучит-то как мерзко, Господи!) завелся, раздел меня в мгновение ока… — Вишенка моя сладкая, что с тобой? — А? — сбился со счета я. Сто восьмая или сто девятая? Вот же блядство! Придется начинать сначала. — Ты что, совсем меня не хочешь?       Изумление и растерянность в голосе лорда Церберуса меня изрядно напрягли. Не дай бог он от меня откажется! Коннор же ж… Я крепко обнял мужа (буэээ!) за бычью шею и захлопал глазами, мол, что такое дорогой? — Штефан, — лег на спину он и усадил меня на себя.       И так мне захотелось его в этот момент придушить! К херам это все! Что я, в лесу не проживу? Не первый раз, чай… Магические твари словно услышали мой мысленный крик и ответили далеким завлекательным воем, мол, давай, ага, иди. Пешком. По сугробам. Мы тебя ждем. Етить-колотить! — Зови меня Штефаном, — повторил муж. — Штефан, — сдался я и наклонился, чтобы его поцеловать.       Раз ничего изменить нельзя, надо поскорее с этим делом заканчивать. Это как с вывихом плеча. Бац об косяк двери — и свободен. Да, больно, но зато быстро. Я поерзал по херу парня промежностью и заметно его этим возбудил. Поцеловал в губы. Ну же, давай уже, вставляй. Сколько можно лизаться? Тошнит! — Что не так, Вишенка? — Все так, — улыбнулся я.       Штефана от моей улыбки передернуло, а потом он многозначительно потеребонькал пальцами мой съежившийся до микроскопических размеров писюн: — Не ври мне, маленький, это же бесполезно.       Надо же… Еще чуть-чуть, и мой чудо-членик в яйца упакуется. Он и так может? Я собрался с мыслью, зажмурился и попытался хоть как-то ситуацию исправить. Голая баба… Нет? Две голых бабы… Нет? Три? Да что же это, а? И тут я вспомнил проклятие Велимира и возликовал. Упал на широкую грудь мужа и расцеловал его в обе щеки. Нет худа без добра. Я спасен!!! — Я понял!!! — Что ты понял? — успел сорвать с моих губ поцелуй Штефан до того, как я выпрямился. — Меня маг Велимир проклял. — За что?! — За то, что я с ним спать отказался, — честно ответил я.       Штефан расширил глаза и заметно потеплел. — Ты отказался спать с Верховным магом? — Да. — И что за проклятие он на тебя наложил? — погладил меня по бокам Штефан. — Я не смогу получить удовольствие от любодеяния, пока сердце мое взаимной любовью не обуяется. — А меня ты не любишь. — Я тебя первый раз в жизни вижу, — не подумав, ляпнул я. — Так я и знал, — закрыл глаза и уронил руки на постель Штефан. — Ты про меня забыл! — Прости, я не хотел тебя обидеть, — погладил его по плечу я.       Мне парня даже жалко стало — он в княжича явно был давным-давно влюблен, а тот с ним даже не переспал ни разу. Пиклюк — он и есть пиклюк. — Ты не обидел, — открыл глаза Штефан. Покусал губу в раздумьях и решительно подмял меня под себя. Навис горой. Ноги бедрами раздвинул и своим бодрым до невозможности хером к моему животу прижался. — Послушай меня, Ян. Я категорически против насилия, но если я не возьму тебя сегодня ночью, то завтра утром меня на поединок вызовет весь твой отряд сопровождения. Один из них меня убьет, а… — Нет-нет-нет, — обхватил его за бедра ногами я. — Я хочу быть твоим мужем! То есть не то, чтобы хочу… Ну, ты понял…        Штефан не понял. Он просто услышал то, что хотел услышать, и взял свое, вымазав мою задницу, свой хер и половину постели до кучи в странно пахнущем масле. Не торопясь, наслаждаясь и на рассматривание моей растраханной дырки отвлекаясь. В общем, развлекался Штефан со мной не меньше часа, который я провел в полуобмороке. Не от боли, которой не было (слава обезболивающему маслу!!!), а от попыток примириться с происходящим — большую часть времени я представлял, что мне делают массаж простаты. Очень полезная для мужика вещь, правда же? К концу процедуры я почти убедил себя в том, что мой муж (уже не «буэ», а скорее «ну и фиг с ним») — не враг, а добрый и крайне терпеливый доктор, с которым лучше подружиться. Мало ли. Вдруг пригодится? … — Я даже представить себе не мог, что мое имя на твоей спине будет смотреться так… правильно.       Я промычал нечто невразумительное и засунул голову под подушку. Холодно, пипец, аж уши мерзнут. Штефану надоело пялиться на мою спину, он укрыл меня одеялом и вышел из спальни. Вот и молодец. Я снова задремал, но странное шуршание возле кровати заставило меня перекатиться на другую сторону и даже спрыгнуть на пол. — Он все-таки тебя взял, — повесил голову Коннор (пиклюк хренов, напугал!), разглядывая что-то за моей спиной.       Я обернулся и увидел в стоящем неподалеку зеркале свою абсолютно белую спину с одной-единственной надписью от плеча до плеча, идущую витиеватой вязью по загривку: STEFAN. Не понял? А где мой черт? Я к нему, знаете ли, привык! — Как мне теперь жить, любовь моя? — вопросил Коннор, закатывая глаза к потолку в приступе невыразимого отчаяния.       Смотрелось это так нелепо, что я расхохотался в голос. — Слышь, артист оперы и балета, вали отсюда, пока Штефан тебе лещей не навешал. — Злой ты, княжич, — обиделся Коннор. Заиграл желваками и медленно пошел на выход. — Уйдешь ты от меня, — добавил я и шлепнул его по заднице, придавая ускорение. — Не уйду. Куда мне идти-то? — горестно вздохнул он. Хотел добавить что-то еще, но напоролся на грудь упершей руки в бока Мариши и магическим образом дематериализовался.       Я вернулся к зеркалу и с облегчением обнаружил на спине черта. Правда, над ним теперь красовалось имя Штефана, но следовало признать, что общую картину оно не портило. — Так и знала, что вы друг для друга созданы, — раскудахталась, увидев татушку, Мариша. — Радость-то какая, а? — Иди ты к Лешему, — огрызнулся я и пошел одеваться.       Пора приступать к осмотру честно отработанных владений. …       Замок меня не разочаровал. Наоборот! Я потратил на изучение целый день, но не обошел и половины. Если бы не Штефан, постоянно отрывающий нас с Маришей от увлекательнейшей в мире экскурсии, мы бы даже на обед не явились. Но он отрывал, задавал неудобные вопросы, предлагал пойти сначала туда, потом сюда, потом вообще в лес на лошадях прокатиться (типа романтическая поездка и все такое), а ближе к вечеру отправил Маришу на кухню с поваром знакомиться и зажал меня в укромном уголке под лестницей на третий этаж. — Вишенка, сладкий мой, маленький…       Я болтался в его руках тряпкой, терпел жадные обнимашки, периодически отвечал на целовашки и считал перья в крыльях ангела на потолке над нашими головами. Восемьдесят… — Ян! — А? — Я тебя совсем не возбуждаю?       Я сосредоточился на заведенном до предела муже (эх, молодо-зелено) и постарался почувствовать себя ужасно виноватым. — Прости, но заклятие Верховного мага — это тебе не граффити в подворотне. — Граффити? — Рисунки неприличного содержания, — поправился я. Похлопал поникшего золотоволосой головой (и хером тоже) Штефана по плечу и повел к людям. — Не переживай ты так, все наладится. Поживем рядышком, пообщаемся, узнаем друг друга поближе, парочку юбилеев справим, а там, глядишь… — Я знаю способ завоевать твое сердце! — неожиданно повеселел Штефан. Чмокнул меня в макушку и ускакал в неизвестном направлении, не успел я и глазом моргнуть. — Однако… — Он в Башню пошел, опять магичить будет, — сказал кто-то за моей спиной. — И это ты его на это спровоцировал!       Я обернулся. Пацан лет четырнадцати, уменьшенная копия Штефана, стоял на последней ступеньке лестницы и сверлил меня нечитаемым взглядом. Ага. Сынок-наследник знакомиться пришел. Я протянул руку. Ну что ж. От него зависит, врагами мы будем или друзьями. — Ян, рад знакомству. — Юлий, и я тебе не рад! — проигнорировал мою руку поганец. Окатил волной ненависти с ног до головы. — Будешь доставлять мне или отцу неприятности, я тебя отравлю или магическим тварям скормлю. Понял? — Будешь палки в колеса вставлять — отцу нажалуюсь и в пансионат отправлю, — топнул ножкой я и грозно нахмурил брови.       Он мои угрозы, как и я хотел, всерьез не воспринял. Хохотнул насмешливо, показал мне средний палец (от уж что не меняется, то не меняется) и отчалил. Ну что ж. Коротко и ясно. По большому счету мне на него было наплевать. Замок большой, всем места хватит. В животе позорно забурчало, и я пошел искать кухню и Маришу. Интересно, чего она там застряла? …       Кухню я нашёл благодаря воплям, которые из нее раздавались. — Это что за хрень?! — Это не хрень, а суп! Вы что себе позволяете, сударыня! — Ты что, молодого господина травить вздумал? Да я твою тощую шею враз перекручу и супом твоим отравленным до кучи накормлю. — Он не отравленный! — Это что за комок сала в нем никак потонуть не может? — Это мясо. — Где ты здесь мясо видишь, пиклюк?! Глаза протри, а то я те сама протру. С перцем и солью! Спер поди все, а хозяевам объедки оставил. —  Убирайтесь вон из моей кухни! — Да щас, размечтался. Меня за тобой присматривать прислали, так что выливай эту дрянь в помойную яму, тащи нормальное мясо и начинай заново. До ужина еще два часа. Успеешь. — Я пожалуюсь лорду Церберусу! — Жалуйся. Таааак, а это что? Поросенок жареный? А яблоки где? — Кончились. — В середине предзимы? — Да! — Как же так получилось? Урожай месяц назад всего собрали. Наверное, ты все в одного сожрал. И ведь не подавился! — Ну все, кошелка старая, тебе не жить.       Я как змеиное шипение шеф-повара услышал, так плечом дверь и открыл. Высокий, тощий жердина замер, не донеся до головы не ожидавшей нападения Мариши гигантского по размерам половника буквально сантиметра. — Отставить! — рявкнул я по старой памяти. — Вернуть поварешку на место. Живо!       Как ни странно, шеф-повар меня послушался. То ли привычка выполнять приказы сработала, то ли голос мой командирский, то ли страх, что младший муж за свою убитую оруженосицу его по голове не погладит, накатил. — Ваше Сиятельство, как же вы вовремя, — очнулась Мариша.       Уперла руки в крутые бока, и я понял, что живым из этой комнаты горе-повар не выйдет. Пришлось брать его за плечо и тащить на выход. Народ в кухне, едва за нами закрылась дверь, загомонил разом и со страшной силой, но даже мне в общем шуме удалось расслышать: воровал, недокладывал, тухлое и избавились. — Врут они все, волки позорные, — раздосадованно пробурчал повар. — Делиться надо было, тогда бы не сдали, — хмыкнул я и повел…       А куда я его должен отвести? Где Штефан суд и расправу над подданными вершит? Умная мысль в голову не пришла, так что я, как последний дурак, спросил:  — Где кабинет лорда Церберуса? — Нам налево, — буркнул мужик. Завел меня в подвалы и придушил.       Ага. Нашел кого душить! Я хоть и мелкий, но спецназовец, так что шею ему враз свернул (собаке — собачья смерть). А потом труп с лестницы спустил, страшным голосом завопил и на грудь прибежавшему первым Штефану в слезах кинулся. — Я хотел его к тебе отвести, а он! Обманул! Накинулся на меня! А я увернулся! А он! Хрясь! И вниз головой! Ужас-то какой, Господи! — Вишенка, лапонька моя, успокойся, — утащил меня в спальню Штефан. Попытался заняться со мной успокоительным сексом, понял, что ни фига у нас не выйдет, и отнес меня в соседние покои. — Я не хочу больше приставать к тебе с поцелуями и ласками, на которые ты совершенно не реагируешь. Это унизительно для нас обоих. Отныне ты будешь жить здесь. — Правда? — мигом высохли слезы на моих глазах.       Черт! Сволочи! Кто бы знал, каких трудов мне стоило их из себя выдавливать! — Правда, — кивнул Штефан, ласково проводя рукой по моему плечу и бедру. Я расслабился до такой степени, что мне это даже понравилось. — Я подожду, пока ты не придешь ко мне сам. — Ты очень хороший человек, Штефан, — от чистого сердца сказал я и чмокнул его в щеку. — Надеюсь, твой способ завоевания моего сердца сработает.       А что? В конце концов, если он и правда заставит меня себя полюбить, то «долго и счастливо» вполне может сбыться. Штефан ушел, а я постарался изменить базовые установки в своей голове: обнимашки на глазах у слуг — это нормально, подчиняться горе мускулов — нормально, секс между мужиками — это тоже… Тьфу! На этом я сломался и ерундой заниматься перестал. Пусть идет, как идет. По ходу дела разберемся. …       Только оказавшись по другую сторону баррикады я понял, что по-настоящему влюбленные мужики — это та еще хохма. Неужели я тоже таким со своими женщинами был? Обнять и плакать. Впрочем, не стоит себя обманывать. Я никогда по-настоящему влюблен не был. Да и некогда мне было семейной жизнью заниматься — то одно задание, то другое. Может, поэтому я так и не женился?       Однако в случае со Штефаном хохма была хоть и веселая, но крайне непредсказуемая и местами даже опасная. Точнее, опасным был не он сам, а его путь к моему сердцу, потому что муж (забавный до изумления) принялся дарить мне подарки собственного изобретения. Магом Штефан был довольно слабым, а потому компенсировал отсутствие таланта таинственными опытами, которые проводил, запершись в магической Башне на три замка и две двери (ради безопасности окружающих). Иногда это помогало, иногда нет, но жизнь в крепости затихала на все то время, пока он там заседал, и умирала вовсе, когда он оттуда с очередной своей суперштукой выходил.       Первым подарком стал большой, диковинного вида лилово-красный цветок в желто-синем горшке. Красивый. Уж насколько я в цветах баобаб, но даже мне понравилось. Все было хорошо, пока я не взял горшок в руки. Цветок на мгновение поник, а потом раскрыл полную острых зубов пасть и попытался откусить мне голову. Если бы не отработанные годами рефлексы, которые я сумел этому телу вернуть, ему бы это удалось, а так… Горшок автоматом улетел в стену и разбился, а цветок упал на пол и сделал вид, что умер. — Прости, Вишенка! — рухнул передо мной на колени Штефан. — Меня он облизывал! Я думал, он и тебя… тоже… вместо меня… — Спасибо, я как-нибудь без этого обойдусь, — успокаивающе похлопал его по плечу я.       Цветок был красивым (и даже слегка виноватым), Штефан безутешным, а я снисходительным, так что решили дикую красоту не губить и высадили его в оранжерею. В самый дальний и темный угол. Цветок прижался листьями к камням стены и оскалился, но едва мы от него отошли, успокоился, расцвел и жрать соседей по грядке передумал.        Вторым подарком стал флакон духов с изысканным ароматом то ли орхидеи, то ли сирени, то ли освежителя воздуха «Морской бриз». Я в этом деле не фурычу совершенно. Милостиво презент принял и, едва за Штефаном закрылась дверь, тут же восторженно охающей Марише передарил. Она полила себя духами от души, позеленела и хлопнулась в обморок. Я бросился открывать окно и вырубился следом. Нас спасли гуляющие по замку сквозняки: проветрили помещение и привели в чувство. Духи я у Мариши отобрал, Штефану о результатах применения рассказывать запретил (но он все равно узнал) и в сундук с приданым спрятал. Убойная вещь! Газовый баллончик отдыхает.        Третий подарок Штефан притащил из леса. Вошел ко мне в спальню на закате и уронил на постель когтисто-шерстистый комок. — Ты же любишь животных, Вишенка? Ребята говорили, тебя твой жеребец без слов понимает. Может, и она поймет?       Я ответить не успел — магический твареныш мявкнул, херакнул по моей руке острейшими когтями и рванул из комнаты с такой скоростью, что мы его только глазами успели проводить. Штефан пошептал над моей ладонью, залечивая царапины, сел на постель и повесил голову. — Я безнадежен. Все мои придумки оборачиваются катастрофой! — Глупости какие. Твои придумки просто не умеют правильно использовать. Не переживай, все наладится, — погладил его по плечу я. — Думаешь? — оживился он, затаскивая меня к себе на колени. — Уверен, — кивнул я. Растрепал золотые волосы, как ребёнку, чмокнул в колючую щеку: — Может, с подарками сделаем перерыв? — Как же тогда твоё сердце завоёвывать? — А может, ну его? — предложил я. Почувствовал, как напрягся Штефан, и поспешил исправиться: — Я пошутил. Давай словесными подарками ограничимся или музыкой. Ты музыку любишь? — Люблю, — повеселел он.       