Между Севером и Югом

Оказавшись в покоях нового регента, леди Нэнэ первым делом подошла к Мицунари и, стянув с него бело-розовый парик, произнесла: — Он тебе не идёт. Уж либо твой обычный рыжий парик, либо… ничего. Кстати, не соизволишь объяснить, для чего это ты нацепил на себя эту штуку, которую впору только выкрасить да выбросить, ну или сжечь? — добавила она, небрежным кивком указывая на парик. — Леди Нэнэ, отдайте! — взмолился регент. — Это… Это действительно необходимая для меня вещь. Вы просто не понимает того, насколько он мне нужен, этот парик, — добавил он, глядя куда-то в сторону. — Что такое, Лисёнок? Ты лысеть начинаешь? — лукаво прищурившись и делая вид, что оглядывает своего любимца с ног до головы, произнесла бывшая куноити. — Хм… Да вроде бы не похоже… Но тогда для чего тебе понадобилась эта, прямо скажем, уродливая вещица? — Вам этого не понять, — повторил Мицунари. — Впрочем, — добавил он. — Так и быть, я скажу вам для чего мне это нужно. Леди Нэнэ, наследник растёт и, мне кажется, что он… всё больше становится похожим на своего настоящего отца. Именно для того, чтобы наше с ним сходство не бросалось в глаза всем и каждому, я принял решение носить не рыжий парик, а белый. — Очень предусмотрительно, — кивнула Нэнэ. — Но увы, совсем не мило… Ты хоть в курсе того, как тебя называют с некоторых пор? — добавила она, усмехнувшись. — Белый Лис с горы Сава, — это теперь твоё прозвище. И это тебя нисколько не волнует? — Мне нет дела до того, как меня кто называет, — покачал головой регент. — Да и к тому же, — добавил он. — Белый Лис — не худшее прозвище, чем Рыжий Ёкай, как меня называли прежде. — Ну, что же, дело твоё, — пожала плечами бывшая куноити. — Если тебе и вправду наплевать на собственную репутацию, то пусть будет так… В конце концов, — добавила она, задумчиво глядя в окно, за которым уже синели ранние зимние сумерки. — Я пришла сюда не для этого… Лучше скажи мне вот что, Лисёнок: как долго ещё ты будешь делать вид, что ничего не видишь и не замечаешь? — Не вижу и не замечаю? — переспросил Мицунари. — Это вы о чём, леди Нэнэ? — Да так… — с деланной обречённостью махнула рукой вдова кампаку. — Ни о чём, в общем-то. Просто мне интересно, сколько ещё вы с госпожой Ёдо будете продолжать свою игру в полное безразличие друг к другу? Регент только покачал головой. Чем дольше он слушал женщину, которая некогда заменила ему мать, тем меньше он понимал, о чём та говорит. — Я не понимаю вас, леди Нэнэ, — произнёс он. — Извольте объясниться, что именно вы хотите донести до меня этими своими невнятными и совершенно непонятными полунамёками. — Ох, кажется, ты не так и умён, как об этом все говорят, — покачала головой Нэнэ. — Ладно, раз уж ты не понимаешь намёков, то я буду говорить честно, открыто и откровенно, называя при этом имена всех заинтересованных в этом персон… Итак, Мицунари, — добавила она. — Как долго ты будешь продолжать делать вид, что госпожа Чача тебе совершенно безразлична тогда, когда на самом деле ты не переставал любить её все годы, прошедшие с дня вашей с ней первой встречи? Я понимаю, что она сама, как женщина, да к тому же ещё мать наследника и вдова бывшего правителя страны не смеет первой произнести слова признания. Но ты-то, ты чего ждёшь? Регент замер посреди своего кабинета, непроизвольно открыв, а потом захлопнув свой веер. — Кто вам сказал, леди Нэнэ, будто я когда-то вообще любил госпожу Чачу? — произнёс он дрогнувшим голосом. — А, может быть, — добавил он. — Вам это просто приснилось, пока вы проводили свои дни в отдалённом монастыре, готовясь стать монахиней? — И ничего мне не