***
— Мне кажется, нам пора прекращать так часто выпивать после заданий, — устало тянет Дазай, развалившись на кровати Чуи со стаканом виски в руке. Накахара расположился на полу, опираясь спиной о кровать, и смотрел, как капли бордового вина медленно скатывались на дно опустевшего бокала. — Уже сдаешься, забинтованный? — в хриплом голосе Чуи слышится привычная усмешка, без которой Осаму не представляет их диалог. Обычный для них диалог. Дазай приподнимается на локтях, похрустывая затекшей шеей, и отставляет полупустой стакан на прикроватную тумбочку. Лёд уже растаял и вода смешалась с виски - пить эту гадость больше невозможно. Он видит, как Чуя вновь наполняет свой бокал вином и плавно соскальзывает с кровати к нему на пол, выхватывая у того из рук бутылку, за что моментально получает ощутимый толчок под ребра. — Не припоминаю, чтобы мы соревновались, кто больше выпьет, — Дазай делает глоток дорогого красного вина десятилетней выдержки прямо из горлышка бутылки. — У тебя прекрасное вино, кстати. Разговор особо не клеился. Да и не привыкли они разговаривать по душам, только касательно задания либо взаимные подстёбывания. А сейчас Осаму, расслабленный алкоголем, не особо отвечал за свои действия и слова. Чуя сейчас выглядит слишком эстетично. Дазаю кажется, что сейчас его привлекает в Накахаре все: и тонкие, по-девичьи изящные руки, облаченные в черные перчатки, и огненно-рыжие волосы, в которых так красиво играют последние лучи солнца, ясные, голубые глаза, алые от вина губы, даже его невыносимый характер притягивает его. — Я предлагал его и тебе, но ты сказал, что будешь виски. Так что не наглей и гони мое вино обратно, мумия. А еще у Дазая, кажется, фетиш на голос Чуи. Накахара тянется за бутылкой, что находится в руках Осаму, но тот специально отводит руку, чтобы рыжий ее не достал и улыбается нахально, раздражая Чую еще сильнее. Тот чертыхается, убирает бокал подальше и уже замахивается на суицидника, но удар не наносит - Дазай перехватывает его руку. — Предлагал, — соглашается Дазай, за руку притягивая Чую ближе, — Но только сейчас я понял, насколько оно прекрасное. В голосе Осаму рыжий слышит нотки азарта, что раздражает его ещё больше. Чёртов Дазай вздумал с ним играться? Осаму вновь подносит горлышко бутылки к губам и делает глоток, а затем притягивает Чую за портупею, сокращая расстояние между ними до минимального, и касается его губ своими, делясь с ним вкусом дорогого вина. Накахара от шока теряет дар речи. Он упирается ладонями в плечи Дазая в попытке оттолкнуть его, но тот слишком крепко держит за талию, не позволяя вырваться. Чуя невольно задерживает дыхание и закрывает глаза. Этот поцелуй ему не кажется чем-то мерзким, наоборот. У Осаму очень мягкие губы, а еще горячее дыхание и Накахара не может ответить на этот опьяняющий поцелуй. Чуя не знает, что у напарника сейчас на уме и осознает ли он, что сейчас творит или это все алкоголь решает за него? Если это так, то мафиози не намерен поддаваться ему. Дазай опрокидывает его на пол, нехотя разрывая поцелуй и вглядывается в чужое лицо. У Чуи взгляд загнанного в ловушку зверя, а у Осаму - охотника. Накахара вновь видит огромное Черное море в глубине кофейных глаз суицидника. Дазай даже не догадывается, насколько он красив. Его не портят ни многочисленные шрамы, покрывающие большую часть тела, ни бинты, скрывающие эти же шрамы. — Что ты творишь, идиот?! Виски что-ли перебрал?! — вскрикивает Чуя, пытаясь вылезти из под чужого тела. Солнце уже давно скрылось за горизонтом и квартира постепенно погрузилась во тьму. Единственным источником света были многочисленные огни ночного города, но этого хватало, чтобы эсперы могли разглядеть лица друг друга. — Только не говори, что тебе это не понравилось. Будь тебе в самом деле противно, ты бы оттолкнул меня, использовал бы против меня ту же самую гравитацию. Но ты ничего не сделал. Я ведь прав, Чуя? Тебе нравится все это? — Дазай склоняется к уху Накахары, обжигая его своим дыханием, ощущая, как на собственных плечах сразу усиливается хватка. Чуя не сопротивляется, но