Полапал меня чуток и ускакал в лабораторию, а я облегчённо выдохнул и пошёл Лютика дрючить. Ну, а что? Надо же мне было кого-то дрючить! Делать-то все равно нечего. Кино нет, музыки нет, книги в библиотеке скучные, на охоту меня брать отказались категорически (Штефан, чтоб его, под страхом смерти запретил). Даже за жизнь бухнуть не с кем (и нечем — местное пойло было похоже на китайскую водку и пить его было невозможно).       Я всю свою жизнь мечтал об отпуске, в котором ни одна сука в погонах до меня не доберется, но теперь, когда он, наконец, наступил, я затупил. Заниматься-то в нем чем? Куда бы я ни сунулся (кузница, оружейная, тренировочный плац), везде меня вежливо посылали на хуй. На Штефановский, естественно. Мол, негоже младшему мужу делами старшего заниматься. Етить-колотить! Я злился, кипел, но бучу поднимать не спешил. Разведка и подготовка к перевороту — дело первостепенное, но зело нудное. И скучное!!!       Хоть театр заводи! Или праздник какой устраивай, развратно-порнографический. Вот чего мне в этом мире реально не хватало, так это порнухи. Эх, я бы сейчас оторвался! Воздержание давало о себе знать. Членик по утрам бодро таращился в потолок, яйца чугунели, а настроение портилось. Секса хочу! С женщиной! Увы, те несколько женщин, что обитали в замке и близлежащих пределах, охранялись, как Форт Нокс. Да и страшные они были. Штефан и то красивее. Может, если его в бабские тряпки… Нет. Нет-нет-нет! Если я с ним когда-нибудь по желанию пересплю, то только как с мужиком. Анальный секс, конечно, жесть и все такое, но я ж мужик. Хочется же ж засадить-то! А у него в заднице наверняка узко, тесно, и моему членику там будет страсть как хоро… Етить-колотить! Куда меня понесло?! — Эх, жизнь моя жестянка, ну ее в болото, — проскрипел я мультяшную припевку Водяного, выглянул в окно…       Вспомнил про сноуборд и обуялся. От я лох! Столько времени даром потерял! …       Чулочки, подвязочки, рюшечки на рубашечках, бриджи в обтяжку, камзолы вприлипку, меховые мантии аж три штуки — тьфу! Я перерыл весь свой гардероб в поисках подходящей для катания на сноуборде одежды, но окромя мундира (летнего) ничего не нашел. А снег за окном манил, искрился, переливался на солнце и провоцировал девственно-белым покровом на необдуманные поступки, тем более что горка, длиной метров двести и перепадом высот градусов эдак в 50, начиналась прямо у подножия крепостной стены. А я сноубордист, и на такое в принципе спокойно смотреть не могу! Пришлось залезать в конюшенное, а сверху напяливать мундир. На голову я нацепил Маришин пуховый платок на манер арафатки (на какое-то время мой нос и горло это спасет), а потом залез под кровать и вытащил оттуда собственное изобретение — поднос для жареного кабана, спертый из кухни и переделанный под сноуборд (кто бы знал, каких трудов мне стоило его обтесать и кожаные крепления к нему присобачить так, чтобы никто ничего не заметил и инструменты у меня не отобрал), плюс нечто, напоминающее русские валенки вместо ботинок. Вот бы меня сейчас ребята из моего отряда увидели. Бомжара первостатейный. Но мне было плевать на всех и вся. Снег же! Горка! …       Обед. Как много в этом слове… Народ бодро шевелил булками в столовую, Мариша понесла поднос с едой Штефану в Башню, а я выскользнул из покоев страшной тенью, изредка громыхающей неподъемным сноубордом об пол, и пошуршал на чёрный выход. Главное — угодить в получасовой промежуток, когда «как бы потайная» дверца, ведущая за стену, охраняться не будет. Выйду наружу, и привет. Часовые на угловых башнях бдили только в темное время суток, да и то скорее ради прикола и соблюдения традиций, чем по делу — за последние сто лет желающих самоубиться у стен замка не было, а о последнем представителе великого рода Церберусов шла такая дурная слава, что разбойники в его владения нос в принципе не совали.       Сплетни про мужа я первым делом у местных старожилов выспросил. Как водится, в них он был Самым Страшным Монстром на свете: и женщин (в том числе свою жену) зельями ядовитыми травил, и людей в зверей превращал, и деревни огнем драконьим сжигал, и замок то и дело взрывал, и вообще был буйно-помешанным пожирателем младенцев, трехголовым оборотнем и Черным магом. Жаль, что народ тут про пришельцев, вампиров и Звёздные войны не знал. Было бы еще интереснее.       Мужики сплетни пересказывали с суровыми лицами и тщательно скрываемым удовольствием, но даже мне было понятно, что никто самого Штефана в замке не боится. Другое дело его придумки, от которых все шарахались, как черт от ладана. Я, наслушавшись нелепых и большей частью кроваво-жутких историй, проникся к нему уважением — несмотря ни на что, он продолжал гнуть свое. Мало кто так может, но я в числе избранных, а потому «Да здравствует девственный склон и сноуборд! Ура, товарищи!»       Время для своего первого горнолыжного эксперимента я подбирал долго и тщательно, по всем правилам военной науки и моего богатого боевого прошлого, ибо цена высока — если меня застукают за «о-боже-вишенка-это-смертельно-опасно» занятием, то такой заботой окружат, что страшное дело. Или вообще в покоях запрут. Понятное дело, я оттуда сбегу, но сам факт.       Раньше я думал, что в людях не надо будить зверя, но с тех пор, как попал в заботливые ручищи Штефана, к этой незыблемой аксиоме добавились важные дополнения: восхищенного любовника и упоротую мамашу в мужиках тоже будить не стоит. Я вот по незнанию разбудил — теперь огребаю. Ну да ничего, справлюсь. Как накатаюсь от души, как обрету олимпийское спокойствие, так сразу к усыплению в Штефане мамаши и приступлю. Куда мне торопиться?       В военном деле главное что? Правильно. Подготовка. Я учел все, кроме одного — того, что Штефан бдит за мной круглосуточно и, сука такая, незаметно. Маг хренов, ни стыда, ни совести. Так что когда я тихой сапой по яйца в снегу прошлепал вдоль крепостной стены до облюбованного спуска, он меня там ждал — стоял, сложив руки в замок, и нервно перебирал большими пальцами. Я рта не успел раскрыть, как он засыпал меня вопросами: — Что ты задумал, Вишенка? Почему так странно одет? Зачем тебе кухонный поднос? — Скучно мне, — пробурчал я в великой досаде. Етить-колотить, попался, как последний салага! Поставил борд на снег, влез в крепления и скоренько с ними завозился. — Развлечься решил. — Как? Выйдя за стену в нелепом наряде? — А в каком наряде я должен был выходить? — выпрямился я и изобразил страшное негодование. — В замке портного нет! В деревне нет! Надеть нечего! Тебя не допросишься! — Ты ж не просил, — растерялся от моего напора Штефан. — Ты должен был догадаться! — вошёл в роль истеричного пиклюка я. Взмахнул руками как бы в возмущении… Борд дернулся и понесся вниз. — Ян!!! — Иээээээааааххааааа!        Я счастливо орал все те пару-тройку минут, что несся практически неуправляемой ракетой вниз. Корыто было слишком тяжелым, а мои ножонки слишком слабыми, чтобы договориться полюбовно, но мне было похеру. Кайф! Етить-колотить! Каааайф! Я взлетел птицей над незаметным под снегом холмиком… И сбил с ног оказавшегося на моём пути Штефана. Мы покатились кубарем и остановились только возле очередного бугра: Штефан на спине, я на нем, а мой первый борд вокруг нас щепками. — Поймал, — прошептал Штефан и вырубился.        Если б он сознание не потерял, я б его задушил. Ну. Может, и не задушил, силенок маловато, но хотя бы попытался! …        Скандал, который я закатил слишком заботливому мужу по возвращении в замок, слышали, наверное, даже за Гарнакской грядой. Ну, а что? Во-первых, лучшая защита — это нападение, во-вторых, разумных речей от меня слышать не желали, а в-третьих, моя слабость была моей силой. Психология и манипулирование — второе я настоящего разведчика, как ни крути. Особенно в этом немощном теле. — Я тебе муж или не муж?! — Муж, но… — Ты меня в клетку посадил, как зверька полоумного! Как бабу истеричную! — Ты не… — На плац не пускаешь, на охоту не берешь, даже нож столовый в руки не даешь! — Ради твоей же… — А я! Княжич! Военную Академию закончил! — Вишенка, пожалуйста… — Сбегу нафиг! Пусть меня ночью магические твари сожрут! Одежды нет, развлечений нет, ничего нет! Борд — и тот поломал, мерзавец! А я его сам делал! Своими руками!!! — Лапонька, сладкий мой, я все исправлю, правда. Перестань, ну же.        Успокоился я только тогда, когда получил все, что хотел: доступ ко всему и вся, Коннора как мальчика для битья на плацу, несчастного оборотня Маннера в качестве портного и обещание сделать такой борд, какой я захочу. Штефан повесил голову и уполз в свои покои побитым щенком, я упал на кровать, закрыл глаза, чтобы насладиться победой… и едва успел увернуться от летящего в глаз кулака… то есть от пощечины, которую хотела мне залепить Мариша. Я такой злой ее никогда не видел. — Ты что творишь, пиклюк безголовый?! Жить надоело? На подносе он с горы покататься решил! Я те покатаюсь!        Я спрятался за столбик кровати, но это не помогло, потому что мокрое полотенце в ее руках превратилось в грозное оружие и хлестко приложило меня по заднице. Пришлось предпринимать стратегическое отступление. — Мариша, ты чего? — Я чего? Это ты чего! Разве можно так с людьми обращаться?! — двинулась за мной она.       Я ускорился, бубня на ходу: — Нормально я обращаюсь. Вежливо. И вообще, никого не трогаю, никому дорогу не перехожу, живу себе тихо-мирно… — Да мы тут всем замком чуть не поседели, на твои выкрутасы глядючи, что уж про Штефана говорить, а ты ему вместо благодарности скандал закатил. Пиклюк неблагодарный! — Я его меня спасать не просил! — Я просила, — неожиданно успокоилась Мариша и села на постель. — Ты? Зачем? — плюхнулся с ней рядом я. Толкнул плечом в плечо. — Дурак ты, Ян. Ох, дурак, — свернула полотенце в квадрат она. Развернула. Снова свернула. — Люблю я тебя. Живым хочу видеть и счастливым. Как можно дольше. — Кха, кха, что? — подавился воздухом я. Она меня любит?! Сдурела совсем? Пятьдесят лет тетке! — Как сына люблю, глупый, — толкнула меня плечом в плечо она.       Я облегчённо выдохнул и решил такое серьёзное заявление без внимания не оставлять: — Сын из меня не очень, ты же знаешь. Мамы у меня никогда не было, но если бы была, я бы хотел, чтобы она была похожа на тебя. — Льстец и обманщик, — проворчала Мариша, незаметно убирая капли слез из уголков карих с золотом глаз. — Ладно, меня ты успокоил. Иди с мужем разбирайся, его из-за тебя чуть удар не хватил. И не зубоскаль! А то хуже будет.       Фраза царапнула слух наждачкой, и я спорить передумал: недавно с одним старым хрычом позубоскалил — до конца новой жизни с последствиями разбираться буду. Да и правда в её словах есть. Штефан же не знал, что я специально с горы сиганул, и перепугался.       Я представил себя на его месте, и мне стало так стыдно, что уши полыхнули. Об этой стороне дела я не подумал. Впрочем, товарищи вроде меня о моральной стороне победы крайне редко думают, иначе никогда бы в разведку не пошли. Те, кто думает, в дурке свои дни заканчивают или еще где похуже. Однако меня это не оправдывало. Штефан же мне ничего плохого не сделал, а я с ним, как пиклюк. Эх…       Так что я пришел к нему в спальню, залез под одеяло, голову на широкую грудь положил и виновато носом захлюпал, мол, друг, я не хотел. — Я все для тебя сделаю, Ян. Правда. Только не пугай так больше, — обнял меня он. — Прости, — искренне извинился я. Погладил его по животу пальцами, чуток завидуя шести идеальным кубикам пресса. У меня раньше почти такие же были. — Я не думал, что меня кто-то увидит. Обед же. — Мариша увидела, когда еду мне принесла. Чуть из окна не выпрыгнула! Нельзя так с ней. Она же женщина. — Черт… Ты не думай, я не сумасшедший, просто люблю со снежных горок на борде кататься. И не просто люблю, но и умею, — перевел разговор на другое я. Терпеть не могу быть виноватым. — Хочешь, тебя научу? — Не хочу. — Ну и ладно, я сам… — Только через мой труп. — Ты обещал! — Я обещал борд, а не разрешение на нем кататься. — Штеф, я не ребёнок, — попытался возмутиться я.       Он сгреб меня в объятия с такой силой, что я пискнул и сопротивляться передумал. Вслух в смысле. Сосредоточился на обиде, несчастном сопении и ласковом поглаживании стратегически важного места на трусах Штефана (меня любовницы таким макаром на подарки разводили только в путь). Он, как и я в прошлой жизни, не выдержал и пяти минут: жестоко меня исцеловал, кончил в трусы и сдался: — Только под моим личным руководством. — Ты лыжи любишь? — расслабился и повеселел я.       А что? Напарник в горах не помешает, да и вдвоем интереснее. На борде Штефану с его ростом, весом и общей негибкостью будет некомфортно, а вот на лыжах — вполне себе. — Люблю. — А с горок на них катался? — Да, — закопошился он. Вытащил из-под одеяла ногу и ткнул пальцем в шрам под коленом. Хороший шрам, солидный, у меня похожий был. По-любому сложный перелом со смещением. — Там, где ты сегодня скатился на подносе, я в десять лет скатился на лыжах. В результате год на одной ноге скакал — чудо-маги и недо-лекари никак кости на место поставить не могли. Четыре раза ломали и снова собирали. — Етить-колотить! — Не переживай, все в прошлом, — погладил меня по голове Штефан. — Нет худа без добра. От скуки я начал экспериментировать и изобретать. Теперь без этого жить не могу. — В этот раз все будет иначе. Клянусь, — от чистого сердца пообещал я и остался у него на ночь.       Ну, а что? Он же кончил уже, приставать не будет, а лежать удобно: тепло, уютно и сонно. Безопасно. И вообще… … Вишенка мояяя, ненагляяяднаааяяя, Выйди на балкоооон, поглядиии на меня! Ууууууууу Тыц-тыц-тыц. Бам-бам.       Я беззвучно ржал, вцепившись зубами в подушку, сидя на полу возле двери, и никак не мог заставить себя выйти на лестницу. Толпа одетых в одинаковые темно-синие халаты мужиков во главе с белоснежно-выпендрежным Штефаном, вооруженная боевым барабаном, горном, пастушьей дудкой, кувшином с солью и лужеными глотками отчаянно фальшивила, стоя в холле неровным полукругом. Это мой драгоценный супруг решил музыкой меня побаловать. Я как эту живописную толпу начинающих шоуменов увидел, так сразу в спальню и сбежал, чтобы не дай бог предстоящий концерт хохотом не сорвать и парней не обидеть. Они ж меня ни в жисть не простят. Вишенка мояяя, ненагляяяднаааяяя, Бееез тебяяя мне неее прожиииии Уууууууу Тыц-тыц-тыц. Бам-бам!!! Ииииикхаиииииить и дняякхакханяааа!!! — Хрхрхрюхрюхахахахах, етить-колотить-не-могу-больше! Хаххахаххрюхахаха! — ржал я, утирая слезы и унимая колики в боку. — Штефан, пиздец певец! А остальные?! Медведь по их ушам не только потоптался, он на них перезимовал! Хахахахха!       Плюх!       Жесткий подзатыльник, прилетевший от возмущенной моим поведением Мариши, помог перестать ржать.       Уиих!       Меня вздернули на ноги, отобрали подушку и вручили вычурный носовой платок. — Не будь свиньей, Ян!       Пинк!       Я вылетел из дверей спальни ракетой благодаря волшебному пенделю Мариши, наткнулся на перила и очень удачно потерял выданный платок. Он красиво спланировал вниз со второго этажа и опустился прямо в руки мигом заткнувшегося Штефана: — Вишенка? Почему у тебя глаза красные? — Плакал. — Тебе так сильно понравилось? — заулыбался он. — Не то слово, дорогой. — Да ты ж мой ненаглядный! — Ага. Ик. Вы были неподражаемы! Маэстро, браво! — искренне похвалил мужиков я, свалил в спальню, запер дверь на замок и продолжил ржать, уткнувшись носом в четвертый Маришин размер. — Дурак ты, княжич. Ничего ни в музыке, ни в любви не понимаешь, — тяжело вздохнула она, но от груди отрывать не стала. — Ага. Ик. Ну Штефан, ну отмочил! Чтоб я сдох! Хахахахахаха!!! …       В спину дуло. И неважно, во сколько одеял я был завернут и какой стороной к окну поворачивался. Сквозняк считал мои покои своими и плевать хотел на безуспешные попытки сие безобразие прекратить. Противное першение в глубине носа вылилось в оглушительный чих, и я понял, что пора устраивать скандал. Штефан мои весьма прозрачные намеки не понимал, слуги приказания заделать дыры в окнах и дверях игнорировали, а я стремительно катился в пропасть под названием «воспаление легких». Теперь я прекрасно понимал, почему женщины в этих краях выживали с трудом — все время ведь в шубе не походишь, хоть и хотелось.       