приснилось! — замотала головой бывшая куноити. — А насчёт того, кто сказал… Я сама это прекрасно вижу, у меня, знаешь ли, отличное зрение и такие вещи, как страстные взгляды, которые вы до сих пор с госпожой Ёдо украдкой бросаете друг на друга, уж конечно не могут остаться мною незамеченными. К тому же, — добавила Нэнэ. — Чача сама мне об этом рассказала ещё тогда, когда она только ждала наследника. Мицунари внезапно расхохотался, что для него было редкостью: обычно он старался вести себя сдержанно и ничем не выдавать ни чувств, ни эмоций. — Госпожа Ёдо сама сказала вам об этом? — произнёс он, отсмеявшись. — О том, что она меня любит?! Вот уж вздор! Она, если и могла что-то вам сказать обо мне, так это только то, что нет никого на свете, кто был бы ей более ненавистен, чем я. — Ну-у… — протянула Нэнэ. — Если говорить по-правде, то именно это она мне и сказала. Но дрогнувший голос и отведённый в сторону взгляд выдали мне её истинные чувства. Если уж говорить начистоту, — добавила она. — То ты никогда не был безразличным для неё. Чача могла и до сих пор может говорить сколько угодно о том, как же сильно она тебя ненавидит и презирает за твою слепую преданность к уже покойному тайко, но при этом она ни на миг не переставала испытывать по отношению к тебе чувство наподобие влюблённости. Конечно же, она не могла никому об этом сказать до тех пор, пока был жив Хидэёши, в том числе и тебе. Но теперь, когда вы оба стали свободными людьми, что мешает вам с ней быть вместе? Гордость или, скорее, гордыня? Высокомерие — твоё или с её стороны — неважно? Или может, поистине ослиное упрямство, свойственное вам обоим? Регент покачал головой. — Вам не понять этого, леди Нэнэ, — уже в который раз за этот вечер произнёс он. — Но ни я, ни госпожа Ёдо не испытываем друг к другу ровным счётом никаких чувств, кроме полнейшего безразличия к ней с моей стороны и ненависти ко мне — с её. И я уже просто не знаю, что мне нужно сказать или сделать для того, чтобы убедить вас в том, что я ничуть не лукавлю и не пытаюсь вас обмануть или же уйти от ответа. На губах бывшей куноити мелькнула хитрая улыбка. — Ты не знаешь, Лисёнок, зато я знаю, — хихикнув, сказала Нэнэ. — Если ты так уверен в том, что ты безразличен Чаче… то есть, я хотела сказать, госпоже Ёдо, то почему бы тебе не предложить ей стать твоей наложницей? Это поможет тебе выяснить её чувства, а заодно и убедит меня в том, то она и вправду тебя ненавидит, конечно, если это именно так и есть… Ну, что, идёт? — Нет, не идёт! — Исида со всего размаху стукнул свёрнутым веером по столу, за которым обычно работал. — Леди Нэнэ, да как вы вообще можете такое мне предлагать?! Вы что, решили в кои-то веки снова заняться сводничеством? Но в таком случае, почему именно меня вы выбрали своей жертвой? Отчего бы вам не попытаться найти новую наложницу кому-нибудь другому? Скажем, Киёмасе или Масанори? Они же вроде как тоже ваши обожаемые и ненаглядные «дети»? К тому же, в отличие от меня, они уж точно не откажутся. Так для чего вам так жестоко подшучивать именно надо мной? Или, может быть, я чем-то прогневал вас в детстве, а сейчас вы об этом вспомнили и решили на мне отыграться за те давние, уже давным-давно забытые мною шалости? — Подожди-ка! — даже обиделась бывшая куноити. — Хочешь сказать, что я когда-то занималась сводничеством? Интересно, кто и когда тебе об этом сказал? — Никто не говорил, — с усмешкой покачал головой Мицунари. — Я сам это видел. Более того, — добавил он, раскрывая свой тэссен и обмахиваясь им, хотя в помещении и было ничуть не жарко. — Более того, это ведь именно я был втянут вами и покойным