и не отвечает Осаму, лишь коротко вздрагивает от прикосновений к слишком чувствительным местам. Да, Дазай как всегда прав и это раздражает. Если бы рыжий захотел, чтобы напарник его отпустил, тот давно бы уже корчился от боли где нибудь в углу. — Ублюдок, отпусти меня сейчас же! — угрожающе шипит Накахара, смотря прямо в глаза Дазаю, — Ты не контролируешь себя. Последняя фраза Чуи как-то по-особому воспринимается суицидником. Парень думает, что Дазай так себя ведёт, потому что алкоголь ударил в голову. Даже обидно становится. О дорогом вине уже никто не вспоминает, больше до него никому дела нет и Осаму убирает бутылку. Сейчас в его руках тот, кто опьяняет сильнее, чем самый крепкий алкоголь. Дазай снова наклоняется к чужому уху, чуть касаясь его губами, вновь посылая по телу Накахары импульсы. — Если бы я себя не контролировал, — шепот и лёгкий укус в мочку уха, — уже давно взял бы тебя силой. Дазай перехватывает чужие руки на своих плечах, прижимает их к полу и легко целует Чую в местечко за ухом, с удовольствием замечая, как напряглось тело под ним. Чуе от таких откровений становится не по себе. Осаму слишком серьезен, в его словах нет ни намека на шутку, и Накахару это пугает. Пугает то, с какой уверенностью Дазай оставляет поцелуи на его шее, оттягивает зубами чёрный кожаный чокер, оставляя на бледной коже яркие следы. Несмотря на то, что в Йокогаме уже наступила поздняя осень и в квартире было прохладно, Чуе казалось, что воздух стал слишком раскаленным. Или это у Дазая слишком горячее тело? Рыжий эспер пытается увернуться, когда Осаму языком проводит по линии челюсти - последние попытки сохранить достоинство, хотя Чуя знает, что Дазаю до лампочки на сопротивление, если он действительно что-то хочет. Он привык добиваться своего любой ценой. И сейчас его ничто не остановит. — Все ещё сопротивляешься? — скорее риторический вопрос, — Я знаю, что ты хочешь меня тоже. Осаму решает, что больше нет надобности удерживать чужие руки, он уверен, что Чуя вырываться больше не будет, так как своими словами Дазай попал прямо в цель. Где-то на подсознательном уровне Накахара хочет его, пусть и боится признаться в этом даже себе. А Осаму не слепой, он замечает все взгляды, которые на него часто бросает напарник и как тот краснеет, стоит Дазаю поймать его взгляд. И какой злобой горят его глаза, когда Осаму рассказывает об очередной "красивой девушке, с которой можно совершить двойной суицид". Да Накахара скорее сам его придушит, чем позволит ему умереть с какой-то девкой. — Ты такой красивый, — пальцы Осаму ловко расстегивают пуговицы рубашки напарника, пробегаясь по заметно выступающим ребрам, — Ни одна девушка с тобой не сравнится. На последнюю фразу Чуя возмущенно шипит и все же несильно бьёт Осаму коленом в бок. — Не смей сравнивать меня со своими шлюхами, — зло цедит сквозь зубы Накахара. И Дазай понимает, что его ведёт. И в этом виноват не алкоголь. — Как скажешь, милый. Осаму склоняется к обнаженной груди напарника, покрывая влажными поцелуями ключицы Накахары, оставляя на них свои отметины. Кожа у Чуи светлая, чистая, как белый лист бумаги, и Дазай хочет видеть, как на ней появятся следы от зубов на следующее утро. Руки мафиози исследуют каждый оголенный участок кожи напарника с вожделением, будто стараясь надолго сохранить в памяти ощущение её гладкости, нежности и тепла. У рыжего эспера сбивается дыхание, когда губы Осаму с ключиц плавно спускаются к груди и накрывают сосок. Сам того не замечая, он вплетает свои пальцы в густые волосы Дазая, перебирая шоколадные пряди. Уже от этих прелюдий хочется кричать, но Чуя упрямо закусывает нижнюю губу, сдерживая стоны. — Дазай, ублюдок, если решил меня трахнуть, то сделай это хотя бы на кровати, — с трудом, но все же выговаривает Чуя. Осаму одобрительно хмыкает и, легко подхватив Накахару на руки, словно тот ничего и не весит, осторожно укладывает его на белые простыни, устраиваясь меж разведенных ног. Дазай быстро расправляется с ремнем на чужих брюках, стягивая их вместе с нижним бельем, и наслаждается смущением