Если в спальне худо-бедно можно было находиться (то есть сидеть в кресле, стоящем в паре сантиметров от камина) в рубашке, камзоле и штанах, то бальный зал и парадная столовая заставляли меня (и Маришу) стучать зубами. Другое дело викинги — им все было нипочем! Я с них офигевал: на улице мороз под 40, а они без шапок во дворе снег убирают; в столовой от силы градусов 8, а они в рубахах едва ли не нараспашку жрут за обе щеки и знать не знают о том, что такое холодно. — Ну нет, так дело не пойдет, — не выдержал я и отправился к мужу на разборки. — Я подыхать от простуды не собираюсь!       Далеко идти не пришлось: наши покои соединял короткий переход. Я ворвался к нему, чтобы рвать и метать, и остановился как вкопанный, потому что этот… этот потомок Снежной Королевы принимал ванну в комнате, где от моего дыхания пар шел!!! Етить-колотить! Они тут все на голову отмороженные!       Штефан мой приход не то, чтобы проигнорировал — покосился и многозначительно омовение продолжил. Мало того, встал в ванне на колени и начал себя из ковшика поливать. Совсем больной?! Холодно же, пиздец как! Я смотрел на него с ужасом, а он повернулся ко мне лицом (и стоящим до пупа хером) и завлекательно улыбнулся: — Я не зря стараюсь? — Эээ… шта? — Ты ведь пришел, чтобы на меня без одежды посмотреть? До сих пор не рассмотрел, поди, толком, — поиграл впечатляющими мышцами начинающий стриптизер. Выбрался из ванны и двинул ко мне. Мокрым. Голым. Босым по ледяному каменному полу!!! — Как я тебе, а? — А ну живо в постель, дебил! — заорал я, сатанея. Если он помрет, меня ж отсюда живым не выпустят! По рукам не пойду, но и из постели не выберусь. — Заболеешь, кто тебя лечить будет?! — Ты такой заботливый, Вишенка, — расплылся в блаженной улыбке Штефан и попытался меня в свои загребущие ручонки поймать. — Раздеть бы тебя и затискать. — Охренел? Я замерз, как собака, а ты собираешься меня раздевать и тискать?! — Ага. Люблю-не-могу! — пошел вразнос болезный.       Я попытался увернуться, но Штефан загнал меня в угол и таки поймал. Я вцепился в его широченные мокрые плечи руками и приготовился засадить коленом в пах, когда он неожиданно посерьезнел: поставил на пол, мои ледяные руки в свои взял и сосредоточенно в покрасневший от холода нос лизнул. — Ты что, на самом деле замерз?       Я немедленно принял вид умирающего лебедя и натурально на его руках обвис. Хлюпнул носом. Подумал, решил, что этого недостаточно, и оглушительно чихнул. Штефан побелел, как мел (как потом выяснилось, у него жена тоже сначала чихала, а потом взяла и умерла), взвыл пожарной сиреной и поставил на уши весь замок, чем несчастный я и воспользовался: — Пока пламя от свечи ровно в наших покоях даже возле окон стоять не будет, я из твоей постели ни ногой! И не вздумай меня нагибать! Не прощу. — Ну что ты, лапонька моя, никакого любодеяния, — шелковой травой под моими ногами расстелился Штефан.       Запихнул меня в свой походный собачий свитер, повисший на мне платьем, напоил какой-то подозрительной на вид отравой, уложил в постель, улегся рядом (большой, горячий и пиздец какой удобный) и шептал в мои волосы романтические глупости до тех пор, пока я, наплевав на суетящихся вокруг слуг, не уснул. … — Мороз и солнце, день чудесный, — мурчал я себе под нос, разгуливая по своей умывальне в труселях и тапках.       Почистил зубы размочаленной палкой, смыл сон теплой водой и помчался в гардеробную одеваться. Столько дел, столько дел! С той ночи, когда мой чих поднял на ноги всех обитателей замка без исключения в три часа ночи, минуло две недели, за которые много чего успело произойти. Началось все с того, что, как ни старались слуги, заделать щели так, чтобы пламя свечи сквозняком набок не сворачивало, им не удалось. Пришлось брать командование на себя и привлекать к делу Штефана. Он у нас недомаг-изобретатель, ему и карты в руки. То есть куски нарезанной на неширокие полосы бумаги, в которой, слава всем богам, недостатка не было. — Сделай так, чтобы она воздух не пропускала и сама собой на поверхности клеилась. Мы щели заклеим и проблему решим. — Гениально! — восхитился Штефан, чмокнул меня в губы и ускакал в Башню творить. — Ничего хорошего из твоей затеи не выйдет, — вечером того же дня мрачно прокомментировал мою идею Юлий, усаживаясь в парадной столовой по левую руку от меня недовольной всеми и вся птицей. — Почему? — Потому что то, что сотворит отец по твоей просьбе, окажется вовсе не тем, что тебе надо. — Посмотрим, — пожал плечами я, в первый раз за все время пребывания в замке ловя откровенный кайф от еды и окружающей обстановки.       Благодаря стараниям слуг в столовой потеплело настолько, что блюда, стоящие на столе, оставались теплыми целых десять минут, ложка к языку от холода не прилипала, а рукава одежек (не теплых, а обычных) в тарелках не купались. Понятное дело, что по ногам свистело — только в путь и волосы на затылке сами собой периодически шевелились, но по сравнению с тем, что было, это полная ерунда, от которой мы с помощью Штефана скоро избавимся. — Проверять в своих покоях будешь, понял? — проплямкал Юлий, уплетая горячую похлебку Мариши с таким рвением, что за ушами трещало.       Я понимающую ухмылку с лица стер до того, как он ее увидел. Все местные поначалу к стряпне моей верной оруженосицы с недоверием отнеслись, но разве можно сравнить плавающие в жирной воде куски сала и картошки с аналогом моей любимой солянки? — Ты не веришь в своего отца? — Верю. Но проверять его изобретение в других помещениях замка не дам.       Я спорить не стал — все равно сделаю так, как сам решу, однако и игнорировать слова пессимистичного мальчишки не рискнул, поминая правдивую историю Гуннера о Маннере и подарки. Лучше перебдеть, чем недобдеть, так что когда счастливый Штефан прискакал в свою спальню (в которой я, как и обещал, обитал до окончания программы по избавлению замка от сквозняков) со странного вида полосками чего-то в руках, проверять его изделие мы пошли в общественный клозет, торчащий из северной, скрытой от посторонних глаз стены замка на манер гнойника (благо хоть не вонючего — да здравствует бытовая магия). Заклеили в паре мест щели мокрой на ощупь, но не оставляющей на руках ни капли влаги бумагой, и присели на толчки. Чего время зря терять?        Через несколько минут Штефан чиркнул спичкой, зажигая свечу, поднес ее к новоизобретенному скотчу, закупорившему довольно приличную по размерам щель намертво…       …и взрыв вынес нас из клозета вместе с сиденьями. Сам же клозет погиб смертью храбрых, осыпавшись песком по склону холма, на котором стоял замок, в ров. Так Штефан изобрел местный аналог нашего нитроглицерина. …       На время ремонтных работ мы с ним сбежали из замка вместе: взяли лошадей и рванули в лес, расчищая тропинку перед собой его предыдущим изобретением: бросишь магический снежок — узконаправленный поток воздуха сметает все на своем пути на километр вперед. Я восхищался полезной придумкой до тех пор, пока не узнал, что эти замечательные снегоуборочные машинки должны были в погребе продукты летом замораживать. О последствиях первого и единственного применения снежков по назначению Штефан рассказывать отказался наотрез. Я настаивать не стал — все и так было понятно. Посмеялся над горе-изобретателем, обернулся, на его вопрос отвечая… и наебнулся с подлого Лютика, который, сука такая, и не подумал остановиться, проходя под деревом с низко растущими ветвями рысью.       Я улетел в сугроб, Штефан прискакал меня проверять, и как-то так незаметно получилось, что процедура спасения затянулась. Не знаю, может, пятый месяц без секса сказался, может, потяжелевшие ни с того, ни с сего яйца, но когда он меня поцеловал, я вырываться не стал и поцеловал его в ответ. Ну, а что? Если глаза закрыть и представить на его месте девицу, то отчего бы и не да? Впрочем, обмануть себя мне не удалось. Я знал, что целуюсь с мужиком, уж больно хватка у Штефана была сильная и губы настойчивые. В себя мы пришли, только когда кобыла Штефана жалобно заржала, от приставаний Лютика копытами отбиваясь. Пришлось неприличности прекращать и идти спасать невинную женщину от похотливого маньяка.       В замок мы вернулись к вечеру, после того, как егерскую избушку на Ближнем зимовье проверили и время этим крюком откровенно потянули. Ни мне, ни тем более Штефану в глаза жителей замка смотреть не хотелось. Несложно догадаться, что бы мы там увидели! Но наша долгая поездка обернулась удачей, потому что на одной из оголенных ветром опушек я заметил бересклет — неказистого вида куст, увешанный бородавками. На Земле из него гуттаперчу делали, а из нее скотч. Вот оно — наше спасение! Штефан оживился, куст с корнями из замерзшей насмерть земли выдрал и по возвращении прямым ходом ускакал в Башню, оставляя меня один на один со слугами и воинами, на целый день лишившимися более-менее теплого места для посирушек. — Я тебя предупреждал? — возглавил армию недовольных Юлий. — Я говорил, что отцовские придумки ничего, кроме разрушения, не несут? Но ты ж у нас звезда! Все по-своему делаешь! — Ничего страшного не случилось, — слегка растерялся от его напора я.       Чего он так орет-то? Подумаешь, сортир разгромили. Не стену же! — Ничего страшного? Ты знаешь, во сколько нам ремонт обошелся? — Не знаю. — Конечно, не знаешь. Тебе до реальности дела нет! — Неправда! — Правда! Ты думаешь, почему у нас изо всех щелей дует? — Так задумано? Вы, типа, закаленные воины и все такое? — предположил я, предпринимая тактическое отступление к лестнице. Ну его, буйного, нафиг. Ребенок же, а детей бить нельзя, даже если очень хочется. — Потому что у нас денег на ремонт нет, а старые рамы на соплях держатся! — рявкнул Юлий. — Я думал, до постзимы подкопим деньжат, закажем новье и летом все поправим, но тут ты явился и все мои планы порушил. То подарки тебе дорогущие, то выкуп, то песни, то одежку новую! Отец из кожи вон лезет, чтобы тебя ублажить, а ты с ним даже не спишь! Совесть у тебя есть, малявка высокородная?!       Я где стоял, там и сел. Что значит «денег нет»? Обвел холл замка поумневшими глазами и понял: то, что я принимал за «благородную старину», на самом деле «ветхость и разорение». Юлий продолжал орать, но я его уже не слушал. Мне было над чем подумать. Например, откуда у Штефана взялись деньги на дорогущие мне любимому свадебные подарки? А на какие шиши отряд Коннора за мной в Академию ездил? А отцу моему приданое…       Хрясь!       Я увернулся, но не до конца — перстень Юлия царапнул мою скулу до крови. — Ты ничтожество! Глупый похотливый пиклюк! Что в тебе отец нашел, не понимаю!       Хуяк! — Рот закрой, поборник справедливости, — прямым в челюсть свалил зарвавшегося пацана на пол я. Стер кровь со щеки. Детей, конечно, бить нельзя, но бывают ведь и исключения из правил. — И на себя посмотри! Насколько я помню, каникулы давно уже закончились. Какого хера ты в замке делаешь? — Его из школы выгнали за драку с преподавателем, — выступил из тени колонны мрачный, как снеговая туча, Коннор. — Заткнись, — вскочил на ноги Юлий… и рухнул обратно, хватаясь за горло обеими руками. — Какого черта?! — растерялся я. — Я ж его тихонько… — Зато он тебя не тихонько, — ответил Коннор и не дал броситься к мальчишке, железной хваткой удерживая за плечо. — Клятва на крови на то и клятва, чтобы руки не распускать и вреда тебе не причинять. — Штефан!!! Етить-колотить! Помоги!!! — заорал я во всю глотку и воздухом подавился, потому что он моментально материализовался прямо передо мной. — Что… — Сына спасай! — толкнул его в сторону малолетнего самоубийцы я. — Он меня случайно поцарапал, а теперь помирать изволит. — Случайно? — тихо-тихо и очень страшно переспросил Штефан, склоняясь над сыном. Оглянулся на меня. — Случайно, — изобразил ангельскую невинность на лице я и наступил на ногу открывшему рот Коннору.       Штефан подхватил сына на руки и испарился, а Коннор неодобрительно покачал головой: — Зря ты Юлию жизнь спас. Он тебя ненавидит и никогда за сегодняшнее унижение не простит. — Простит — не простит, — пожал плечами я и медленно потопал вверх по лестнице. — Он наследник, и имеет полное право ненавидеть того, кто его наследство просирает. — Ты младший муж. Тебе можно, — подал голос Гуннер. — Железная логика, — махнул на всех рукой я и удалился в свои покои. Мне было над чем подумать. …       Я, наверное, какой-то неправильный попаданец. У всех книжных товарищей в новом мире дар к обогащению почему-то первым делом прорезывался. То они, ни хрена не зная, с первой же попытки рабочие магические побрякушки ковать изволят, то имением, походя под руку попавшимся, распоряжаться с умом начинают, то послания с подробными инструкциями от предыдущих могучих попаданцев находят, то еще чего. Один я, как лох, ничего толком для своего и мужниного скоропостижного обогащения вторые сутки придумать не мог.       Казалось бы — лес, полный зверья, под рукой. Торгуй мехами — и будет тебе счастье. Ага. Ушлые родственнички Штефана при проезде через свои земли такую заградительнную пошлину установили, что смысла везти меха куда бы то ни было не было. Вот и сдавали их подлым говнюкам задешево — какой там разбогатеть, прокормиться бы! Сельское хозяйство на Пустошах развивать пытались — гиблое дело в прямом смысле слова: торфяное болото сжирало все семена без следа, а на его осушение и поддержание земель в надлежащем виде (с помощью магических артефактов запредельной мощности, ибо об ирригации здесь слыхом не слыхивали) денег не было. Потом золото и камни драгоценные добывать пробовали — минусовая температура, сугробы на улице семь месяцев из десяти и скудные месторождения сводили усилия горнодобытчиков на нет. Про Белое море и говорить нечего — до него два дня пути по Пустоши, которую магические твари своим логовом облюбовали. Поди доберись. — А если путь в обход земель Гераклиусов найти? — спросил себя я и пошел в библиотеку смотреть карты. — Партизанен Янен тропу находяйнен!       Хрен мне, а не тропа. Как рассказал Коннор, застукавший меня за изучением карт ближе к вечеру, долину ушлые и очень богатые родственнички Штефана контролировали с помощью магии; на реке, протекающей через их владения, три порога, которые торговому каравану ни в жисть не одолеть; ну, а по правую сторону от долины Гарнакские горы, в которые никто даже соваться не пытался. Чего там делать? Смерть искать? — А если скот или лошадей каких-нить понтовых разводить? — спросил себя я днем позже и пошел в библиотеку читать книги по животноводству.       Хрен мне, а не животноводство, потому что мозг мой отказывался воспринимать магически-биологическую мутотень напрочь. Гребаный мир! Магия здесь была не даром, а проклятием, тормозившим развитие науки с неебической силой. Зачем изучать законы, если их можно смело игнорировать? Хорошо хоть Штефан был из редкой породы любознательных гениев-почемучек, которые с детства достают родителей вопросами, на которые нет ответа, и невразумительным мычанием в ответ не удовлетворяются.       В общем, мучился я поиском оптимального решения проблемы до тех пор, пока не решил посмотреть на этот мир не с его, а с моей точки зрения. Я провел на войне большую часть жизни и понял, что как бы хорошо дела у народа ни обстояли, если у него нет сильной, хорошо вооруженной армии (либо мировых банковских хранилищ), то жить ему долго и счастливо не позволят. Рано или поздно найдется пиклюк, который перевернет устоявшийся порядок с ног на голову в угоду себе любимому.       В Срединном Королевстве дела с армией, кадровыми военными и их обучением обстояли из рук вон плохо, другое дело немногочисленные маги и Магический Университет, в отсутствие конкурентов возомнившие себя пупом земли. Не верил я им ни на грош, потому что знал, как часто и далеко сносит крышу у человека, в чьих руках оказалась практически бесконтрольная сила или запредельной мощности оружие. Власть — наркотик, которого не бывает много, а маги в королевстве официально главными не были. Король был, а Верховный маг Велимир - нет. А если у него однажды башню сорвет? Кто его остановит?       