кампаку в заговор, который вы, леди Нэнэ, и придумали. Надеюсь, мне не нужно говорить, о каком это заговоре идёт речь? В это время дверь кабинета приоткрылась и на пороге появился Шима Сакон. — Там это… — немного запнувшись, слегка дурашливым тоном произнёс он. — Кобаякава прибыть изволил. Вас, господин регент, видеть хочет-с. Мицунари аж в лице изменился. — Убью мерзавца! — резко побледнев, воскликнул он, с лязгом захлопывая тэссен. — Прямо вот на месте сейчас, этим самым веером забью до смерти! — Э-э, а я-то тут при чём?! — опешил Сакон, отнёсший угрозы регента на свой счёт. — Ладно, я понимаю, что без приглашения и даже без стука зашёл и помешал вашему с леди Нэнэ разговору. Но веером-то забивать меня за что? — Да не тебя! — махнул рукой Исида. — А Кобаякаву. Если он думает, что я прощу ему то, что он сделал, то — нет. Он заплатит у меня за всё: и за своё предательство, и за смерть верных мне людей… Сказав так, регент подобрал с пола и снова водрузил на голову свой белый парик, который так не понравился леди Нэнэ, после чего направился в главный зал, где ещё при предыдущем правителе проводились все приёмы. Сакон, извинившись перед бывшей куноити, поспешил за ним. — Ты всё не так понял, Мицунари! — воскликнул он, догоняя регента. — Это не тот Кобаякава, не Хидэаки. А Такакаге. — Да хоть кто!.. — возмущённо воскликнул Исида, и тут наконец до него дошло. — Так, подожди-ка! — резко обернувшись в сторону Шимы, произнёс он. — Хочешь сказать, что глава клана Кобаякава самолично изволил сюда пожаловать? Но зачем? Какого ёкая ему понадобилось в Осаке, особенно если учесть, что, по слухам здоровье у него в последнее время не очень хорошее? Чего ему в своей провинции не сиделось? — Да я откуда знаю? — пожал плечами Сакон. — Может, почтение тебе выразить хочет, а может, за своего непутёвого приёмного сынка извиниться приехал… Слушай, ты бы лучше у него у самого об этом спросил, а не у меня, ладно? — Конечно, я спрошу у него об этом, — кивнул Мицунари. — Непременно спрошу и об этом, и о многом другом… Кстати, он уже там, в зале? — добавил регент, указывая кивком на закрытую дверь. — Ну-у… — протянул Шима. — Вообще-то нет, наверное. Когда я его видел перед тем, как за тобой отправиться, он как всегда кокетничал с придворными дамами. И не скажешь ведь, что уже в возрасте, верно? Вот уж правду говорят: седина в бороду, бес в ребро. В это время в коридоре послышался весёлый смех, а через пару минут появился ни кто иной, как сам глава клана Кобаякава собственной персоной. Да не один, а в сопровождении как минимум пяти или шести придворных барышень, которые вели себя в его присутствии примерно так же, как в наше время ведут себя фанатки, оказавшиеся рядом с любимым айдолом: то есть наперебой приставали к нему со всякими глупостями и мило выкрикивали «Кья-я!» — Вы ничуть не меняетесь, Такакаге-сама, — с восхищением глядя на предмет своего обожания, воскликнула одна из сопровождавших его девиц — к слову сказать, придворная дама одного из самых высоких рангов. — Наверное, вам известна тайна вечной молодости? — Не поделитесь ли с нами этим своим секретом? — мило хлопая ресницами, произнесла другая барышня. — Ой, ну, пожа-алуйста, Такакаге-сама! — состроив жалобную гримаску, протянула третья. — Ох, ну что вы, что вы! — скромно потупив взор, бормотал сам «виновник торжества». — Не стоит, милые леди, право слово, не стоит… Я вовсе не знаю ни о каком секрете вечной молодости… Да и зачем он тому, кто и так ещё молод, если не сказать, юн? — добавил он, смеясь. — Мда… — покачал головой Сакон. — Мицунари, напомни мне, пожалуйста, сколько лет этому «юноше»? Если