на лице Чуи. Тот старательно избегает зрительного контакта, смотря куда угодно, лишь бы не на Осаму, и Дазай думает, что несмотря на свой характер, его напарник в этом плане ещё совсем невинный. Он помнит, каким нескладным мальчишкой был Накахара, когда только попал в Портовую мафию. И каким изящным парнем стал Чуя, спустя столько лет. Накахара пропустил тот момент, когда Осаму полностью освободил себя от одежды. Достоинство у Дазая немалых размеров, Чуя с ужасом подумал, что обязательно будет больно. Возможно, завтра он даже встать с кровати не сможет. Осаму, будто читая чужие мысли, наклоняется к лицу эспера, легко целуя того в лоб, успокаивая. — Не бойся, я буду осторожен, — шепчет Дазай, поглаживая коленку Накахары. — Я убью тебя, если сделаешь мне больно, — огрызается в ответ рыжий. Дазай воспринимает это, как разрешение к дальнейшим действиям. У Осаму с собой нет ни смазки, ни презервативов, а причинять боль Чуе не хочется. Особенно зная, как ужасна будет месть рыжего. Накахара догадывается, что нужно делать, когда его губ касаются пальцы Дазая. Он послушно приоткрывает рот, языком обводя каждый палец, чуть посасывая их. Осаму, кажется, что он уже готов кончить только от этих действий, поэтому, решил, что пальцы уже достаточно смочены, и вынимает их из чужого рта. Первый палец не доставляет боли, только дискомфорт. Мафиози даёт своему любовнику время привыкнуть к этому не совсем приятному чувству, выцеловывая внутреннюю часть бедра, живот, тазобедренные косточки. И когда тот начинает сам поддаваться, к первому пальцу добавляется второй. Это уже больно. Чуя смаргивает выступившие слезы и стонет от боли, когда Дазай пытается разводить пальцы как ножницы. — Потерпи немного, боль скоро пройдёт. С третьим пальцем Осаму задевает какую-то чувствительную точку внутри. Чуя прогибается до хруста в спине и первый раз стонет от наслаждения, а не от боли. Мафиози больше не может ждать. Пальцы заменяются членом, Дазай входит только на половину, опасаясь порвать Накахару. Чуя до крови прикусывает губу, впиваясь ногтями в спину напарника. Член больше, чем пальцы и без смазки входить тяжело, особенно когда Чуя так сильно зажимается. — О... Осаму, двигайся! — Накахара сам насаживается до конца, всем телом прижимаясь к Дазаю. Осаму делает первые толчки, целуя каждый миллиметр кожи рыжего. Одной рукой он придерживает его за поясницу, а второй накрывает член Накахары, проводя по всей длине. Чуя громко выстанывает имя мафиози, когда он вновь попадает по тому комочку нервов внутри. Дазай с ним очень нежен, он не вколачивается в него со всей силы и не прикусывает кожу до крови. Сейчас он хочет нежности. — Ос... Осаму, я сейчас... Чуя кончает первым, запачкав свой живот своим же семенем. Весь мир в одно мгновение для него сужается до точки. Парень скрещивает лодыжки за спиной Осаму и не позволяет ему отстраниться. Внутри разливается что-то вязкое, горячее, до одури приятное. Дазай покидает тело Чуи и заваливается рядом с ним, тяжело дыша. Слова сейчас были ни к чему. Несколько минут они просто лежали, переводя дыхание. Лишь когда Чуя начинает подрагивать от холода, Дазай выпутывается из чужих объятий, чтобы укрыть их обоих одеялом. — Теперь я должен взять на себя ответственность? — отшучивается Осаму, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. Накахара не сразу понимает, к чему клонит его напарник. Но когда он видит хитрую улыбку на чужом лице, к щекам приливает жар. Чёртов Дазай даже сейчас не упускает возможность смутить его. — Если завтра ты проснешься и скажешь, что произошедшее между нами - ошибка, я задушу тебя подушкой. Стоит Дазаю лечь на кровать, Чуя сразу же закидывает на него ногу и руку, всем телом прижимаясь ближе, чтобы согреться и едва ли не урчит, когда его обнимают в ответ. Тьма отступает от Осаму и Чёрное море в душе успокаивается, когда Накахара начинает тихо посапывать в его грудь. — Влюбись в меня, Чуя - оно того стоит, — шепчет Дазай, зная, что напарник уже уснул.Пошли со мной плавать в Чёрном море. Пошли со мной, влюбись в меня - оно того стоит...