Я мысленно потер руки. Если заварушка начнется, народ зарвавшихся и запредельно на простых смертных обогатившихся магов первым делом убивать начнет. А чем их убить можно? На данный момент — ничем. Но! Это на данный момент. Все люди смертны (если как следует к их убиению подготовиться), а любую защиту можно пробить (секретную серверную взорвал — сотни тысяч террористов без денег оставил без всяких там высоких технологий). Я в этом деле специалист. А еще у меня есть затерянный в горах и никому нахрен не нужный замок, толпа закаленных мужиков, куча времени, лаборатория, недомаг-экспериментатор и его убийственные штучки, с которых продажу полумагического и совсем не магического оружия можно было начинать.       Я набросал ПЛАН (ясное дело, что в процессе все на сто раз поменяется, но ПЛАН должен быть всегда, иначе не по фэншую): 1. Начать торговать по мелочи (но сначала найти, чтоб ее, обходную дорогу!) и обучить искусству войны добровольцев из людей Штефана. 2. Снабдить их новинками и отправить на заработки, чтоб себя любимых, оружие и мою Школу рекламировали. 3. Организовать учебный процесс по-нормальному, набрать талантливых легионеров из простого люда и после выпуска продать всех до единого задорого, как футболистов. 4. Всерьёз заняться разработкой высокотехнологичного не магического оружия.       Мысли мои сбились и пустились в самоволку: из полумагического — самонатягивающийся арбалет с самонаводящимися и самовозвращающимися стрелами; из настоящего — подрывные снаряды всех мастей и размеров; пистолеты, гранатометы… Да мало ли! Штефан же гений… — Гений, — согласился Штефан и перетянул меня со стула на свои колени.       Я заморгал и пришел в себя: библиотека, камин, кресло, Штефан и я у него на коленях. Полураздетый, между прочим! Меховой халат, камзол и шарф валялись на столе. — Ты меня раздел? — нахмурился я, локтевым захватом беря в плен бычью шею супруга. — Ты… сам… — прохрипел, улыбаясь, он. — Оглядись вокруг.       Я убрал руку на его плечо и обвел полукруглое помещение глазами. Ну и что я должен уви… Стоп! Все окна и угловые стыки стен в библиотеке были заклеены полупрозрачной бумагой. — Интересненько… — Да. Пока ты мечтал, я работал, и вот результат, — сказал Штефан, оглаживая меня по спине рукой. — Чувствуешь, как здесь тепло? И огонь в камине ровно горит. Ни одного сквозняка!       Штефан говорил, а я чувствовал разгорающееся в нем желание и не знал, что делать дальше. Послать его на хер я не мог. Это как мучить курицу, несущую золотые яйца, или бить щенка за то, что он принес тебе тапки. Он же старался! И не виноват в том, что тапки оказались чужими. Если бы я был настоящим пиклюком, а не гомофобным попаданцем, то Штефан давно бы уже ловил кайф в постели, за которую отвалил князю Милошу немалые деньги. Кстати о деньгах. Интересно, сколько князь на мне заработал? — Штеф, а сколько ты за меня запла…       Голос мой сорвался и охрип, потому что мой, чтоб его, нетерпеливый муж запустил руку в мои бриджи. Ему было чего там потискать — мой маленький писюн хоть и умещался в его широкой ладони по самую головку, но своего упускать не хотел. — Йуух! — Да, моя сладкая Вишенка, — грязно лизнул меня в шею под ухом Штефан и принялся мне надрачивать. — Так хорошо? — Зззззиэх! — А так? — Юуух! — А если вот так? — Ммммых-перестань-меня-целовуух!       Я кончил ему в руку и не смог отказать в ответной любезности. Подумаешь, подрочу. Это ж не минет и не трах. Так, дружеская любезность. Ну… Дружеской она перестала быть, едва я за могучий хер Штефана рукой взялся. Он распластался в кресле морской звездой, уставился на меня в оба глаза и принялся болтать с каждой секундой все сильнее садящимся и хрипящим голосом: — Твои щеки… они сейчас почти такие же, как волосы… А твои глаза… В них живет настоящий огонь. Это так красиво! Я влюбился в тебя, когда на балу у короля увидел. Глупец. Я видел красоту твоего тела, но даже не подозревал, какой ты внутри. Я умру, но твое сердце завоюю. — Не надо умирать, ты мне, знаешь ли, дорог. — Правда? — Да. Но моим чувствам цены нет, а твоим есть, — направил разговор в нужное русло я. — О чем ты говоришь? — перестал мечтательно улыбаться Штефан. — О деньгах, которые ты за меня заплатил, — склонился над его членом я.       Капнул слюной на конец и медленно размазал ее пальцем по головке. Штефан охнул, откинул голову на спинку кресла и впал в прострацию. Эх, молодо-зелено. — Я не мог отдать тебя другому, Ян. Твой отец это знал, потому и пригласил на аукцион. — Аукцион? — поддрочил ему я.       Лизнул в шею. Поцеловал в губы. Штефан застонал, поджал булки… Ну уж нет! Я был настороже и не дал ему кончить. Не сейчас. Его предоргазменная болтовня открыла мне на редкость гадкую тайну, о которой я хотел узнать как можно больше. — Какой аукцион, Штеф? Кто его устроил? — Твой отец. Сказал, кто больше денег даст, тот тебя навсегда и получит.       Ненависть опалила мою душу. Она не касалась Штефана, нет. Она была направлена на того, кто, оказывается, не отдавал беспутного сына замуж, а продавал с аукциона раба. Мало того, продавал в вечное пользование. Поэтому имя Штефана на моей спине и вылезло — я не только его младший муж, я еще и его раб! И Велимир, мудак мстительный, об этом прекрасно знал.       Я сполз на пол и даже коснулся напряженной плоти Штефана губами, прошлепав по испещренному венками стволу: — И как проходил аукцион? — Верховный маг магические шары настроил, такие, знаешшшшшь…       Штефан зашипел, выгнулся дугой и кончил, а я прислонился к его ноге лбом, скрывая лицо. Дождался, когда его отпустит, и спросил так безразлично, как только смог: — Сколько было участников? — Ян, — опустил руку на мою голову виноватый донельзя Штефан. — Может, не надо? — Сколько?! — поднял голову я и посмотрел ему в глаза. — Трое. — Кто? — Ян… — Кто?! — Я, король и владелец самого дорогого публичного дома на свете. — Ясно, — сказал я и сменил тему.       Месть — блюдо, которое подают холодным. Холодец, паштет, окорочок на худой конец. Вариантов, как врагов приготовить, полно. Главное — не торопиться. … — Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро. — Шшш…ххххрррр… — То там сто грамм, то сям сто грамм, на то оно и утро! — Заткнись!       Подушка, брошенная в меня Штефаном, улетела в дальний угол спальни, а я продолжил его доставать. Время — деньги. С тех пор (две недели назад), как я узнал, сколько (охуеть, реально, просто охуеть сколько!) за меня Штефан заплатил, покой ему только снился. Я перебрался в его покои и в его постель (без секса! ночные обнимашки, утреннее взаимное дрочилово и случайные поцелуйчики не в счет) и загрузил заданиями по самые ноздри.       В том, что рано или поздно я сотру с лица планеты гниду, продавшую родное семя с молотка, я не сомневался ни секунды. Но это потом. После того, как верну Штефану все до последней копейки, и после того, как Его Величество лично попросит у меня за участие в аукционе прощения. Я княжич, а не сексуальный раб! Он кровью умоется, но это признает, и никакие маги его не спасут. Владельца публичного дома я решил оставить в покое. В конце концов, Ян был красивым, похотливым и абсолютно безмозглым пиклюком — самое оно для работы в публичном доме. Меня в очередной раз передернуло при мысли, что я мог оказаться не в любящих руках терпеливого лорда Церберуса, а… Тьфу!       Я силой заставил себя думать о другом. В частности, о не желающем просыпаться Штефане, который разлегся поперек кровати на животе и откровенно на меня забил. Теоретически можно было оставить его в покое еще на пару часов (он закончил очередной эксперимент в лаборатории в три ночи), но практически мне не терпелось отвлечься от кровожадных мыслей и словить кайф от катания с горки. Рано утром заинтригованный донельзя Маннер выдал мне горнолыжные костюмы, а столяр — борд и лыжи, переделанные под моим чутким руководством в горные из тех, на которых народ на охоту по глубокому снегу ходил. — Пора, пора, порадуемся…       Вжих — в меня прилетела следующая подушка. Ха. Я от пуль уворачивался всю свою сознательную жизнь, а он в меня подушкой. Наивный. — На своём веку. Красавице и куубкууух!        Вжих! Сапог. Ха! Упс. Бзденьк. Хрясь. Бряк! Хрустальная статуэтка, подсвечник и мраморные часы с грохотом рухнули с каминной полки на пол. — Это ты зря. Мариша тебя за статуэтку голыми руками задушит, — расхохотался я грозному топоту на лестнице и, прихватив свертки с костюмами, скрылся в своих покоях.        Штефан догнал меня через минуту, а через две мы неслись к потайной дверце в стене, стараясь не сносить бордом и лыжами дверные косяки. — Вернётесь, я вам уши оторву, пакостники!        Грозный вопль Мариши мы, переглянувшись, встретили дружным хохотом. — И какого хрена мы бежали? — Кто его знает? — Два идиота, — покачал головой Штефан, переходя на шаг.       Открыл передо мной дверцу в стене. Джентльмен, етить-колотить! Я не стал выделываться и ринулся в проход. У меня прям пятки жгло от желания срочно применить полученные девайсы по назначению. Штефан меня обогнал. Еще бы! Два его шага — четыре моих. Ему снег по колено, а мне по яйца! Когда я добрался до места назначения, он сидел в сугробе и разбирался с креплениями на лыжах. — Что, не терпится? — подколол его я, застегивая ремни борда на укороченных и зауженных валенках. Поерзал, подпрыгнул, проверяя. Вроде норм.        Глянул на Штефана и на мгновение потерялся во времени и пространстве: деревенский парень из 2000-х, собравший свой первый горнолыжный комплект, на старте. И боязно, и хочется, и костюм говно, и лыжи пипецкие, но перед лицом друга заднюю уже не дашь. Меня прям до печенок пробрало. Он был такой… Такой родной! — Штеф… — Да? — оторвался от созерцания крутого склона он.       Встал. Поднял палки. Поерзал на лыжах, проверяя сцепление со снегом. Посмотрел на меня и нервно улыбнулся:  — Все будет хорошо, да? Это же твоя затея, а не моя. — Точно, — хлопнул его по плечу я и скользнул вниз. — Свободааааа!        Мы наебнулись раз десять (восемь из которых Штефан), мы заебались подниматься наверх, мы едва не отморозили щеки и уши, но мы словили нереальный кайф, от которого нас проперло так, что, скатившись вниз в последний раз, мы целовались, без сил валяясь на снегу возле рва, до тех пор, пока за нами не приехал Коннор и не увез на санях в замок, где я пришёл в себя и Штефана с полноценным сексом обломал. Он, конечно, прикольный парень, мой друг и вообще… Но не настолько же! Хватит с него целовашек и дрочилова.       Штефан настаивать не стал: благополучно кончил мне в руку (бросить его со стоящим хером мне мужская солидарность не позволила), переоделся и ускакал в Башню, а я принял ванну и с новыми силами ринулся в бой в прямом смысле слова: целую неделю я воспитывал Коннора и его отряд на новый лад. Они впитывали информацию, как губка, мочалили друг друга на плацу почем зря и из кожи вон лезли, чтобы получить мое одобрительное: — Молодцы. На сегодня все. Свободны.       Они думали, что я им то, что мне в Академии преподавали, рассказываю (по большому секрету и старой дружбе). Я их не переубеждал. Кому в этом мире нужна моя правда? Да никому! Другое дело систематические, годами выверенные тренировки.       Утром я гонял парней на лыжах вокруг замка, сопровождая их по проторенной Снежком дорожке на злорадно ухмыляющемся Лютике. После завтрака пичкал теорией в библиотеке. После обеда отправлял на полигон учиться стрелять из арбалетов, профессионально юзать ножи и пиздить друг друга тем, что под руку подвернется.       А перед ужином, за час до темноты, уходил с ними на склон — то на лыжах, то на борде. Мне позарез нужны были специалисты в горнолыжном деле. Оружием торговать — это вам не меха задешево соседям сливать. Покупателей я ни перед кем светить не собирался, а значит, путь в Срединное Королевство был только один — через или по краю Гарнакских гор.       Парни скрипели костями и жилами, распахивали носами, задницами и локтями склон, но раз за разом поднимались и продолжали начатое. Упорные — жесть просто! Если бы не магические твари, с приходом темноты собирающиеся возле склона, я б их еще и ночью погонял, пользуясь тем, что мамочка Штефан пропадал в Башне с утра до глубокой ночи и кудахтать надо мной практически перестал.       Оно и понятно — когда есть чем заняться, все остальное уходит на второй план. Даже любовные переживания. Я тому, что Штефан, плюхаясь в нашу постель ночью, был способен лишь на пару минут сонного тискания, радовался неимоверно. Ну. Не то чтобы неимоверно, но радовался. Ну. Не то чтобы радовался…       Ай, да ладно! Спустя две недели аврального режима я понял, что темп пора снижать. Мне не хватало неспешных вечерних обнимашек, смешных Штефановских соблазняшек и ниочемной сонной болтовни. Я хоть и бывший (теперь уже) военный, но все-таки человек. У меня тоже есть чувства и желания. Всякие-разные. Потрахаться, например, по-нормальному. Етить-колотить, сколько можно дрочить? Вставить бы кому-нибудь по самые яйца! Но вставлять было даже теоретически некому. — Эх, жизнь моя жестянка, — вздохнул я, плюнул на все и отправился отвлекать Штефана от пробирок. Просто так. Захотелось.       Обломался, потому что он мне двери не открыл. У него, видите ли, эксперимент шел полным ходом. Я не то, чтобы обиделся, просто… Не дело это, когда я в собственном замке куда-то войти не могу. Пошёл в Кладовую, где результаты Штефановских изысканий хранились, чтобы, значится, ключ от всех дверей подыскать, и… …       Заблудился. Я, етить-колотить, человек, который нигде ни разу в жизни не блудил, заблудился!       Подводные пещеры, заброшенные ветки метро, катакомбы царских времен, да даже лабиринт под одной из египетских пирамид — я всегда знал, где выход. Всегда! У меня талант к этому делу был. Ведун туда проведи, Ведун отсюда выведи — спецоперации, где толком неясно, куда бежать, если вдруг чего, поручали мне и моей команде — людям, на которых возлагалась последняя надежда. Я пресек мысли о парнях в зародыше: начну вспоминать — нажрусь в говно и устрою дебош. Я по пьяни буйный, а буйный я — это реальная проблема для окружающих. Даже в этом немощном теле.       Я споткнулся о камень, едва не прилетел мордой в стену хрен знает когда построенного и заброшенного коридора и выронил из рук очередное неудавшееся на первый взгляд Штефановское изобретение — шарик на палочке, начинавший светиться, когда к нему подходили ближе, чем на метр. В замке с высоченными потолками, большими комнатами и длиннющими коридорами (пока дойдёшь — ноги в темноте переломаешь) он был бесполезен, но для хождения в катакомбах оказался незаменим. На самом деле я, как выяснилось в процессе, неплохо видел в темноте (недаром, наверное, в моих глазах огонь теплился), но морально таскаться в абсолютном мраке подземелья был не готов. Кто знает, какие зверюги тут водятся?       Я поднял фонарик и шагнул было дальше, но что-то царапнуло подсознание… какая-то мысль… Джеймс про камни что-то говорил… — Найди магический камень Эрэба, проверь нанесенные на него заклинания.       Точно! Как я мог забыть?! Неожиданное исчезновение лордов Церберусов из рядов Великих! От я безмозглый маразматик. Как же плохо жить в теле пацана, который мозгом не пользовался в принципе. Придётся снова память тренировать. Тьфу! Я опустился на колени возле небольшого, невзрачного на вид булыжника, занесенного пылью. За два часа блужданий мне под ноги ни разу ничего не попалось, а тут, когда Штефановский фонарик неожиданно моргнул, — получи, фашист, гранату. Может, конечно, совпадение.       Я не рискнул тыкать в камень пальцами (видел я тех парней, которым не терпелось, — хорошо, если только тыкалки теряли, а не руки и головы) и осторожно на него подул. Пыль уберем и посмотрим, что… — Етить-колотить!        Разноцветные спирали витиеватых букв в буквальном смысле разрезали камень световыми лучами на сотни мелких частичек, среди которых, приглядевшись внимательно, я обнаружил несколько вполне читаемых записей.