не ошибаюсь, полтинник он уже, вроде бы, разменял? И ты ещё, кажется, что-то говорил мне недавно о том, что глава клана Кобаякава в последнее время очень плохо себя чувствует и почти не покидает свои покои в родовом поместье. — Говорил, — сдержанно кивнул головой регент, словно бы невзначай похлопывая по ладони свёрнутым веером. — Но, как я погляжу, плохое самочувствие вовсе не мешает ему напропалую заигрывать с придворными дамами… Не так ли, Такакаге-сан? — добавил он, обращаясь уже непосредственно к Кобаякаве. — Ох… — сокрушённо покачал того головой. — Это вы, господин регент? А я вас… кхм-кхм… сразу и не заметил, — добавил он извиняющим тоном, лучезарно при этом улыбаясь. — Знаете, что-то у меня в последнее время зрение совсем плохим стало, наверное, и вправду старею. — Однако это вовсе не мешает вам ухлёстывать за женщинами, — сухо заметил Мицунари. — Господин Такакаге, — добавил он и в голосе его уже явно прозвучали угрожающие нотки. — Вы прибыли сюда, ко двору наследника Хидэёри, только лишь для того, чтобы заигрывать с придворными дамами? Или, может быть, у вас и вправду имеется ко мне дело, которое и привело вас сюда? Такакаге обернулся в сторону продолжавших окружать его барышень. — Прошу меня извинить милые леди, — произнёс он. — Но я должен вас временно покинуть. Дела, знаете ли, дела… — добавил он, с сожалением разводя руками. После этого он, отвесив небрежный, но в то же время изящный поклон своим поклонницам, зашёл в приёмный зал, дверь которого гостеприимно распахнул перед ним Сакон. — Прошу! — произнёс он, едва заметно кивнув. — Господин регент давно уже желал вас увидеть. Как хорошо, что вы сами, не дожидаясь его вызова, изволили сюда приехать. Кобаякава сделал вид, что не расслышал. Он молча прошёл мимо начальника дворцовой гвардии и сел на пол там, куда ему указал регент, который, в свою очередь, занял кресло, стоявшее на небольшом помосте. — Я жду ваших объяснений, господин Кобаякава, — даже не снизойдя до приветствия, ледяным тоном произнёс Мицунари. — Вам ведь есть, о чём мне поведать, не так ли? Иначе бы вы сюда не приехали. Такакаге решил прикинуться глупее, чем он был на самом деле. — Прошу меня извинить, — покачал головой этот истинный сын Мори Мотонари — такой же хитрый и скрытный, как и его отец. — Но я, право слово, не понимаю, о чём это вы говорите. Исида, раскрыв веер и пару раз обмахнувшись им, с усмешкой покачал головой. — Всё вы понимаете, Такакаге, — произнёс он. — Но, раз уж вам так нравится играть роль законченного идиота, так и быть, я скажу, что именно я желал бы от вас услышать… Скажите, это ведь ваш приёмный сын, Хидэаки, вас сюда подослал или как минимум, уговорил приехать ко двору наследника? — Хидэаки? — деланно изумился Такакаге. — Но я уже несколько лет не видел его, с тех самых пор, как переехал в провинцию, а он остался в столице. Это была наглая и беззастенчивая ложь: на самом деле Такакаге не только видел не так давно своего приёмного сына, но и предоставил тому убежище в своём замке Михара после поражения Восточной армии при Сэкигахаре и панического бегства её военачальников. Глава клана, разумеется, выбранил Хидэаки, но не за предательство, а за то, что тому не хватило ума верно высчитать, кто же одержит победу и примкнуть к будущему победителю. На взгляд Такакаге, именно это и было непростительной ошибкой, которую совершил его приёмный сын: клан Мори всегда славился расчётливостью и предусмотрительностью, ни один из его глав никогда не допустил бы подобного промаха. Тем не менее, Такакаге, прекрасно отдавая себе отчёт в том, что у него уже больше может и не быть возможности обзавестись новым наследником, решил попытаться уберечь Хидэаки от вполне заслуженного им наказания, из-за чего и явился в Осаку ко двору в надежде на прощение. — Не видели его уже несколько лет, вот значит, как? — поигрывая своим веером, хмыкнул регент. — Ну, что же, хорошо, если это так. — Вы мне не верите? — даже обиделся Кобаякава. — Но отчего же? Разве я хоть раз вас обманывал? — Меня — точно нет, — покачал головой Мицунари. — А вот покойного тайко, насколько я припоминаю, вы, господин Такакаге, несколько раз пытались обвести вокруг пальца… Впрочем, не будет вспоминать о давно прошедшем, — добавил он. — Поговорим лучше о настоящем. И прежде всего, повторюсь: для чего вы прибыли в Осаку? Уж, верно, не затем, чтобы заигрывать с придворными дамами? Такакаге понял, что если он и дальше будет прикидываться дурачком, то сделает только хуже, а потому снова стал серьёзным. — Господин регент, — произнёс он тоном, полным сожаления. — Мне и в самом деле очень жаль, что так получилось. Поверьте, если бы я знал о том, что Хидэаки решится вас предать, я бы лично негодника придушил, чтобы впредь ему неповадно было так поступать. Но я действительно ни о чём не знал… А сюда я приехал только с одной целью, — добавил он, глядя на своего визави честными-честными глазами — такой взгляд бывает у людей, которые никогда не лгут и не лукавят. — Я хотел попросить вас не обрушивать гнев на наши дома: Мори, Киккава и Кобаякава. Сами подумайте, разве я или кто-то из моих родственников может быть повинен в том, что Хидэаки предал вас? Ведь все мы, за исключением Мори Тэрумото, который был вам верен и помог одержать победу в решающем сражении, даже не знали о том, что происходило при дворе в последние несколько лет. А взамен я могу клятвенно пообещать вам, что как только Хидэаки изволит объявиться у меня в замке или во владениях кого-то из моих родственников, он тут же будет взят под стражу и отправлен в столицу, где вы и только вы один уже будете решать, что с ним делать и как его наказать… Если же и этого мало, — со вздохом произнёс он. — То я даже могу заплатить вам такую контрибуцию, какую вы сами пожелаете. Такакаге нарочно сказал про то, что он готов отдать любую контрибуцию: он с детства был приучен к тому, что за деньги можно купить если и не всех, то, по крайней мере, всё. Только вот Мицунари так не считал. — Вы заплатите?! — стукнув свёрнутым веером по ладони, с презрением воскликнул он. — Значит, вы полагаете, что сможете заплатить мне за кровь, пролитую людьми, павшими на боле боя ради победы Западной армии и восстановления справедливости? Может быть, вы считаете, что ваше чёртово золото вернёт их к жизни? Или вы и вправду думаете, что всё на свете покупается и продаётся? — добавил он, невесело усмехнувшись. — Что же, в таком случае мне искренне жаль вас, Такакаге. Печально, что прожив столько лет, вы так и не узнали о том, что есть вещи, которые ни за какие деньги не купишь. Честь, дружба, верность и преданность… Но, наверное, для вас это — слова иностранные, о которых вы никогда не слышали. — Н-нет… — слегка запнувшись, покачал головой Кобаякава. — Я никогда не думал, что всё покупается и продаётся, а такие слова, как честь, дружба, верность и преданность — вовсе не иностранные для меня… Скажите, господин регент, чего бы вы хотели, и я тотчас выполню всё, что бы вы мне ни приказали сделать, только, пожалуйста, пощадите меня и моих родственников. — Верни мне моих людей, павших на поле боя под Сэкигахарой, — невесело усмехнулся Исида. — Скажи, ты сможешь это сделать? Нет? Тогда не обещай того, что ты выполнить не в состоянии. Что