«Да будет сила магическая рода Церберуса Башнями замка Эрэб на веки вечные угнетена».

«Да будут женщины в замке Эрэб немощны и нездоровы»

      Дальше я читать не стал, пусть с этим дерьмом Штефан разбирается. Я к тому времени, как он камень в руки возьмёт и за изучение примется, успокоюсь и его, ежели чего, успокою. Осталось только из гребаных подвалов выбраться. Знать бы еще, можно к этому камню простому смертному прикасаться или нет. Я ж его ни в жизнь не найду, если с собой не заберу. — А что, если Штефана сюда позвать? Он же возле меня и когда надо, и когда не надо по первому крику оказывается.       Мысль о том, что Штеф понятия не имеет, как из того места, где я находился, можно выбраться наружу, пришла мне в голову только после того, как я, сосредоточившись на истерике и страхе, заорал: — Штефан! Помоги!!! — Что стряслось? — мгновенно воплотился рядом со мной он. Облапал, убедился, что я в норме, и только после этого огляделся по сторонам. — Подвалы первого Эрэба? Ян, как ты сюда попал?!       Изумление, перемешанное с ужасом, в голосе Штефана мне не понравилось от слова совсем. — Пришёл, — сказал я, переводя себя в режим повышенной боевой готовности, когда опасность чуешь даже не жопой, а всей кожей. — В Кладовке копался, нашёл потайную дверь в стене, опробовал на ней твою маленькую придумку, открыл замок и решил прогуляться. — Сумасшедший! Эрэбу больше тысячи лет! Его четырежды перестраивали! А если бы ты заблудился? — Я и заблудился, — состряпал невинную мордаху я.       Штефан подавился очередной тирадой, и я поспешил перевести разговор в позитивное русло, указывая на камень обеими руками сразу: — Смотри, что нашёл. — Магический камень Эрэба! — рухнул на колени он. Схватил его, повертел, поохал восторженно, а потом прочитал верхний слой заклинаний и разозлился. — Вот, значит, как. Вот так, значит, да? Ладно.        Не будите в двухметровых флегматичных лордах-магах зверя — мой вам совет. Штефан не стал искать выход из катакомб — просто впечатал кулак в стену, пробивая ее насквозь, и сказал голосом, от которого у меня чуть сердце не остановилось, а все вокруг реально перетряхнуло: — Эрэб, или ты немедленно выводишь нас в Башню, или я сотру тебя с лица земли завтра же. Клянусь!       Винтовой лестнице, появившейся в образовавшемся на месте дыры от кулака Штефана проеме, я не удивился (ох, не зря Церберусов Церберусами назвали). Выдохнул, радуясь тому, что замок выполнил приказание хозяина незамедлительно, и потопал следом за бубнящим под нос Штефаном шаг в шаг, потому что лестница исчезала прямо у меня под ногами. Всегда знал, что магия — это жуть жуткая. Бррр. …       Мозговой штурм длился третий час, но толку от него было мало. — А если поверх старых заклинаний прямо противоположные наложить? Штефан, ты же маг, хоть и слабый. Это-то ты можешь сделать? — Могу, но что, если они не нивелируются, а начнут непредсказуемо друг на друга одеяло перетягивать? — Или с сильнейшим магическим выбросом самоуничтожатся? — мрачно потрепал бороду бомжеватого вида бесплотный старичок, которого прислал на переговоры Эрэб, уставший вздрагивать стенами каждый раз, когда я предлагал что-то вроде «стесать», «отломать» или «отбить». — А если камень антимагической кислотой полить и все до единого заклинания нафиг стереть? — И меня заодно? — поежился Эрэб. — Думайте, что говорите, молодой человек! — Вишенка, ты чего такой кровожадный? — поморщился добряк Штефан. Иногда мне казалось, будь его воля, он бы на охоту народу ходить запретил и шкуры продавать перестал, гринписовец хренов. — Настроение плохое? Иди ко мне на ручки, я тебя обниму… — Не отвлекайся. Решим вопрос с камнем, тогда и пообнимаемся.       Я отошел от стола, за которым сидел Штефан, к окну. У нас проблемы, а он опять за свое! Впрочем, после прочтения всего того, что на камне непонятно когда и какие маги понаписали, я бы на его месте тоже первым делом пошел с женой в постели кувыркаться. Просто для того, чтобы проверить, стоит у меня хер или уже отвалился. Неведомые злыдни на род Церберусов таких проклятий понавешали, что мне, например, непонятно, как у того же Штефана мозги набекрень при рождении не съехали. Да как он вообще родился и даже сына сумел родить! — Нам нужен совет мага, — сказал Эрэб, увидел, как мы со Штефаном на пару лица каменные сделали, и сник окончательно. — Не хотите, да? Не верите им больше? — Сами справимся, — отрезал я, наблюдая за склоном, на котором тренировались мои легионеры.       Хорошая мысль в голове бродила, но я никак не мог ухватить ее за хвост. Вот горе-лыжник Гуннер вниз пролетел — след за собой оставил. Кривой. Вот решивший вступить в отряд Коннора Маннер его следы еще кривее перечеркнул. Но почему-то вместо двух загогулин на снегу получилась легкая и изящная зарисовка талантливого художника. Вот бы нам так… Так-так-так! Штефан — недомаг-криворучка. Почему? Потому что под заклятием. А если с него заклятие снять? Он станет супермагом и исправит остальное как нефиг делать. Теоретически. А как теорию в реальность воплотить? Нужно просто кое-что кое-где аккуратненько подправить. — Господа, я нашел выход! — обернулся к коллегам по несчастью я.       Они дружно вжались в спинки кресел. Я мило улыбнулся, подошел к Штефану и чмокнул его в щеку: — Спокойствие, только спокойствие. Мы не будем делать резких движений. Оставим проклятия там, где они есть, просто тихонечко их поправим. — У Штефана «просто» и «тихонечко» не бывает, — откровенно загрустил Эрэб. — Не переживай, — похлопал задумавшегося мужа по плечу я. — Он справится. У него выбора нет. — У меня нет выбора? — вскинул голову Штефан. Я многообещающе прищурился. Он тяжело вздохнул и взял камень в руки: — С чего начнем? — Хозяин, может, не надо? — Надо, — ответил за Штефана я и ткнул-таки пальцем в камень. … — Хи-хи-хи!       Что-то с грохотом рухнуло со стены в коридоре. Упс. — Вишенка, перестань. — Прости, не хотел.       Ай, да ладно! Еще как хотел! Штефан отвлекся на громадную магическую книжищу и булькающую на столе рядом с ней пробирку, а я снова протянул руку к камню — ткнул между огненных букв пальцем и побулькал внутри. — Ха-ха-ха!       Пол в Башне пошел волной и подбросил все, что на нем стояло, вверх. Бзденьк! Хрясь! Несколько колб хрястнулись об пол и устроили фейерверк (очень маленький, но цветастый). Юууух! Прикооольно. — Хозяин, останови мужа, я больше не могу смеяться! — воплотился возле нас старичком Эрэб. — Мне тысяча лет, а он со мной, как с ребенком, играется. У меня скоро стены рухнут! — Ян, прекрати щекотать замок, — рассеянно сказал Штефан. — Угумс, — кивнул я и снова протянул руку к камню. Эрэб так прикольно хихикал и ерзал стенами! Прям как живой. — Хозяин! Из-за него твои пробирки разбились, — зашел с другой стороны старичок. — Ябеда, — буркнул я, убирая руку. — Ян! Ты обещал не мешать. — Прости-прости, — пошел на попятную я, уловив закипающее в Штефане раздражение. Не дай бог выгонит, я ж помру от любопытства. — Больше не буду. — Руки некуда девать? Обними меня — мне так будет проще магичить, — покосился на меня Штефан.  — Ты серьёзно или обнимашек захотелось? — Серьёзно. Ты же наполовину суккуб — магическое существо по сути своей. Даже не осознавая того делишься. — Уговорил.       Я обнял его за талию, прижался к широкой спине ухом и услышал, как стучит его сердце: ровно, мощно, надежно. Привычно. Два месяца уже слушаю. Каждую ночь. Что-то в этом есть… правильное — спать с кем-то рядом, а не одному. Нет. Не так. Спать с кем-то вместе. И не просто с кем-то, а с человеком, за ровное биение сердца которого очко на глаз любому натянешь. В прошлой жизни у меня таких людей не было. Друзья были, да, но… — Крепче обнимай, — почему-то шёпотом сказал Штефан. — Так хорошо? — я послушно облапал его сильнее. Потерся щекой о шелк рубашки между лопаток. — Да. Мне с тобой всегда хорошо, любимый. — Штеф! Сосредоточься! — очнулся я.       Приложил ему по ляжке ладонью… Погладил легонько. Почему он не женщина? Я б в него давным-давно влюбился. И в постель затащил. И вовсе не для сна. Залюбил бы до изнеможения! — Ян, ты правда хочешь со мной любодеянием заняться? — вздрогнул Штефан, которого я (случайно! не со зла! честное слово!) накрыл своими не вовремя прорезавшимися эмоциями. Развернулся резко… и пролил бурлящую жидкость из пробирки на магический камень. — Етить-колотить… — Твою ж… — Мне конец, — простонал замок и вздрогнул. …        По большому счету ничего страшного не произошло. Даже наоборот. Эрэб стряхнул с себя пыль тысячелетий и враз омолодился, причём не только снаружи, но и внутри. Красавец стал — глаз не отведешь! Правда, при этом несколько человек получили разной степени тяжести травмы (на кого шкаф упал, на кого полка, на кого еще что), но это не в счёт. Я прям сам себе позавидовал — вот бы у меня дома там, в моем мире, так ремонт делать! Капнул яду на камешек — и принимай работу.        Единственным побочным эффектом Штефановской неловкости стало то, что камень раз и навсегда превратился в моложавого, хитро-мудрого мужичка, разрисованного татуировками по самую шею, который мог по собственному желанию перевоплощаться из призрака в человека. Штефану перебить несколько символов в его татуировках-заклинаниях не составило никакого труда (еще бы Эрэб не вопил при этом, как резаный, и было бы вообще замечательно), особенно после того, как заклятие с его магической силы спало (и зачем я настоял на том, чтобы слово «угнетена» было заменено на «подкреплена»?).       Сила из лорда Церберуса, хозяина древнего, по самые шпили магией напичканного замка, поперла такая, что он несколько дней из Башни выходить не решался — учился руки, ноги и рот контролировать, чтобы случайно кого-нибудь не убить (не спалить, не развеять, не развоплотить или черт-те во что не превратить).       Обитатели замка большую часть этого времени тусовались на склоне — там было безопаснее всего. Да и веселее, потому что местные мальчишки вцепились в моих легионеров клещами и выбили из них разрешение к тренировкам присоединиться. Меня ушлая малышня поставила перед фактом: или я их учу, или они сами себе шеи ломают. На моих глазах и, что куда важнее, на глазах своих крайне обеспокоенных происходящим родителей. Пришлось учить и их тоже. Впрочем, втайне я этому был чертовски рад — чем больше народу умеет гонять на лыжах и бордах, тем лучше. В конце концов, если идея с оружием не проканает, мы всегда можем организовать в наших землях горнолыжный курорт. Очень доходное дело, если учесть, что снег на склонах лежит 7 месяцев из 10, а костюмы и горнолыжные девайсы только наши ребята делать умеют.        В день, когда Штефан выпустил себя из заточения, нам позвонил (точнее по магическому шару вызвал) Верховный маг Велимир. Я, если честно, его звонка ждал, а потому все для этого эпохального события подготовил: и пыльное, захламленное всякой фигней помещение (Эрэб лично туда мебельный хлам перетаскивал и пыль нагонял); и легенду, которая объясняла магический взрыв, не заметить который было практически невозможно; и Штефана, которому строго-настрого силой и мозгами светить запретил. Не дай бог Велимир правду пронюхает, проблем не оберемся.       Единственное, что я не предусмотрел, так это то, что Велимир захочет со мной повидаться. А я в это время на склоне был, в костюме горнолыжном! Пришлось оставлять его под дверью. Штефан, сидящий в кресле за как бы рабочим столом, как меня в одних трусах увидел, так прям весь и заискрился. Я метнулся к нему, сел на колени и незаметно, но ооочень больно сжал его налившийся неебической силой хер. Помогло мгновенно. Другое дело Велимир. — Смотрю, имя мужа неплохо в твою дьявольскую татуировку вписалось, — проскрипел он, покачиваясь над магическим шаром бесплотным маленьким привидением.       Похоть и ревность в его голосе меня изрядно напрягли. Я думал, все между нами кончено, ан нет, старого извращенца все не отпускало. — Да он и сам в меня каждую ночь неплохо вписывается, — мило улыбнулся Велимиру я, отпуская Штефановский хер, чтобы похлопать мужа по плечу.       Ласково так. Предупреждающе. Мол, рот не открывай, мышцами не играй и мозгами не свети. Гни свое, деревенский, от реальности далёкий пограничный лорд-недомаг-криворучка. — Вишенка своей похотливой попкой едва меня с ума не свел, — понятливо обнял меня Штефан. Глазами на Велимира преданными посмотрел и добавил: — Спасибо вам, Верховный. Если бы вы его моим рабом не сделали, я бы с ним не совладал. — Пожалуйста, — проскрипел сквозь зубы Велимир. Прошвырнулся по мне глазами, как руками (брррр, мерзко-то как). — Если шалить начнет, вызывайте, не стесняйтесь. Помогу, чем смогу. — Не поможешь, — с полоборота завёлся я. Нет, вы гляньте на него! Мудак! Признался, что меня рабом сделал, и даже глазом не моргнул! — Штефан мой муж и мой хозяин. Ты надо мной никакой власти не имеешь. — Я верховный маг, и над любым человеком власть имею. Как захочу, так и будет. — Ты это королю и магам в Ковене скажи. — Они и так в курсе, — усмехнулся Велимир.       О как! Я немедленно рот закрыл. Не стоит провоцировать настоящего властелина Срединного королевства, он и так ко мне неровно дышит. Не дай бог ему крышу снесёт — хрен отмашемся! — Так что не шали, Вишенка, а то заберу к себе в Башню на перевоспитание. — Не буду шалить, — обнял Штефана за шею я. Поцеловал в висок и искренне порадовался тому, что он у меня есть. — Буду верным и покорным. — Правда будешь? — посмотрел мне в глаза Штефан. Провел рукой по волосам. Сжал мои булки другой рукой крепко. — Правда-правда? — Да, — улыбнулся ему я, сосредоточился на своём вселенском недотрахе и смачно поцеловал в губы.       Он, конечно же, ответил, а Велимир, негромко выругавшись, испарился.       Я с упоением целовался со Штефаном до тех пор, пока он меня на стол не уложил и случайно магический шар мною на пол не скинул. Взрывом нас вместе со столом едва наружу не вынесло. После такого ни о каком сексе несколько дней и речи не шло: пока панику успокоили (мне пришлось из кожи вон вылезти), пока Башню починили (Эрэб ворчал так, что Штефан его голоса в наказание лишил), пока магический шар восстановили (я был категорически против, но Штефан заявил, что в пограничном замке без связи с начальством жить не положено, и на эту тему со мной разговаривать отказался)       Он после обретения силы вообще со мной все чаще разговаривать отказывался. Деловой стал, сил нет! Меня это не то, чтобы задевало, просто не дело это, когда три месяца подряд проходу не дают, а потом времени на разговоры не находят. Я подумал, подумал, вспомнил, что у меня и без Штефана куча дел, и обуялся. … — Та-ак, а тут у нас что?       