же касается твоей просьбы, — добавил он. — Можешь быть спокоен: благополучию кланов Мори, Киккава и Кобаякава ничто не угрожает. Я не стану опускаться до наказания всех родственников предателя — от мала до велика. Но взамен… Взамен ты должен пообещать, что если Хидэаки и вправду рискнёт появиться у тебя или у кого-то из твоих родственников в поместье, то все вы просто укажете ему на дверь. Отныне Хидэаки Кобаякава будет считаться изгнанником, которого больше не примет ни один клан. Думаю, это будет вполне достойное его наказание, которое не затронет других твоих родственников. — Хорошо, пусть будет по-вашему, — кивнул Такакаге, мысленно радуясь, что так легко отделался. Да, конечно, ему придётся отречься от приёмного сына. Но по сравнению с тем, что предательство Хидэаки вполне могло бы привести к тотальному истреблению всех его ближних и дальних родственников, это было сущей мелочью. «В конце концов, никто ведь не просил Хидэаки предавать нынешнего регента и переходить на сторону Токугавы, — подумал Кобаякава-старший, уже идя по коридору дворца. — И ладно бы, если б Иэясу победил — тогда предательство было бы оправданным, сейчас же, когда дело обернулось подобным образом… Может быть, даже имеет смысл мне самому устранить угрозу благополучию в лице моего приёмного сына, пока он опять на наворотил дел?» — Ну, что скажешь по поводу того, что тебе наговорил этот старый греховодник? — спросил после окончания аудиенции Сакон, оборачиваясь в сторону Мицунари. — Что скажу? — повторил регент, глядя в окно, за которым уже совсем стемнело. — Думаю, что Хидэаки, если он ещё жив, в скором времени покинет этот бренный мир. Главы кланов Кобаякава, Киккава и Мори не допустят, чтобы он и дальше продолжал угрожать их благополучию. — Думаешь, они его прикончат? — усмехнулся Шима. — Да ну… Верится с трудом. — Вот увидишь, всё именно так и будет, — уверенно кивнул Исида. — Сами они его, конечно, не прикончат, но… Мало ли способов, при помощи которых можно избавиться от неугодного человека?.. ***** Возможно, всё и вышло бы так, как предсказывал регент. Но к тому времени, когда Такакаге Кобаякава вернулся в Михару, Хидэаки там уже не было: молодой человек покинул замок за несколько дней до приезда приёмного отца и направился на север, туда, где теперь был штаб бывшей Восточной, а ныне — Северной армии. Он долго думал, что ему делать в сложившейся ситуации, и, наконец, пришёл к выводу, что раз Мицунари не простил Тадаоки Хосокаву, то ему тем более нечего рассчитывать на помилование, а потому счёл за лучшее примкнуть к новому главе клана Токугава, хоть и понимал, что у того практически нет шансов на возвращение былой власти. ***** А что же в это время делал регент? О, у него, как впрочем, и всегда, дел было выше головы. Помимо разработки денежной и финансовой реформ, он сейчас был занят подготовкой к церемонии совершеннолетия наследника, которая должна была состояться через несколько месяцев. Да и другие неотложные дела, такие, как составление смет доходов и расходов для армии и дворца, требовали его неустанного внимания. Мицунари знал, что кроме него никто этим не станет заниматься, а потому и не мог никому поручить выполнить хотя бы часть своей работы. Нэнэ, чей разговор с ним прервали на самом интересном месте, несколько раз пыталась подловить своего любимчика для того, чтобы продолжить ту беседу, но у неё ничего не получалось. То регента не было во дворце, потому что он был на военном смотре, то он был занят составлением смет, а то просто уставал так, что ему было не до разговоров — только бы до постели доползти. Во всяком случае, эти и им подобные объяснения бывшая куноити выслушивала от него регулярно и, в конце концов, сообразив, что Мицунари её просто игнорирует, решила пойти другим путём, а именно поговорить уже не с ним, а с Чачей, то есть, конечно, с госпожой Ёдо, благо, что у той, в отличие от регента, не было никаких важных дел, а потому она вполне могла уделить разговору с вдовой кампаку хотя бы полчаса. — Ах, это вы, леди Нэнэ? — произнесла Чача, едва завидев на пороге своей комнаты бывшую куноичи. — Как хорошо, что вы зашли, я сама собиралась уже отправиться к вам, так как мне нужно кое о чём вас попросить. — Ну, вот, как видите, госпожа Ёдо, мы с вами мыслим одинаково, — улыбнулась Нэнэ. — Вы собирались идти ко мне, а я тем временем сама пришла к вам… И о чём вы хотели со мной поговорить, если не секрет? — добавила она, проходя в комнату и усаживаясь на разбросанные на полу подушки. — Много о чём, — уклончиво ответила Чача. — Например, о наследнике и его воспитании… Скажите, вы уже знаете о том, что регент совершенно забросил обучение моего сына? И о чём он только думает? Совсем скоро Хидэёри станет совсем взрослым и уже меньше, чем через полгода будет провозглашён новым кампаку. А ведь он ещё совершенно не готов к этому!.. Леди Нэнэ, — понизив голос, добавила мать наследника. — А вы… Вы не могли бы поговорить с регентом, чтобы он либо сам возобновил занятия с моим сыном, либо нашёл ему подходящих учителей? — Хм-м… — задумчиво глядя в окно, протянула вдова кампаку. — Ну, вообще-то, я конечно, могла бы поговорить об этом с Мицунари. Но, боюсь, что он не станет меня слушать. Он сейчас занят разработкой нескольких реформ, да к тому же ещё начал подготовку к новой войне, которая хоть и случится нескоро, но всё же неизбежна… Уж поверь мне, — понизив голос до шёпота, произнесла бывшая куноити. — Если бы он смог найти время на занятия с наследником, то непременно учил бы его и дальше. Хотя бы потому, что это всё-таки и его ребёнок и хоть Мицунари не особенно с ним ласков, он всё равно старается заботиться о благе наследника. Чача нахмурилась. Она не любила, когда кто-то напоминал ей о том, что наследник рода Тоётоми на самом деле не имеет к покойному кампаку никакого родственного отношения и что, по сути, после провозглашения Хидэёри новым правителем, власть перейдёт к роду Исида, потомком коего он является. Мать наследника давно уже задумывалась о том, что будет, если тайна происхождения наследника окажется раскрытой и каждый раз при этом её прошибал холодный пот. «Если кому-то станет об этом известно, — уже в который раз подумала Чача. — То неприятностей не оберёшься. И зачем только я согласилась тогда, пятнадцать с лишним лет назад, на эту авантюру? Что мне мешало тогда отказаться от того предложения и жить себе спокойно, довольствуясь положением любимейшей наложницы кампаку?» «Да, но тогда ты бы ничего не добилась в жизни, так и осталась бы всего лишь неизвестно какой по счёту наложницей, а после смерти своего покровителя и вовсе осталась бы ни с чем.» «Зато и унижаться перед этим не пришлось бы, — мелькнула у неё в голове мысль. — К тому же, — добавила она мысленно. — Я всегда могла бы вернуться домой, в Одани, благо, что отец почти сразу после того пожара принялся его восстанавливать…» — Что-то не так? — услышала она совсем рядом голос бывшей куноити. — Ты выглядишь сейчас как-то странно, как если бы на тебя нашло какое-то умопомрачение. — Оно на меня нашло почти шестнадцать лет назад, — вздохнула Чача. — Тогда, когда я согласилась принять участие в вашем с кампаку заговоре… Знаешь, — добавила она задумчиво. — Я много раз задавала себе вопрос, почему