Я заглянул в отверстия для подглядывания. Столовая. Отлично. Никого нет. Дёрнул рычаг, выглянул наружу, чтобы определить, как потайная дверь открывается с другой стороны, и нырнул обратно. — Еще чуть-чуть — и первый этаж будет готов. — Еще чуть-чуть — и мое терпение лопнет, — материализовался возле меня Эрэб. — Что опять не так? — я зарисовал дверь на карте и решительно двинулся по потайному ходу дальше. — Все не так! — заворчал Эрэб, пристраиваясь за моим правым плечом. — Ходишь по моим внутренностям, тыкаешь пальцами куда не надо, дергаешь за что не положено. Сколько можно? — Сам виноват, — отмахнулся от ворчливого старикана я. — Нарисовал бы схему потайных ходов, я бы по твоим кишкам не ходил. — Самый умный? — обиделся Эрэб. — Ты схему своих внутренностей нарисовать можешь? — Ну… — Вот и я… — Тсссс, за стеной кто-то есть, — шёпотом оборвал его я. — Куда мы пришли? — На кухню, — тихо ответил Эрэб. — Там Мариша с Юлием опять заседают. — Опять? — насторожился я.       Нашёл дырки в стене и затаился. Что это мой главный враг с моей оруженосицей обсуждает? Да ещё и «опять»? — Они каждый вечер тут допоздна сидят, бумажками шуршат и с деньгами разбираются, — ответил на мой невысказанный вопрос Эрэб. — Вы со Штефаном своей возмутительной выходкой им на моем ремонте прилично сэкономить помогли, но вчера гонец от короля приезжал, депешу привез, а в ней указ, по которому налог в казну в два раза больше становится, и заплатить его надо в течение месяца. — Тсс, дай послушать, — оборвал его я и приник к отверстиям в стене глазами. Что это они там рассматривают? — Ты понял, как Штефан его сделал? — спросила Мариша, пододвигая… моток скотча поближе к свету. — Да. Никакой магии, представляешь, — кивнул Юлий. — Я формулы раствора и технологию производства переписал. Ничего сложного, если знаешь порядок действий. Любой лекарь справится. — Лекарь? — Или не лекарь. Я не знаю, кто ещё с растворами и собиранием трав дело имеет. — Жаль, что тебя из школы выгнали, — шумно заерзала на табуретке Мариша. — Там бы узнал. И про тех, кто нам может скотч в больших количествах сделать, и про патент на изобретение, и про налоги, и про торговые гильдии. Не зная этого, не разбогатеешь. Обдерут, как липку, еще и должны останемся. — Наивная. Нам в школе всякую ерунду преподавали. Я там только время зря тратил. Отец меня туда отправил, чтобы я кредит с дебетом сводить научился, а этого в программе и в помине не было. — И правильно. Не барское это дело — деньги считать и отчёты сводить. — Мариша, наш бывший управдом обобрал нас до нитки и сбежал. Король то и дело налоги повышает. Гераклиусы обнаглели совсем. Парни из дружины жалование поднять просят. Дай, дай, дай. Всем дай! Не буду считать каждую копейку — без крыши над головой останусь. — И то верно. Жалко только тебя, ты ж ребёнок ещё. — Я не ребёнок, это отец мой - ребёнок, и всегда им был. Он добрый, доверчивый и склянками своими увлеченный. Его ж обмануть — раз плюнуть. — Думаю, ты преувеличиваешь. — Если бы. Хорошо хоть твой Ян оказался не таким уж ужасным пиклюком. Он, конечно, на голову ударенный, но… — Яна не трожь! — отрезала Мариша и грозно поерзала на табуретке. — Ты о нем ничего не знаешь. — Знаю. — Не знаешь! О нем даже его мать толком ничего не знает, что уж об остальных говорить. — А ты его маму видела? — оживился Юлий. — Какая она? — Красивая и глупая, — опустила голову Мариша. — Влюбилась в его отца по уши, даром, что суккуб, и жизнь свою к ногам любимого бросила. — А он? — А он погиб. — Так и знал, что князь Милош Яну не отец! — стукнул кулаком по столу Юлий. — Тссс, не кричи. С суккубами все не так просто, как тебе кажется. Князь Милош Яну отец. Но не до конца. Не хочу объяснять, долго это и муторно. — Я никуда не тороплюсь. — Зато король торопится. Его люди за налогом к нам через три недели явятся. Мы сможем им заплатить? — Считать надо, — помрачнел Юлий. — Если цацки Яновские продадим, может, и выкрутимся. — Я с ним поговорю, — пообещала Мариша. — Что еще есть?       Дальше я слушать не стал (без меня разберутся). И про маму думать не стал (я ж не мазохист, чтобы старые раны добровольно ковырять). А подумал я про то, что пора в замок Деда забирать. Кто-то же должен Юлия учить, Эрэба от ворчания отвлекать и спину мне, если что, прикрывать. Да и самодовольство в голосе Велимира мне жутко не понравилось. Раньше он таким самоуверенным не был. Что-то там, наверху, поменялось. Не люблю я такие перемены, ох, не люблю. — Ты что это такое удумал, а? — прицепился ко мне репьем Эрэб. — Куда это ты так решительно потопал? — Напарника тебе вызывать, — схитрил я. — Лорда Аннадейла. Помнишь такого? По соседству жил. — Джеймса Дэниела Брюса? — Да. — Он ещё жив? — Да. И полон сил. — Надо же… Кто бы мог подумать… Малыш Джеймс… Так, мне пора. Не шали тут без меня, а то Штефану пожалуюсь, — сам с собой поговорил Эрэб и испарился.       Я не стал заморачиваться его странным поведением. У меня своих проблем хватало. Например, как поговорить с нужным человеком по магическому шару, если ты не маг. …       Никак. Я испробовал все возможные варианты и едва не угробил шар, но так ничего и не добился. Пришлось звать Штефана, который пришёл только после того, как я устроил громкий скандал прибежавшим на шум в заброшенном кабинете слугам. Как и ожидалось, он встал на дыбы (идиот ревнивый) и приглашать Деда в качестве репетитора Юлию отказался наотрез. Никакие разумные доводы на него не подействовали, так что пришлось опять переключаться в режим истеричного пиклюка, который мне за последнее время изрядно поднадоел. Я сумел перейти от обороны к нападению, вынудив Штефана уговаривать меня, когда случилось невероятное — мой добряк-муж озверел. Ничто не предвещало, и на тебе! — Ян, лорд Аннадейл — член Большого Совета и уважаемый преподаватель. Ему в наших краях будет безумно скучно, — увещевал меня Штефан. — Хочу, — капризничал я. — Он очень богатый человек. Нам нечем оплачивать его услуги. — Хочу! — Он сумасшедший, Ян. Чему он сможет Юлия научить? — Хочу!!! — взвился в истерике я и стукнул кулаком по столу. — Любодеянием с ним заняться хочешь?! — неожиданно заорал в ответ Штефан и тоже стукнул кулаком по столу.       Стол треснул. Я отпрыгнул от него подальше. Таким Штефана я еще не видел. Волосы на голове дыбом, глаза бешеные, губы белые и ревность так и прет. Етить-колотить! Он же меня сейчас прибьет! Я немедленно обуялся умиротворением, направляя львиную долю спокойствия на разбушевавшегося мужа: — Штеф… — Ты что думаешь, я не знаю, что ты с ним перед отъездом из Академии два месяца в постели кувыркался?! — Я не… — Я думал, в первую брачную ночь мне удалось его из тебя вытрахать, но нет! Трех месяцев не прошло, как ты о нем вспомнил!       Штефан орал и махал руками, а я слушал его вполуха и готовил операцию по нейтрализации. Жить-то хочется, а он теперь всесильный маг — валить надо с первого раза. И рот затыкать. И пальцы блокировать… — Ты меня слышишь? — вскочил на ноги Штефан. Вылетел из-за стола… — Слышу, — ответил я и нырнул ему под ноги рыбкой. … — Джеймс, как же я рад вас видеть! — Вишенка? Малыш! Сладкий мой… Ой. Лорд Церберус. А что это у вас с лицом? — Шел, упал, ударился, — процедил Штефан, стараясь не шевелить синяк на скуле (это не я, это он сам, не фиг было сопротивляться). Я воткнул в его спину кинжал с таким расчётом, чтобы проткнуть кожу. Он вымучил улыбку и добавил: — Случайно получилось. — Бывает, бывает, — понятливо покачал головой Дед. — Помню, раз, иду по замку… — По Эрэбу, да? — подсказал я. — Да, — легко согласился Джеймс. — Со слугами о том, о сем, с… — Наследником об учёбе, — опять подсказал я.       Он едва заметно нахмурился, а я на мгновение сделал умоляющее лицо. Ну же, соображай быстрее! — С Наследником? — Ага. — Да бросьте, юноша, о чем с ним можно разговаривать? — принялся торговаться ушлый старый перечник. — Вот с лордом — другое дело. Лорд Церберус денег не жалел, да. Широкой души был человек. — Был, — не повелся на развод я. Денег ему подавай, ишь чего! Зачем ему деньги, если у него своих завались? — Жаль, что умер. — Жаль. — Зато замок не умер. Пока еще, — пошел в наступление я. Джеймс расширил глаза, и я понял, что попал в точку. На наследника лорда Церберуса ему было наплевать, а вот на тысячелетний замок вряд ли. — Вы же специалист по замкам? — Специалист. — Поможете? Эрэб пару недель назад чуть не рухнул. Народу погибло — страсть! Не знаем, с какой стороны к ремонту подступиться. — Молодой человек, сколько раз я вам говорил: взять замок, стоящий на холме, без магической поддержки невозможно! Это же основы фортификации! — С магами мы на месте разберемся, — пообещал я. — Вы, главное, приезжайте. Посмотрите, что к чему, нам объясните. — Я слишком стар, чтобы участвовать в боевых действиях, сынок, — покачал головой в сомнениях Джеймс. — Да бросьте, сэр, вы королю и магу Велимиру фору в этом нелёгком деле дать можете. — Магу Велимиру? В боевых действиях? Фору? — Ага. — Хм… — Ага. — Я такой, да… Могу…       И тут Дед замолчал. Замолчал так надолго и с таким глупым видом, что я грешным делом подумал, что он действительно свихнулся. Штефан моему очевидному огорчению злорадно хмыкнул, но Джеймс ожил, и я с облегчением выдохнул. — У меня много дел в Академии, я здесь просто незаменим, но если уважаемый ректор отпустит… — Отпущу, отпущу, — поспешил согласиться лорд Воннегут, в чьем кабинете мы обнаружили ближайший к Деду магический шар. Судя по всему, он мечтал избавиться от старого маразматика еще больше, чем я хотел его к себе забрать. — Езжайте, лорд Аннадейл. Лорду Церберусу без вас не справиться. Поработайте с его замком основательно, не торопясь. Не подведите Военную Академию. На вас вся надежда! — Надежда, даааа, — расплылся в улыбке Дед. — Огонь, а не баба. Помню, раз… — Вот и договорились, — перебил его я. Посмотрел на ректора многозначительно, мол, не подведи. Посади в карету как можно скорее. — Всего хорошего, лорд Воннегут. — И вам, господа, и вам, — раскланялся с нами ректор и отключился. — Ты получил, что хотел, — сказал Штефан и пошевелил связанными за спиной руками. — Отпусти меня, поговорим по-нормальному.       Я подумал, подумал и решил нормально с ним не разговаривать. Он по-пиклюковски лучше понимает. Убрал кинжал, обошёл стол и закатил такую истерику, что Эрэб стенами вздрогнул. — Ты меня напугал! — Не похоже… — Орал как ненормальный! — Немного голос повы… — Угрожал! — Ни в коем… — Черт знает в чем обвинял! — Очень даже зна… — А я помочь тебе хотел! Сына твоего воспитать хотел! А ты! Вы меня все тут ненавидите! — Как ты можешь говорить такое? Я тебя люблю! Я просто ревновал! — Ты меня чуть не убил! — Глупости каки… — Глупости?! Ты могучий маг! А я маленький и слабый человечек! — Что не помешало тебе меня в плен… — Ах так! Я еще и виноват! Видеть тебя не желаю! — Ян… — До тех пор, пока не извинишься, я буду спать в своей спальне!        Хрясь!       Дверь, конечно, на одной петле не повисла, но хлопнула знатно. Я отследил эмоции Штефана, предсказуемо закончившиеся раскаянием (Господи, ну нельзя же быть таким… таким… Етить-колотить, хоть охрану возле него выставляй, чтоб плохих людей близко не подпускала) и отправился готовить к приезду Деда остальных. …       То, что затевается нечто грандиозное, я понял с самого начала приготовлений, но виду не подал и даже облегчил заговорщикам задачу: снарядил Коннора и компанию и отправился с ними в Ближнее зимовье, благо поводов туда сгонять было до фига и больше. Мы благополучно достигли цели, провели рискованный эксперимент с магическими кошками (они после снятия с Эрэба проклятий разительно изменились: нападать на людей перестали, ночью не рычали, а ходили вокруг человеческих поселений днем с самыми дружелюбными на свете мордами), а на следующий день отправились в горы.       Я, как и следовало ожидать, сдох первым, а потому большую часть подъёма на одну из ближайших вершин благополучно проехал на могучих плечах легионеров (типа так задумано, для тренировки). Вид с вершины открывался фантастический: и Эрэб видно, и лес как на ладони, и Пустошь, и Башня Дальнего зимовья, скрытого от нас горной складкой, вдалеке виднеется и даже Белое море на солнце вечным льдом бликует. Отличная опорная точка, о чем я пацанам немедленно и рассказал.       Заставил их вырубить в вечном снегу укрытие, оставил там запас еды и комплект одежды, показал, как правильно пристреливаться к потенциальным огневым точкам противника из арбалета, и отчалил в Ближнее зимовье по идеальному многокилометровому склону с ветерком. Лыжи, конечно, не сноуборд, но все равно кайф запредельный.       Коннор и компания после спуска долго в себя приходили (15км разновысотных никем не юзаных горок — это тебе не двести метров вечного дрочилова), а потом невнятными угрозами и льстивыми речами уговорили меня все это еще раз повторить.       И мы повторили. Несколько раз. По другим склонам. На следующий день. В общем, если бы не грозное ворчание Эрэба в магическом шарике Коннора, мы бы, наверное, на неделю там застряли, столько всяких вариантов на покататься организовалось. Пришлось брать ноги в руки и опрометью скакать в замок, дабы сюрприз Штефану не портить.        Мы успели вовремя — он как раз начал панику разводить по поводу отсутствия в замке меня любимого. Пришлось переодеваться на ходу и бежать в его кабинет галопом. — Где ты был? — увидев меня, немедленно успокоился Штефан. — Катался, — захлопал глазками я, понял, что не канает, и перестал кривляться. — В Ближнее зимовье ездили с Коннором. Проверяли, как там чего. — И как там чего? — улыбнулся Штефан. — Хорошо, — вернул улыбку я и залез к нему на колени.       Неуютно мне без него было эти несколько дней. Некомфортно. И на душе гадко. Он же меня любит, а я с ним опять как пиклюк. Он, конечно, сам виноват, и все это было в его интересах, но меня это не оправдывало. Мой пожизненный девиз «Цель оправдывает средства» все чаще казался неприемлемым и неприменимым. Во всяком случае к Штефану. — Мне без тебя ужасно плохо, Ян. Мир? — обнял меня он. Поцеловал в лоб, в щеку, в губы.       Я ответил ему тем же, но сдаваться решил не сразу. Зря, что ли, он извинялку крупномасштабную готовил? — Перемирие. — Я знал, что ты это скажешь, — рассмеялся Штефан и поставил меня на пол. — Идем, у меня для тебя сюрприз. — Люблю сюрпризы, — соврал я и пошел за ним следом.        Мы вышли на смотровую площадку одной из сторожевых башен в тот момент, когда солнце село. Звёзды усыпали безоблачное небо мириадами светлячков, тьма спустилась на землю и вдруг вдали, над кромкой леса, появился… Огненный дракон. Самый настоящий! Ну, это я так подумал сначала. Глупо, конечно, но если в этом мире есть живые замки, то почему бы здесь не водиться драконам?       Штефан взмахнул рукой, и дракон, не долетев до нас буквально километра, взорвался сумасшедшим фейерверком и надписью на полнеба:

«Люблю тебя, Ян»

      Я, если честно, такого не ожидал. Стоял, раскрыв рот, как придурок, любовался разноцветными всполохами и не знал, что делать дальше. Вроде как надо бы срочно Штефану за такое романтическое во всех местах извинение отдаться, а вроде как задницу все ещё жалко. Ну, не то чтобы задницу жалко, просто не готов я был еще для этого действа морально (я подозревал, что недалеко мне до падения в голубую бездну осталось, но вот так, прямо сейчас, — нет), а обманывать Штефана не хотелось. Да и бесполезно — я ж не женщина, хозяйство все на виду.       Меня спас дракон. Точнее, его голова, которая в отличие от остального тела не взорвалась, а прямой наводкой прилетела в соседнюю Башню, разнеся ее к чертям собачьим очень качественно и нереально красочно. — Кажется, твой дракон — сюрприз не только для меня.       Я смеялся, Штефан смущённо теребил уголок своего камзола и делал вид, что ни при чем, Эрэб рвал на себе волосы и грозился наколоть пару татуировок, защищающих замок от рукожопа-хозяина, народ гудел и воспринимать падение башни всерьёз отказывался. Эрэб — дядька щепетильный, враз заделает, дабы ничто его красоту не портило. — Извинения приняты, — обнял Штефана я, когда буря немного улеглась, а Эрэб, на радость поклонникам, эффектно башню восстановил. — И слава богу, — облегчённо выдохнул он. — Штеф, ты должен знать кое-что. — Плохое или хорошее? Если плохое, то не говори, не порти мне настроение. — Хорошее, — потерся щекой о его плечо я. Он погладил меня по спине и поцеловал в макушку. — Я не спал с Джеймсом. Мы притворялись, чтобы никто не узнал, что на самом деле он ни в одном глазу не сумасшедший. Он магов ненавидит, понимаешь? Но сделать ничего не может, вот и сидит в Академии, выпускников проверяет на вшивость. Вдруг кто умный попадётся? Там ведь все знатные и большей частью богатые. Глядишь, и переворот устроить сподобятся. — Ты хочешь устроить переворот? — удивился Штефан. — Не хочу. Но тех, кто его устроит, поддержу. У меня к королю и Верховному магу личные счёты. — А ты, оказывается, злопамятный. — Нет, я просто злой, и память у меня хорошая.       Штефан старой, как мир, шутке рассмеялся и сменил тему. Я его поддержал. О чем еще говорить? Все и так было понятно. Мы долго стояли, обнявшись, под звездами, а когда спустились вниз, решили на танцы с плясками, которые устроил развеселившийся народ, не ходить. Залезли в постель, поболтали о всяком-разном и, перепутавшись руками и ногами, уснули. Мир, дружба, жвачка. Ура, товарищи! …       Конфеты — моя тайная слабость. Я за трюфеля, обсыпанные какао, в меру сладкие, с горчинкой, родину продам, не задумываясь. И вот! В красивой коробке (из-под шляпы Мариши), в три ряда по шесть штук лежали они — невероятно вкусные даже на вид шоколадные трюфеля.       «Сладкой ночи, дорогой», — гласила прикрепленная к коробке записка. — Да ты ж моя двухметровая мимимишка, — умилился я, плюхаясь на постель.       Где Штефан конфеты взял, мне было наплевать (а зря). Я, не жуя, проглотил десять из восемнадцати, и только потом притормозил, чтобы насладиться безупречным вкусом, бархатным послевкусием и непередаваемо-шикарной сладостью. В общем, когда я понял, что с конфетами что-то не так, было уже поздно. Шоколадный яд разлился по венам огненной рекой, будя во мне непреодолимое желание заняться с кем-нибудь сексом. Ох, не к добру это. Ох, не к добру! Я ж наполовину суккуб! Насмерть заебу и глазом не моргну!       В связи с полным отсутствием женщин (не к Марише же подкатывать!), на ум пришел лишь один кандидат — мой законный муж Штефан, которого давно уже стоило проучить. За все! За подарки с подвохом, за беспредельное обожание, за хождение вокруг да около, за терпение, за ревность, за безалаберность, увлеченность нау… ээээ… магией и за… викингосовскую внешность. Я мечтал быть таким, как он, с детства! Чтоб под два метра ростом, косая сажень в плечах, квадратная челюсть и золотые до плеч волосы. И чтоб стоишь, такой, голышом под водопадом, скрытым от мира могучими елями, и неспешно себя любимого ласкаешь: и выпуклые мышцы рук и груди, и все шесть кубиков пресса, и стоящий вертикально, доходящий аж до пупка, член.       Я представил картинку во всех подробностях и вспыхнул адским пламенем. У меня под рукой мужской идеал. Какого хрена я до сих пор его не отымел?! Муж он мне или где?! Писюн мой конкретно подрос, реагируя на глупые вопросы весьма определенно. — Кто не спрятался, я не виноват, — радостно пропел я, избавляясь от верхней одежды (жарко просто пипец как), и ринулся на поиски мужа, распугивая полуголым видом, тлеющими волосами и багровыми очами всех, кто попадался мне на пути. … — Штееефааан, где же ты, мой волшебный слоник? Пришло время попку подставлять, слышишь?       Могильная тишина, в которую погрузился не спящий ни днем, ни ночью замок, завела меня еще больше. Так захотелось Штефана на парадной лестнице голышом распластать, что просто в путь! Ох, не поздоровится его заднице сегодня, ох, не поздоровится. До меня дошло, что со мной что-то не так, только после того, как я мысленно ему отсосал (ни разу не поморщившись!) и в реальности от этого кончил. Однако даже после этого членик мой как торчал параллельно полу, так и продолжил. — Етить-колотить, Штефан! Прибью!       Я перестал дурачиться и рванул в Башню со всех ног. Не за ответом на вопрос «что случилось» — все и так было понятно, а за ответом на вопрос «по злому умыслу или нет». Две двери и три замка меня не остановили — я воспользовался прекрасно себя зарекомендовавшей отмычкой (Штефан, вообще-то, хотел сделать вечную спичку, но получилась миниатюрная горелка, прожигающая все подряд, начиная с деревяшек и заканчивая камнями) и расплавил замки к херам. — Штефан! Ты что в конфеты запихнул? — сходу принялся наезжать на мужа, склонившегося над столом, заставленным стеклянным барахлом, я и врезал ему ладонью по заднице.        Кааайф! Звук шлепка и подпрыгнувший на манер зайца двухметровый парень едва не сорвали чеку с моих заряженных черт знает чем яиц. — Ничего я в них не запихивал, — повернулся ко мне лицом Штефан и изумленно захлопал глазами: — Ян, а у тебя волосы горят… — У меня не только волосы горят, дорогой, — не поверил невинной мордахе я и двинулся на приступ.       Главное его с ног сбить, а уж там я с ним наверняка справлюсь. Скинул на пол штаны и качнул бедрами, демонстрируя стоящий, каплей на конце лиловым отливающий членик. — Ох, ты ж как тебя! — бросился ко мне смутившийся Штефан. — Сколько ты конфеток съел?       Я увернулся и отступил за стол. Итак, вина подсудимого доказана и теперь его ждет неминуемое наказание. — Десять. — Десять?! — замер Штефан. — С ума сошел столько сладкого за раз жрать?! — Люблю конфетки, — хищно улыбнулся я и начал обратный отсчет. Три. Два… — Лучше б ты меня так любил, — сказал Штефан.        Шагнул ко мне, раскрывая объятия, в надежде на то, что (как, видимо, и планировалось) я ему немедленно отдамся… — Сейчас полюблю, — пообещал я, и в следующее мгновение Штефан оказался лежащим мордой вниз на полу.       Я связал ему локти за спиной своими штанами до того, как он понял, что вообще произошло. — Ян? Ты что это такое…        Я заткнул ему рот его же трусами и прижался изнывающим от нетерпения членом к твёрдой, как орех, заднице. Повел бедрами, вклинился между его ног своими. Каааайф! — Ммммм. Мммммм! М! — Не мычи, я все равно не понимаю, — наклонился к уху Штефана я. Отвел прядь золотых волос и… неожиданно для самого себя цапнул его за верхний край уха зубами. — Мых! — неосторожно дернулся Штефан и зажал мой членик меж своих полупопий. Кааайф! — Нравится? — проворковал я и несколько раз лизнул куда придётся: в шею, в ухо, в висок, в щеку. Покачал бедрами. Запустил руку под его рубашку и пересчитал пальцами ребра на его боку. — Мхих! — заерзал подо мной Штефан, приподнялся на колени, и открылся еще больше.       Я взялся за его связанные локти и толкнулся взад-вперед, не отрывая глаз от спины и задницы, которые были великолепны. Восхитительны. Идеальны. Мужская задница — не мужская… Я хотел засадить в нее больше всего на свете! И я это сделал. — Мууоу! — попытался вырваться Штефан, но я загнул его болевым захватом и не дал сдвинуться с места до тех пор, пока не вошёл до конца (етить-колотить, там «того конца»-то, фиг да маленько), а потом…       Потом было уже поздно. Я наполовину суккуб, мои эмоции — великая сила, так что через пару минут сумасшедшего траха он, как и я, забыл обо всем на свете кроме желания продлить кайфовую агонию как можно дольше. Нас штырило так, что когда я перевернул его на бок и заменил кляп на свой член, Штефан с удовольствием взял его в рот. Етить-колотить. Кааайф! Я смотрел на ласкающие меня губы, на распростертое под собой обнажённое мужское тело и не собирался останавливаться. Похуй, что мужик. Меня все устраивает! Это же мой мужик. Да не просто мой мужик, а мой муж. Так что все законно и правильно.       Отпустило меня только после того, как Штефан, лежащий на связанных руках спиной, беспомощный, ошалевший и местами покрасневший, от моего жестокого траха кончил. Я, увидев это, скорчился в судорогах подступающего оргазма, вжался в него изо всех сил и выплеснул все, что копилось во мне с самой первой нашей с ним встречи.       Штефан дернулся и откатился в сторону, роняя меня на пол. Я упал лицом вниз и не нашел в себе сил перевернуться. Слабость, отголоски улетного оргазма, умиротворение и райская лёгкость в яйцах — все это наполнило меня счастьем до кончиков ушей. Всех люблю. Весь мир! И в первую очередь Штефана. Ближе него у меня никого никогда не было. Наверное, стоит сказать ему об этом. — Штеф, я… — Ты что натворил?! — Что? — мигом вскочил на ноги я.       Штефан стоял, опираясь рукой о стол, и с ужасом смотрел куда-то за свою спину. Я проследил за его взглядом и увидел в зеркале его загривок, на котором оранжево-багровым светилось «JAN». Красиво так, с завитушками, чертиковыми рожками на J и хвостиком на N. — Ух ты… — Ух ты?! УХ?! — вызверился Штефан и ринулся ко мне с явно нехорошими намерениями. — Ты! Меня! Да как ты посмел?!       Я увернулся, подставил ему подножку и предпринял стратегическое отступление куда подальше. Ну его в таком состоянии нафиг. Увы. Нафиг не получилось — Штефан вспомнил, что с некоторых пор могучий маг, и запеленал меня в свои сети буквально через пять минут. … Сижу за решеткой в темнице сырой. Вскормленный в неволе орел молодой, Мой грустный товарищ, махая крылом, Кровавую пищу клюет под окном       Птицы бродили по подоконнику туда-сюда на манер часовых. Не исключено, что они ими и были. Штефану теперь зверье захомутать — раз плюнуть. Кругом враги. Кругом! Все поголовно! Заперли меня в спальне. Смотрят как на предателя и не разговаривают. Ретрограды замшелые! Ладно Юлий и компания, но Коннор с Маришей — это ж ни в какие ворота не лезет. Клюет, и бросает, и смотрит в окно, Как будто со мною задумал одно; Зовет меня взглядом и криком своим И вымолвить хочет: «Давай улетим!»       Сбегу. Точно сбегу! Феодалы хреновы. Подумаешь, лорда Церберуса нагнул. Мне он в первую очередь муж, а уж потом лорд и хозяин. И я ему муж! Хочу — и нагибаю. Да. Именно так. Хочу. Пипец как сильно! Ради повторения сумасшедшего траха в Башне я был готов на многое — даже на то, чтобы Штефану в ответ отдаться. Чтоб по-честному. А не по-феодальному! Устроили, етить-колотить, массовую истерику: «на честь старшего мужа покусился», «основы миропорядка нарушил», «лорда обесчестил». Хорошо хоть голову не отрубили и яйца не отрезали. «Мы вольные птицы; пора, брат, пора! Туда, где за тучей белеет гора, Туда, где синеют морские края, Туда, где гуляем лишь ветер… да я!..»       Я сел на постели, перестал думать о всякой херне и сосредоточился на насущном. Дальнее зимовье. Если повезёт, перевал и обходная дорога. Ну и Штефан, который со мной почти две недели не разговаривал. Не знаю, кто и что ему в уши пел, но больше это безобразие я терпеть не собирался. Выманю его из замка и разберусь один на один. Поговорю, наконец, как мужик с мужиком, а не как пиклюк с хозяином. Дела делать надо, а не безмозглым цветуечком притворяться. Да и секса хочется. Такого, чтоб искры из глаз и башка пустая. — Пора прогуляться куда подальше, — сказал я себе и потайными ходами обошёл нужные мне места: кухня, Кладовка, конюшня.       Эрэб вился рядом, но молчал и сдавать Штефану не рвался. Как ни странно, он был на моей стороне. Я спросил его «Почему?» перед отъездом. — Если бы у меня был муж, я бы им тоже владел, а иначе… Разве ж это любовь? — Скажи это Штефану, — махнул на все рукой я.       Дождался первых отблесков рассвета, вывел навьюченного по уши Лютика из конюшни и, не скрываясь, выехал из замка. Шагом. Наглость — второе счастье, а вкупе с непрошибаемой уверенностью в себе так и вовсе первое. …        Я стоял на площадке смотровой Башни Дальнего зимовья и офигевал. Долго офигевал. Как можно было обозвать замок, по размерам лишь вдвое меньше Эрэба, зимовьем? Четыре Башни на крепостной стене, донжон, конюшня и дом для прислуги. Тоже мне, избушка для охотников! Понятное дело, большая часть помещений была закрыта, но сам факт.       Я облазил замок вдоль и поперёк, обнаружил в одном из углов сильно изрезанной крепостной стены купальню с тёплой, пузырящейся каким-то приятно пахнущим газом водой и решил забить и на перевал, до которого было рукой подать, и на обходную дорогу. К черту, я влюбился! В замок, который был компактным и изящным, но при этом грозным и ни хрена не игрушечным. В окружающие его горы, на склонах которых практически не было скал, расщелин и бездонных пропастей — сплошные горнолыжные трассы длиной не менее десяти километров. В чистоту и непорочность того, что меня окружало.       В общем, когда в замок явился Штефан (в сумерках, верхом на коне и в сопровождении магических тварей, которые разве что сапоги ему не лизали), я с ним ругаться передумал. Ему надо, пусть он со мной и ругается. Разделся под его немигающим взглядом и плюхнулся в купальню. Блаженство! — Я так понимаю, ты в содеянном со мной раскаиваться не собираешься, — сказал Штефан, поглаживая одну из кошек по голове.        