твой супруг, решив, что я непременно должна родить ему наследника — и неважно от кого, остановил свой выбор на нынешнем регенте. Что он в нём увидел тогда такого особенного? До сих пор не пойму этого, если честно. Нэнэ сделала вид, что размышляет над чем-то, после чего, выдержав паузу, очень тихо произнесла: — Ну… Может быть, Хидэёши просто интуитивно понял, кто из придворных тебе небезразличен? Знаешь, — добавила она. — Мой супруг ненавидел принуждать дорогих ему людей к чему-то. А ещё он понимал, что если предложит кого-то, кто совсем тебе не мил, ты можешь отказаться, а ему это было не выгодно. К тому же он хотел, чтобы наследник рос умным и способным к управлению, поэтому он и выбрал в качестве его будущего отца того, кто мог передать эти способности по наследству своему ребёнку… Ну, и, наконец, — понизив голос почти до шёпота произнесла бывшая куноити. — Хидэёши знал о том, что только от Мицунари он может ожидать беззаветной преданности. Любой другой может выдать секрет — намеренно, либо случайно, но нынешний регент не выдаст тот секрет и под самыми страшными пытками. Довериться ему — это был единственный шанс сохранить тайну на века. — Значит, это был всего лишь хладнокровный расчёт? — невесело усмехнулась госпожа Ёдо. — Да уж… Спасибо, что у меня хотя бы согласие спросили, а то могли бы и по принуждению… И, кстати, — добавила она. — Леди Нэнэ, кажется, вы там сказали, что нынешний регент был мне уже тогда мил? Вам не кажется, что не слишком осторожно разбрасываться такими утверждениями? — Ага, вот ты сама и проговорилась! — с торжеством в голосе воскликнула бывшая куноити. — Ты сказала «был уже тогда мил», и этим самым выдала свои чувства, которые ты скрываешь от всех, в том числе и от себя самой… Слушай, Чача, — добавила она. — Я уже спрашивала об этом Мицунари, а теперь задам почти тот же вопрос и тебе: как долго ты намерена делать вид, что он тебе безразличен? Вы что, сговорились с ним, что ли, решив погрести любовь к друг другу в самых тёмных и мрачных глубинах ваших душ? Зачем вы отрицаете это чувство, пытаясь подменить любовь друг к другу безразличием с его стороны и ненавистью — с твоей? Вам что, это кажется забавным? — Леди Нэнэ, боюсь, что вы забываетесь! — нахмурилась госпожа Ёдо. — Вы сами-то хоть поняли, что сказали? Вас послушать, так я со дня первой встречи с нынешним регентом сохну по нему, а он — по мне. Но это же не так! Это не может быть правдой! Это немыслимо и совершенно невозможно! В голосе матери наследника прозвучали умоляющие и даже истерические нотки, которые окончательно убедили бывшую куноити в том, что она была права. Иначе ведь, не стала бы Чача так яростно опровергать всё, что она ей сказала по поводу того давнего, но, судя по всему, так и не угасшему чувству. Вместе с тем Нэнэ прекрасно понимала, что настаивать на своей правоте и что-то доказывать — худшее, что она может сейчас сделать. Чача будет упорно отрицать свои чувства по отношению к нынешнему регенту. Из упрямства, из желания доказать всем, что права именно она, а не кто-то другой. А ещё — из опасения признаться самой себе в тех чувствах, которые все эти годы продолжали теплиться где-то в самой глубине её души и сердца. «Эх, ну и ладно! — мысленно махнула рукой Нэнэ. — Бессмысленно продолжать ей что-то доказывать. Не сейчас. И не здесь. Но рано или поздно, она всё же сама сумеет разобраться во всём этом. Тогда она примет те свои чувства и больше не станет их отрицать. Но пока время для этого ещё не настало. Что же… Это была хорошая попытка. Но… Не в этот раз.» После этого она поспешила попрощаться с госпожой Ёдо и покинула комнату.