Я им прям залюбовался: могучий викинг в коже и шкурах со снежным барсом накоротке. Картинка, а не мужик! Конечно, без одежды он бы смотрелся еще шикарнее, но это потом. Когда помиримся и сексом займемся. — Ян, прекращай, — покраснел Штефан, уловив исходящие от меня флюиды. Скинул меховую накидку, растегнул воротник кожанки и присел на край купальни. — Нам надо поговорить! — Тебе надо — ты и говори, — пожал плечами я. — А тебе не надо? — Нет. В отличие от некоторых я могу месяцами не разговаривать. И обижаться на всякую херню тоже… — Моя растраханная тобой задница — это не «всякая херня», — возмутился Штефан. — А моя, значит, всякая? — пошел в наступление я. — Почему ты меня нагибать можешь, а я тебя нет? Я, между прочим, княжич. Гипотетический наследник целой страны! А ты всего лишь пограничный лорд. — Я твой муж! — А я твой. — Я тебя вдвое больше! — Ага. А твой хер втрое больше моего, но это не значит, что я втрое больше от него удовольствия получу. Скорее наоборот! — Ты живёшь в моем замке и по моим правилам, — сказал Штефан, когда аргументы кончились. — Мои люди не будут меня уважать, если я позволю тебе командовать! — С каких пор тебя волнует мнение окружающих? — спросил я. Нырнул под воду, проплыл пару метров и вынырнул возле него. — С тех самых, как ты у меня появился, — ответил Штефан, опуская руку на мою голову. — Твоя жизнь в моих руках, и я хочу, чтобы ты прожил ее долго и счастливо вместе с человеком, которого любишь и уважаешь. Которого все уважают! — По-твоему то, что я тобой овладел, — это признак моего к тебе неуважения? — Да. — А по-моему, это признак того, что я тебя люблю-не-могу. — Любишь? — не поверил Штефан, но руку с моей головы на мое плечо передвинул и вперёд наклонился.       Я сместился на пару-тройку сантиметров в сторону, чтобы место для маневра освободить. Переговоры на тему любви и секса лучше проводить голыми в джакузи, это все знают. Не разденется в ближайшие пару минут — будет в одежде купаться. — Люблю. — Правда-правда? — Да. Проклятие Велимира помнишь? Оно на меня больше не действует. Если бы я тебя не любил, то никакие конфетки мой член бы не подняли. — И то верно, — заулыбался Штефан. Наклонился. Поцеловал в губы. Отстранился и сразил меня наповал: — Я не знаю, кто ты такой, но я безумно рад, что завоевал твоё сердце. — Что значит: «Не знаешь, кто я такой»? — похолодел я.       Он что, знает, что я не пиклюк? Этого еще не хватало! Как я ему мое в это тело попадание объяснять должен? Может, я его неправильно понял? — Ты не тот человек, в которого я на балу у короля влюбился. Ты в сто раз лучше, умнее и опаснее. — С чего ты взял? — Я умею наблюдать, Ян, иначе какой из меня получился бы экспериментатор? — И что ты "наблюл"? — отплыл к противоположной стенке купальни я.       Нет, вы только гляньте на него! Наблюдал он. Выводы делал. Тихушник хренов. Хоть бы намекнул! — Много чего, — поднялся на ноги Штефан и начал раздеваться как тогда, в первую брачную ночь.        Вот только в этот раз я смотрел на него другими глазами и ерзал в воде с нетерпением. Хотел прикоснуться к нему. Хотел поцеловать, покусать и погладить. Везде. Губами. Руками. Членом. — Ян, не сбивай с мысли! — охрип Штефан и ускорился.       Кожанка. Рубашка. Ремень на бриджах. Сапоги. Бриджи. Я облизал пересохшие губы. Красавчик с большим хером. Мой красавчик. Плевать, что думают о нем другие! — Ян, погоди, я же не все сказал, — простонал Штефан, откидывая штаны в сторону. — Потом поговорим, — не выдержал я. Метнулся к нему и хитрым захватом свалил в воду.       Как я и думал, Штефан, попав в мои загребущие ручонки, разговоры разговаривать передумал. Облапал меня всего, затянул в одуряющие поцелуи, утопил в эмоциях и… нагнул. Несколько раз подряд. В купальне. В спальне. И даже на кухне перед камином, куда мы приперлись после того, как я начал клацать зубами от холода в спальне.       Мне было так хорошо, что я и не думал выкобениваться. Мое имя выбито на его загривке, мой член побывал в его заднице, его душа — моя. Он весь мой! — Твой, — соглашался Штефан и заворачивал в очередной немыслимый крендель, чтобы трахнуть по-новому.       Или исцеловать с ног до головы. Или задницу мою растраханную вылизать. Или самому моим губам и рукам подставиться. Я послушно целовал, ласкал, брал в рот подставленное и не думал ни о чем вообще. Потом подумаю, когда натрахаюсь вдоволь. …       Двое суток мы даже не пытались одеваться. Двое суток мы трахались, как ополоумевшие весенние кролики, наверстывая месяцы воздержания. Двое суток мы любили друг друга, не скрывая эмоций. А потом Штефан пришёл в себя и начал задавать неудобные вопросы. Я юлил до последнего, но он воспользовался моим беспомощным во время очередного любодеяния состоянием и меня расколол.       Слава богу, ничего страшного после этого не случилось: Штефан нос задумчиво почесал, до оргазма обоих довел и вопросами о моем мире заколебал. Я запросил пощады ближе к утру (шутка ли, почти сутки болтать, рта не закрывая) и уломал-таки Штефана сгонять на перевал. — Не любопытства для, а безопасности ради. Мы должны знать, что по ту сторону Гарнакского хребта творится. — Да ничего там не творится, — попытался отмазаться Штефан. — С той стороны к нам в гости лет пятьсот уже никто не приходил. — Стоп. Я правильно понимаю, что оттуда когда-то кто-то сюда все-таки приходил? — Да. Катайсы. Маленькие, желтокожие и очень многочисленные. Дальнее зимовье для отражения их атак и построили. — Охренеть. Почему ты мне этого раньше не рассказал? И почему здесь никто не живет?! — Ян, это было пятьсот лет назад и закончилось, не начавшись. Мы построили этот замок, снесли их многотысячные отряды в пропасть магией и не потеряли при этом ни одного человека. — Времена меняются, — нахмурился я, выбрался из рук Штефана и отправился одеваться. — Выходим через полчаса. — Но… — И ни минутой позже! — Капризным беспомощным малышом ты мне нравился гораздо больше, — проворчал Штефан, поднимаясь.       Я подошёл к нему, решительно поцеловал в губы и улыбнулся так, что его перекосило: — Скандал хочешь? Истерику? Могу устроить. — Не надо, — мигом передумал Штефан.       Я кивнул и пошел дальше собираться, а он помолчал недолго, а потом добавил, заставляя меня каменеть: — Оказывается, я совсем тебя не знаю. — Если ты намекаешь на то, что можешь меня настоящего разлюбить, то имей в виду — я тебя никому никогда не отдам, — сказал я, не оборачиваясь. — Ты в ответе за того, кого приручил, особенно если это жестокий иномирный мужик, у которого руки по локоть в крови. — Никому и никогда не отдашь, говоришь? — подошёл ко мне Штефан. Обнял. Сложил подбородок на мою макушку. — Да. Ты мой. — Ладно, — легко согласился Штефан и заулыбался так, что я, не глядя, почувствовал. — Что смешного? — Ты три месяца бегал от меня, а теперь так грозно шипишь, что никому не отдашь… — Не надо было меня соблазнять и подарками заваливать, — огрызнулся я, скрывая смущение. Кто бы мог подумать, что я — тот еще ревнивый собственник? — Я же сказал, что знаю путь к твоему сердцу. — Лучше бы ты знал путь в обход земель Гераклиусов, — сменил тему я. Хватит с меня мимишек. — Знаю. Показать?        Я Штефана не придушил, только потому что вовремя вспомнил, что ни разу с ним на эту тему не разговаривал. … — Вон там тросы натянуты, видишь, под горой, которая как голова барса. — Угумс. — А потом за неё уходишь, там пологий склон и тропа до леса, который идет по краю владений лорда Аннадейла. По нему, вдоль скал, а иногда и среди них доходишь до городка Харон. Там переправляешься через реку и оказываешься на землях Торговой Гильдии. — Угумс. — Наши предки от Дальнего зимовья до Харона в дневной лыжный переход укладывались. Это потом по лесу удобную конную дорогу проложили, а сначала только так в центральную часть Срединного королевства и добирались. День пути на лошадях до Дальнего зимовья и день на лыжах до Харона. — Угумс. — Ян, тебе неинтересно? — Очень интересно. Ты говори, не отвлекайся, я за тобой слово в слово записываю. — Да я уже все сказал. Пойдём в городок? — Нет. Мы идём на перевал.       Я убрал бумагу, на которой откровения Штефана записывал, во внутренний карман куртки, проклиная себя последними словами. Нормальные, етить-колотить, герои всегда идут в обход. Ладно я, но Коннор! Какого черта он не додумался спросить своего лорда об обходной дороге?! Вернёмся, шею ему сверну за это! Пипец сколько времени зря потратили. — Дался тебе этот перевал, — поморщился Штефан, ерзая на лыжах туда-сюда. — А ты, я смотрю, к нему тоже неравнодушен, — наклонился проверить крепления на своих лыжах я.       В этот раз я тестировал нечто, позволяющее и бегом бежать, и с горы спускаться. — Я к тебе неравнодушен, — приложил мне по заднице ладонью Штефан. Не рассчитал силу и уронил меня носом в сугроб. — Ну все, ты попал! — отплевался от снега я. — Догоню — и хана твоей заднице!       Штефан тратить время на разговоры не стал и сиганул с горки, на которой мы стояли, быстрее ветра. Я прям завелся. Задницу ему свою для меня жалко! Ах ты ж тушка благородная! Превосходительство высокомерное! Заебу. Поймаю и заебу. До изнеможения! Суккуб я или где?        На узкую площадку седловины двух гор мы забрались практически одновременно, но только благодаря мне и нашим белоснежным горнолыжным костюмам нас не заметили часовые, что стояли на скалах в паре километров от перевала. Я уронил растерявшегося Штефана в снег, приказал лежать трупом и пошуршал на разведку.       Увиденное повергло меня в злую печаль. Почему я появился в этом мире тогда, когда местные китайцы решили его под себя перекроить? Пятьсот лет сидели себе тихо, и на тебе, товарищ майор, выкуси. Судя по тому, что тьма тьмущая катайсев саранчой двигалась в гору не по снегу, а по добротным дорогам и мостам, покорение Северных земель они планировали давно и очень тщательно. Раз знание того, что за перевалом живут грозные маги, их не остановило, значит, у них есть на магов управа. Ну что ж. А у меня управа найдётся на них. — Хер вам, а не Северные земли, — зло сплюнул в снег я и вернулся к Штефану, который не послушался моего приказа и заглянул одним глазком за перевал.       Увиденное повергло его в печаль еще большую, чем моя. Он хмурился, кусал губы и что-то придумывал все то время, что мы к Дальнему зимовью спускались (против двух часов утомительного подъема десять минут кайфового нежесткого слалома). Я решил впереди паровоза не бежать и по прибытию в замок честно спросил: — Штеф, что будем делать? — Для начала сообщим королю, — предсказуемо ответил он. — Ситуация крайне серьёзная, одни мы не справимся.       Я спорить не стал (посмотрим, что король скажет, мало ли, может, и правда людей выделит) и последовал за ним в кабинет, где Штефан стер с магического шара пыль и провел самые короткие переговоры из всех, что я слышал. — Лорд Церберус, из нас двоих пограничный лорд вы, — сказал весьма бледный на вид король, нервно потягивая вино из бокала. — Вам с ними и разбираться.       Все.       Штефан от такого хамского обращения аж заискрился. Пришлось успокаивать и отвлекать. Всяко-разно. Целых десять минут. Мда. Он кайф словил, а я на бобах остался, потому что магический шар ожил и явил нам Верховного мага Велимира. — Слышал, гости к вам с Востока идут в больших количествах, — с лёгкой насмешкой в голосе сказал он, пожирая полураздетого и явно возбужденного меня глазами. — Идут, — кивнул Штефан, задвигая меня за спину. — Король нам помогать отказался. — Естественно. Ему сейчас не до вас. — А вам до нас есть дело? — Если честно, то мне есть дело только до Вишенки, — ответил охреневший вкрай Велимир, вытягивая шею, чтобы меня увидеть. — Я помогу вам при условии, что раз в год, один летний месяц, он будет проводить у меня дома. — Проводить у вас дома или у вас в постели? — заскрипел зубами Штефан.       Я обнял его за талию и прижался щекой к спине, насылая спокойствие и умиротворение на его бешено стучащее сердце. Не искри. Не выдавай себя. Незачем ему знать о твоей силе. И помощь его нам нафиг не нужна. Сами справимся. — Это одно и то же. — Пошёл на хуй, старый пердун! — выступил из-за спины чуток успокоившегося Штефана я. — Ещё раз подобное предложишь — жизнь положу, но яйца тебе отрежу. Да так, что обратно ты их никакой магией не пришьешь! — Это ваш окончательный ответ? — Да, — хором ответили мы. — Вы об этом горько пожалеете! — в сердцах сорвал шляпу с головы Велимир и отключился. — Мы остались одни против сотен тысяч желтопузых хищников, — осел в кресло Штефан. — Гениальные идеи есть? — Конечно, — залез к нему на колени я. — Не паникуй, у нас есть пара месяцев в запасе и все необходимое для того, чтобы эту войну выиграть. — Серьёзно? — Да. Но самое главное, что у нас есть, — это команда: сильный маг, опытный военный, мудрый учитель и оживший древний замок. Мы такого наворотим — твои великие предки тебе на том свете стоя рукоплескать будут. — Умеешь ты боевой дух поднять, — улыбнулся Штефан. Обнял меня крепче крепкого. — Умею, — согласился я и решил не тянуть кота за хвост. Что нам терять? — Раз уж пошла такая пьянка, то, может, пора объявлять себя независимым государством? — Зачем? — Я слышал, король людей своих за данью на днях к нам прислать должен. Мы их на законных основаниях на хуй пошлем, а на сэкономленные деньги необходимые припасы купим. — А если король войско отправит? Нас усмирять. — Флаг ему в руки, барабан на шею и лавину навстречу. — Ян! — Что? Мы на это войско катайсев натравим. Пусть сражаются, нам меньше достанется и от тех, и от других. — У тебя на все есть ответ, — после недолгого раздумья сказал Штефан и неуловимо расслабился. — Мне кажется, если к нам настоящий дракон пожалует, ты и с ним одним махом разделаешься. — Кто к нам с чем придёт, — хмыкнул я, поглаживая его по плечу, — тот тем в ебало и получит.        Штефан рассмеялся и со всеми моими предложениями согласился. Он, конечно, лорд Церберус и все такое, но и я не лыком шит. То ли княжич, то ли суккуб, то ли майор, то ли пиклюк. Одним словом Вишенка. На Штефановском торте. Лучше не придумаешь. …       Ночь. Спальня. Смятая постель. Суровый золотоволосый мужчина спит, обнимая хрупкого лилововолосого парня обеими руками словно свадебный торт венчающую его вишенку. Татуировки на их спинах сияют неярким светом, потому что в комнате они сейчас не одни. Дьявольски красивая женщина стоит возле кровати и задумчиво улыбается. Поправляет тонким гибким хвостом сползающее с них одеяло и шепчет одними губами: — Вы будете жить долго и счастливо, мальчики мои. Обещаю. Я вас одних в битве с нечистым не оставлю. — Кто здесь? — вскидывает голову лилововолосый, но красотки давно уже след простыл. Суккуба, если он сам того не желает, поймать невозможно. — Ян? — немедленно просыпается следом золотоволосый. — Что случилось? — Ничего, — укладывается обратно парень. Заворачивается в мужа и уютно сопит ему в бицепс. — Сон приснился странный, будто мама рядом стояла. — Разберемся с катайсами и королем, займемся твоей мамой, — сонно шепчет ему в ухо золотоволосый. — Ты прав, все надо делать по порядку.       Они засыпают и даже не подозревают о том, что все самое интересное в их жизни только начинается. 25.12.2017г